Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
дам.
- Правда твоя. А мельник... какой человек?
- Мельник?
Солдат выпустил изо рта такой клуб дыма, как белый конский хвост на
месячном свете, и искоса поглядел на чорта.
- А вы не из акцизу?
- Нет.
- Может, не при полиции ли где служите... по какой тайности?
- Да нет же!.. Такой умник, а не умеет отличить простого человека от
непростого.
- Кто это тебе сказал?.. Да я у тебя в костях и то все вижу... А что
спросил, так это так себе, на всякий случай. Так ты говоришь: какой человек
мельник?
- Эге!
- Так себе человек: не высокий, не низкий... из небольших середний.
- Э, не то ты говоришь!..
- Не то? А что бы такое еще тебе сказать?.. Может, хочешь знать, где у
него бородавка?
- Ты, я вижу, любишь морочить, а мне некогда. Скажи попросту: хороший
мельник человек или плохой?
Солдат опять пустил изо рта целый хвост дыма и сказал:
- А ты-таки скорый человек, любишь кушать, не разжевавши.
Чорт вылупил глаза, а у мельника от радости запрыгало сердце.
"Вот язык, так язык,- подумал он.- Сколько раз я желал, чтобы он у него
отсох, а он вот и пригодился,- смотрите, как чертяку отбреет!.."
- Любишь кушать не разжевавши, я тебе говорю! - строго повторил
солдат.Так тебе и скажи: хороший человек или нет? Для меня, вот, всякий
человек хорош. Я, брат, из всякой печи хлеб едал. Где бы тебе подавиться, а
я и не поперхнусь!.. Э, что ты себе думаешь: на дурака напал, что ли?
"Вот так, вот-таки так его,- сказал про себя мельник и даже подпрыгнул
от радости.- Я не я буду, когда у него чорт через полчаса не станет глупее
овцы! Я на крылосе читаю, что никто слова не поймет... так оттого, что
скоро. А он вот и тихо говорит, а подя - пойми, что сказал..."
Действительно, бедный чорт заскреб в голове так сильно, что мало не
стянул шапки.
- Постой-ка, служба,- сказал он.- Что-то, видится, мы с вами едем-едем,
да не доедем. Не в тот переулок завернули...
- Не знаю, как ты, а я из всякого переулка выеду. - Да ведь я у вас
спрашиваю: хороший мельник человек или нет, а вы куда меня завезли?
- А дай же я у тебя спрошу; вода хороша или нет?
- Вода?.. А чем же плоха?
- А когда есть квас, тогда от воды отвернешься,- нехороша?
- Пожалуй, нехороша.
- А когда стоит на столе пиво, так тебе и квасу не надо?
- Вот и это правда.
- А поднеси чарочку горелки, и на пиво не поглядишь?
- Так-то оно так...
- Вот то-то и оно-то!
Чорта ударило в пот, и из-под свитки хвост у него так и забегал по
земле,даже пыль поднялась на плотине. А солдат уже вскинул палку с сапогами
на плечи, чтоб идти далее, да в это время чертяка догадался, чем его взять.
Отошел себе шага на три и говорит:
- Ну, идите, когда так, своею дорогой. А я тут обожду: не пойдет ли,
случаем, солдат Харитон Трегубенко. Солдат остановился.
- А тебе на что его?
- Да так!.. Говорили, солдат Трегубенко - умный человек: может ввести и
вывести. Я и подумал, не вы ли это сами будете. А вижу, нет! С вами
путаешься кругом, а на дорогу никак не выедешь...
Солдат поставил сапоги наземь.
- А ну, спроси у меня еще.
- Э, что тут и спрашивать!
- А ты попробуй.
- Ну, вот что. Скажи мне: кто был лучше - Янкель-шинкарь или мельник?
- Вот так бы и говорил сразу, а то не люблю таких людей, что подле
самого мосту ищут броду. Иному человеку лучше десять верст исколесить
проселками, чем одну версту прямою дорогой. Вот и я тебе сейчас все толком,
по пунктам, как говорится, скажу: у Янкеля был шинок, а у мельника - два.
"Э, что-то уж и не так заговорил,- подумал с горестью мельник.-
Пожалуй, об этом лучше бы и не заговаривать..."
А солдат говорит дальше:
- У Янкеля я ходил в лаптях, а тут у меня и сапоги выросли...
