несколько шагов в ту сторону, -  извозчика  надобно,  -
бросилась на тротуар. {Далее было: и тут уже растерялась так} "Извозчик!"  -
"Куда прикажете?" Куда прикажет она? Ей послышалось,  что  дочь  сказала  "в
Караванную", но дочь повернула налево по Невскому, - куда же  прикажет  она?
"Догонять ту мерзавку!" - "Догонять, сударыня? да вы скажите толком, куда, а
то как же без ряды ехать, а какой конец - неизвестно". -  "Дурак  ты,  давай
догонять!" - "Пьяна ты, я вижу, {должно быть,} барыня, вот  что",  -  сказал
извозчик и отошел. Марья Алексеевна совершенно вышла из  себя,  -  и  ругала
вдогонку отошедшего извозчика, и кричала других извозчиков, - а  вокруг  нее
уже стояло человек пять парней, продающих яблоки и разную разность у  колонн
Гостиного двора; парни  любовались  на  нее  и  обменивались  между  <собою>
замечаниями более или менее {не столько} неуважительного смысла, - некоторые
свои замечания обращали я прямо к ней, в таком роде: "Барыня, а барыня, а ты
опохмелись!" - "Барыня, а барыня, а ты здорова ругаться-то,  а  давай-ко  об
спор, кто кого переругает!" Она, уже сама не помня, что делает,  хватила  по
уху ближайшего из этих  собеседников,  шапка  слетела,  -  Марья  Алексеевна
вцепилась ему в  волосы.  Это  привело  в  неописанный  энтузиазм  остальных
собеседников.  "Ай  да  барыня!  Валяй  его,  барыня!"  Некоторые  замечали:
"Федька, а ты дай-ко ей сдачи!" Но большинство собеседников решительно  было
на стороне Марьи Алексеевны: "Куда против нее Федьке! Валяй,  барыня,  валяй
Федьку! Так ему, подлецу, и надо!" {Текст: Некоторые ~ надо!" - вписан.} Тут
уже было много зрителей, кроме первоначальных собеседников, и  извозчики,  и
сидельцы из лавок, и прохожие, - Марья Алексеевна как  будто  опомнилась  и,
последним машинальным движением далеко отшатнув  Федькину  голову,  зашагала
{пошла} через улицу. Восторженные похвалы собеседников провожали ее.  {Далее
было: Как она очутилась дома, она}
     Она увидела, что  идет  домой,  когда  была  уже  {уже  далеко}  против
Апраксина двора, взяла извозчика и приехала,  -  зашла  к  шкапчику,  побила
Федю, побила Матрену, - опять зашла к шкапчику и пошла по комнатам, ругаясь.
Но бить было уже некого: Федя и Матрена спрятались.
     Долго ли, коротко ли она ругалась и кричала в пустых  комнатах,  {Далее
начато: но время про<ходило?>} определить  она  не  могла,  но  должно  быть
долго, потому  что  вот  и  Павел  Константинович  явился  из  должности,  -
досталось и ему, - и идеально, и материально досталось. Но как всему  бывает
конец, то наконец закричала она: "Матрена, подавай обедать!"
     Матрена увидела, судя {Вместо: увидела, судя - было:  изучившая  ход  и
психологию Марьи Алексеевны, не знала} по прежним подобным, хотя и слабейшим
опытам, что штурм кончился, явилась, подала обедать.
     За обедом Марья Алексеевна действительно  уже  не  ругалась,  а  только
рычала, и без всяких наступательных намерений, {действий,} а так, уже только
для собственного употребления, - потом молчала и ворчала,  потом  и  ворчать
перестала вовсе, а все молчала, наконец крикнула:
     - Матрена, разбуди барина, вели ему ко мне прийти. {Вместо:  Матрена  ~
прийти. - было: Дурак, поди ко мне}
     Павел Константинович пришел.
     - Ступай к хозяйке, скажи, что дочь по твоей воле вышла за этого чорта.
Скажи: "я против жены был". Скажи: "я это вам в  угоду  сделал,  потому  что
видел, не было вашего желания". Скажи: "моя жена одна  была  виновата,  а  я
вашу волю исполнял". Скажи: "я сам их и свел". Понял, что ли?
     - Да этого как же не  понять,  Марья  Алексеевна,  это  ты  очень  умно
рассуждаешь.
     - Ну, ступай к ней.
