седа
возобновилась.  Милорду было очень приятно,  что она велась на  великолепном
английском языке,  без  переводчиков.  Он  даже подумал о  том,  что не  все
британские губернаторы и  вице-короли  в  колониях так  превосходно выражают
свои мысли с  оксфордским произношением.  Он  и  сам  не  имел таких дорогих
учителей и гувернеров,  как князь Львов и миллионщик Коновалов,  и в Лондоне
стеснялся много говорить в  высшем свете -  там  не  прощали простонародного
произношения.  Здесь,  в  России,  он  чувствовал себя спокойно.  И  вдруг -
"perfect English"*!
     ______________
     * Превосходный английский (англ.).

     Он  безусловно  поддержал  все  двенадцать  пунктов  оппозиционной царю
программы,  обещал господам полную поддержку в Британии и британских служб в
России.  Теперь он  знал,  что сделать квинтэссенцией своего будущего отчета
Ллойд Джорджу и высоким покровителям из Сити. Настроение улучшилось, и лорда
снова  обуял  аппетит.  Коновалов раньше  Львова  понял,  что  гость  желает
закончить беседу.  При первой же  паузе он встал со своего кресла,  и  князю
Львову оставалось только последовать его примеру.
     Милорд гордо проследовал в  зал,  где был накрыт стол для него и  самых
достойнейших представителей купеческого сословия Москвы, и отдал там должное
сказочной гастрономии. Его ответный тост был крайне лестным для хозяев.


                    38. Москва, начало февраля 1917 года

     Едва  узнав  о  поездке  лорда  Мильнера в  Москву,  Александр Иванович
Коновалов  твердо  решил   заполучить  высокого  гостя   к   себе   домой  в
первопрестольной.  Он  собирался не  только  выразить симпатию представителю
Великобритании, удивить его своими английскими привычками и стилем дома. Ему
нужно было дать понять Мильнеру,  что русское купечество возглавляет не  кто
иной, как он. Именно на него, Коновалова, союзники должны делать ставку.
     Гости уже  собрались в  особняке Коновалова на  углу  Никитской улицы и
Кудринской площади,  когда два  авто  с  британскими флажками на  радиаторах
остановились у подъезда с кованым железным кружевом консолей.
     Лорд  Мильнер держался сдержанно.  Он  оказывал честь  московским тузам
своим приездом.  Его сопровождали молодой, но уже поседевший генерал русской
армии,  личный  секретарь Джордж  Клерк  и  генеральный консул  Роберт  Брюс
Локкарт.
     Коновалов встретил гостей в прихожей,  у лестницы,  ведущей в бельэтаж.
Его лицо выражало радушие,  но отнюдь не подобострастие,  какого ожидал лорд
Мильнер.
     Гостя из Британии и  его секретаря с  первых шагов поразили богатство и
чисто английский уют этого дома, но сэр Альфред не подал и вида. Он поднялся
в  зал,  где ему представили цвет московской буржуазии.  И  снова он обратил
внимание не на людей, мило улыбавшихся ему, а на английский стиль интерьера,
на вышколенных рослых слуг, одетых во фраки, панталоны и белые чулки, словно
перенесенных из  какого-то  поместья  на  Островах.  Даже  сервировка стола,
видная через открытую дверь соседней залы, напомнила ему Лондон.
     Все это импонировало лорду,  но  он  не  забывал и  главной цели своего
визита  -  выяснить  истинные настроения российских торговых и  промышленных
кругов  и  наладить  прочные  контакты  с  самыми  могущественными  из  них.
Коновалов явно был в числе первых.
     В свою очередь,  сэр Альфред представил хозяину дома русского генерала.
Коновалову сразу понравился подтянутый моложавый военный, державшийся просто
и  непринужденно.  Сильные  и  красивые  люди  всегда  привлекали  особенное
внимание Александра Ивановича.
     - Генерал-майор Соколов, - поклонился Алексей.
     - Александр Иванович Коновалов, - ответил поклоном хозяин дома. "Что-то
я о нем слышал..." - промелькнуло у него при этом в голове. Но сейчас больше
всего его занимал Мильнер.
     После завтрака хозяин и главный гость удалились в кабинет. Брюс Локкарт
и  Клерк сделались центром внимания москвичей.  Соколов устроился в глубоком
кресле в другом конце гостиной.  Он многое бы дал за то,  чтобы знать, о чем
шла  речь  за  закрытыми  дверями.  Он  понимал,  что  лорд  Мильнер  принял
приглашение Коновалова неспроста. Речь явно шла не о простой коммерции.
