акое уродливое, - нет, это нехорошо. А если бы..."
     "Как они громко там говорят! Что они говорят? Нет, ничего не слышно".
     "Да, вот если бы удушиться чадом, - как бы это было хорошо!"
     "И я бы оставила записку ему, в которой бы все, все  написала.  Ведь  я
ему тогда сказала: нынче день моего рождения. - Как это я сказала?  Какая  я
была смелая! Как это я была такая? Да ведь я оттого, что я была {Было:  была
тогда} глупенькая, - ведь я сама не понимала, как это... как  это...  А  что
это "как это?" важно? - нет, не так, - или стыдно? нет, это не стыдно. Что ж
это? Как это тяжело, - как это тяжело, да, это то слово: "тяжело"".
     "Да, вот в Париже бедные девушки какие умные! А что же, разве я не буду
умной? Сделаю, как они. Вот как смешно будет: входят в комнату -  ничего  не
видно, только угарно, и такой зеленый воздух, и  туман  -  испугались:  "что
такое? где Верочка?" Маменька кричит на  папеньку:  "Что  ты  стоишь,  выбей
окно!" Выбили окно - и видят: я сижу у туалета, и опустила голову на туалет,
а лицо закрыла руками. "Верочка, ты угорела?" - А я молчу. "Верочка, что  ты
молчишь?" - "Ах, да она  удушилась!"  Начинают  кричать,  плакать;  Ах,  как
смешно, что они будут плакать, и  маменька  станет  рассказывать,  как  меня
любила".
     "Да, это смешно, так, а ведь он будет жалеть, -  ведь  он  очень  будет
жалеть".
     "Что ж, я оставлю ему записку".
     "Да, посмотрю, посмотрю, да и сделаю, как бедные парижские  девушки.  Я
сделаю. Я не сделаю? Нет, нет, если я уж скажу, так сделаю. Ведь я  храбрая,
я не боюсь".
     "Да и чего тут бояться? Ведь это так  хорошо!  -  Только  вот  подожду,
какое это средство, про которое он говорит. Да нет, никакого нет. Это только
так, он успокоивал меня".
     "Зачем это люди успокоивают? Вовсе  не  нужно  успокоивать.  Как  можно
успокоить? Разве это можно? Когда нельзя помочь, разве можно успокоить? Ведь
вон он умный, а тоже так сделал. Зачем он так сделал? Это не нужно".
     "Что ж это как он говорит? Будто ему весело, такой веселый голос".
     "Неужели он в самом деле придумал средство?"
     "Да нет, этого нельзя. А если б не придумал, разве бы он  был  веселый?
Что ж это он придумал?"

     - Верочка, иди кушать! - крикнула Марья Алексеевна.
     В самом деле, Павел Константинович воротился, - пирог давно готов -  не
кондитерский, а у Матрены, с начинкою из вчерашней говядины от супа.
     - Марья Алексеевна, вы не пробовали перед обедом рюмку водки? Это очень
полезно, особенно полынной или вот этой, горькой померанцевой. Я вам  говорю
как медик. Пожалуйста, попробуйте. Нет, нет, непременно  попробуйте.  Я  как
медик предписываю попробовать.
     - Разве только что медика надобно слушать, - и то полрюмочки.
     - Нет, Марья <Алексеевна>, полрюмочки не принесет пользы.
     - А сами-то что же, Дмитрий Сергеевич?
     - Стар стал, остепенился, Марья Алексеевна, зарок дал... {А  сами-то  ~
дал... вписано.}
     - В самом деле, согревает как будто бы. {Вместо: согревает как будто бы
- было: как согревает.}
     - В том и польза, Марья Алексеевна, что согревает.
     ("Какой он веселый в самом деле! Неужели в самом деле есть средство?  А
на меня и не смотрит! Ах, какой хитрый! И как это он с нею так подружился?")
     Сели за стол.
     - А вот мы с Павлом Константиновичем этого {элю}  выпьем,  так  выпьем.