     Справедливость слов Павла Константиновича  была  так  осязательна,  что
хозяйка поверила бы им, если бы  он  и  не  {Далее  начато:  красноре<чиво>}
обладал  даром  убедительной  {почтительной}  благоговейности  изложения.  А
убедительность этого дара была так велика, что  хозяйка  простила  бы  Павла
Константиновича, если  б  и  не  было  осязательных  доказательств,  что  он
постоянно действовал против жены и нарочно свел Верочку с  Лопуховым,  чтобы
отвратить неблагородную женитьбу Михаила Ивановича. {Далее было: А  главное,
радость смягчает сердце} "Как же они повенчались?" - Павел Константинович не
пожалел приданого, - дал 5 тысяч рублей Лопухову; свадьбу всю сделал на свой
счет, {Далее было: и все тайно - он} через него они и записочки передавали.,
- у его сослуживца на квартире -  у  столоначальника  Прохорова,  "семейного
человека, ваше превосходительство, потому что хоть я  и  маленький  человек,
{хоть  мы  и   маленькие   люди,}   но   девическая   честь   дочери,   ваше
превосходительство, мне дорога, - имели при  мне,  ваше  превосходительство,
свиданья, - и когда Верочка через  меня,  ваше  превосходительство,  к  нему
получила пристрастие, сам его в свой дом, якобы  для  ученья  сынишки,  ваше
превосходительство, - а хоть {а какие мне} наши деньги  не  такие,  чтобы  с
таких  лет  парню  учителей  брать,   -   но   якобы   предлог   дал,   ваше
превосходительство",  -  и  так  далее.   Неблагонамеренность   жены   Павел
Константинович изобличал {выставлял} в самых черных порицаниях.
     Как  было  не  убедиться  и  не  помиловать  {не   смиловаться}   Павла
Константиновича? Главное - великая, неожиданная  радость.  Радость  смягчает
сердце. Хозяйка начала свою отпустительную  речь  очень  длинным  пояснением
гнусности мыслей {сердца}  и  поступков  Марьи  Алексеевны  {Против  текста:
Хозяйка ~ Марьи Алексеевны - дата: 2 январ<я>} и  сначала  требовала,  чтобы
Павел Константинович прогнал жену от себя, если хочет остаться  управляющим,
- но он умолял, да она и сама сказала это больше для острастки, {для  тона,}
чем для дела, - наконец, резолюция вышла  такая,  что  Павел  Константинович
оставляется  управляющим,  -  квартира  на  улицу  у  него   отнимается,   и
переводится он на задний двор с тем, чтобы его жена не смела показываться {и
показываться} в местах, на которые может упасть взор  хозяйки,  -  его  жена
обязана выходить на улицу не иначе, как третьими воротами,  самыми  дальними
от окон хозяйки. Из 20 рублей в месяц, прибавленных к жалованью,  15  рублей
отнимаются, а 5 рублей оставляются управляющему  в  вознаграждение  как  его
усердия к воле хозяйки, так и его расходов по свадьбе дочери. <л. 23 об.>

     У Марьи  Алексеевны  было  в  мыслях  несколько  проектов  о  том,  как
поступить с Лопуховым, когда он явится вечером: {когда  он  явится  вечером:
вписано.} самый чувствительный состоял в том,  чтобы  спрятать  {позвать}  в
кухне двух  дворников,  они  бросятся  на  Лопухова  по  данному  сигналу  и
исколотят  его;  самый  патетический  состоял  в  том,  чтобы   торжественно
провозгласить устами {Начато: обои<х>}  и  своими  и  Павла  Константиновича
родительское проклятие ослушной дочери и ему, с объяснением, как оно сильно,
- даже земля, как известно, не принимает праха проклятых родителями. Но  это
были более мечты, как у их хозяйки мысль развести  Павла  Константиновича  с
женою, - такие проекты более служат  {питаются}  для  отрады  сердцу  {Далее
было: (мир внутренней жизни) - и пояс<няют?>} бесконечными  рассуждениями  в
будущем, что, дескать, я вот что могла  (или,  смотря  по  полу  лица:  мог)
сделать  и  хотела  (хотел)  так  сделать,  да  по  своей  доброте  пожалела
(пожалел). {Далее было: А что делать на <не закончено>  Далее  было  начато:
Реальные}
     Проект побить Лопухова и проклясть дочь был идеальною стороною мыслей и
чувств Марьи Алексеевны; реальная жизнь ее ума и  души  имела  {Далее  было:
несколько иное} направление, не  столь  возвышенное  и  более  практическое,
{Далее  начато:  и  почти}  -  разница,  неизбежная  по   слабости   всякого
