от медлительной Москвы.
     А  перед  решающими политическими событиями,  которые должны  доставить
России  конституционную  монархию  типа  английской,   следовало  эти  корни
укрепить,  взлелеять.  Ибо  экономическая мощь  Москвы может  очень и  очень
помочь активному члену Общества содействия успехам опытных наук в  борьбе за
власть  и   за   получение  влиятельного  поста   в   будущем  правительстве
"общественного доверия".
     "Сэр  Александр",   как  иногда  мысленно  он  себя  называл,  не  стал
облачаться с  утра в  шлафрок московских бар,  а энергично сделал сокольскую
гимнастику,  косясь  в  зеркало  на  довольно  кругленькое  брюшко,  которое
следовало согнать, чтобы окончательно стать похожим на сына Альбиона.
     Окунув свое бренное тело в  прохладную ванну и натерев кожу до красноты
махровым полотенцем из  Ливерпуля,  хозяин мануфактур и  разнообразных акций
оделся в  строгий костюм с полосатыми брюками,  как в Сити,  и отправился на
завтрак. По английскому обычаю он выходил в столовую строго одетым. "Хэм энд
эгг"*  был  проглочен быстро,  заеден овсянкой и  запит  чаем  с  английским
джемом. Все это было чисто по-британски.
     ______________
     * Яичница с ветчиной или беконом.