Эль - это все равно что {Вместо: Эль ~ что - было: Это пиво} пиво, не больше
как пиво - попробуйте, Марья Алексеевна.
     - Если вы говорите, что пиво, позвольте, пива почему не выпить?
     ("Господи, сколько бутылок, - пять, шесть, семь! Что это {Откуда  это?}
маменька так расщедрилась? - Ах, я недогадливая, {Было начато:  глу<пая>}  -
ведь он угощает! Так вот она, дружба-то?")
     ("Экая шельма какой! Сам-то не  пьет!  Только  губы  приложил  к  своей
ели-то. А славная эта ель! Ей-богу, славная! И кваском как будто  пахнет,  а
сила есть, есть сила хорошая! Когда Мишку-дурака окрутим, водку  брошу,  все
{В рукописи: всю} эту ель стану пить! Ну,  этот  ума  не  пропьет!  Хоть  бы
приложился, каналья! Ну, да мне же лучше. А поди, чай, ежели  захотел  пить,
здоров пить".) - Да вы бы сами выкушали хоть что-нибудь, Дмитрий Сергеевич.
     - Э, на моем веку много выпито, Марья Алексеевна,  -  в  запас  выпито,
надолго станет. Не было дела, не было денег, - пил; есть дело, есть деньги -
не нужно вина, и без него весело.
     ("Нет, это еще лучше ели, - думает Марья Алексеевна, когда через другие
бутылки дошла  очередь  до  мараскину.  -  Каждый  день,  Мишка-дурак,  штоф
подавай! Что сладкая {французская} водка? Никакого  вкусу  не  имеет  против
этого. Давай на день по штофу,  Мишка-дурак".  {Текст:  ("Нет  ~  дурак")  -
вписан.})
     И таким образом идет весь обед. Подают кондитерский пирог.
     - Милая Матрена Саввишна, а что к этому следует?
     - Сейчас, Дмитрий Сергеевич, сейчас. - Матрена возвращается с  бутылкою
шампанского.
     - Вера Павловна, вы не пили, и я не пил. Теперь выпьем и  мы.  Здоровье
моей невесты и вашего жениха!
     ("Да?" "Так?" "Так ли?" думает Верочка.)
     - Дай бог вашей невесте и верочкину жениху  счастья!  -  говорит  Марья
Алексеевна:  -  а  нам,  старикам,  дай  бог  поскорее  верочкиной   свадьбы
дождаться.
     - Ничего, скоро дождетесь, Марья Алексеевна. Да, Вера Павловна?
     - Да?
     ("Неужели он это говорит? А если не это?  Что  мне  сказать?"  {Что  он
говорит?})
     - Да, Вера Павловна? - разумеется, да, - говорите же "да".
     - Да, - говорит Верочка.
     - Так, Вера  Павловна,  -  что  понапрасну  время  тянуть  у  маменьки?
{Вместо: время ~ у маменьки? - было: маменьку огорчать?} Да, и  только.  Так
теперь надобно {можно} второй тост. За скорую свадьбу Веры Павловны!  Пейте,
{Было начато: Куш<айте>} Вера Павловна, ничего, хорошо будет. Чокнемтесь. За
вашу скорую свадьбу! - Чокаются. {Текст: Да и только. ~ Чокаются. - вписан.}
     - Дай бог, дай бог! Благодарю тебя, Верочка, утешаешь ты меня, Верочка,
на старости лет! - говорит Марья Алексеевна  и  утирает  глаза.  {и  утирает
глаза, вписано.} Ель и в особености мараскин  привели  ее  в  чувствительное
настроение духа. {Далее начато: она отира<ет>}
     - Дай бог, дай бог, - повторяет Павел Константинович.
     - Как мы довольны вами, Дмитрий Сергеевич, - уж как довольны,_  говорит
Марья Алексеевна по окончании обеда: {по окончании обеда: вписано.} - у  нас
да нас угостили, - вот уж, можно сказать, праздник сделали!