человеческого существа. {Далее начато:  Как  только}  Когда  она  опомнилась
между Пажеским {у Пажеского} корпусом и Апраксиным  переулком,  -  постигла,
что дочь действительно исчезла, вышла замуж и ушла от нее, - этот факт {Было
начато: а. эта б. это в. ее сознание} явился ее сознанию в  форме  следующих
мысленных восклицаний: "убежала! мерзкая девчонка! обокрала!"  {Далее  было:
потому-то она}  -  И  всю  дорогу  она  продолжала  восклицать  {восклицала}
мысленно, а иногда и вслух: "мерзавка!  обокрала!"  Поэтому-то,  излив  свою
скорбь на Федю и Матрену, {Было начато: сорвав  гнев  на  Феде  и}  -  опять
человеческая слабость, по которой {по которой иногда} всякий человек  {Далее
было: а. уклоняется страст<но?> б. по голосу сер<дца>} увлекается выражением
чувств до того, что забывает в порыве души о житейских интересах  минуты,  -
она и пробежала в комнату Верочки, тотчас же бросилась  {Вместо:  тотчас  же
бросилась - было начато:  долго  ры<лась>}  в  ящики  туалета,  в  гардероб,
окинула все торопливым взглядом, - нет, кажется, все цело, - потом принялась
поверять  это  первое  успокоительное  впечатление  подробным,  внимательным
пересмотром, - оказалось, что действительно все вещи  и  платья  остались  у
нее, кроме  пары  простеньких  {маленьких}  золотых  серег,  которые  носила
Верочка дома, да простенького платья {вместо: да простенького платья - было:
а.  да  кисейного  платья,  в  котором   она   ходила   дома,   которое   б.
[простеньк<ого>] [баре<жевого>] кисейного белого платья, которое  бы<ло>  в.
платья    [из],    которое    г.    простенького    платья,    которое    за
непрезента<бельностью>} и старого бурнуса, в которых она пошла из дому.  {из
дома}  По  этому  вопросу  {С  этой  стороны}  реального  направления  Марья
Алексеевна ждала, что Верочка даст Лопухову список своих вещей  и  он  будет
требовать их. {Вместо: что Верочка ~ их - было: что Лопухов будет  требовать
именем} Она твердо решилась из золотых и тому подобных вещей ничего,  но  из
платьев дать два, которые попроще, и дать несколько белья, которое  побольше
изношено, - ничего  не  дать  нельзя,  благородное  приличие  не  дозволяет,
{Вместо: благородное приличие не дозволяет - было начато: а.  этого  требует
бл<агородное> б. другой вопрос} а Марья Алексеевна всегда  строго  соблюдала
благородное приличие.
     Другой вопрос реальной жизни был: отношения к матери Мишки-дурака, - мы
уже видели, что Марье Алексеевне удалось разрешить его удачно.
     Теперь третий вопрос: что делать с мерзавкою и с подлецом,  то  есть  с
дочерью и непрошенным зятем? Проклясть? Это нетрудно, но годится только  как
десерт к чему-нибудь {к более} существенному. Существенное  возможно  только
одно: подать просьбу, начать дело, отдать под суд. Сначала,  в  волнении  {в
порыве} страстей, Марья Алексеевна смотрела на это решение {на этот  вопрос}
идеально, {Далее начато: а. но [как] по мере того} и с идельной точки зрения
оно представлялось, очень привлекательным. Но  по  мере  того  {Но  горькая}
<как> кровь успокоивалась от утомления бурею, дело  стало  представляться  в
другом виде: никто не знал  так  хорошо,  как  Марья  Алексеевна,  что  дела
ведутся деньгами и деньгами, {Далее начато: а. если бы б. а что из такого} а
такие дела, как обольщавшее ее  своею  идеальною  прелестью,  тянутся  {Было
начато:  треб<уют>}  очень  долго  {Далее  начато:  требу<ют>}  и  кончаются
совершенно ничем, если не тратить на них очень много денег.
     Что же делать? В конце концов оказалось, что предстоят {что не  делать}
только два занятия: ругаться {поругаться} с Лопуховым до  последней  степени
удовольствия и отстоять от его требований верочкины вещи, а средством к тому
употребить угрозу подачею жалобы. Но поругаться надобно очень сильно.
     Не удалось и этого. Пришел Лопухов и начал в  том  роде,  что  -  мы  с
Верочкою просим вас, Марья Алексеевна и Павел Константинович, извинить  нас,
что мы решились...
     Марья Алексеевна на этом слове закричала:
     - Я прокляну ее, негодницу...
