ный  контраст
неслышным шагам одетых в черное людей под сводами старинного здания -  шагам
тех, для кого житейская борьба и надежды, суета и гомон - все в прошлом, все
застлано мглой. Томас Ньюком, для которого пробил полдень, стоял  где-то  на
полпути между шумливыми  юнцами  и  шаркающими  старцами  и  мог  бы  сейчас
поразмыслить о тех и других, если бы Клайв, заметивший его из окна  классной
мистера Хопкинсона  -  или,  попросту,  Хопки,  -  не  сбежал  вприпрыжку  с
лестницы, чтобы приветствовать родителя. Он был одет с иголочки. Ни  у  кого
из четырехсот его сверстников не было такой фигуры, такого  портного,  такой
изящной обуви. Прочие воспитанники с завистью провожали  его  глазами  из^за
оконных решеток и зубоскалили. Старшеклассники  обменивались  замечаниями  о
просторной одежде и длинных усах полковника Ньюкома, о его коричневых  руках
и нечищеной шляпе. В  зубах  полковника  торчала  сигара,  и  верзила  Смит,
школьный  коновод,  соблаговоливший  тоже  выглянуть  в  окошко,   соизволил
заметить, что, по его мнению, отец Ньюкома - настоящий мужчина.
     - Расскажи мне о своих дядьях, Клайв, - сказал  полковник,  когда  они,
рука об руку, шли по улице.
     - А что рассказывать, сэр? - спросил мальчик. - Я их не очень-то знаю.
     - Ты ведь у них гостил, ты сам мне писал. Они были добры к тебе?
     - Да, конечно. Даже очень добры. Сколько монет мне  передарили.  Только
я, когда бываю у них, почти  их  не  вижу.  Мистер  Ньюком,  тот  чаще  меня
приглашает, раза два или три в семестр, если он в городе, и всегда дает  мне
золотой.
     - Разумеется, если б он тебя не видел, он не мог бы дать тебе гинею,  -
смеется отец.
     Мальчик смутился.
     - Да, конечно. В воскресенье вечером, накануне отъезда  в  Смитфилд,  я
всегда захожу в столовую попрощаться, и тогда-то он и дает мне  золотой.  Но
он со мной почти не разговаривает. Если б не этот золотой, мне бы совсем  не
нравилось ездить на Брайенстоун-сквер - меня там сажают обедать с детьми,  а
они совсем маленькие, и еще  с  ними  сидит  гувернантка-француженка,  такая
здоровенная и противная; она все время визжит, кричит на них и  придирается.
У дяди каждую субботу званый обед, или он куда-нибудь уезжает, а  тетя  дает
мне десять шиллингов и посылает в театр. Это гораздо лучше, чем званый обед.
- Тут мальчик опять смутился. - Я когда был маленький, так делал: подожду на
лестнице, чтоб они вышли из-за стола, да и стащу что-нибудь с блюда.  Теперь
я, конечно, этого не делаю. Мария (моя кузина) раньше таскала сласти да  еще
и гувернантку угощала - набьет карман сахаром и  грызет  прямо  в  классной,
представляете? Дядя Хобсон, он не в таком хорошем  обществе  вращается,  как
дядя Брайен. Дело в том, что тетя Хобсон, хоть и очень добрая и все  прочее,
но, по-моему, не совсем comme il faut {Приличная, благоприличная (франц.).}.
     - А почему ты  так  думаешь?  -  спрашивает  отец,  которого  забавляет
чистосердечная болтовня мальчика. - В чем тут разница?
     - Как следует объяснить не могу, а все-таки разницу всегда  чувствуешь.
Тут даже не в звании дело, а просто видно: один человек джентльмен, а другой
нет. И женщины тоже - кто леди, кто нет. Вот,  к  примеру,  Джонс,  классный
наставник в пятом, у него платье поношенное, но все равно не  ошибешься:  он
джентльмен. А мистер Браун и волосы себе маслит, и пальцы у него в  кольцах,
и белые галстуки носит - ну и галстуки, помереть можно! -  и  все  равно  мы
зовем его "выскочкой" и "красавчиком". И с тетей Марией  то  же  самое:  она
хоть и красивая и одевается нарядно, а все-таки в  чем-то  не  такая  -  ну,
словом, то, да не то.
     - То, да не то, значит, - говорит полковник с улыбкой.
     - Ну, то есть...  Не  знаю,  не  могу  объяснить,  -  совсем  сбивается
мальчик. - Я вовсе не хочу над ней смеяться, ведь она очень добра ко мне, но
вот тетя Анна совсем другая, и говорит как-то естественней,  и  хотя  у  нее
тоже есть смешные черты, она как-то представительней. - Мальчик  рассмеялся.
- А знаете ли, сэр, я часто думаю, что старая тетушка  Ханимен  из  Брайтона
ничуть не меньше леди, чем сама тетя Анна, -  в  главном,  конечно.  Она  не
важничает, не задается, ни о ком за спиной худо  не  говорит,  делает  много
добра бедным, а шума вокруг этого не поднимает. И нисколько не стыдится, что
сдает комнаты и что сама бедная, а ведь кое-кто в нашей семье...
     - А мне показалось, что мы не хотели злословить, - улыбается полковник.
     - Это у меня так, с языка сорвалось, - смеется Клайв. - Только  знаете,
как они съедутся в Ньюком да начнут рассуждать о предках, а этот осел, Барнс
Ньюком, знай, пыжится от важности, меня прямо смех разбирает. Я ведь,  когда
ездил в Ньюком, зашел проведать старую тетю Сару, и она мне все рассказала и
показала комнату, в которой дедушка... ну  вы  помните...  Мне  сперва  даже
немножко не по себе стало, я ведь думал, что мы такие родовитые. И  в  школе
я, пожалуй, тоже слишком драл нос и насчет Ньюкомов хвастался, и поэтому  я,
как вернулся, решил все рассказать товарищам:
     - Ты поступил как мужчина, - с  восторгом  сказал  полковник.  А  может
быть, правильней было бы сказать: "Ты поступил как  мальчишка"?  И  в  самом
деле, у скольких светских господ мы не спрашиваем, кто их  отцы?  А  сколько
есть таких, что сами благоразумно об этом  умалчивают?  -  Ты  поступил  как
мужчина! - воскликнул полковник. - Никогда не стыдись своего отца, Клайв!
     - Моего отца? - переспрашивает Клайв,  кидая  на  него  взгляд  и,  как
павлин, раздуваясь от  гордости.  -  Я  вот  еще  что  хотел  спросить...  -
продолжает он после короткой паузы.
     - Что, Клайв?
     - Это правда, что написано в книге пэров и  в  дворянской  грамоте  про
дядю Ньюкома и Ньюком, и еще про того Ньюкома, которого cожгли в  Смитфилде,
и того, что участвовал: в битве на Босвортском поле, и того, самого первого,
что был брадо... то есть лейб-медиком Эдуарда Исповедника и  погиб  в  битве
при Гастингсе? Мне кажется, нет. А хотелось бы, чтобы это была правда!
     - Наверно, каждому хотелось бы происходить из древнего и славного рода,
- сказал полковник с обычной своей прямотой. - Тебе хочется гордиться  своим
отцом, так почему же не дедом, не прадедом и всеми другими предками? Но если
нам не довелось унаследовать славу предков, постараемся,  по  крайней  мере,
оставить по себе добрую славу, мой мальчик. Этого  с  божьей  помощью  мы  и
будем с тобой добиваться.
     Коротая путь  этой  бесхитростной  беседой,  оба  джентльмена  достигли
наконец западной части города, где на  Брайенстоун-сквер  стоял  красивый  и
просторный особняк младшего  компаньона  фирмы  "Братья  Ньюком".  Полковник
Ньюком пришел с визитом к невестке. Он постучал в дверь, и пока  они  ждали,
чтобы им открыли, он заметил сквозь распахнутые окна столовой,  что  большой
обеденный стол накрыт на много персон и все приготовлено для пиршества.
     - Брат сказал, что сегодня он занят. Разве миссис Ньюком принимает  без
него гостей? - спросил он у сына.
     - Она-то всех и приглашает, - ответил Клайв. - Дядя никого не зовет без
ее разрешения.
     Лицо полковника омрачилось. Устроить в доме званый обед  и  не  позвать
родного брата! - думал он. Если б они всей семьей  прибыли  в  Индию,  я  бы
просто обиделся, вздумай они остановиться не у  меня.  Пусть  бы  жили  хоть
целый год!
     Забегавшийся лакей в  красном  жилете  открыл  дверь  и,  не  дожидаясь
вопросов, сказал: "Нет дома".
     - Джон, это мой отец, полковник Ньюком, -  сказал  Клайв.  -  Тетя  его
примет.
     - Хозяйки нет дома, - ответил лакей. - Хозяйка уехала в экипаже. Да  не
в эту дверь! - заорал он вдруг. -  Вниз,  в  подвал  их  тащи!  -  Последнее
относилось к мальчишке от кондитера с огромным тортом и  множеством  кульков
со сластями к десерту. - И чтоб мороженое было минута в минуту, а то хозяину
твоему не поздоровится! - С  этими  словами  Джон  кинулся  обратно  в  дом,
захлопнув дверь перед изумленным полковником.
     - Право же, они, что называется, захлопнули дверь у меня перед носом, -
пробормотал бедняга.
     - Сегодня большой обед, и Джон очень  занят.  Тетя  бы  вас  непременно
приняла, она очень добрая, - вступился Клайв. - Ведь у вас в Индии, наверно,
все по-другому. А вот в скверике гуляют девочки. Те, что в синем. А  усатая,
с желтым зонтиком, это их француженка. Здравствуй, Мэри. Здравствуй,  Фанни.
Познакомьтесь - это мой отец и ваш дядя.
     - Mesdemoiselles! Je vous defends de parler a qui que ce soit  hors  du
Square! {Барышни, я запрещаю вам разговаривать с ком бы то ни было на улице!
(франц.).} - завизжала усатая дама и ринулась отгонять своих подопечных.
     - Надеюсь, вы позволите  мне  познакомиться  с  моими  племянницами,  -
обратился к ней полковник на прекрасном французском языке, - а кстати и с их
наставницей, о которой я слышал столько лестного от своего сына.
     - Хм, - произнесла мадемуазель Лебрюн, припоминая свою последнюю стычку
с Клайвом и свой портрет, на котором этот шалопай изобразил ее  с  огромными
усищами. - Мосье очень  любезен,  но  в  стране,  где  барышни  так  склонны
забывать, что они из хорошей семьи, приходится сызмала неустанно внушать  им
правила благопристойности и приличия. За этими юными особами нужен  глаз  да
глаз, иначе бог  знает  что  может  произойти.  Вот  хоть  вчера:  только  я
отвернулась на минутку и обратила свой взор к страницам книги - у меня  ведь
совсем нет времени на литературу, а я ее просто обожаю, -  как  вдруг  слышу
крики. Я поворачиваюсь и, что бы вы думали, вижу? Барышни, ваши  племянницы,
играют в крикет с двумя мосье Смис, сыновьями доктора Смиса, этими  уличными
мальчишками! - Все это она, к немалой забаве полковника, протараторила своим
визгливым голосом, беспрерывно жестикулируя и размахивая зонтом над  оградой
сквера, сквозь которую на него глядели две маленькие девочки.
     - Я бы тоже, мои милые, охотно поиграл с вами в крикет,  -  сказал  наш
добряк, протягивая племянницам свои смуглые руки.
     - Вы, мосье, c'est different {Совсем другое дело  (франц.).},  -  вы  в
таком возрасте! Поздоровайтесь с  мосье  вашим  дядей,  мадемуазель.  Но  вы
понимаете,  мосье,  что  и  я  должна  соблюдать  осторожность,  беседуя   в
общественном саду с таким представительным мужчиной. - И она  опустила  долу
свои выпученные глаза, скрыв от полковника эти лучистые светила.
     Тем временем полковник, которого ничуть  не  занимало,  куда  устремлен
взор мисс Лебрюн - к его  шляпе  или  штиблетам,  -  с  добротой,  неизменно
сиявшей на  его  лице,  когда  он  обращался  к  детям,  рассматривал  своих
маленьких племянниц.
     - Вы слышали, что у вас в Индии есть дядя? - спросил он их.
     - Нет, - ответила Мария.
     - Да,  -  ответила  Фанни.  -  Мадемуазель  говорила  (тут  мадемуазель
принялась делать руками какие-то судорожные знаки, словно посылала воздушные
поцелуи подъезжавшему большому ландо), мадемуазель  говорила,  что  если  мы
будем mechantes {Скверные, плохие (франц.).}, нас отправят к дяде  в  Индию.
Но я б и сама с вами поехала.
     - Ну и глупенькая!.. - воскликнула Мария.
     - Да, поехала бы, если б Клайв  тоже  поехал!  -  настаивала  маленькая
Фанни.
     - А вот и мадам вернулась с  прогулки,  -  возвестила  мисс  Лебрюн,  и
обернувшийся полковник имел счастье впервые в жизни узреть свою невестку.
     Полная светловолосая дама в  красивой  шляпке  и  ротонде  (кто  помнит
теперь, какие шляпки и ротонды  носили  в  183...  году?)  сидела  в  ландо,
откинувшись на подушки, а спереди и сзади  нее  рдели  плюшевые  одеяния  ее
лакеев. Одна ее изящная ножка была выставлена  и  упиралась  в  подушку,  на
шляпке развевались перья, на коленях лежала книга; на ее высокой груди висел
овальный мужской портрет, и еще один портрет с изображением двух хорошеньких
розовощеких белокурых малюток  украшал  ее  запястье  вместе  со  множеством
браслетов, цепочек и брелоков. Это великолепное зрелище  портила  лишь  пара
грязных  перчаток.  Переднее  сиденье  экипажа  было  завалено  книгами   из
библиотеки, что свидетельствовало о  пристрастии  этой  дамы  к  литературе.
Молодой человек в брюках из красной парчи, соскочив с запяток,  уже  обрушил
на дверь ее  дома  град  ударов,  отдававшихся  громом  по  всей  площади  и
возвещавших миру, что хозяйка этого жилища возвратилась к себе.
     Клайв, лукаво подмигнув отцу, подбежал к тетке. Она томно склонилась  к
нему из экипажа. Мальчик ей нравился.
     - Это ты, Клайв? - промолвила она. - Но ведь сегодня четверг! Почему ты
не в школе, дружок?
     - А меня отпустили. Отец приехал, и меня отпустили. Он пришел навестить
вас.
     Она  величественно  наклонила  голову;  лицо   ее   выразило   монаршее
удовольствие и благодушное удивление.
     - Вот как, Клайв?! - изволила она воскликнуть тоном,  который  означал:
"Пусть он подойдет и представится мне".
     Наш честный джентльмен шагнул к  ней,  сняв  шляпу,  отвесил  поклон  и
остался стоять с непокрытой головой. Она подарила его милостивым взглядом  и
с невыразимой грацией протянула ему свою пухлую ручку  в  грязной  перчатке.
Представьте себе какую-нибудь новоиспеченную баронессу времен  Франциска  I,
снисходящую до  рыцаря  Баярда;  или  служанку  служанки  королевы  Гиневры,
милостиво отвечающую на поклон сэра Ланселота. Но нет, что может  сравниться
с достоинством английских дам?!
     - Вы только сегодня прибыли и сразу пришли навестить меня? Как это мило
с вашей стороны. N'est-ce pas  que  c'etoit  bong  de  mouseer  le  Colonel,
Mademoiselle? Mademoiselle Lebrun,  le  Colonel  Newcome,  mong  frere"  {Не
правда ли, как это любезно со стороны полковника,  мадемуазель?  Мадемуазель
Лебрюн -  полковник  Ньюком,  мой  деверь  (франц.;  в  орфографии  отражено
неправильное произношение миссис Ньюком).}. (И шепотом: "Наша гувернантка  и
мой друг, замечательная женщина".) Ну  разве  не  любезно  было  со  стороны
полковника навестить меня? У вас было приятное путешествие? Вы побыва'ли  на
острове Святой Елены? Видели могилу  этого  великого  человека?  Как  я  вам
завидую! Nous parlong de Napolleong, Mademoiselle, dong voter pere a ete  le
General favvory {Мы говорим о Наполеоне, мадемуазель, чьим любимым генералом
был ваш папенька (искаж. франц.).}.
     - O Dieu! que n'ai-je pu le voir! {О боже, почему мне не  довелось  его
видеть! (франц.).} - восклицает мадемуазель. -  Lui  dont  parle  l'univers,
dont mon pere m'a si souvent parle {Его, о ком говорит  весь  мир  и  о  ком
папенька  так  часто  мне  рассказывал  (франц.).}.  -  Но   это   замечание
мадемуазель ее подруга пропускает мимо ушей.
     - Клайв, donnez-moi votre bras  {Дайте  мне  вашу  руку  (франц.).},  -
продолжает хозяйка. - Это две мои девочки. Мальчики в школе. Мне будет очень
приятно познакомить их с дядей. А  этого  гадкого  мальчишку  вы  б  никогда
больше не увидели, если б мы не забрали его после скарлатины в Марблхед и не
выходили. Ты помнишь, Клайв?  Мы  все  его  очень  любим,  и  вы  не  должны
ревновать его к тетке. Мне кажется, мы с вами давно уже через него  знакомы,
и нам хотелось бы вам понравиться. Как  ты  думаешь,  Клайв,  мы  понравимся
твоему папеньке? Только вы, наверно, отдадите предпочтение  леди  Анне.  Вы,
конечно, уже побывали у нее? Нет еще? Ах да, ведь ее нет в городе!
     Рядом  с  миссис  Ньюком  стоит  гувернантка  с  детьми;  Джон  ждет  у
распахнутой двери со шляпой в руке, а его хозяйка, любовно опершись на  руку
Клайва, неторопливо произносит приведенные нами знаменательные речи,  отнюдь
не собираясь пригласить деверя в дом.
     - Если вы заглянете к нам нынче вечером, часиков в  десять,  -  говорит
она, - то встретите здесь нескольких небезынтересных людей,  которые  почтят
меня своим присутствием. Может быть, и вам,  полковник,  будет  любопытно  с
ними познакомиться - вы ведь недавно в Европе.  Не  все  они  носят  громкие
титулы, хотя иные принадлежат к числу славнейших людей Европы. Но я  считаю,
что в человеке главное - талант, и  личные  достоинства  ставлю  выше  любой
родословной. Вы, конечно, слыхали о профессоре Боджерсе? А о графе Поски?  О
докторе Макбрехе? На родине его зовут Иезекииль из Клакманнана. А о  мистере
Шэлуни, великом ирландском патриоте? Уж о нем-то вы не  могли  не  читать  в
газетах! Все они и еще кое-кто были так любезны, что обещали нынче навестить
меня. Человеку, в Лондоне новому, вряд ли  представится  лучшая  возможность
познакомиться с нашими светочами мысли и литературы. Из родных тоже  кое-кто
будет, из моих, конечно, а не сэра Брайена, - у него другой круг, он и время
иначе проводит. Мы же с мистером Ньюкомом, смею утверждать, никогда своих не
чурались. А сейчас мне надо идти - я должна дать кое-какие  указания  миссис
Хаббард, моей экономке. У нас сегодня к обеду  будет  несколько  друзей.  До
свидания, до вечера. Только не позже десяти. Мистер Ньюком рано встает, и мы
не засиживаемся. А когда Клайв станет  чуточку  старше,  он  тоже,  надеюсь,
будет посещать наши вечера. До свидания!  -  Полковнику  разрешили  еще  раз
пожать перчатку, и леди в сопровождении свиты переступила  порог  и  поплыла
вверх по лестнице.
     Миссис Ньюком ничуть не сомневалась, что  оказала  своему  родственнику
самый горячий и  сердечный  прием.  Она  вообще  никогда  не  сомневалась  в
правильности и уместности своих поступков. Она приглашала в дождь  к  десяти
часам вечера мужниных клерков из Кентиш-Тауна, заставляла художника тащиться
к ней с альбомом из Кенсингтона,  а  какого-нибудь  несчастного  пианиста  с
нотной папкой - из Бромптона. Она награждала  их  улыбкой  и  чашкой  чая  и
полагала, что  осчастливила  их.  И  если  на  второй  или  третий  раз  они
отказывались посещать ее  восхитительные  журфиксы,  она  только  покачивала
своей белокурой головкой и с  горечью  замечала,  что  мистер  А.  пошел  по
дурному пути, или выражала опасение,  что  мистеру  Б.  недоступны  подлинно
духовные удовольствия. Иначе  чем  же  объяснить,  что  человек  молодой  и,
кажется, в  здравом  рассудке  пренебрег  такой  возможностью  развлечься  и
набраться ума?!


        ^TГлава VIII^U
     Миссис Ньюком у себя дома
     (маленькая вечеринка)

     Чтобы пробить себе дорогу в толпе, надо получше работать локтями.  Если
кто-то загораживает от вас хорошее место, оттолкните его,  и  оно  ваше.  Вы
только поглядите, как целеустремленная личность захватывает лучшие места при
дворе, на балу, на выставке - словом, везде, где  надо  пробиться  и  обойти
другого:  стать  поближе  к  монарху,  если  хочешь  поцеловать  ему   руку;
устроиться на главной трибуне, если поехал в Аскот на скачки; усесться  там,
откуда лучше всего слышно и видно преподобного Кликушинга, когда весь  город
рвется на его  страстные  проповеди;  а  если  кто  склонен  к  чревоугодию,
захватить на званом ужине, с которого многие уйдут голодными, самую  большую
порцию мороженого, шампанского, зельтерской, холодного паштета -  словом,  у
кого к чему душа лежит. Разбитная светская дама уже пристроила  дочку  и  не
знает забот - ей остается только кликнуть карету,  ехать  домой  и  спокойно
ложиться спать. А у скромной маменьки дочка все еще в детской, и после  бала
она упрашивает лакеев сыскать в гардеробной ее шали, но - увы! - в них давно
уже кто-то уехал. В обществе надо уметь утвердить себя. Есть  хорошее  место
за столом? Займи его! В казначействе  или  в  министерстве  внутренних  дел?
Проси его. Хочешь попасть на прием, на который тебя не >звали?  Проси,  чтоб
тебя позвали. Проси А., проси Б., проси миссис В., проси всех, кого  знаешь.
Тебя сочтут надоедливым, но ты своего добьешься. Когда ты пролез,  не  беда,
что тебя считают пролазой. Без устали работай локтями, и  ты  пробьешь  себе
путь среди тысяч. Приказывай  людям,  и,  поверь,  многие  тебе  подчинятся.
Теперь ты видишь, благосклонный читатель,  как  разумно