     - Это что за праздник, Марья  Алексеевна,  {Далее  начато:  еще  почище
празд<ник>} - вот скоро,  при  свадьбе  Веры  Павловны,  -  тогда  настоящий
праздник будет.
     - Конечно, Дмитрий Сергеевич. - Глаза ее  смотрят  уже  более  приятно,
нежели бодро.
     Не все то так хитро делается, как хитро выходит. Лопухов не рассчитывал
на этот результат, когда покупал вино: он хотел  только  дать  взятку  Марье
Алексеевне, чтобы не потерять ее благосклонности тем, что назвался на  обед.
Он  думал,  {опасался,}  что  не  станет  же  она  напиваться  допьяна   при
постороннем человеке, которому - кто ж ее знает? - может быть, и  не  совсем
доверяет, - даже прямо можно ждать: не доверяет,  потому  что  кому  же  она
может доверять? Да и  Марья  Алексеевна  не  ждала  такого  быстрого  образа
действия от себя, - она располагала отложить  окончательное  наслаждение  до
после-чаю. Но слаб  каждый  человек,  -  против  водки,  даже  той  сладкой,
{сладкой, французской,} которая была у нее лакомством, {лучшим  лакомством,}
- против мадеры и хересу она устояла бы; но прелесть незнакомых  ей  вкусных
вещей {Вместо: незнакомых со вещей - было:  неведомых  лакомств}  соблазнила
ее. Притом же, этот предательский мараскин <л. 19> так обманчив.
     Обед {Так обед} вышел  совершенно  парадный  и  барский,  потому  Марья
Алексеевна распорядилась, чтобы и Матрена  поставила  самовар,  как  следует
{делают} после барского обеда. Но этою {Было начато: а. Верочка б.  Но  сим}
деликатностью барских  обедов  суждено  было  воспользоваться  только  Марье
Алексеевне и Лопухову: Верочка сказала, что она не хочет чаю, и ушла в  свою
комнату; Павел Константинович, человек необразованный, тоже  не  стал  ждать
чаю, отправился прилечь прямо {тотчас} после последнего блюда,  как  всегда;
Марья Алексеевна едва-едва могла дождаться. Дмитрий Сергеевич пил медленно -
и, выпив чашку, спросил другую. - Тут Марья Алексеевна спасовала  {Было:  а.
уже спасовала и, извинившись, ушла спать. Гость остался один, - он  отпустил
б. спасовала и не дождавшись, пока принесет ее Матрена} и  стала  извиняться
тем, что чувствует себя не совсем  хорошо  -  с  самого  утра,  должно  быть
простудилась, шедши из церкви. Гость просил не церемониться и остался  один.
Он выпил вторую чашку и все сидел, - так что уже Матрена не вытерпела:  "Еще
угодно?" - "Да, еще". Выпил третью чашку,  посидел  еще,  "должно  быть,  не
вздремнул ли?" по рассуждению Матрены, "должно быть, тоже нализался, как это
золото, что храпит в спальной",  -  верно,  этот  храп  и  разбудил  Дмитрия
Сергеевича:  он  подозвал  Матрену  взять  чашку,  {Далее  было:  подал   ей
полтинник, - "за труды, что она для него бегала нынче  по  лавкам".  "А  вы,
когда пойдете, заприт<е>} посидел еще, но долго ли,  этого  Матрена  уже  не
видала, поспешив убрать посуду, чтобы успеть, по обычаю, посетить мелочную и
зайти в полпивную, пока храпит "ее золото".

     - Простите меня, Вера Павловна, - сказал Лопухов, входя в  ее  комнату.
("Как дрожит его голос! А какой смелый был он за обедом? И не "друг мой",  а
"Вера Павловна"". {Далее начато: как и}) - Простите меня, что я был  дерзок,
- вы знаете, что я говорил, - да, жену и  мужа  не  могут  разлучить.  Тогда
{Тогда никто} вы свободны. {Далее было: - Милый мой! - она бросилась к  нему
на шею: Ты видишь, я плакала, это от радости. ([Ах] Что это? что это? как же
это?) [Он] Ты меня останавливаешь? Ты не хочешь, чтоб я обняла тебя?