     Вдруг он  почувствовал на себе чей-то взгляд.  Оглянувшись,  он увидел,
что к нему направляется молодой человек. Где-то он встречал его.
     - Вы,  наверно, меня уже не помните, а я сразу узнал вас. Хотя прошло и
немало  лет,  -  произнес  молодой  человек.  Видя  недоумение генерала,  он
представился: - Секретарь господина Коновалова... Неужели не помните вечер у
Шумаковых,  пение Анастасии Петровны,  нашу бурную дискуссию и  меня,  в  то
время студента?
     Теперь Соколов узнал  его.  Время изменило Гришу.  Это  был  интересный
рослый  мужчина,  самоуверенный,  энергичный.  Но  как  сопоставить  взгляды
прежнего  Гриши  и   теперешнего  секретаря  Коновалова?   Ироничная  улыбка
промелькнула на губах Соколова.  "Вот так приспосабливаются люди", - подумал
он. Чувство неприязни и брезгливости шевельнулось в нем.
     - Как здоровье Анастасии Петровны?  - осведомился Гриша. - Передайте ей
мой поклон.
     Если  бы  Соколов мог  знать,  какую  бурю  в  душе  Гриши  вызвало его
появление в  доме Коновалова.  И  ревность,  и что-то похожее на злорадство.
Ведь  наверняка  этот  бравый  генерал  не   знает,   что  Настя  связана  с
большевиками. "Ты и не представляешь, на каком ты у меня крючке!" - хотелось
Грише крикнуть Соколову.
     Чем  больше  он  смотрел  на  Алексея  Алексеевича,   тем  сильнее  его
охватывало чувство  ненависти.  Он  улыбался гостю,  вспоминая спиритический
салон у  Шумаковых.  В  груди же у него все клокотало от ненависти.  За годы
работы у Мануса и Коновалова он научился скрывать свои чувства.
     Беседа лорда Мильнера и  Коновалова не  заняла много времени.  По  всей
вероятности,  результаты ее  не  совсем устроили русского миллионера.  Увидя
Гришу,  болтающегося без  дела,  он  довольно резко велел ему  распорядиться
подать машину лорду Мильнеру и  в то же время весьма благосклонно взглянул в
глаза Соколову. Его чем-то притягивал к себе этот человек. Он не знал, что у
самого лорда Мильнера были далеко идущие планы относительно этого генерала.
     От Гриши не укрылся интерес Коновалова к  Соколову,  а  обращение с ним
самим,  как со слугой,  сильно унизило его в глазах соперника. "Это мой враг
на всю жизнь,  -  подумал Гриша. - Еще не хватает, чтобы он перешел дорогу и
по службе!  Я  уничтожу этого проходимца!"  И  тут ему пришла мысль написать
анонимное письмо Соколову о неверности Насти.  Будет скандал. Настя, которая
так ждет Соколова,  будет оскорблена. В их отношениях появится трещина, а он
будет стараться ее увеличивать, пока не добьется полного разрыва. Он докажет
Насте,  что он  единственный ее друг.  Ему казалось,  что никогда она еще не
была так желанна, а он так близок к победе.


                      39. Петроград, февраль 1917 года

     Лорд Мильнер готовился отбыть из Петрограда в  порт Романов на Мурмане,
чтобы на  британском крейсере вернуться в  Англию.  Он уже указал Бьюкенену,
что и  как писать в  Форин офис о  скромных итогах союзнической конференции.
Рекомендовал членам  делегации проявить  в  отчетах  ограниченный оптимизм в
связи с положением в России, но ни в коем случае не упоминать в документах о
том, что англичанам известно о заговоре против самодержца всероссийского и о
сроках его  осуществления.  Оставалось несделанным лишь  одно  важное дело -
вербовка  или  склонение к  доверительному сотрудничеству генерала Соколова.
Люди  полковника  Нокса  оказались  слабоваты  для   этой  цели.   Они  были
значительно ниже морального и интеллектуального уровня Соколова, в том числе
и такие крупные разведчики, как Хор и Нокс, думал сэр Альфред.
