на бок,  и  никак  не  пострадала.
Куда хуже дела мистера Бинни: он вывихнул лодыжку, и сейчас у  него  сильное
воспаление. Ему,  наверно,  придется  пролежать  на  диване  много  дней,  а
возможно, недель. Но он, как ты знаешь, оптимист и все житейские беды сносит
с философским спокойствием. К нему приехала сестрица. Не  знаю,  служит  это
ему утешением в болезни или только отягчает ее.  Он,  как  известно,  весьма
саркастичен, и я так и не понял, радуют его родственные объятия или докучают
ему. Последний раз он видел сестру перед отъездом в Индию,  когда  она  была
еще девочкой. Сейчас это - при всем моем почтении  -  бойкая,  пухленькая  и
Миловидная вдовушка,  очевидно,  успевшая  вполне  утешиться  после  кончины
своего мужа, -  капитана  Маккензи,  в  Вест-Индии.  Мистер  Бинни  как  раз
собирался навестить своих родственников,  проживающих  в  Массельборо,  близ
Эдинбурга, когда  произошел  трагический  случай,  помешавший  ему  посетить
родные берега. Письмо, в коем он сообщал о своем  несчастье  и  одиночестве,
было выдержано в столь патетических тонах, что миссис Маккензи с дочкой  тут
же села на Эдинбургский пароход и поспешила к одру больного.  Они  захватили
твою берлогу - спальню и гостиную, - и последняя, по словам миссис Маккензи,
больше не пахнет табаком, как в момент их водворения. Если у  тебя  остались
там  какие-нибудь  бумаги  -  счета  или  billets-doux  {Любовные  записочки
(франц.).}, - эти дамы, согласно милому обычаю своего  пола,  без  сомнения,
прочли их все до  единой.  Дочь  -  веселая,  голубоглазая  и  светловолосая
шотландочка с очень мелодичным голосом;  она  безо  всякого  аккомпанемента,
сидя на стуле посреди комнаты,  поет  бесхитростные  баллады  своей  родины.
Позавчера вечером я имел  удовольствие  слышать  из  ее  алых  губок  "Берет
красавца Данди" и "Джока из Хейзлдина", хоть и не первый  раз  в  жизни,  но
впервые в исполнении столь милой певуньи. Обе леди  говорят  по-английски  с
интонацией, свойственной жителям северных графств, но акцент  у  них  весьма
приятный и, я бы сказал, не такой сильный, как у мистера Бинни: дело в  том,
что капитан Маккензи был англичанин, и супруга усовершенствовала  ради  него
свое исконно массельборосское произношение. Она рассказывает всякие занятные
истории про него самого, про Вест-Индию и  прославленный  пехотный  полк,  в
котором он служил капитаном.  Мисс  Рози  пользуется  большим  расположением
дядюшки,  а  мне  выпало  счастье  снабжать  их  через  редакцию   "Пэл-Мэл"
бесплатными билетами  на  спектакли,  панорамы  и  иные  развлечения  нашего
города, дабы сделать их жизнь в столице еще более приятной. Они, кажется, не
слишком  интересуются  живописью,  Национальную  галерею  сочли   скучнейшим
местом,  а  в  Королевской  Академии  пришли  в  восторг  лишь  от  портрета
Макколлопа из Макколлопов, написанного нашим знакомым, носящим  то  же  имя.
Зато они совершенно очарованы выставкой восковых фигур мадам  Тюссо,  где  я
имел  счастье  представить  их  нашему  другу,  мистеру  Фредерику  Бейхему,
который, зайдя потом в редакцию со своими бесценными заметками по искусству,
особливо расспрашивал об их материальном положении и объявил, что завтра  же
готов предложить руку любой  из  них,  если  только  старик  Бинни  даст  за
невестой приличную сумму. Я заказал для наших дам ложу  в  опере,  куда  они
отправились в сопровождении крестного мисс Рози, капитана Гоби  из  того  же
полка, и имел честь навестить их во время спектакля.
     В фойе я видел твою прелестную маленькую кузину, мисс Ньюком; она  была
со своей  бабушкой,  леди  Кью.  Мистер  Бейхем  с  превеликим  красноречием
показывал и описывал шотландским дамам разных знаменитостей, находившихся  в
театре. Мать и дочь были восхищены оперой, но совершенно шокированы балетом,
с коего удалились, провожаемые канонадой шуток  капитана  Гоби.  Представляю
себе,  какими  блестящими  анекдотами  сыплет  оный  офицер   где-нибудь   в
офицерском собрании, где присутствие дам не стесняет погожа  его  природного
остроумия.