     Но слова "негодница" она не договорила, потому что Лопухов сказал очень
громко:
     - Вашей брани я  слушать  не  стану.  Я  пришел  говорить  о  деле.  Вы
сердитесь и не можете говорить спокойно, так  мы  поговорим  одни  с  Павлом
Константиновичем, а вы, Марья Алексеевна, пришлите Федю или Матрену  позвать
нас, когда успокоитесь, - и, говоря это, уже взял Павла  Константиновича  за
руку и уже вел его из  залы  в  его  кабинет,  а  говорил  так  громко,  что
перекричать его не было возможности, и потому пришлось остановиться в  своей
речи.
     Довел он Павла Константиновича  до  дверей  залы,  -  тут  остановился,
обернулся и сказал: {Далее начато: Так. А не лучше ли}
     - А то, Марья Алексеевна, теперь же и с вами буду  говорить,  -  только
ведь о деле надобно говорить спокойно.
     Она опять было готовилась закричать, - он опять перебил:
     - Ну, не можете говорить спокойно, так мы уходим.
     - Да ты зачем уходишь, дурак? - прокричала Марья Алексеевна.
     - Да он меня ведет, матушка!
     - А вы зачем, Павел Константинович,  позволяете  называть  себя  такими
бранными именами? Марья Алексеевна дел не знает,  она  думает,  что  с  нами
может бог знает что сделать, - а вы  чиновник,  вы  деловой  порядок  должны
знать, вы скажите, что теперь она с Верочкою ничего не сделает, а со мною  и
того меньше. {Далее начато: Это он говорил}
     "Знает, подлец, что  ничего  с  ним  не  сделаешь",  -  подумала  Марья
Алексеевна и сказала Лопухову, что в первую минуту погорячилась как мать,  а
теперь может говорить хладнокровно.
     Лопухов возвратился с Павлом Константиновичем, сели;  {начали}  Лопухов
попросил ее слушать, пока  он  доскажет,  что  начнет;  что  ее  речь  будет
впереди, - и  начал  говорить,  сильно  возвышая  голос,  когда  она  хотела
перебить его, и таким образом благополучно довел до конца свою речь, которая
состояла преимущественно в том, что Верочка {Далее начато: а.  за  Мих<аила>
б. не} никогда не хотела {начато: не сог<ласилась бы>} идти за  Сторешникова
и не пошла, что, стало быть, нечего и огорчаться {начато: серди<ться>} Марье
Алексеевне расстройством дела, которое никогда не могло  устроиться,  а  что
девушку {Вместо: а что девушку - было: а. [а что дочь]  [некий?]  другой  б.
что если Верочка в. и когда Верочка не пошл<а>}  во  всяком  случае  надобно
отдавать замуж, а это вообще дело убыточное для родителей: надобно приданое,
да и свадьба сама по себе много денег стоит, - а главное,  приданое,  {Далее
начато: платья} - стало быть, еще можно  считать  выгодою,  что  дочь  вышла
замуж без всяких расходов и убытков, {Вместо: без ~ убытков, - было:  а.  не
требуя никаких б. не разорив} - и так далее, в этом роде.
     Когда он кончил, то Марья Алексеевна  видела,  {увидела}  что  с  таким
разбойником нечего говорить, и потому перешла к чувствам, - что она <л.  24>
была огорчена  собственно  тем,  что  Верочка  вышла  замуж,  не  испросивши
согласия {без благословенья} родительского, что это для материнского  сердца
огорчительно, - ну, а когда дело пошло о материнских чувствах и  огорчениях,
то уже, натурально, разговор стал представлять для обеих сторон более только
тот интерес, что, дескать, нельзя же не поговорить и об этом,  так  приличие
требует. - Ну, удовлетворили приличию, поговорили, - Марья Алексеевна -  что
она, как любящая мать, была огорчена, - Лопухов - что она, как любящая мать,
может и не огорчаться,  -  когда  приличие  было  удовлетворено  {достаточно
удовлетворено} надлежащею длиннотою рассуждений по этому пункту о  чувствах,
перешли к другому пункту, требуемому приличием, - что,  дескать,  мы  всегда
желали своей дочери счастья, - это с  одной  стороны,  а  с  другой  стороны
отвечалось, что это, конечно, вещь несомненная, {Было:  а.  Начато:  без  б.
