ох
по части здравого-то смысла, плох. Ну, если <разговаривают> два человека, то
из этого разговора бывает более  или  менее  виден  характер  этих  людей  -
понимаешь теперь, к чему идет дело?  Характер  Веры  Павловны  был  ли  тебе
достаточно знаком до этого разговора? Конечно, был - из того, как она в  нем
держала себя, ты не узнал  о  ней  ничего  нового  -  ты  знал,  что  она  и
вспыхивает, и шутит, и что <не> прочь она покушать,  когда  аппетит,  {когда
чувствует аппетит,} и, пожалуй, выпить рюмку  хереса  {Далее  было:  а.  это
только ты непочтителен с женщиною б. это ты все  знал}  -  значит,  разговор
нужен для характеристики не Веры Павловны, - а кого  же?  Ведь  только  двое
разговаривают-то - она да Рахметов, так кого ж из двух? - Для характеристики
Рахметова, - говорит проницательный читатель. - Ну вот, молодец,  угадал,  -
за  это  люблю.  Так  видишь  ли,  совершенно  наоборот  против  того,   как
представлялось было  тебе:  не  Рахметов  выведен  для  того,  <чтоб>  вести
разговор, а разговор сообщен только для того,  чтоб  еще  более  познакомить
тебя с Рахметовым, - из этого разговора ты увидел, что Рахметову хотелось бы
выпить хереса, а хереса он не пьет, - что Рахметов  не  безусловно  "мрачное
чудовище", - напротив, когда он может, когда  он  за  каким-нибудь  приятным
делом забывает на минуту свои грустные думы, свои жгучие  заботы,  то  он  и
шутит, и {Далее было: и пустословит, а пожалуй, даже не прочь был бы сделать
комплимент.} весело болтает; {Далее было: а ведь ты этого не знаешь, сколько
бы ты по своей проницательности не думал, что уж}  -  "да  только,  говорит,
редко это мне удается, и горько, говорит мне, что мне это так редко удается,
ну да что, {Далее было: а, говорит, вот я из-за того и бьюсь, что  хотел  бы
<чтобы> то было несколько по <иному?>} я, говорит, сам не рад, что я мрачное
чудовище, да уж обстоятельства-то  таковы,  что  человек  с  моею  пламенною
любовью к добру не может не  быть  мрачным  чудовищем,  -  а  кабы  не  это,
говорит, так я был бы, может быть, такой веселый человек, что целый бы  день
шутил, да пел, да плясал {танцовал После: плясал - было: понял ли ты теперь,
проницательный} - вот, говорит, каковы мои обстоятельства, и  вот,  говорит,
каков мой характер".
     - Понял ли ты теперь, проницательный читатель, что хотя много  {Вместо:
много - было: а. вот б. вдвое больше} страниц употреблено на прямой  рассказ
о том, какой человек был Рахметов, но нужно, в сущности, еще гораздо  больше
страниц употребить на  то,  чтоб  только  познакомить  тебя  с  этим  лицом,
{фигурою} которое вовсе не действующее в романе, - ведь и  длинный  разговор
этот с Верою Павловною нужен только для этого. Скажи же  мне  теперь,  зачем
выведена и так подробно описана эта фигура?
     - Я все пристаю к тебе с прежним вопросом. Помнишь, что  я  тогда  тебе
сказал:  "для  удовлетворения  главному  требованию   художественности",   -
додумался ли тогда? {Далее было: а. какого б. и вот нет?}  Видно,  что  нет,
{Далее было начато: если бы знал} а то не говорил бы такого  вздора.  Видишь
ли, в чем оно состоит: <л. 47> первое  требование  художественности  состоит
{Далее было: а. в том, чтобы уб<едить?> б. в таком свете  видел  и  в  такой
обстановке } вот в чем: надобно изображать так,  чтоб  читатель  представлял
себе предметы в истинном их виде. Например, если хочешь изобразить  дом,  то
надобно  достичь  того,  {достичь  того,   вписано.}   чтобы   он   читателю
представлялся домом, а не лачужкою и не  дворцом;  если  я  хочу  изобразить
обыкновенного  человека,  то  надобно  мне  достичь   того,   чтоб   он   не
представлялся  читателю  ни  гигантом,  {Начато:  голиаф<ом>}  ни  карликом.