     Пришел  мистер  Бейкер;  он  принес  гранки.  На  случай,  если  ты  не
просматриваешь "П-М" у Галииьяни, посылаю тебе вырезку из статьи Бейхема  об
академической выставке. Тебе, наверно, интересно будет узнать его  мнение  о
работах некоторых твоих сотоварищей.
     "617. "Мозес приносит домой двенадцать дюжин зеленых очков".
     Картина  Смита,  члена  Королевской  Академии,  Пожалуй,  никогда   еще
очаровательное произведение бедного Гольдсмита не было так популярно, как  в
наше время. Работа одного  из  наших  виднейших  художников  является  данью
восхищенья  тому,  "...кто  украшал  своим  талантом;  все,  чего  касался".
Прелестный сюжет  разработан  мистером  Смитом  в  приятнейшей  его  манере.
Светотень замечательна. Мазок безупречен. Возможно, более придирчивый критик
возразит против ракурса, в котором дана левая нога Мозеса,  но  в  намеренье
нашей газеты не входят наводить критику там, где можно за многое  заслуженно
восхвалить".
     420. Наш (и всеобщий) любимец член Королевской Академии Браун порадовал
нас картиной на сюжет  непревзойденного  романа,  "...что  смехом  рыцарство
испанское убил" - бессмертного "Дон Кихота". Браун избрал  эпизод  нападения
Дон Кихота на стадо  овец.  Овцы  написаны  в  лучшей  манере  художника,  с
присущей ему знаменитой легкостью и brio {С блеском (итал.).}.
     Друг и соперник мистера Брауна, Хопкинс, на сей раз обратился  к  "Жиль
Блазу". "Подземелье разбойников" - одно из самых мастерских творений: нашего
Хопкинса.
     Большие    залы.    33.    "Портрет    кардинала    Коспетто"     кисти
члена-корреспондента Королевской Академии, О'Гогстэя, и его же  "Окрестности
Корподибакко. Вечер". Контадина {Крестьянка (итал.).} и трастеверино {Житель
римского предместья (итал.).} пляшут у дверей  локанды  {Трактира  (итал.).}
под мелодии пиффераро {Дудочника (итал.).}. Со времени  своего  итальянского
путешествия  мистер  О'Гогстэй,  по-видимому,  отказался  от  юмористических
зарисовок из ирландского быта, коими столько нас радовал; теперь  романтика,
поэзия и религия "Italia la bella"  {Прекрасной  Италии  (итал.).}  снабжают
сюжетами его кисть. Сцена близ Корподибакко (мы прекрасно знаем  это  место,
ибо провели много счастливых месяцев в сих романтических горах)  весьма  для
него характерна. Следует сказать, что кардинал Коспетто  -  крайне  свирепый
прелат и никак же служит украшением своей церкви.
     49, 210, 311. Член Королевской Академии Сми выставил портреты,  которые
сделали бы честь самому Рейнольдсу и от которых, наверно, не отказался бы ни
Ван-Дейк, ни  Клод.  "Сэр  Брайен  Ньюком  в  мундире  помощника  наместника
графства" и писанный для Пятидесятого драгунского полка  "Генерал-майор  сэр
Томас де Бутс, кавалер ордена  Бани  второй  степени",  бесспорно,  являются
шедеврами этого великолепного мастера. Почему Сми не создал  портрета  нашей
государыни и ее  августейшего  супруга?  Карл  II,  поднимая  упавшую  кисть
Тициана, сказал одному из своих придворных: "Короля вы всегда можете  иметь,
а гении приходят не часто". Но раз есть у нас Сми и есть монархиня,  в  коей
мы  не  чаем  души,  то  почему  бы  одному  не  увековечить  для  потомства
возлюбленные черты другой? Мы  знаем,  что  наши  опусы  читаются  в  высших
сферах,  и  поэтому  почтительнейше  добавляем:   verbum   sapienti   {Намек
понимающему (лат.).}.
     1906. "Макколлоп из  Макколлопов"  -  автор  А.  Макколлоп.  Прекрасная
работа  молодого  художника,  который,  рисуя  доблестного   вождя   смелого
шотландского клана, не преминул также изобразить романтичный  пейзаж  горной
Шотландии,  средь  коего,  "...ногою  вереск  попирая...",   стоит   человек
удивительно пропорционального сложения и с чрезвычайно  правильными  чертами
лица. Будем следить за работами мистера Макколлопа.