     Напоследок  он   решил  сам   поговорить  с   "его  превосходительством
господином генералом Соколовым".  Подкупить его лестью,  нарисовать радужные
перспективы дружбы с  одним из  влиятельнейших деятелей такой могущественной
империи,  как  Британская.  После  прощального обеда  у  посла он  пригласил
"поболтать" к  себе в  "Европейскую" сопровождающего делегацию генерала.  На
всякий случай лорд попросил полковника Нокса быть в соседней комнате.
     Соколова  провели  в  маленький салон,  уставленный изящной  и  хрупкой
мебелью.   Лорд  Мильнер  немедленно  вышел  к  нему,  пригласил  устроиться
поудобнее.  Обратил внимание, как непринужденно сел в легкое кресло генерал.
С детства сэр Альфред завидовал тем, кого природа наградила здоровым телом и
ловкостью.  Но даже это сейчас не поколебало его симпатии к собеседнику.  Он
понимал,   что   Соколова  можно   "взять"  только  на   доброжелательность,
открытость, дружбу.
     Алексей уже давно чувствовал, что лорду Мильнеру от него что-то нужно.
     - Я очень доволен своей поездкой в Россию,  -  начал лорд. - Благодарен
судьбе,  что она свела меня с таким человеком, как вы, - подпустил он лести.
- Я  знаю  ваши  великолепные подвиги против  центральных держав  и  намерен
исхлопотать у его величества короля Георга для вас орден Подвязки...
     - Благодарю за заботу,  милорд!  -  улыбнулся Соколов. - Но это была бы
слишком щедрая награда за события, которые происходили два года тому назад.
     - Но вы заслуживаете ее,  -  продолжал сэр Альфред будто бы и вовсе без
намека,  -  и  можете быть  достойны всех  самых высоких наград и  поощрений
Британской империи. Не только за храбрость, но за ум и знания...
     "Что-то он темнит",  -  решил Соколов,  но так же простодушно и открыто
улыбался господину министру.
     Милорд между тем решил перейти поближе к делу.
     - Ваше превосходительство,  не  скрою,  что  моя  страна и  в  нынешние
трудные  времена  совместной борьбы  с  гуннами,  и  в  радостные  дни  мира
нуждается в таких мудрых и смелых друзьях, как вы...
     "Ах  вот он  куда выводит!  -  догадался Алексей.  -  Хочет купить меня
орденами и  сокровищами империи...  Интересно,  что же  ему все-таки от меня
требуется?"
     Но вслух он почти по-солдатски ответил главе британской делегации,  что
честно исполняет свой воинский долг.  В этих словах крылось и предупреждение
о том, что нарушать присягу он ни в коем случае не намерен. Но Мильнер понял
его так, что разговор можно и продолжить.
     - Не хотели бы вы приехать к нам во главе постоянной военной миссии,  с
семьей,  разумеется?..  -  задал  вопрос милорд.  -  Мы  легко могли бы  это
устроить.  Тем  более что  на  русском фронте воюют очень бестолково,  лавры
здесь не заслужишь,  в  историю не войдешь.  А  во Франции ожидаются большие
события.  С  вашим опытом вы могли бы принять участие в  них,  занять видное
положение среди военачальников Антанты...
     - Сэр, мое место в России, - твердо ответил Соколов.
     - Это прекрасно,  но вы можете оказать нам помощь и в вашей стране... -
вкрадчиво и очень любезно продолжал настаивать на своем лорд.
     Нокс за неплотно прикрытой дверью с  интересом ждал,  что будет дальше.
Как  сумеет Мильнер высказать основное:  чтобы Соколов передал всю чешскую и
словацкую группы патриотов под  покровительство Великобритании?  Но  милорд,
видимо от волнения,  заговорил так тихо,  что полковник при всем старании не
мог ничего расслышать. Зато явственно прозвучал голос Соколова:
     - Моя  честь  и  долг  перед  моей  страной  не  позволяют принять ваше
предложение, сэр!
     Затем послышался звук отодвигаемого кресла.  В  голосе Соколова Нокс не
услышал агрессивности,  но в ответе его он почувствовал такое презрение, что
полковника тряхнуло словно электрическим разрядом.  Он приник глазом к щели.
Мильнер был бледен, но старался выглядеть величественно.
     - Мой дорогой генерал!  -  пытался он напутствовать Соколова.  - Россия
обречена.  Не  сегодня завтра  она  рухнет.  Наступит чудовищная анархия,  и
польются потоки крови...  Не знаю,  как без союзников можно будет остановить
развал  империи,  государственности,  армии...  С  кем  окажетесь вы,  когда
императорская  армия   перестанет   существовать   вместе   с   государством
Российским?..  Я говорю это вам с глазу на глаз и не хочу быть пророком,  но
скоро грядет великое потрясение!..