- А откуда они выросли?
- Хе, откуда!.. В нашем деле все так, как в колодце с двумя ведрами:
одно полнеет, другое пустеет,-одно идет кверху, другое книзу. У меня были
лапти,стали сапоги. А погляди ты на Онанаса Нескорого: был в сапогах, теперь
стал босой, потому что дурень. А к умному ведро приходит полное, уходит
пустое... Понял?
Чорт слушал внимательно и сказал:
- Постой! Кажется, подъезжаем помаленьку, как раз куда надо.
- То-то! Я про то и сразу тебе говорил! Назови ты мне Янкеля хоть
квасом, так мельник будет пиво, а если б ты подал мне доброго вина, то я бы
и от пива отступился...
У чорта кончик хвоста так резво забегал по плотине, что даже Харько
заметил. Он выпустил клуб дыму прямо чорту в лицо и будто нечаянно прищемил
хвост ногою. Чорт подпрыгнул и завизжал, как здоровая собака: оба
испугались, у обоих раскрылись глаза, и оба стояли с полминуты, глядя друг
на друга и не говоря ни одного слова.
Наконец Харько посвистал по-своему и сказал:
- Эге-ге-ге-е! Вот штука, так штука...
- А вы как думали? - ответил чорт.
- Вот вы какая птица!
- А вот, как меня видите...
- Так это вы, значит, того... в прошлом годе?..
- Ага!
- А теперь... за ним?
- Ну, ну... Что скажете?
Харько затянулся, пыхнул дымом и ответил:
- Бери! Не заплачу... Я человек бедный, мое дело - сторона. Сяду себе с
люлькой у шинка, буду третьего дожидаться.
Чорт опять загрохотал, а солдат закинул сапоги на спину и пошел скорым
шагом. А как проходил мимо купы яворов, то мельник слышал, что он бормочет:
- Вот оно что: одного унес, за другим прилетел... Ну, моя хата с
краю!.. Засватал чорт жида,- мельнику досталось приданое; теперь сватает
мельника, а приданое - мне. Солдат кому ни служит, ни о ком не тужит.
Выручка на руках,пожалуй, можно и самому за дело приняться. Не станет теперь
Харька Трегубенка, а будет Харитон Иванович Трегубов. Только уж я не дурак:
ночью на плотину меня никакими коврижками не заманишь...
И стал подыматься на гору.
Оглянулся мельник кругом: а кто ж ему теперь поможет? - нет никого.
Дорога потемнела, на болоте заквакала сонная лягушка, в очеретах бухнул
сердито бугай... А месяц только краем ока выглядывает из-за леса; "А что
теперь будет с мельником Филиппом?.."
Глянул, моргнул и ушел себе за леса...
А на плотине чорт стоит, за бока держится, хохочет. Дрожит от того
хохота старая мельница, так что из щелей мучная пыль пылит, в лесу всякая
лесная нежить, а в воде водяная - проснулись, забегали, показывается кто
тенью из лесу, кто неясною марой на воде; заходил и омут,
закурился-задымился белым туманом, и пошли по нем круги. Глянул мельник - и
обмер: из-под воды смотрит на пего синее лицо с тусклыми, неподвижными
глазами и только длинные усы шевелятся, как у водяного таракана. Точь-в-точь
дядько Омелько выплывает из омута прямо к яворам...
Жид Янкель давно уже пробрался тихонько на плотину, подняв одежу,
которую скинул с себя чорт, и, шмыгнув под яворы, наскоро завязал узел. Не
говорит уже ничего об убытках; да скажу вам, тут на всякого человека напала
бы робость. Какие уже тут убытки!.. Вскинул узел на плечи и тихонько
зашлепал себе по тропинке за мельницей в гору, за другими...
Пустился и мельник на свою мельницу,- хоть запереться да разбудить
подсыпку. Только вышел из-под яворов, а чорт - к нему. Филипп от него, да за
дверь, да в каморку, да поскорее засвечать огни, чтобы не так было страшно,
да упал на пол и давай голосить во весь голос,- подумайте вот! - совсем так,
как жиды в своей школе...
А тот уж летает-вьется над крышей, да в оконце свою любопытную харю
сует, да крылом бьет в стекло,- не знает, куда пробраться, чтобы захватить
себе лакомый кусок...