     1367.  "Оберон  и  Титания".  Ридли.  Эта  маленькая  картина,   полная
изящества  и  выдумки,  собирает  перед  собой  толпу,  являясь   одним   из
прелестнейших  и  восхитительнейших  полотен  настоящей  выставки.  Мы  лишь
повторим общее мненье, сказав,  что  картина  свидетельствует  не  только  о
больших возможностях, но и об утонченности и мастерстве  автора;  граф  Кью,
как  нам  известно,  купил  ее  на   предварительном   просмотре.   Сердечно
поздравляем юного живописца с успешным дебютом. Он, как нам известно, ученик
мистера Гэндиша. А где же сам он, этот замечательный мастер?  Здесь  так  не
хватает его смелых полотен, его грандиозных исторических замыслов".
     Конечно, я исправлю кое-какие погрешности в этом сочинении нашего друга
Ф. Б., который, по его собственному признанию, "был  крайне  мягок  в  своих
критических суждениях". Дело в том, что  два  дня  назад  он  принес  статью
совсем иного толка, из коей уцелело лишь два последних абзаца. Впрочем, он с
редким великодушием отказался от своих первоначальных  мнений;  а  в  общем,
право же, он смыслит в живописи не менее многих известных мне критиков.
     Прощай, милейший Клайв! Сердечнейший привет  твоему  родителю,  а  тебе
советую как можно реже встречаться с твоим французским знакомцем,  любителем
буйотты, и его друзьями. Не сомневаюсь, что ты  в  той  же  мере  последуешь
моему совету, в  какой  все  молодые  люди  следуют  советам  своих  старших
доброжелателей. Я нынче обедаю на Фицрой-сквер с хорошенькой вдовушкой и  ее
дочкой.
                          Остаюсь, дорогой Клайв,
                                                  всегда твой
                                                                      А. П."


        ^TГлава XXIII,^U
     в которой мы слушаем сопрано и контральто

     Любезнейший и  гостеприимнейший  из  полковников,  вернувшись  восвояси
после шестинедельного на редкость приятного пребывания в Париже,  и  слышать
не хотел, чтобы миссис Маккензи и ее дочь покинули  его  дом;  впрочем,  его
милая гостья и сама  не  выказала  ни  малейшего  беспокойства  или  желания
съехать. Миссис Маккензи обладала весьма своеобразным  чувством  юмора.  Она
старая полковая дама, объясняла она, и знает, что значит  стать  на  хорошую
квартиру. Наверно, со времени своего медового месяца, когда капитан возил ее
в Харроугет и Челтнем и они останавливались в первоклассных отелях, а  ехали
всю дорогу в фаэтоне, заложенном парой лошадей, ей никогда еще не жилось так
вольготно, как в этом просторном особняке близ Тотенхем-Кортроуд. Рассказ  о
доме ее матушки в  Массельборо,  хоть  и  выдержанный  в  ироническрм  тоне,
производил тягостное впечатление.
     - Боюсь, Джеймс, - говорила она, - что, если б вы  даже  и  приехали  к
маменьке, как грозились, вы б долго там не выдержали. Уж  больно  скучно!  В
постояльцах у нее сейчас доктор Макблей, и в доме с утра до ночи поют псалмы
и читают проповеди. Моя меньшая, Джози, не тяготится тамошними обычаями, и я
оставила ее у бабушки, бедную крошку! Нельзя же было всем троим вторгаться к
вам в дом, милейший мой Джеймс. А маленькая Рози прямо увядала там. Ей  было
так полезно, моей  малютке,  поглядеть  свет  и  узнать  своего  добренького
дядюшку, который теперь, увидев нас, больше нас не боится, не так ли?
     А добренький дядюшка вовсе и не боялся маленькой Рози; ее милое личико,
застенчивые манеры, голубые глазки и мелодичное  пение  радовали  и  умиляли
старого холостяка. Да и маменька ее была приятная и обходительная дама.  Она
вышла за капитана совсем молоденькой - это был брак по  любви,  против  воли
родителей, которые предназначали ее в третьи жены дряхлому доктору Макмуллу.
Немало горестей выпало ей на долю - безденежье, заключение мужа  в  долговую
тюрьму, его кончина, - и все же она оставалась бодрой  и  веселой.  Ей  было
всего тридцать три года, а выглядела  она  на  двадцать  пять,  была  живой,
проворной,  деятельной  и  общительной  и  до  того  миловидной,  что  прямо
непонятно, как это до сих пор не сыскался преемник капитану Маккензи. Джеймс
Бинни предостерегал своего друга,  полковника,  против  чар  соблазнительной
вдовушки и со смехом спрашивал Клайва, по вкусу ли ему будет такая мачеха.