     Три громадных окна с полукружьем поверху выходили во двор,  к каретному
сараю,  половина которого была  теперь превращена в  гараж.  Хозяину приятно
было наблюдать от своего столика, стоявшего у центрального окна, за тем, как
шофер  Иван,   а  по-английски  -   Джон,  намывал  бока  нового  автомобиля
"роллс-ройс".
     Большая часть подоконников и  приоконного пространства пола,  вплоть до
тройной арки  на  двух колоннах,  отделявшей от  окон главную часть огромной
столовой на манер лоджии,  была заставлена оранжерейными растениями, как это
видел  Александр Иванович в  путешествиях своих по  Англии.  Стены столовой,
отделанной   пилястрами,   украшала   коллекция   старинного   холодного   и
огнестрельного оружия, со вкусом скомпонованная с щитами разной формы.
     Александр  Иванович  через  официанта  передал  своему  новому  личному
секретарю  Григорию,   привезенному  из   Питера   и   теперь  дожидавшемуся
пробуждения хозяина в передней, приглашение пройти в кабинет.
     Кабинет  тоже   был   обставлен  по-английски,   в   стиле  чиппендейл,
исполненном  знаменитым  мастером   конца   XVIII   века   Робертом  Адамом.
Миллионщику-англоману были по душе китайские влияния в  этом стиле,  лаковые
росписи  и  орнаменты.  Коновалов украсил  свой  кабинет старинным китайским
фарфором,  китайскими драгоценными коврами.  В  его  подсознании,  когда  он
работал в окружении этих вещей,  часто всплывала мысль о том,  что хорошо бы
вместе с  Англией разделить Китай,  который в скором будущем станет огромным
рынком для товаров,  производимых мануфактурами "Т-ва Коноваловъ и С-нъ",  и
поставщиком первоклассного дешевого сырья.
     Но сейчас его одолевали сугубо московские дела.  Войдя в  кабинет,  где
уже  ждал  Григорий,  Александр Иванович тяжко  вздохнул,  совсем  по-русски
перекрестился  и   уселся  в   массивное  кресло  со  звериными  мордами  на
подлокотниках.  Гриша пристроился на стульчике с овальной спинкой. Александр
Иванович пронзительно посмотрел на своего секретаря.  Нельзя сказать,  чтобы
он  не  доверял ему.  Гриша исправно поставлял Коновалову информацию,  когда
работал у  Мануса в  банке.  Он  был  деятельным братом,  хотя и  без всяких
степеней,  в  старой масонской ложе,  демонстративно распущенной в 15-м году
для  отвода глаз охранного отделения.  За  важные заслуги Александр Иванович
приблизил  к  себе  Григория  и  даже  предложил ему  место  своего  личного
секретаря. Тот и в этом качестве оправдал доверие патрона - хорошо шпионил и
вынюхивал новости,  которые некоторые из  бывших  братьев особенно старались
скрыть.  Но,  глядя в  преданные глаза Григория,  видя его  подобострастие и
вечное  желание  услужить,  проницательный Коновалов все-таки  не  до  конца
доверял своему секретарю.  "Ведь если он  предавал за деньги своего прежнего
патрона -  Мануса,  то  за более крупную сумму он может продать и  меня!"  -
думал Александр Иванович и  был недалек от  правды -  Гриша служил не только
ему.  Он был завербован в свое время лично начальником Московского охранного
отделения полковником Мартыновым, считался особо ценным агентом и осведомлял
Мартынова о  всех  шагах  своего  патрона в  петербургских делах.  Полковник
Мартынов был совсем не прост и  хотел знать не только то,  что ему положено,
то  есть  московские  дела,   но  и  ситуацию  в  столице,  слухи,  сплетни,
предположения...
     Прежде чем  начать,  Гриша прокашлялся.  Он  всегда говорил с  хозяином
елейно-искательно и ничего не мог с собой поделать.
     - Александр Иванович,  вы  поручили мне  собрать сведения о  московском
градоначальнике  генерале  Шебеко   и   его   главноначальствующем  генерале
Мрозовском.  Как  я  понял,  это  необходимо  для  того,  чтобы  установить,
насколько  эти  два  господина способны  воспрепятствовать общественности со
стороны Москвы осуществить смену главы царствующего дома?
     Коновалов подивился сметливости этого  малого,  поскольку ничего такого
ему  не  говорил.  Значит,  Гриша сам  пришел к  правильному выводу о  своем
поручении.  На всякий случай Александр Иванович подтверждать не стал, но дал
понять, что приготовился слушать.
     - Новый градоначальник,  Вадим Николаевич Шебеко,  вступил в  должность
совсем недавно -  не прошло еще и  года.  Он генерал,  в прошлом гвардейский
офицер,  флигель-адъютант.  Служил он вице-губернатором в  Гродно или Ковно,
затем в  Саратове в  той же должности и  губернатором в  Гродно.  Человек он
придворной складки...
     "Значит, бездельник!" - подумал Коновалов.
     - ...Прекрасно  воспитанный,  с  налетом  англоманства  при  врожденном
русском барстве и легко заметном верхоглядстве...
     "Неужели есть и такие любители Англии?" - мелькнуло у Коновалова.
     - ...Все  взятое вместе,  когда не  касается служебных вопросов,  очень
располагает московское высшее общество к генералу. К полиции, жандармерии, к
политическому розыску  он,  по  своим  привычкам и  воспитанию,  относится с
презрением...
     "Это вполне нас устраивает!" - подумал Александр Иванович.
     - ...Несмотря на  военную форму,  он не походит на настоящего военного.
Он скорее джентльмен в элегантном мундире,  -  продолжал Гриша, демонстрируя
неплохое знание человеческой натуры.  -  Генерал,  как  говорят,  производит
очень приятное впечатление.  В том числе и своей внешностью:  лет пятьдесят,
выше среднего роста, шатен с проседью, усами и бородкой царской складки...
     "Да у  него язык похож на профессиональный полицейский!"  -  с оттенком
беспокойства подумал Коновалов,  но  тут  же  вспомнил,  что  Гриша юрист по
профессии, и успокоился.
     - ...Если   генерал   Шебеко   -   воплощенный  тип   административного
"младенца",  -  докладывал Григорий,  -  то  его  шеф,  главноначальствующий
генерал Мрозовский,  весьма  критически относится к  новому градоначальнику,
неудовлетворенный его поверхностным отношением к делу...
     - Эту трещину надо расширить!  -  буркнул Коновалов,  и Гриша мгновенно
все понял.
     - Я  постараюсь,  Александр Иванович,  вбить клин между ними,  да еще и
полковником Мартыновым,  поскольку близко знаком с  одним  из  чиновников из
окружения Шебеко. А этот чиновник весьма падок на деньги...
     Коновалов понял  намек,  достал  из  кармана  сюртука чековую книжку  и
автоматическую ручку-американку, надписал чек, протянул его Грише.
     - Десять тысяч рублей хватит на первых порах?
     - Более чем  достаточно,  Александр Иванович!  -  спрятал чек  тронутый
щедростью патрона Гриша.
     - Все  ответили  на  приглашения  к  сегодняшнему  обеду?   -   спросил
Коновалов.
     - Строительный  подрядчик  Кононов  лежит   в   ревматизме,   остальные
сообщили, что будут непременно, - доложил Григорий.
     - И  ты приходи,  -  разрешил патрон.  -  Да понаблюдай,  кто как будет
реагировать на мои речи... Понял?
     - Не премину-с! - угодливо склонился Григорий.
     - Да,  вот  еще  что!  -  спохватился Коновалов.  -  На  всякий  случай
проследи,  чтобы прислуга не вертелась у дверей, где мы будем разговаривать,
а то вдруг кто-нибудь из них, не ровен час, служит и полковнику Мартынову...
     - Прослежу-с!..