Прекрасно. Я хотел изобразить обыкновенных порядочных людей нового поколения
и  изобразил  {выставил}  троих  таких  людей  -  Веру  Павловну,  Лопухова,
Кирсанова. {Далее было: Порядочные люди видят, что  это  очень  обыкновенные
люди, вовсе не исполины} Такими я считаю,  такими  они  сами  себя  считают,
такими считают их все их знакомые - то есть такие же люди, как  они,  такими
же увидят их в моем рассказе все порядочные люди: {Далее было: да, это самые
обыкновенные люди, ни} хорошие люди, очень хорошие люди, но нет в них ничего
высокого и превыспреннего. Но  ты,  проницательный  читатель,  сбился  бы  с
толку, тебе они показались бы лицами идеализированными  до  неправдоподобия,
до невозможности. {Вместо: лицами ~ до невозможности - было: героями, людьми
на ходулях , идеалами} Ты так низок перед ними, что хотя они {Далее было:
тебе показались бы парящими на облаках, как} просто-напросто ходят по земле,
но тебе показались бы парящими на облаках, потому что ты смотришь на них  из
преисподней трущобы. {Далее начато: Что они} Сколько я тебя ни уверял  бы  в
противном, они тебе показались бы героями. {а. исполинами б. гигантами}  Где
я говорил о них это? Что я рассказывал  о  них  такого?  Я  изображал  их  с
любовью и уважением, потому что каждый  порядочный  человек  стоит  любви  и
уважения, - но где я преклонялся перед ними? Я люблю их, и только, - чего же
их не любить? Это еще не значит, что уж выше  и  прекраснее  их  я  не  знаю
никого и ничего, что они для меня - идеалы людей, что я хотел  выставить  их
идеальными людьми. {Далее начато: Что они} А тебе, проницательный  читатель,
показалось бы это. Что они делают превыспреннего? - не делают подлостей,  не
трусят, стараются поступать честно, насколько достает сил, {Далее  было:  не
плуты, не дрянные - они обыкновенные люди}  -  они  делают  только  то,  что
делают все обыкновенные люди их  типа,  -  мне  хотелось  и  представить  их
такими, не больше. Надеюсь, что это мне удалось. {Далее начато: Надеюсь, что
тебе} <л. 41 об., до середины>


                              Глава четвертая
                     ВТОРОЕ ЗАМУЖСТВО И ДРУГАЯ СВАДЬБА {*}

     {* Против заглавия помета: Начал перечитывать 5 март<а>.}

     Милостивая государыня, Вера Павловна!
     Близость моя  к  погибшему  {покойному}  Дмитрию  Сергеевичу  Лопухову,
{Далее было: дает мне право} а еще больше  самое  содержание  моего  письма,
дают мне надежду, {Далее было: что  вы  не  почтете  навязчивостью  [с  моей
стороны]  [отставного  студента   медика]   с   моей   стороны   [то,   что]
[благосклонно] и не станете в чем-нибудь  уп<рекать>}  что  вы  благосклонно
примете в число ваших знакомых человека,  совершенно  вам  неизвестного,  но
глубоко уважающего вас. Во всяком случае, смею думать, что  вы  не  обвините
меня в навязчивости: {Во всяком случае ~ навязчивости: вписано.} начиная эту
корреспонденцию, я исполняю  желание  покойного  Дмитрия  Сергеевича,  и  те
сведения, которые я сообщаю о нем, вы можете считать {принимать}  совершенно
достоверными, потому что {Далее было: они представляют буквально  повторение
его собственных слов. [Его намерение, о котором я не смею судить,  созревало
п<остепенно?>   Дело]   Его   намерение,   которое   я   совершенно   нахожу
основательным,} я буду передавать его мысли собственными его словами, как бы
говорил он сам. Вот его слова о деле, объяснение  которого  составляет  цель
моего письма.