     Полковник Ньюком заметно успокоился касательно будущих  своих  дел.  Он
очень радовался тому, что его друг Джеймс помирился с  родными,  и  намекнул
Клайву, что причиной ссоры было мотовство покойного Маккензи, но  что  шурин
много раз выручал расточительного капитана, а после его смерти  не  оставлял
щедротами вдовую сестру и ее детей.
     - Однако, мне думается, мистер Клайв, - сказал  оп,  -  что,  поскольку
мисс Рози так мила, а в студии у вас ость лишняя комната,  вам  лучше,  пока
дамы гостят у нас, пожить у себя на Шарлотт-стрит.
     Клайв любил независимость; однако на сей раз  наш  юноша  выказал  себя
примерным домоседом. Он  ежедневно  приходил  домой  к  завтраку,  частенько
обедал и проводил все вечера в лоне семьи.  В  доме  и  впрямь  стало  много
веселей от присутствия двух  милых  женщин.  А  какое  это  было  прелестное
зрелище, когда обе дамы, семеня ножками, весело спускались  по  лестнице,  и
мать обвивала своей хорошенькой ручкой прехорошенький стан дочери.  Маменька
только и говорила, что о своей Рози. Не девочка, а  клад  -  всегда  весела,
приветлива, всем довольна! Просыпается с улыбкой - глянешь на нее - и сердце
радуется! Дядюшка Джеймс  бесстрастно  замечал,  что  это,  должно  быть,  -
премилая картина.
     - Ах перестаньте, миленький дядя Джеймс! - восклицала маменька.  -  Вы,
старые холостяки, - ужасные насмешники!
     А  дядя  Джеймс  целовал  Рози   весьма   сердечно   и   с   превеликим
удовольствием.  Она  была,  как  и  подобало,  скромной  и  благовоспитанной
девочкой  и  всячески  старалась  угодить  полковнику  Ньюкому.  Любо   было
смотреть, как бежит она через комнату, чтобы  подать  ему  чашку  кофе,  или
своими пухленькими беленькими пальчиками  чистит  ему  после  обеда  грецкие
орехи.
     Миссис Кин, экономка, разумеется, терпеть не могла  миссис  Маккензи  и
относилась к ней с неизменной враждебностью, как та ни старалась задобрить и
расположить к себе домоправительницу  обоих  джентльменов.  Она  хвалила  ее
обеды, восторгалась ее пудингом и даже просила миссис Кин  допустить  ее  на
кухню, когда та будет его готовить, и еще непременно дать ей  рецепт,  чтобы
она могла испечь точно такой же,  уехав  отсюда.  Но  миссис  Кин  про  себя
полагала, что миссис Маккензи вовсе  и  не  думает  уезжать.  И  к  тому  же
"настоящие леди, как она понимает, никогда  не  ходят  на  кухню".  Служанки
божились, что слышали, как мисс Рози  плакала  у  себя  в  спальне,  а  мать
кричала на нее, хоть на людях и прикидывается такой умильной. "Иначе как  бы
они стул поломали и кувшин расколотили, когда б у них  там,  в  спальне,  не
было скандала?"
     Миссис Маккензи прелестно, на  старинный  манер  играла  всякие  танцы,
рили, ирландские  и  шотландские  мелодии;  последние  переполняли  радостью
сердце Джеймса Бинни. Понятно, что любящая матушка хотела, чтобы ее дитятко,
пока живет в Лондоне, немного усовершенствовалось в игре на фортепьяно. Рози
с утра до ночи бренчала на фортепьяно, перенесенном с этой целью  наверх,  а
наш полковник,  всегда  старавшийся  кому-нибудь  незаметно  сделать  добро,
вспомнил про маленькую мисс Канн, квартирантку Ридли,  и  посоветовал  ее  в
учительницы.
     - Кого вы порекомендуете,  милый  полковник,  того  мы,  разумеется,  и
возьмем, - сказала миссис  Маккензи;  она,  очевидно,  хотела  нанять  мосье
Попурри или синьора Адажио  и  потому  глядела  мрачнее  тучи.  И  маленькая
старушка пришла к своей ученице.
     Поначалу миссис Маккензи встретила ее весьма сурово  и  заносчиво,  но,
услышав ее игру, успокоилась и даже восхитилась.  Ведь  мосье  Попурри  брал
гинею за неполный час, а мисс Канн с благодарностью принимала пять шиллингов
за полтора, и разница, набегавшая за  двадцать  уроков,  оплачиваемых  милым
дядей Джеймсом, шла в карман миссис Маккензи, чтобы со временем появиться на
ее соблазнительных плечиках и головке -  то  в  виде  прелестного  шелкового
платья, то ослепительной парижской шляпки, в  которых,  по  словам  капитана
Гоби, ей нельзя было, право же, дать и двадцати.