     Он выпустил ее руки, которые взял, не допустив их обнять себя, поднес к
своим губам и цаловал. ("Да, это уж слишком грубо! Как будто  оттолкнуть!  В
такую минуту! [Ведь это оскорбление] Оскорбление святейшего порыва!")
     - Верочка, прости меня, прости меня. Ты видишь, какой я дурной, какой я
холодный. Я педант, Верочка, жалкий педант. Нет, этого нельзя простить! Но -
бери меня, каков я есть, - лучшего ты не встретила. Встретишь.}
     - Милый мой, ты видел, я плакала, когда ты вошел, - это от счастия.
     - Дайте вашу руку. - Он взял и цаловал {Было: Он  взял  ее  руку,  стал
ц<аловать>} ее руку. - Нам не нужно было говорить, что мы любим друг  друга?
- Да и говорили. - И все цаловал ее руку.  {Далее  было:  -  Да  поцалуй  же
наконец, - сказала и покраснела и засмеялась. Он поцаловал ее в лоб, взял ее
волоса и начал цаловать их. [- Да ведь ты жених? Ведь женихи и невесты]
     - Ну, и я тебя не поцалую, если так.
     - В церкви, Верочка. [Не]
     - С твоими понятиями? С понятиями, которыми ты уже и мне набил половину
моей простенькой головы! Ах, какой ты смешной! - И она расхохоталась.
     - Смешной, Верочка. - И он засмеялся.
     [- И все это] - Это так твоя невеста велит?
     - Так она велит.
     - Да  [ведь]  ты  разве  то  говорил?  Ведь  ты  говорил  все:  никаких
стеснений, никаких условий, никаких форм, - все это  вредно,  безнравственно
[а сам]
     - Так и будет, Верочка. Но  [мы]  пока  этого  нет,  будем  показывать,
Верочка, что мы требуем этого для других, не для себя. Мы требуем  богатства
людям, - мы сами должны оставаться бедны. Мы требуем...}
     - Мой милый, давно ты это вздумал? {Далее было: [А ты  когда?]  -  Я-то
давно, - а ты когда?
     - Я не знаю, - только я знаю, что  нынче  во  сне  я  видела  твою  ту,
страшную, как ты говоришь, - мне она была добрая - [и сказала] она  спросила
меня, кого я выбрала, - тут я и заметила, что выбрала тебя.
     - А раньше?
     - Не знаю.
     - А что ты мне сказала на свои именины?
     - Ах, мой <не закончено>}
     - Давно, Верочка, с тех пор, как в первый раз говорил с тобой.
     - Ах, мой милый, - вот ты меня выпускаешь на волю из подвала, -  только
как же это будет, мой миленький? {Вместо: Ах ~ миленький? - было: Ну, как же
мы будем жить?}
     - А вот как, Верочка: теперь уж конец апреля, - в начале июля  кончатся
мои работы для определения себе места  в  обществе,  -  я  получу  должность
врача, - жалованье небольшое, но так и быть, буду иметь несколько практики -
настолько, насколько будет необходимо, - и будем жить.
     - Ах, мой милый, нам очень, очень мало нужно,  {Далее  было:  почти  не
больше} - но только я не хочу так, - я не хочу жить на твои деньги, - я ведь
и теперь имею уроки, - я их потеряю, когда выйду за тебя, - маменька всем им
расскажет, что я злодейка, - но найдутся  другие  уроки,  да?  Ведь  мне  не
должно жить на твои деньги?
     - Кто это тебе сказал, мой милый друг Верочка?
     - Ах, еще спрашивает, кто сказал? Да не ты ли сам толковал все об этом?
А в твоих книгах - целая половина их была об этом написана.
     - Я тебе говорил это? Да когда же, Верочка, бог с тобой!
     - Ах, когда? А кто говорил,  что  все  основано  на  деньгах?  Кто  это
говорил, Дмитрий Сергеевич?