     - Я буду со своим народом, сэр! - резко произнес Соколов.
     - Вы  пожалеете,  но  будет уже поздно что-либо сделать для вас,  -  не
сдавался и Мильнер.
     Омерзение поднялось в душе Алексея, но он был сейчас военным дипломатом
и постарался, чтобы оно не отразилось на его лице.
     - Имею честь откланяться!  - посмотрел он прямо в глаза лорда Мильнера.
Алексей сознательно не употребил протокольных выражений о почтении и прочем,
а ударением выделил слова "имею честь!".
     Мильнер понял и сухо поклонился.
     - Надеюсь, вы по-прежнему будете нас сопровождать до Мурмана?
     - Разумеется,  сэр!  Я  выполню свои обязанности до конца!  -  спокойно
сообщил Алексей.
     - Я рад! - буркнул милорд.
     Едва  за  Соколовым закрылась дверь,  Нокс  вошел  в  салон.  Мильнер в
изнеможении отвалился на спинку дивана.  Он злобно посмотрел на полковника и
не пожелал вести никаких обсуждений.
     - Если вам не удастся скомпрометировать Соколова и  на этом завербовать
- его следует устранить! - устало сказал он.


              40. Петроград, вторая половина февраля 1917 года

     Квартира Павловых,  к счастью, не была провалена во время декабрьских и
январских  "ликвидации"  большевистского  подполья   Петроградским  охранным
отделением.  Мария  Георгиевна и  Дмитрий Александрович,  узнав об  арестах,
удвоили   осторожность,    кое-что   наплели   соседям   о    многочисленных
провинциальных  родственниках,   которые   часто   заходят   на   огонек   к
гостеприимным   петроградцам.    Степенный   модельщик   Ижорского   завода,
одевавшийся зимой  в  солидное пальто и  дорогую шапку  или  черную шляпу  с
широкими полями,  как у  известного писателя Максима Горького,  да и  внешне
похожий на него, не вызывал подозрения дворника, исправно служившего агентом
полиции.
     Его супруга Мария Георгиевна,  так же  всегда аккуратно одетая,  скорее
по-интеллигентному,   чем   по-рабочему,   с   чуть  печальными  глазами  на
привлекательном  лице,   снискала   особое   почтение   соседей   всегдашней
приветливостью и  вежливостью.  Кто  мог догадаться,  что этой милой молодой
женщине  партия  большевиков поручила хранить печать  Бюро  ЦК  и  партийный
архив?  Квартира Павловых оставалась местом  самых  конспиративных встреч  и
заседаний Русского Бюро ЦК и Петербургского комитета.
     На внеочередное заседание сходились осторожно,  многократно проверяясь.
Собраться могли далеко не  в  полном составе,  но обсудить неотложные дела и
решить,  что  делать в  ближайшие дни,  необходимо было  хотя бы  нескольким
активным и  боевым партийцам.  В  рабочих массах их называли "комитетчики" и
оберегали от охранки и провокаторов. Сегодня пришли секретарь Петербургского
комитета Петр  Антонович Залуцкий,  Иван  Дмитриевич Чугурин  -  член  ПК  и
секретарь Выборгского районного комитета,  Александр Касторович Скороходов -
член ПК, Нарвского и Московского районных комитетов, Кирилл Иванович Шутко и
его  жена  Нина  Фердинандовна  Агаджанова,  член  Русского  Бюро  Александр
Гаврилович Шляпников и  Александр Николаевич Винокуров,  член ПК и  Невского
районного комитета.
     На дальних подступах осмотревшись,  к дому подходили открыто, не таясь,
словно собираясь на вечеринку с блинами.  Звонок в дверь давали не условный,
как на конспиративной встрече, а один и отрывистый. Открывала дверь хозяйка,
Мария Георгиевна, которая для многих из них была просто Маша.
     Ровно в восемь секретарь Залуцкий оглядел всех собравшихся, поднялся со
своего стула и сказал,  что больше ждать некого -  значит, не смогли прийти.
Предложил начать.