     "Мысли, которые произвели развязку, встревожившую некоторых людей,  мне
близких, {Мысли ~ близких, вписано.} созревали  во  мне  постепенно,  и  мое
намерение {Вместо: мое намерение - было: мысли} менялось много  раз,  прежде
чем получило {остановилось на} свою окончательную форму. То  обстоятельство,
которое было причиною моих мыслей было замечено мною  совершенно  неожиданно
для меня - только в ту минуту, когда  она  с  испугом  сказала  мне  о  сне,
ужаснувшем ее. {Вместо: когда она ~ ее. - было: когда вы с  испугом  сказали
мне о сне, вас ужаснувшем.} Сон показался мне очень важным, и  как  человек,
смотревший на состояние ее чувств со стороны, {Далее было: он, так ни на миг
не смевший} я в тот же миг понял, что в ее жизни начинается эпизод,  который
на время, более или менее продолжительное, изменит ее прежние  отношения  ко
мне. Но человек всегда до последней крайности старается сохранить отношения,
с которыми сжился, - в глубине нашей природы лежит  консервативный  элемент,
от которого мы отступаем только по необходимости, - в этом, по моему мнению,
заключается  объяснение  моего  предположения  -  мне  хотелось   думать   и
подумалось, что этот эпизод через несколько времени минуется, и  тогда  наши
прежние отношения могут восстановиться".
     Вы {Далее было: когда увидели} хотели избежать самого  эпизода,  {Далее
было: [изме<ниться>] сблизиться с ним} через теснейшее сближение с ним.  Это
увлекло его, и несколько дней {Вместо:  Это  ~  дней  -  было:  а.  это  его
тр<онуло> б. Так как это его тронуло и он [несколько дней] на несколько}  он
не считал невозможным исполнение вашей надежды. Скоро  он  увидел,  что  она
напрасна.  Причина  тому,  как  вы,  конечно,  знаете,  заключалась  в   его
характере. Он откровенно признал это:
     "Я не  порицаю  своего  характера,  я  понимаю  его  так:  у  человека,
проводящего жизнь как должно, - говорил  он,  -  время  разделяется  на  три
части: труд, наслаждение и отдых, или развлечение. Наслаждение точно так  же
требует отдыха, как и труд. {Далее было: а. В труде  все  люди  должны  быть
одинаковые и людям нетрудно б. в  труде  и  в  наслаждении  людей  связывает
сильная, такая могущественная сила} В труде и в наслаждении общечеловеческий
элемент берет верх над личными  особенностями:  в  труде  мы  действуем  под
преобладающим определением внешних рациональных надобностей,  в  наслаждении
под преобладающим определением других, тоже общих потребностей  человеческой
природы.  Отдых,  или  развлечение  -  элемент,  в  котором  личность   ищет
восстановления сил от этого возбуждения, более или менее  истощающего  запас
ее жизненных материалов; это элемент, вводимый в жизнь уже самою  личностью,
тут личность  хочет  определяться  уже  собственными  своими  особенностями,
своими индивидуальными удобствами. В труде и в наслаждении люди  влекутся  к
людям общею могущественною  силою,  которая  выше  их  личных  особенностей:
расчетом  выгоды  в  труде,  -   одинаковыми   материальными   потребностями
организма. В отдыхе не то - это не дело общей потребности, более  или  менее
сглаживающей личные особенности; отдых есть наиболее личное дело, тут натура
просит себе наиболее простора,  тут  человек  наиболее  индивидуализируется.
{Текст: В труде ~  индивидуализируется,  вписан.}  Характер  человека  всего
более выказывается в том, какого рода развлечение или отдых легче и приятнее
всего для него. В этом отношении люди распадаются на два главных отдела. Для
одних отдых или развлечение приятнее в обществе других. {Далее  начато:  Эти
могут быть} Уединение нужно каждому, но для них нужно, {оно нужно,} чтоб оно
было исключением, а правило для  них  -  жизнь  с  другими.  Сколько  я  мог
заметить,  этот  класс  гораздо  многочисленнее  другого,   которому   нужно
наоборот: людям этого второго отдела в уединении просторнее, чем в  обществе
других. {Далее начато: Просто это} Эта разница  замечена  и  общим  мнением,
которое  обозначает  ее  названиями:  "человек   общительный"   и   "человек
замкнутый". Я принадлежу к {Далее было: К одному разряду, последнему, она  к
первому} людям необщительным, она - к людям общительным.  Вот  и  вся  тайна
нашей истории. Это единственная причина, по  которой  мы  разошлись.  {Далее
начато:  Вы  [видели]   говорили,   что}   В   этой   причине   нет   ничего
предосудительного для кого-нибудь из нас. Нисколько не предосудительно и то,
что ни у одного из нас не достало силы отвратить эту причину:  против  своей
натуры человек бессилен.