     - Ну, так что же?
     - А ты думаешь, я уже такая глупенькая, что не могу, как в ваших книгах
говорится, вывесть заключения из посылки?
     - Да какое же заключение?
     - Ах хитрец, он хочет быть деспотом, хочет, чтобы  я  была  его  слепой
рабой, - нет, этого не будет, Дмитрий Сергеевич, - понимаете?
     - Да ты скажи, я и пойму.
     - Все основано на деньгах, говорите вы, Дмитрий  Сергеевич,  -  у  кого
деньги, у того власть и право, говорят ваши книги, -  значит,  пока  женщина
живет на  счет  мужчины,  она  в  зависимости  от  него,  -  так-с,  Дмитрий
Сергеевич? Вы полагали, что я этого не понимаю, что я буду  вашей  рабой,  -
нет-с, Дмитрий <л. 19 об.> Сергеевич, я не дозволю вам <быть> деспотом  над,
{Так в рукописи.} - вы хотите быть  добрым,  благодетельным  деспотом,  -  я
этого не хочу, Дмитрий Сергеевич. - Ну, мой миленький, а еще  как  мы  будем
жить? Ты будешь резать руки и ноги людям, поить их гадкими микстурами,  а  я
буду {Вместо: резать ~ а я буду - было: резать людей, я буду}  давать  уроки
на фортепьяно, - ну, а еще как мы будем жить?
     - Так, так, Верочка. Всякий {Кто  может,  всякий  Против  этого  текста
дата: 31 дек<абря>}  пусть  охраняет  свою  независимость  всеми  силами  от
всякого, как бы ни любил  его,  как  бы  ни  верил.  Правда  твоя,  Верочка;
старайся быть независима от меня, - дай опять поцалую твою руку  за  это.  А
ведь какие мы смешные люди, Верочка: ты мне говоришь: "не хочу жить на  твой
счет", а я с похвалою принимаю это, - верно, я очень скуп,  сказал  {скажет}
бы всякий, кто подслушал бы, - разве так говорят другие, Верочка?
     - Ну кто же так говорит, мой милый, - другой стал бы  спорить,  что  не
хочет {не захочет} допустить свою жену  хлопотать  о  средствах  жить,  пока
имеет силы работать для нее, - да я от тебя не хочу таких слов. Пусть другие
{Вместо: да я ~ другие - было: а. и ты бы, пожалуй, стал это  говорить,  мой
ми<лый> б. да тебе нельзя говорить этого, ты сам научил знаешь что, да  ведь
это другие} говорят это, - мы станем жить по-своему, как  нам  самим  лучше.
Как же мы будем жить еще?
     - Вера Павловна, я предложил вам свои  мысли  об  одной  стороне  нашей
жизни, - вы изволили совершенно низвергнуть их вашим  планом,  назвали  меня
тираном, поработителем, - извольте же сама, Вера Павловна, придумывать,  как
будут  устроены  другие  стороны  наших  отношений,  -  я  считаю  напрасным
{излиш<ним>} предлагать вам мои соображения, чтобы они  точно  так  же  были
изломаны вами. - Друг мой Верочка, да ты сама скажи, как ты думаешь жить,  -
наверное, мне останется только сказать: "Ах, моя милая,  как  умно  она  обо
всем думает!"
     - Это что? Вы изволите говорить комплименты? Вы хотите  быть  любезным?
{Далее было: Это обыкновенная манера} Но я слишком хорошо знаю,  что  льстят
{Далее   было:   тогда,   когда   хотят   господ<ствовать>}   затем,   чтобы
господствовать под видом покорности. Прошу вас вперед говорить проще.  Милый
мой, ты захвалишь меня, - мне стыдно слушать, когда ты меня похвалил, {Далее
было: ведь я привыкла считать себя так} нет, не хвали меня, чтобы я не стала
слишком горда.
     - Хорошо, Вера Павловна, я начну говорить вам грубости,  если  вам  это
приятнее. В вашей  натуре,  Вера  Павловна,  так  мало  женственности,  что,
вероятно, вы выскажете совершенно мужские мысли.