Вдруг - шасть... Хлопнулось что-то об пол, будто здоровенная кошка
упала. Это проклятый в трубу влетел, ударился, подскочил... И слышит мельник
- сидит уже на спине и запускает когти.
Ничего не поделаешь!..
Шасть опять... потемнело в глазах, поволок мельника по темному да
тесному месту; посыпалась глина, сажа поднялась тучей и вдруг... Вот уже
труба внизу вместе с мельничною крышей, которая становится все меньше и
меньше, будто и мельница, и плотина, и яворы, и омут падают куда-то в
пропасть... А в тихой мельничной запруде, что лежит внизу гладкая, точно на
тарелке, виднеется опрокинутое небо, и звезды мигают себе тихонечко, вот как
всегда... И еще видит мельник: в той синей глубине, перекрывая звезды, летит
будто шуляк, потом будто ворона, потом будто воробей, а вот уж как большая
муха...
"А это ж он меня выволок так высоко,- подумал мельник.- Вот тебе,
Филиппко, и доход, и богатство, и шинки, и роскошь. А нет ли там где
крещеной души, чтобы крикнула: "Кинь, это мое!"
Нет никого! Прямо под ним спит себе мельница, и только из омута
огромная усатая рожа утопшего дядьки Омелька глядит стеклянными глазами и
тихо смеется, и моргает усом...
Дальше на гору подымается жид, сгорбившись под тяжелым белым узлом. В
половине горы Харько стоит и, покрыв ладонью глаза, смотрит в небо. Э, не
подумает он выручать хозяина, потому что вся выручка от шинка остается на
его долю.
Вот рассеянная стайка девчат обогнала уже Опанаса Нескорого с его
волами. Девчата летят, как сумасшедшие, а Нескорый хоть и глядит прямо в
небо, лежа на возу, и хоть душа у него добрая, но глаза его темны от водки,
а язык как колода... Некому, некому крикнуть: "Кинь, это мое!"
А вот и село. Вот запертый шинок, спящие хаты, садочки; вот и высокие
тополи, и маленькая вдовина избушка. Сидят на завалинке старая Прися с
дочкой и плачут обнявшись... А что ж они плачут? Не оттого ли, что завтра их
мельник прогонит из родной хаты?
Сжалось у мельника сердце. Э, пусть хоть эти не поминают меня лихом!
Собрался с духом и крикнул:
- А не плачь, Галю, не плачь, небо'го! Уж прощаю вам все долги с
процентами... Ой лихо мне, хуже вашего: волочет меня нечистый, как паук
маленькую мушку...
Видно, чутко девичье сердце... Где бы, кажется, услыхать на таком
дальнем расстоянии, а Галя все-таки дрогнула и подняла кверху черные,
заплаканные очи.
- Прощайте вы, карие оченята,- вздыхает мельник да вдруг видит:
схватилась девушка руками за грудь, да как наберет воздуху, да как крикнет:
- Кинь, проклятая чертяка! Кинь, это мое! Точно цепом, с большого
размаху, резнуло чорта по ушам: встрепенулся, распустились когти, и понесся
Филипп книзу, как перышко, поворачиваясь с боку на бок.
Летит, а чертяка, как камень, за ним. Только долетит и придержит
мельника, а Галя опять:
- Кинь, проклятый,- мое!
Он и отпустит, а мельник опять полетит, да так до трех раз, а уже внизу
и багно (болото), что между селом и мельницей, расстилается все шире да
шире.
Тар-рах! Ударился мельник в мягкое багно со всего размаха, так что
мочага вся колыхнулась, будто на пружинах, да снова мельника сажени на две
кверху и подкинула. Упал опять, схватился на ровные ноги, да бегом л+-том,
да через спящего подсыпку, да чуть не вышиб с петлями дверей - и ну под гору
во все лопатки чесать босиком... Сам бежит к только вскрикивает,- все ему
кажется, вот-вот чертяка на него налетит.
Добежал до крайней избы, да через тын л+-том, да в двери, да стал
середь вдовиной избы и тут только опомнился:
- А вот я и у вас, слава богу!