     Каждому из нас довольно  трудно  понять  особенности  других  натур,  -
каждый представляет себе людей по своей индивидуальности,  и  нужна  большая
внимательность, чтоб отчетливо  представить  себе,  как  могут  существовать
индивидуальности другого  характера.  Что  не  нужно  мне,  то  кажется  мне
ненужным и для других: необходимы слишком яркие признаки, чтобы я вспомнил о
противном. {Далее было начато: Вы знаете, что если  я  и  курю,  пью,  то  я
забываю, слишком} И наоборот: то, что  <л.  42>  служит  мне  облегчением  и
простором, может быть другим бременем и стеснением. Вот мое извинение в том,
что я слишком поздно заметил разницу между натурою моею и ее.  Ошибке  много
помогло и то, что, {Далее было: она очень уважала меня,}  когда  мы  сошлись
жить вместе, она слишком высоко ставила  меня:  между  нами  тогда  не  было
равенства, с ее стороны было слишком много уважения ко мне, мой образ  жизни
казался ей образцовым; она принимала за общечеловеческую  черту  и  то,  что
было уж личною особенностью: в  жизни  всех  таких  людей  уединение  должно
занимать больше места, чем допускается натурою большей части людей.
     Была и другая причина  к  тому,  -  может,  еще  более  сильная.  Между
неразвитыми {В неразвитых} людьми вообще мало  уважается  неприкосновенность
внутренней жизни: каждый {каждый без церемоний}  из  семейства,  {из  членов
семейства} особенно из старших, без церемонии  сует  лапу  в  вашу  интимную
жизнь; дело не в том, что это нарушает, например, тайны: тайны -  более  или
менее крупные драгоценности, {сокровища} их  не  забывают  спрятать,  их  не
забывают стеречь, да не у всякого и есть они: часто человеку и ровно  нечего
прятать от близких. Но вообще каждому хочется, чтоб и в его внутренней жизни
был уголок, куда никто не залезал бы к нему, как хочется каждому иметь  свою
комнату, в которой он был бы спокоен от всяких посещений. Люди неразвитые не
смотрят ни на то, ни на другое: если у вас и  есть  особая  комната,  в  нее
лезет каждый - не из желания подсмотреть или быть  навязчивым,  -  нет,  без
всякого предположения, что это может беспокоить вас, - он думает, что вы  не
желали бы его видеть вдруг,  ни  с  того  ни  с  сего  и  без  всякой  нужды
являющимся у вас под носом, - что вы не желали бы этого, что  вам  неприятно
было бы это только в том случае, когда бы  вам  вообще  было  неприятно  его
видеть; он не понимает, что может надоедать, может мешать человеку, хотя  он
и мил ему. {он не понимает ~ мил ему. вписано. Против этой  фразы  дата:  13
февр<аля>} Святыня порога, через который не имеет  права  переступить  никто
без воли живущего за ним,  у  нас  признается  {уважается}  только  в  одной
комнате, комнате главы семейства, потому что глава семейства может выгнать в
шею всякого, выросшего у него под носом без его  спроса.  У  всех  остальных
вырастает  под  носом,  когда  только  вздумает,  {когда  только   вздумает,
вписано.} всякий, кто старше их или равен им по семейному положению.  {Далее
было: когда вздумает} То же, что с комнатою, и с миром внутренней  жизни.  В
него {В него залезает} без всякой надобности, даже без  всякой  мысли,  что,
может быть, делает неприятное вам, залезает всякий, кому  вздумается,  {кому
вздумается, вписано.} за всяким вздором, {Далее было: кому когда вздумается}
а чаще всего не более как за тем, чтобы почесать язык о вашу душу. У девушки
есть два будничных платья, розовое и белое. Она надела розовое, - вот  уж  и
можно чесать язык о ее душу. "Ты надела розовое платье, Анюта, чего  ты  его
надела?" Анюта сама не знает, чего она  его  надела,  просто  ей  вздумалось
надеть его {Вместо: вздумалось надеть его - было: почему - да не подумала об
этом, просто розовое  попалось  под  руки}  -  ведь  нужно  же  было  надеть
какое-нибудь, и если б она надела белое, повторилась бы та же история. "Так,
маменька", или "сестрица" - "А ты бы лучше надела  белое".  Почему  "лучше"?
Этого не знает та, которая беседует {спрашивает} с Анютою, она просто  чешет
язык. "Что ты ныне как будто  невесела?"  Анюта  совершенно  ни  весела,  ни
невесела, - но ведь надобно спросить, чтоб почесать язык. "Я не  знаю,  нет,
кажется, ничего". - "Нет, ты что-то как будто невесела. - А  ты  бы,  Анюта,
села за фортепьяно", - зачем, неизвестно  советчице,  "что  ты  не  села  за
фортепьяно?" Анюта, {Далее было: не села за фортепьяно} может  быть,  хотела
сесть за фортепьяно через пять минут.  "Я  не  знаю,  так,  не  вздумалось".