     - Ах, мой милый, скажи: что это значит - женственность? Я понимаю,  что
женщина говорит контральтом, мужчина - баритоном, {Далее начато: а.  женщина
б. у женщины в. у мужчины} - ну, так что ж из этого? {Далее было:  Стоит  ли
хвалить или унижать женщину за это?} Стоит ли толковать женщине, {ей}  чтобы
она не баритоном? - ведь она и так не станет делать этого, - или  упрашивать
{Было начато: стоит го<ворить?>} ее, чтобы она говорила контральтом, -  ведь
она и без всяких ваших внушений и забот не может говорить  иначе?  Зачем  же
все все так толкуют нам, чтоб мы оставались женственны? Ведь  это  глупость,
мой милый! {мой друг!}
     - То же самое,  Верочка,  как  славянофилы  упрашивают  русский  народ,
{Вместо: как ~ народ, - было: [что] как упрашиванье русского  народа}  чтобы
он оставался русским, {Вместо: русский народ ~ русским, - было:  нас,  чтобы
мы оставались русскими,} - они не имеют понятия, что такое натура, и думают,
что хоть мне, например, нужно ужасно {Вместо: хоть мне ~ ужасно - было:  нам
ужасно} заботиться о том, чтобы у меня волосы оставались  каштановыми,  -  а
если {а если бы} я чуть забуду об этом заботиться, то вдруг порыжею.
     - Так я,  мой  милый,  уже  и  не  стану  заботиться  о  женственности.
Извольте, {Далее было: я  буду  вам  говорить}  Дмитрий  Сергеевич,  я  буду
говорить вам совершенно мужские мысли о  том,  как  мы  будем  жить.  {Далее
начато: Слушай}
     -  Ну,  посмотрим,  посмотрим,  каков  твой  {какова  у   тебя}   план.
Постараемся держаться его.
     -  Он  очень  прост,  мой  милый.  Послушай,  ты  как  живешь  с  своим
Кирсановым? Ах, я еще не говорила тебе, как я ненавижу  этого  {Далее  было:
гадкого Кир<санова>} твоего милого Кирсанова!
     - Да за что же, Верочка? Что он тебе сделал?
     - Ненавижу, я его враг {он мне враг} - я запрещу тебе видеться  с  ним.
Слышите ль, мой милый, запрещу?  {Далее  было:  Вот  это  милое  начало  для
человека, - ведь ты уж сказала, что не хочешь  заботиться  о  женственности,
так значит, ты просто человек}
     - А скажите нам  на  милость,  какое  удачное  начало:  {Далее  начато:
заботиться}  так  запугана  моим  стремлением   поработить   ее,   что   для
безопасности хочет  сделать  мужа  куклою,  которою  будет  играть,  как  ей
нравится!
     - Да, Дмитрий Сергеевич, я  запрещу  вам  видеться  с  этим  несносным,
ужасным вашим Кирсановым.
     - Хорошо, но как же <не> видеться, когда мы живем вместе?
     - Ах, он ничего не понимает! Не теперь, а когда повенчаемся.
     - О, тогда конечно.
     - Ну, так и быть, позволю тебе с ним видеться, - только как можно реже.
Ну скажи, мой милый, как вы с ним живете?
     - Разумеется, как: у нас две комнаты, - в одной живет он, в другой я.
     - Вы беспрестанно вместе?
     - С какой же стати? Когда есть дело, тогда говорим о деле. Когда  {Если
иногда} хочется так посидеть вместе и болтать вздор от нечего делать - сидим
и болтаем. Но вообще он живет сам по себе, я - сам по себе.
     - И вы не надоедаете друг другу?
     - Никогда.
     - Как же вы этого избегаете?
     - Да очень просто: всегда подразумевается, что я ни минуты не  останусь
в его комнате иначе, как по его приглашению остаться, - оно  большею  частью
не высказывается, но ведь это видно - по лицу, по жестам, по ответам,