XII
Вот вы подумайте себе, добрые люди, какую штуку устроил: рано поутру,
еще и солнце только что думает всходить и коров еще не выгоняли, а он без
шапки, простоволосый, да без сапогов, босой, да весь расхристанный ввалился
в избу ко вдове с молодою дочкой! Э, что там еще без шапки: слава богу, что
хоть чего другого не потерял по дороге, тогда бы уж навеки бедных баб
осрамил!.. Да еще и говорит: "А слава ж богу! Вот я и у вас".
Старуха только руками всплеснула. А Галя соскочила в одной сорочке с
лавки да поскорее запаску на себя, да плахту, да к мельнику:
- Ты что это, злодей, делаешь? Опился, что ли,- своей хаты не нашел, в
нашу вот такой ввалился, а?
А мельник стоит против нее, глядит приятно, хоть и выпучивши маленько
глаза, и говорит: "Ну, бей себе, сколько хочешь". Она его - раз!
- Бей еще! Она его и два.
- Вот так. Может, еще дашь?
Она и три. Да тут видит, что ему ничем-ничего, стоит себе и глядит на
нее приятным оком, всплеснула руками и заплакала.
- Ой, лихо мне, бедной сиротинке, кто за меня заступится!.. Ой, и что ж
это за человек такой! Мало ему, что обманул меня, молодую, что в турецкую
веру хотел сманить, так еще и славу на меня, сироту, навел, на все село
осрамил. А теперь вот поглядите на него, добрые люди:
я его уж три раза ударила, а он хоть бы повернулся. Ой, и что ж мне еще
с таким человеком делать, научите меня! Я ж и не знаю уже...
А мельник спрашивает:
- Ну, будешь еще бить или нет, говори прямо? Не будешь, так я уж и на
лавку сяду,- устал.
У Гали опять было заходили руки, да старуха догадалась первая, что тут
дело что-то не очень простое, и говорит дочери:
- Погоди ты, дочка! Что ты, ничего хорошенько не спросивши, так прямо
ладонями и плещешь по чужой щеке. Не видишь разве, парубок что-то с глузду
съехал (помешался). А скажи, небора'че, откуда ты такой сюда ввалился, да
еще говоришь: "Слава богу, вот я и у вас!" - когда тебе тут не надо и
быть...
Мельник протер глаза и говорит:
- Вот, скажите вы мне, тетушка, по совести: что я сплю или я по свету
хожу? А со вчерашнего вечера прошла одна ночь или целый год, да я ж теперь к
вам со своей мельницы или с неба свалился?
- Тю! перекрестись ты, человече, левою рукой! И что ты это такое несешь
языком, а? Видно, тебе приснилось.
- Не знаю, пани-матко, не знаю, сам уж ничего не знаю... Сел было на
лавку у окна, глядь - за окном, мимо хаты, по холодочку плетется шинкарь
Янкель с огромным узлом на спине. Мельник вскочил на ровные ноги, показывает
бабам в окно и говорит:
- Это кто идет, а?
- Да это же наш Янкель.
- А что он несет?
- Узел из городу.
- Так как же вы говорите, что мне приснилось? Да ведь вот и жид
воротился. Я его сейчас видел у мельницы, с этим самым узлом.
- А почему же бы ему и не воротиться?
- Да ведь его в том году чорт уволок - Хапун. Ну, одним словом сказать,
было тут много дива, как стал мельник рассказывать все, что с ним случилось.
А между тем против хаты, на улице, уже и народ начал набираться, да
заглядывать в окна, да судачить:
- Вот,-говорят,-это штука, так уж штука: мельник простоволосый да
расхристанный, без сапогов и без шапки через поле прямо к вдове придрал и
сидит теперь в хате.
- Эй, скажи ты нам, добрый человек, а к кому ты это такой нарядный
бегаешь: к старой Присе или, может, к молоденькой Гале?..
Ну, тут, я думаю, сами вы уж догадались, что такую славу на бедную
девушку навести напрасно нельзя. Пришлось мельнику жениться. Да и сам Филипп
признавался мне не один раз, что Галю вдовину всегда любил, а после той
ночи, как побывал в когтях у нечистой силы, да Галя его вызволила,- такая
она ему стала приятная, что уж его бы никто и палкой от нее не мог отогнать.
Живут теперь на мельнице и уж детвору навели. А о шинке мельник больше
не думал и процентов не брал. И когда, бывало, при нем станет кто толковать,
чтобы спровадить жида Янкеля к чертовой матери из села, он только рукой
махнет.