     Дмитрий  Александрович для  вида  -  если  зайдет  кто  из  соседей или
случайный человек  -  поставил на  стол  кипящий  самовар,  расставил тонкие
стаканы с блюдцами и розетками для варенья, водрузил в центр стола вазочку с
сухарями,  другую -  с мелко наколотым сахаром. Когда налили чай в стаканы -
получилось очень по-семейному. Но разговор пошел отнюдь не о семейных делах.
     Чрезвычайно мягкий,  милый,  всегда печальный и  озабоченный,  Залуцкий
предложил на  сей  раз  не  вести  протокола,  а  просто  обсудить ситуацию,
складывающуюся в  столице.  Слово  взял  Шляпников.  Усы  и  полнота заметно
прибавляли ему солидности. Он начал сразу о существе дела.
     - День  10  февраля,   которое  мы  назначили  для  забастовки  в  пику
гвоздевцам,    призвавшим   поддержать   рабочим   выступлением,   то   есть
демонстрацией,  открытие  Государственной думы  14-го,  -  негромко,  словно
размышляя вслух,  сказал Шляпников, - оказался весьма неудачным. Мы не учли,
что этот день совпадает с пятницей на масленой неделе,  когда многих рабочих
отпускают уже  к  обеду.  За  успех можно считать уже и  то,  что на  многих
предприятиях прошли короткие митинги в  память двухлетней годовщины суда над
большевистскими депутатами... В то же время 14-го, когда мы призвали рабочих
идти не к Думе,  а на улицы с антивоенными лозунгами,  события приняли более
широкий размах,  чем мы ожидали. Они начались уже 13-го, когда за Московской
заставой забастовало несколько фабрик  с  числом рабочих около  двух  тысяч.
Задор  и  боевитость  демонстрантов были  необыкновенными.  Когда  появилась
полиция,  рабочие стали бросать в нее палки, куски сколотого с тротуара льда
и прочее.  Но это была только прелюдия... Товарищ Залуцкий расскажет сейчас,
как  протекали события в  Петрограде 14-го,  а  потом мы  подумаем,  на  что
необходимо сделать упор в будущем.
     Не  вставая  из-за  стола,  секретарь ПК  деловито принялся перечислять
факты, показывающие рост революционных настроений рабочих.
     - Четырнадцатого числа,  -  тихо и печально начал он,  -  бастовало, по
нашим сведениям,  свыше полусотни предприятий,  в забастовке приняло участие
около восьмидесяти пяти тысяч человек...
     - Ого!  -  одобрительно сказал кто-то за столом.  "Гости" забыли даже о
чае. Залуцкий продолжал:
     - Антивоенные демонстрации,  как  политический стержень  происходящего,
состоялись не  менее  чем  в  трех  местах города.  Массы  рабочих вместе со
студентами  и   курсистками  просочились  на  Невский  и  взбудоражили  весь
проспект.  Здесь  тоже  состоялись демонстрации.  Носили красный флаг,  пели
"Варшавянку" и  "Марсельезу".  Полиция,  как обычно,  пустила в ход нагайки,
арестовала человек тридцать.  Очень важным итогом стало то,  что  на  призыв
меньшевиков-гвоздевцев поддержать Государственную думу  собралось лишь около
пятисот человек,  главным образом любопытной шатающейся публики, а отнюдь не
рабочих...
     - А  вы  обратили внимание,  -  использовал паузу Шляпников,  -  что  в
воззвании  генерала   Хабалова,   главнокомандующего  Петроградским  военным
округом,  по  поводу 14 февраля говорилось о  том,  что столица находится на
военном положении и  всякое неповиновение властям будет караться по  законам
военного времени?
     Александр Касторович Скороходов,  один из авторитетнейших большевиков в
Нарвском и  Московском районах,  долго протирал очки в железной оправе.  Его
гладко выбритое лицо выражало крайнюю задумчивость.  Он, казалось, не слышал
вопроса, но первый отреагировал на него.
     - Очевидно,  царские сатрапы ввели уже перманентное военное положение в
Петрограде, но температуру общественного движения они не снизили. Теперь уже
рабочие меньше боятся казаков,  арестов,  дух сопротивления охватил массы...
Близится 23  февраля,  Международный день работниц.  Я  предлагаю перед этим
днем  усилить  нашу  агитацию на  заводах и  фабриках,  в  рабочих казармах.
Особенно среди  работниц,  в  различных кружках женщин  -  образовательных и
других.  Нам всем бы накануне отправиться к женщинам-работниц