разумеется никто и} - тоже разговор был доведен до приличной длинноты  и  по
этому пункту, - тогда стали прощаться - тоже с объяснениями такой  длинноты,
какая требуется благородным приличием, - и результатом всего оказалось,  что
Лопухов, понимая расстройство материнского {нежного материнского} сердца, не
просит Марью Алексеевну теперь же дать дочери  позволение  видеться  с  нею,
потому что теперь это, может быть, еще было бы тяжело для Марьи  Алексеевны,
а что вот Марья Алексеевна будет слышать, что  Верочка  живет  счастливо,  в
чем, конечно, всегда и состояло  {состояло,  конечно}  единственное  желание
Марьи Алексеевны, и что когда Марья Алексеевна совершенно убедится  в  этом,
тогда, конечно, и материнское сердце ее совершенно  успокоится,  стало  быть
тогда она будет в состоянии видеться с дочерью, не огорчаясь.
     Так на том и порешили и расстались миролюбиво.
     - Ну, разбойник, - сказала Марья Алексеевна, проводив зятя.
     Ночью даже приснился ей сон такого рода: что сидит она {Далее  было:  с
Лопуховым и говорит: [теперь вы] как же это вы. Дмитрий Сергеевич} под окном
и видит - по улице  едет  карета,  самая  отличная,  и  останавливается  эта
карета, {Далее было: у окна, у ее подъезда} и выходит из кареты пышная дама,
и мужчина  с  дамою,  и  входят  они  к  ней  в  комнату,  и  дама  говорит:
"посмотрите, мамаша, как меня муж одевает",  -  и  дама  эта  Верочка,  -  и
смотрит Марья Алексеевна, материя на платье у Верочки  самая  дорогая,  -  и
говорит Верочка: "одна материя 500 целковых стоит, а это  для  нас,  мамаша,
пустяки, - у меня таких целая дюжина, а вот, мамаша, это дороже стоит - вот,
на пальцы посмотрите", - смотрит Марья Алексеевна на пальцы  Верочки,  и  на
пальцах перстни крупных бриллиантов, - "этот перстень,  мамаша,  стоит  2000
рублей, а этот, мамаша, дороже, 4000 рублей,  а  вот  на  грудь  посмотрите,
мамаша, - эта брошка еще дороже:  она  стоит  10000  рублей",  -  а  мужчина
говорит: "а это все для нас еще пустяки, милая маменька, Марья Алексеевна, а
настоящая-то  важность  вот  у  меня  в  кармане,  -  вот,  милая  маменька,
посмотрите,  бумажник,  какой  толстый  и  набит  все  одними   сторублевыми
бумажками, и этот бумажник я вам, мамаша, дарю, потому что  и  это  для  нас
пустяки, а вот этого бумажника, который еще толще, милая маменька, я вам  не
подарю, потому что в нем бумажек нет, а все банковые билеты  да  векселя,  и
каждый билет или вексель дороже стоит, чем  весь  бумажник,  который  я  вам
подарил, милая маменька". {Далее начато: Счастлива ты, моя Верочка} - "Умели
вы, милый сын, Дмитрий Сергеевич, составить  счастье  моей  дочери  и  всего
нашего семейства; только откуда же, милый сын, вы такое богатство получили?"
- "Я, милая маменька, по откупной части пошел".
     И, проснувшись, Марья Алексеевна думает про себя: "истинно, ему  бы  по
откупной части идти".

                                Глава третья
                         ЗАМУЖСТВО И ВТОРАЯ ЛЮБОВЬ

     Прошло два месяца после того, {после женить<бы>} как Верочка  вырвалась
из подвала. Дела Лопуховых шли хорошо. Он успел два хорошие  урока,  {Так  в
рукописи.} достал работу  у  какого-то  книгопродавца,  -  перевод  учебника
географии. {Далее было: а. Вера Павловна  также  [нашла  себе  урок]  успела
немножко осуще<ствить > б. Вере  Павловне  также  удалось  сделать  в.  Вера
Павловна также начала исполнение} Вера Павловна также имела урок, - пока еще
только один и не очень завидный. Но все-таки нужды не пришлось  испытать,  -
напротив, Лопуховы уже рассчитывали, что скоро, -  через  полгода  или  даже
меньше, - могут обзавестись своим хозяйством. Доходы были очень скромные, но
и расходы тоже.
     Порядок их  жизни  устроился,  конечно,  не  совсем  в  том  виде,  как
полушутя, полусерьезно устроивала его Верочка в  день  своей  фантастической
помолвки, но все-таки очень похоже на то. {Вместо: не  совсем  ~  на  то.  -
было: а. такою б. таким  крайним  в.  с  такою  крайнею  [формалистичностью]
формалистикою взаимного}  Старик  и  старуха,  жильцами  которых  они  были,
{Вместо: жильцами  ~  были  -  было  начато:  у  которых  нани<мали>}  много
толковали между собою о том, как странно живут молодые, - будто вовсе  и  не
молодые, - даж