- А шинок,- спрашивает у такого человека,- как вы думаете, останется?
- А шинок останется,- куда ж его девать.
- А кто ж в нем сидеть будет?.. Может, часом, вы не сядете ли?
- А что ж, пожалуй, и я бы сел... Так он, бывало, только свистнет.
XIII
Да, так вот какая история случилась с мельником,- такая история, что и
до сих пор никак не разберешь: было это все или этого вовсе-таки не было.
Если сказать - брехня, так не такой мельник человек, чтобы брехать. Да и
подсыпка Гаврило тоже еще живет на мельнице, и хоть сам признается, что
здорово был пьян в эту ночь, а все-таки помнит хорошо, как мельник ему сам
двери отворил, и еще Гаврило заметил, что у хозяина лицо белее муки. И
Янкель пришел на заре, и Опанас приехал домой босой и пьяный... Значит, и
присниться все это мельнику - не приснилось.
Ну, а опять же и то взять: как же оно могло быть, когда для всего этого
нужно целый год, а мельник на другое утро уже к Гале прибежал босиком...
Э, лучше уж, я думаю, и не разбирать этого дела. Было оно там или не
было, а только вот что я вам от себя уже скажу: может, есть у вас где-нибудь
знакомый мельник или хоть не мельник, да такой человек, у которого два
шинка... Да еще, может, жидов ругает, а сам обдирает людей, как липку,- так
прочитайте вы тому своему знакомому вот этот рассказ. Уж я вам поручусь,
дело пробованное, бросить он, может, своего дела не бросит,- ну, а вам чарку
водки поднесет и хоть на этот раз водой ее не разбавит.
Ну, а есть и такие люди (это тоже дело виданное), что как выслушают эту
историю, так и начнут лаяться на тебя, как собаки. Так я таким скажу вот
что: лайтесь себе, сколько охота, а только я вам посоветую по правде,-
берегитесь, как бы не случилось чего с вами, как с мельником.
Потому что, видите ли, ново-каменские люди не раз после того видели
того самого чертяку: с тех пор как попробовал мельника, уже не хочет
вернуться к себе без хорошей добычи... Летает, как отставшая птица, и все
высматривает...
Так вот, добрые люди, берегитесь вы немного, как бы не случилось с вами
чего недоброго...
А пока что прощайте! Если рассказалось что не так, как бы вам
хотелось,не взыщите с меня, простого человека.
1890
ПРИМЕЧАНИЯ
Рассказ написан в 1890 году. На черновой рукописи имеются пометки
Короленко о начале работы - "17 декабря 1890 г. с вечера" и об окончании ее
- "31 декабря - 1 января. Канун нового года". Первоначальное заглавие
рассказа "Жид, чорт и мельник" с подзаголовком "Может быль, а может и
небывальщина" зачеркнуто и надписано: "Иом-Кипур или Судный день". Впервые
напечатан рассказ в 1891 году в "Русских ведомостях" NN 43, 47, 48, 58, 61,
69, 77 По своему содержанию печатный текст значительно отличается от
черновика: введены новые сцены, многие диалоги написаны по-иному, украинские
слова и обороты заменены русскими Короленко писал впоследствии А. Я.
Конисскому, просившему у него разрешения перевести "Судный день" на
украинский язык: "Я сам не владею настолько малорусским языком, чтобы с
полной уверенностью взяться за такую работу, но, странное дело,- когда я
писал "Лес шумит" и "Иом-Кипур", то по большей части сам как бы переводил, и
черновые оказались до такой степени испещренными малорусскими оборотами и
словами, что мне приходилось сильно выправлять их при переписке".
Одно время Короленко хотел сам перевести "Судный день" на украинский
язык. Так в письме к И В. Лучицкому 25 января 1893 года Короленко писал:
"Насчет "Иом-Кипура" у меня уже раз спрашивали из Киева, и я не могу и
теперь ответить ничего другого:
У меня насчет этого рассказа есть свой план. Хочу попытаться изложить
его по-малорусски сам, потом попрошу добрых земляков исправить и издам с
картинками, которые у меня вот так и стоят перед глазами... Поэтому пока что
должен отклонить предложение о переводе. Разве уж у меня ничего не выйдет".
Однако это намерение Короленко осталось неосущес