     По дороге домой гувернантка частенько заглядывала в  мастерскую  Клайва
на Шарлотт-стрит, где, каждый за своим мольбертом,  трудились  ее  мальчики,
как она называла Джей Джея и Клайва. Все, что  рассказывала  мисс  Канн  про
вдову и ее дочь, Клайв со смехом пересказывал нам, подтрунивавшим над ним по
поводу той и другой. Оказалось, что миссис Маккензи не такой уж сахар. Когда
Рози ошибалась в игре, мать налетала на нее с  громкой  бранью,  а  порой  и
поколачивала бедняжку по спине. Она заставляла Рози носить тесную обувь и  с
силой втискивала ее ногу в туфлю, если та была ей мала. И хоть я краснею  за
нескромность мисс Канн, но, ей-богу, она рассказывала Джей Джею, будто  мать
велит девочке так  туго  затягиваться,  что  бедняжка  еле  дышит.  Рози  не
сопротивлялась - она всегда уступала; и,  когда  стихала  брань  и  высыхали
слезы, она спускалась вниз,  сияя  предназначенной  для  наших  джентльменов
улыбкой -  такой  очаровательной,  счастливой  и  бесхитростной,  -  и  рука
маменьки обвивала ее талию.
     Кроме шотландских песен, певшихся без аккомпанемента, она  еще  премило
исполняла разные баллады, подыгрывая себе на фортепьяно, а маменька  ее  при
этом непременно плакала.
     - До слез она меня трогает своим пением,  мистер  Ньюком,  -  -говорила
мать. - Дитя еще не ведало печали! Дай-то бог, дай-то бог,  чтобы  она  была
счастлива!.. Но что будет со мной, когда я лишусь ее?!
     - Лишившись Рози, вы займетесь Джози, моя дорогая, - говорит  с  дивана
зубоскал Бинни, который, видимо, разгадал вдовушкин маневр.
     Вдова смеется искренним смехом. Прикрыв рот платочком,  она  глядит  на
брата своими лукавыми глазками.
     - Ах, мой дорогой Джеймс, вы не представляете себе материнских  чувств,
- заявляет она.
     - Почему же, отчасти представляю, - отвечает Джеймс. - Спой-ка ту милую
французскую песенку, Рози.
     А как трогательно миссис Маккензи заботилась  о  Клайве.  Когда  в  дом
приходили его друзья, она отводила их в сторонку и  нахваливала  им  Клайва.
Ну, а полковника она просто боготворила. В жизни  не  встречала  она  такого
человека и не видела подобных манер. У епископа Тобагского  обхождение  было
уж на что приятное и руки, право же, такие  красивые  и  мягкие,  а  все  не
лучше, чем у полковника Ньюкома.
     - Поглядите, какая у него нога! Ему были бы впору мои туфли!  -  И  она
выставляла свою хорошенькую  ножку  и  мгновенно  прятала  ее  с  кокетливым
взглядом, долженствовавшим означать смущение. - Когда мы стояли  на  острове
Ковентри, сэр Перегрин Дэнди, сменивший бедного сэра  Родона  Кроули,  -  на
прошлой неделе я читала в  газете,  что  его  милого  мальчика  произвели  в
подполковники гвардии,  -  так  вот  сэр  Перегрин,  который  был  одним  из
ближайших  друзей  принца  Уэльского,  всегда  славился  своими  изысканными
манерами и осанкой. Очень благородный и величественный был  господин,  но  с
полковником, по-моему, ему не сравниться. Конечно же,  нет!  Не  правда  ли,
мистер Ханимен? Какую восхитительную  проповедь  вы  прочли  нам  в  прошлое
воскресенье! Могу поручиться, что уж две-то пары глаз в церкви  не  остались
сухими. Плакали другие или нет, я не видела, потому  что  сама  рыдала.  Ах,
если б у нас в Массельборо был такой проповедник! Правда, сама я  выросла  в
пресвитерианской вере, но,  много  странствуя  по  свету  с  моим  дражайшим
супругом, я полюбила  его  религию.  Дома  мы,  конечно,  слушаем  проповеди
доктора Макблея, только он такой нудный! По четыре  часа  кряду  витийствует
каждое воскресенье - утром и в обед. Бедняжка Рози, так  та  прямо  умирала.
Узнали вы ее голосок у себя в церкви? Милая  детка  без  ума  от  церковного
пения.