"Анюта, {Далее было; вот ты и прежде} нет, ты бы села". И так  далее,  целый
день. Ваша душа будто улица, на которую поглядывает каждый, кто сидит  подле
окошка, не за тем, {Далее было: чтобы что-нибудь} что ему нужно увидеть  там
что-нибудь, - он и знает, что {потому что там} не увидит ничего ни  нужного,
ни любопытного, - а так, от нечего делать, - ведь все равно, так почему ж не
поглядывать, {заглядывать} когда есть окошко? Улице, точно,  все  равно;  но
человеку вовсе нет удовольствия оттого, что пристают к нему.
     Натурально, это  приставанье  без  всяких  целей  и  мысли,  просто  по
непониманию того, что приставание  скучно  для  того,  к  кому  пристают,  -
натурально, что оно {что это  приставанье}  может  вызвать  реакцию,  и  как
только человек станет {может стать} в такое положение, что может уединяться,
он на некоторое время находит {чувствует} удовольствие в уединении, хотя  бы
по натуре был общителен, а не замкнут.
     Она с этой стороны  находилась  до  замужства  в  исключительно  резком
положении: к ней приставали, к ней лезли в душу не просто от нечего  делать,
случайно  и  только  по  неделикатности,   а   систематически,   неотступно,
ежеминутно, слишком грубо, слишком нагло, - лезли злобно и  злонамеренно,  -
лезли не просто бесцеремонными руками, а руками очень жесткими и чрезвычайно
грязными; оттого и реакция в ней была очень сильна.
     Поэтому нельзя строго осуждать мою  ошибку.  Несколько  месяцев,  может
быть, год, я и не ошибался: ей действительно нужно и приятно было уединение.
А в это время успело у меня составиться понятие о ее  потребностях.  Сильная
временная потребность сходилась с  моею  постоянною  потребностью  -  что  ж
удивительного, {преступного} что я принял временное  явление  за  постоянную
черту ее характера? Каждый так расположен судить {считать} о других по себе!
     Я не могу сильно винить  себя  за  ошибку.  Но  ошибка  была,  и  очень
большая. Я не виню себя в ней. Но  мне  все  хочется  оправдываться,  -  мне
думается, что другие не будут так снисходительны ко мне, как  я  сам.  Чтобы
смягчить {Для смягчения} порицание, я должен несколько  побольше  сказать  о
своем характере с этой стороны, которая для нее и для большей  части  других
людей довольно чужда, - потому  без  объяснений  представлялась  бы  слишком
неясно. {Вместо: без объяснений ~ неясно. -  было:  представляется  довольно
неясной}
     Я не понимаю отдыха иначе, как в уединении. Быть  с  другими  для  меня
значит {Далее было: быть стесненным  ими}  уже  чем-нибудь  заниматься:  или
работать, или наслаждаться. {Далее было: В  детстве  я  всегда,  когда  мог,
уносил в какой-нибудь уголок лакомый кусок,  чтоб  съесть  его  наедине,  на
досуге. [И теперь стакан чаю, но выпитый наедине, для меня вдвое  приятнее.]
[Что у одного от скрытности, у другого]} Как это назвать?  Я  чувствую  себя
совершенно на просторе, мне совершенно легко тогда  только,  когда  я  один.
{Далее было: отчего это?} Отчего это? У одних - это от скрытности; у  других
- от застенчивости; у третьих - от расположения  задумываться,  хандрить;  у
четвертых - от недостатка симпатии к людям. {Далее было: а. Начато:  у  меня
б. у меня может  здесь  другая  крайность  -  слишком  развитая  потребность
независимости, свободы. Я прямодушен} Во мне ничего этого, кажется,  нет:  я
прямодушен и откровенен, всегда готов быть весел и вовсе не хандрю; смотреть
на людей - для меня приятно, но это  для  меня  уж  наслаждение,  уж  нечто,
требующей после себя отдыха, то есть, по-моему, уединения. Отчего ж  во  мне
это? Сколько я могу понять себя,  во  мне  это  просто  от  слишком  особого
развития влечения к независимости, свободе. {Вместо: