собиралась в новый тур визитов куда-то еще. Даже  газеты  не  были  сняты  с
жалюзи. Хозяина дома сидела при свече в задней гостиной  и  тайком  попивала
чай. Леди Кьго была здесь без челяди.  Верзилы  кенари  в  пудреных  париках
демонстрировали свое оперение  и  голосовые  способности  только  весной.  А
сейчас весь двор леди Кью составляли некий отшельник,  за  штату  стерегущий
дома в столице, да еще двое слуг, преданных миледи. В  сущности,  графини  и
впрямь не было в городе. Вот почему, вероятно,  Барнс  Ньюком  и  словом  не
обмолвился дядюшке о том, что она здесь.


        ^TГлава LII^U
     Фамильные тайны

     Склоненная над чайным подносом  фигура  подняла  голову,  на  вошедшего
устремился недовольный взгляд, и скрипучий голос произнес:
     - А, это ты!
     - Я принес вам кредитные билеты, сударыня, - сказал Барнс, доставая  из
бумажника пачку банкнот. - Я не мог прийти раньше - был занят делами  фирмы,
только вырвался.
     -  Рассказывай!  Табачищем  от  тебя  разит,  точно  от   какого-нибудь
рассыльного.
     - Была встреча  с  одним  иностранным  капиталистом.  Они,  знаете  ли,
сударыня, всегда курят. А я нет, право же!
     - Кури себе, коли охота, мне-то что. Тебе все равно ничего от  меня  не
видать, будешь ты курить или нет. Как здоровье Клары? Уехала она с детьми  в
деревню? Ньюком - самое подходящее для нее место.
     - Доктор Бэмбери считает, что недели через две ей можно будет ехать.  У
мальчика пока немножко...
     - Да вздор это! Говорю тебе, ей самой не хочется  уезжать,  вот  она  и
заставляет этого дурака Бэмбери давать подобные советы. Говорю тебе,  отошли
ты ее в Ньюком: ей нужен воздух.
     - Но там чертовски дымят фабричные трубы, дражайшая леди Кью!
     - А на Рождество пригласи погостить матушку с твоими младшими  братьями
и сестрами. Твое невнимание к  ним  становится  просто  неприличным,  да-да,
Барнс.
     - Ей-богу, сударыня, я как-нибудь сам  устрою  свои  дела,  без  помощи
вашего сиятельства! - восклицает Барнс, вскакивая с места. -  Я  не  за  тем
пришел в такую поздноту, чтобы выслушивать ваши...
     - ...благие советы. А я ради них тебя и вызвала. Я только для  предлога
написала тебе, чтобы ты принес мне деньги; их мог бы завтра поутру  привезти
из конторы Баркинс. Я хочу, чтобы ты отправил Клару с детьми  в  Ньюком.  Им
надо уехать, сэр, с тем я тебя и вызвала, чтобы внушить тебе  это.  Вы  что,
по-прежнему все ссоритесь?
     - По-прежнему, - отвечает Барнс, барабаня пальцами по своему цилиндру.
     - Да перестань ты барабанить, это действует  мне  на  нервы,  я  и  так
устала. Когда ты женился на  Кларе,  это  была  обычная  хорошо  воспитанная
столичная барышня.
     Сэр Барнс ответил тяжким вздохом.
     - Она легко поддавалась уговорам, была сердечна и  мила,  как  подобает
девушке; немножко пустовата и глупа, но вы, мужчины,  любите  брать  в  жены
куколок. И вот за три года ты совершенно  испортил  ее.  Она  стала  упряма,
хитра, озлоблена, начала воевать с тобой и одерживает  верх.  Да-да!  А  все
из-за того, что ты побил ее!
     - Я не за тем пришел, чтобы все это слушать, сударыня! - говорит Барнс,
бледнея от ярости.
     - Вы ударили ее, вы прекрасно это знаете,  сэр  Барнс  Ньюком!  Или  ты
забыл, как в прошлом году она примчалась ко мне среди ночи?
     - Господи, да вы же знаете, что она вынудила меня к этому, сударыня!  -
кричит Барнс.
     - Вынудила или нет, не мое дело. Но в эту минуту она  одержала  победу.
Ты же, дурак, написал ей письмо с извиненьями! Будь я мужчиной, я бы  скорей
задушила свою жену, чем так унизиться перед ней. Она никогда не простит тебе
этого оскорбления.
     - Я был вне себя, когда ударил  ее;  она  довела  меня  до  безумия,  -
говорит Барнс. - У нее дьявольский характер, и она чертовски  зловредна.  За
эти два года она изменилась до неузнаваемости. Не удивительно было бы,  если
бы я кинулся на нее с ножом. Впрочем, не вам упрекать  меня  за  Клару.  Это
ваше сиятельство подыскали мне ее.
     - А ведь  ты,  милейший,  сумел  ее  сам  испортить.  Она  мне  кое-что
рассказала о  себе  в  ту  ночь.  И  я  верю,  что  это  правда,  Барнс.  Ты
отвратительно с ней обращаешься!
     - Я знаю только, что она превращает мою жизнь в каторгу и с ней  ничего
не поделаешь, - говорит Барнс, добавляя сквозь зубы какое-то проклятье. - Ну
да ладно, хватит об этом. Как Этель? Почивает с дороги? Как  бы  вы  думали,
сударыня, что я привез ей? Предложение.
     - Bon Dieu!  {Боже  правый!  (франц.).}  Неужто  Чарльз  Белсайз  имеет
серьезные намерения?! - восклицает старая графиня.  -  А  я  всегда  думала,
что...
     - Это не от лорда Хайгета, сударыня, - мрачно отвечает сэр Барнс.  -  С
некоторых пор я знаю, что он  не  питает  серьезных  намерений.  Зато  он-то
теперь знает, что я человек серьезный.
     - Милостивый бог! Ужели ты и с ним  подрался?  Надеюсь,  что  нет.  Вот
тогда бы уж не избежать сплетен! - замечает старуха с явным беспокойством.
     - Нет, - отвечает Барнс, - он прекрасно знает, что  нам  с  ним  нельзя
затевать открытой ссоры. Мы тут крупно поговорили на обеде, который он давал
у себя; там был полковник Ньюком со своим щенком, Клайвом, да еще наш дурак,
мистер Хобсон. Лорд Хайгет вел себя страшно дерзко. Сказал  мне,  что  я  не
посмею с ним поссориться из-за тех денег, которые он держит в нашем банке. Я
готов был убить его! Она пожаловалась ему, что я ударил ее -  наглая  тварь!
Он обещает рассказать об этом в клубе, где я бываю,  и  клянется  поколотить
меня на людях, если  я  еще  трону  ее  пальцем.  Так  что  мне,  леди  Кью,
приходится побаиваться их обоих, - заключает в страхе бедняга Барнс.
     - Драка это дело Джека Белсайза, Барнс Ньюком, а твое дело, слава богу,
сидеть в банке, - отвечает графиня. - И если уж старому лорду Хайгету и  его
первенцу судьба была помереть, то, право, жаль, что они не скончались  годам
или двумя  раньше,  чтобы  бедной  Кларе  соединиться  с  Чарльзом.  А  тебе
следовало  взять  в  жены  женщину  посерьезней.  Моя  невестка  леди  Уолем
подыскала бы тебе подходящую; Фрэнк, я слыхала, живет с женой душа в душу, а
всем в доме заправляет свекровь. Залу, где мы играли  спектакли,  они  опять
превратили в часовню; во время богослужений у них поют шестеро  крестьянских
мальчишек в стихарях, и Фрэнк с местным викарием по праздникам играет с ними
в крикет. Слушай, а почему бы Кларе не поехать в Кьюбери?
     - Они с сестрой рассорились,  как  раз  из-за  этой  истории  с  лордом
Хайгетом. Оказывается, какое-то время назад у  них  вышла  по  этому  поводу
размолвка, и, когда я сказал Кью, что надо забыть прошлое, что Хайгет теперь
влюблен в Этель, а мне не охота терять его большой вклад, Кью наговорил  мне
всяких  грубостей.  Он  вел  себя  как  мерзавец,  как  настоящий  мерзавец,
сударыня, и если б не наше родство, уверяю вас, ему бы не...
     Тут разговор Барнса  с  бабушкой  был  прерван  появлением  мисс  Этель
Ньюком, которая спустилась из верхних комнат, закутанная в шаль и со  свечой
в руках.
     - Здравствуй, Барнс. Как чувствует себя Клара? Мне  прямо  не  терпится
увидеть своего маленького племянника. Похож он на своего милого родителя?  -
спрашивает молодая леди, подставляя брату для поцелуя свою прелестную щечку.
     - Воздух Шотландии, как видно, был полезен для нашей розы,  -  галантно
объявляет Барнс. - Я еще не видал тебя такой красивой, дорогая Этель.
     - Это при свечах! Ты бы поглядел на меня при полном освещении.  Лицо  в
морщинах, бледное,  измученное,  а  все  из-за  странствий  по  этой  унылой
Шотландии. Мы чуть не умерли от тоски, не правда ли, бабушка? Никогда больше
не соглашусь жить в огромном  старинном  замке,  а  в  маленьком  охотничьем
домике тем паче. Шотландия, возможно, и хороша  -  для  мужчин,  но  не  для
женщин!.. Нет, коли вы еще вздумаете ехать в Шотландию, отпустите меня лучше
в  Париж.  Я  предпочту  очутиться  в  пансионе  для  благородных  девиц  на
Елисейских полях, нежели в самом распрекрасном замке Горной Шотландии.  Если
бы мне не посчастливилось рассориться с  Фанни  Фоллингтон,  я  б,  наверно,
умерла у них в Гленшортхорне. Скажи,  видел  ты  уже  моего  милого  дядюшку
полковника? Когда он прибыл?
     - А что, разве он здесь? Чего это он явился? - удивляется леди Кью.
     - И вы еще спрашиваете, здесь ли он! Да вы гляньте, бабушка. Видали  вы
когда-нибудь такую прелестную шаль? Я нашла ее в пакете у себя в комнате.
     -  Да,  красиво,  -  соглашается  старуха,  склоняя  над   шалью   свой
крючковатый нос. - Ваш полковник galant homme {Галантный кавалер (франц.).},
этого у него не отнимешь. Не то что остальные члены  семейства.  Хм,  хм!  И
скоро он едет обратно?
     - Он сколотил себе состояние весьма приличное для человека его круга, -
замечает сэр Барнс. - У него никак не меньше шестидесяти тысяч фунтов.
     - А это много? - осведомляется Этель.
     - В Англии, при наших процентах, - нет, но в Индии  они  дают  огромный
прирост. Его доход должен составлять пять или шесть тысяч фунтов,  сударыня,
- говорит Барнс, обращаясь к леди Кью.
     - В  мое  время  некоторых  индийских  набобов  принимали  в  обществе,
дорогая, - задумчиво произносит леди Кью. - Отец часто рассказывал  мне  про
Баруэлла из Стэнстеда,  у  которого  был  дом  на  Сент-Джеймс-сквер;  когда
однажды его гостям не хватило карет, он приказал развозить их на  двуколках.
Водили меня и на процесс мистера Хастингса. Ужасно было нудно и  бестолково.
Надеюсь, этот юноша, живописец, оставит  теперь  свои  горшки  с  краской  и
заживет, как джентльмен. Верно, они были очень бедны, раз отец пустил его по
этой части. И что тебе стоило, Барнс, взять его клерком в банк - избавил  бы
его от унижения.
     -  Унижения!..  Да  он  гордится  этим!  Дядюшка  горд,  как  настоящий
Плантагенет, хоть и скромен, как... как... Ну подскажи мне нужное сравнение,
Барнс! Знаете, из-за чего я поссорилась с Фанни  Фоллингтон?  Она  отрицала,
что мы происходим от королевского брадобрея, и смеялась над легендой о битве
на Босвортском поле. Она утверждает, будто предок  наш  был  ткачом.  Правда
это, бабушка?
     - Откуда мне знать! Да и какое это  имеет  значение,  душа  моя?  Кроме
Гонтов, Говардов и еще двух или трех семей, в Англии едва  ли  сыщешь  людей
благородной крови. Благодари бога, что  хоть  немножко  унаследовала  ее  от
меня. Дед покойного лорда  Кью  был  аптекарем  в  Хэмптон-Корте  и  получил
дворянство  благодаря  дозе  ревеня,  которую  своевременно   дал   королеве
Каролине. Нынче мало кто может похвалиться хорошим  происхождением.  А  этот
юноша, сын полковника, он, помнится, бывал прошлый год в свете? Как он попал
в общество? Где мы  его  встретили?  Ах  да,  в  Баден-Бадене,  когда  Барнс
ухаживал за Кларой, а мой внук... да, мой внук так скверно повел себя. - Тут
она принялась кашлять и так затряслась, что даже палка в ее руке  заплясала.
- Позвони - пусть придет Росс. Росс, я хочу спать. Ложись и  ты,  Этель.  Ты
сегодня утомилась с дороги.
     - По-моему, ей стала немного изменять память, - прошептала брату Этель,
- а может, она помнит только то, что хочет. Ты не находишь, что  она  сильно
едала?
     - Я приеду к вам завтра утром. У меня к ней дело, - сказал Барнс.
     - Спокойной ночи. Передай привет Кларе и поцелуй малюток.  Ты  исполнил
свое обещание, Барнс?
     - Какое именно?
     - Быть... подобрее с Кларой. Не  говорить  ей  грубостей.  Она  человек
гордый и очень обижается, хоть и молчит.
     - Уж так-то и молчит? - со злобой отозвался Барнс.
     - Будь с ней помягче, Барнс.  Весной,  когда  я  жила  у  вас  и  порой
наблюдала вас вместе, я не могла не заметить, что ты бывал с ней груб,  хоть
она неизменно старалась со смехом говорить о твоей манере держаться  с  ней.
Будь подобрее. Я уверена, это самое лучшее, Барнс,  лучше  всякой  мудрости.
Вот погляди на бабушку, какого она была острого ума да и теперь еще  умница.
А ведь какую стяжала себе  славу,  как  боятся  ее  люди!  И  видишь  -  она
одна-одинешенька.
     -  Вот  завтра,  мой  друг,  я  и  потолкую  с  ней,  когда  она  будет
одна-одинешенька, - говорит Барнс и машет сестре на прощанье своей  изящной,
затянутой в перчатку рукой. - Доброй ночи! - И его экипаж покатил прочь.
     Все то время, что Этель Ньюком жила под кровом брата, где так изысканно
принимали меня с  моим  приятелем  Клайвом  и  еще  многих  прочих,  там  не
кончались  ссоры  и  пререканья,  лились  слезы   и   не   утихала   досада,
произносились жестокие речи и шли  постыдные  битвы,  злополучные  участники
коих выходили на люди с улыбкой на лице и вновь схватывались друг с  другом,
едва кончался пир и разъезжались гости.
     На следующий день, когда Барнс приехал повидать бабушку, мисс Ньюком не
было дома; она, по словам леди Кью, отправилась  с  визитом  к  невестке,  у
которой собиралась пробыть все утро; так что  свидание  Барнса  с  леди  Кью
происходило с глазу на глаз, и он мог поведать старой  леди  о  предложении,
сделанном ему полковником Ньюкомом накануне вечером.
     Леди Кью только дивилась,  до  какой  наглости  дошли  люди.  Живописец
просит руки Этель! Пожалуй, завтра сделает предложение один из ее лакеев,  и
Барнс, чего доброго, будет посредником.
     - И ты не выставил  этого  полковника  за  дверь,  когда  он  явился  с
предложением от своего мазилки!
     Барнс рассмеялся.
     - Полковник - один из моих клиентов. Не мог же  я  выставить  за  дверь
члена правления Бунделкундского банка, да еще в его собственном доме.
     - Надеюсь, ты не сообщил Этель эту милую новость?
     - Разумеется, я не сказал ей. И полковнику я не ска-вал,  что  Этель  в
Лондоне. Он думает, что она сейчас в Шотландии вместе с вашим сиятельством.
     - А я бы хотела, чтобы полковник был  сейчас  в  Калькутте,  вместе  со
своим отпрыском. Или еще  лучше  в  водах  Ганга.  Или  чтоб  его  раздавила
колесница Джаггернаута! - вскричала старая леди. - Так сколько  же  все-таки
денег у этого господина? Если он там персона, в этом банке, ты, конечно,  не
должен с ним ссориться. Пять тысяч годовых? И он  пообещал  отдать  все  это
сыну? Не иначе, рехнулся! И чего только не предпринимают эти люди, на  какие
только жертвы не идут, лишь бы породниться со  знатью!  Конечно,  тебе  надо
остаться в хороших отношениях  с  ним  и  с  его  банком.  Мы  и  словом  не
обмолвимся Этель об этом деле и сбежим  из  города  как  можно  скорее.  Дай
прикинуть! Мы едем в Драммингтон в субботу.  Сегодня  вторник.  Баркинс,  не
открывайте ставней в большой гостиной и помните, нас нет в городе для  всех,
кроме леди Гленливат и лорда Фаринтоша.
     - Вы полагаете, что Фаринтош все-таки... зайдет,  сударыня?  -  спросил
сэр Барнс с сомнением.
     - Он будет  здесь  проездом  в  Ньюмаркет.  Он  появлялся  в  двух-трех
шотландских  замках,  где  мы  гостили,  -  отвечает  старуха  тоже   как-то
неуверенно. - Его бедная матушка спит и видит, чтобы он поскорее покончил со
своей холостяцкой жизнью, оно и понятно - ведь  вы,  молодые  люди,  ужасные
беспутники. Их замок  Россмонт  -  прямо  королевская  резиденция.  Да  и  в
Норфолке  дом  ничуть  не  хуже.  Молодому  человеку  с  таким  общественным
положением надо жениться, обосноваться в своем поместье  и  подавать  пример
простому люду, заместо того, чтобы попусту растрачивать время в  Вене  да  в
Париже средь всякого сброду.
     - А будет он в Драммингтоне? - спрашивает внук.
     - Кажется, он приглашен. В ноябре мы поедем в Париж; вероятно и он  там
будет, - небрежно добавляет старая графиня. -  Устав  от  своего  беспутного
образа  жизни,  он,  будем  надеяться,  захочет   остепениться   и   сыскать
какую-нибудь порядочную и благовоспитанную барышню, чтобы  зажить,  как  ему
надлежит.
     Тут было доложено о приходе лекаря ее сиятельства, и ее внук  и  банкир
откланялся.
     G зонтом в руке, сэр Барнс пешком отправился в Сити, ознакомился там  с
корреспонденцией, посовещался с компаньонами и доверенными клерками, - здесь
уже не было ни раздраженного  мужа,  ни  нежного  брата,  ни  обходительного
внука, а только проницательный и ловкий банкир, всецело занятый своим делом.
Спустя короткое время ему пришлось  пойти  на  биржу  или  еще  куда-то  для
совещания с другими капиталистами, и на Корнхилл он повстречал  своего  дядю
полковника Ньюкома, ехавшего в  сопровождении  грума  к  зданию  Ост-Индской
компании.
     Полковник спрыгнул с лошади, и Барнс приветствовал  его  самым  учтивым
образом.
     - Есть у  вас  для  меня  что-нибудь  новенькое,  Барнс?  -  спрашивает
служака.
     - Из Калькутты поступили чрезвычайно благоприятные вести.  Этот  хлопок
действительно отличного  качества.  Мистер  Бриггс,  наш  служащий,  который
понимает в хлопке, говорит...
     - Я не про хлопок, милейший мой сэр Барнс! - восклицает его собеседник.
     - Векселя хорошо обеспечены; с ними не  возникает  никаких  трудностей.
Наш банк возьмет их на полмиллиона, если только... -  Вы  все  толкуете  про
векселя, а у меня все мысли про бедного Клайва, - прерывает его полковник. -
Я бы так хотел, Барнс, услышать от вас что-нибудь для него утешительное!
     - Я и сам рад был бы  такой  возможности.  От  души  надеюсь,  что  это
когда-нибудь случится. Вы же знаете, я готов  всячески  отстаивать  интересы
вашего сына, - любезно отвечает Барнс. - Не  правда  ли,  забавно,  что  для
разговора о чувствах мы выбрали такое место, как Корнхилл? Однако Этель, как
я уже изволил сообщить вам, находится в ведении более  высоких  лиц,  и  нам
надобно умиротворить как-нибудь леди  Кью.  Она  всегда  очень  благосклонно
отзывалась о Клайве, очень!
     - Не лучше ли мне самому сходить к ней? - спрашивает полковник.
     - Куда? На  север  Англии,  милейший  сэр?  Она  ведь...  хм...  сейчас
путешествует в тех краях. По-моему, вам лучше предоставить все  это  мне.  А
сейчас я прощаюсь. Мы в Сити, как  вы  знаете,  люди  бездушные,  полковник.
Будьте покойны, как только леди Кью с Этель вернутся в Лондон, я тут же  дам
вам знать.
     И банкир поспешил прочь,  приветственно  помахав  кончиками  пальцев  и
оставив полковника в полном изумлении. Да будет вам известно, что  полковник
знал о приезде леди Кью в Лондон, извещенный о том  простейшим  способом,  а
именно - запиской мисс Этель, и записочка эта преспокойно лежала  у  него  в
кармане, пока он разговаривал с главой фирмы "Братья Хобсон".

     "Милый дядюшка, - говорилось в записке, - я буду так рада повидать Вас!
Как мне благодарить Вас за эту прелестную шаль и за Вашу  всегдашнюю  память
обо мне. Я нашла Ваш подарок вчера вечером, когда мы возвратились с  Севера.
Мы здесь, на Куин-стрит  en  passant  {Проездом  (франц.).}  и  _никого_  не
принимаем, кроме Барнса, который только что заходил  по  делу,  но  он,  как
понимаете, не в счет. Завтра я еду повидать Клару и заставлю ее отвезти меня
к Вашей милой приятельнице миссис Пенденнис. Как была бы я  счастлива,  если
бы Вы ненароком заглянули к миссис П. часов _около  двух_.  Спокойной  ночи.
Тысячу раз благодарю Вас,
                                                   всегда любящая Вас
                                                                          Э.

Куин-стрит. Вторник.
Двенадцать часов ночи".

     Записка эта была подана полковнику Ньюкому за завтраком, и он, не желая
вызывать расспросов Клайва, сидевшего напротив, не без труда сдержал возглас
удивления, готовый сорваться с его уст. Все  утро  отец  Клайва  пребывал  в
горестном  изумлении.  "Вторник,  двенадцать  часов  ночи,  -  думал  он.  -
Очевидно, Барнс прям(c) из-за моего стола отправился к  бабушке.  А  мне  он
сказал, что ее нету в городе, и опять повторил  это  только  что,  когда  мы
повстречались с ним в Сити. (Полковник как раз ехал  в  Ричмонд.)  Для  чего
этот молодой человек лгал мне? Пускай леди Кью не желает меня принимать,  но