                   7. Петроград, начало декабря 1916 года

     Старший  фейерверкер* Василий  Медведев,  кавалер полного Георгиевского
банта,  то  есть  всех  степеней  Георгиевской медали  для  нижних  чинов  и
унтер-офицеров,  получил в  ноябре легкое ранение на Северном фронте,  где в
составе Сибирского корпуса держала оборону его  батарея.  Геройством и  умом
Василий очаровал начальство полевого лазарета и  получил отпуск в  Петроград
на неделю. Это было весьма кстати, поскольку запасы нелегальной литературы у
него кончились,  и ему не только надо было возобновить их, но и повидаться с
товарищами, впитать в себя то, чем живет сейчас большевистская организация.
     ______________
     * Чин в артиллерии, соответствовавший старшему унтер-офицеру, помощнику
командира взвода.

     В Петрограде,  в Новой деревне,  у старого друга и соратника,  рабочего
Александрова,  он получил явку на Сердобольской улице, в доме 35. Здесь жили
супруги Павловы,  в  квартире которых регулярно собиралось на свои заседания
Русское Бюро  ЦК  РСДРП,  происходили совместные собрания этого руководящего
партийного  органа  и   Петербургского  комитета  большевиков.   Александров
предупредил  Василия  о   необходимости  строжайше  соблюдать  все   правила
конспирации,  ибо охранка в последние недели просто зверствовала, проводя по
наводкам провокаторов одну  за  другой "ликвидации" подпольных организаций и
техник*.
     ______________
     *   Техникой   по   жандармской   терминологии  назывались   подпольные
типографии.

     Садясь на 20-й номер трамвая у Балтийского вокзала, Василий по привычке
проверил, нет ли за ним "хвоста", и на всякий случай занял позицию поближе к
двери на задней площадке прицепного вагона.  Трамвай мгновенно заполнился до
отказа,  люди повисли на  подножках,  один пристроился на "колбасе" сцепного
устройства.  Все  это было внове Василию,  который давно не  был в  столице.
Многие другие приметы хозяйственной разрухи поплыли у  него  перед  глазами,
когда трамвай тронулся и  медленно покатился по  Лермонтовскому и  Троицкому
проспектам к  Технологическому институту,  через Загородный и Литейный -  на
Нижегородскую и Нюстадскую улицы.  Первый снег прибрал грязь и неопрятность.
Витрины многих магазинов,  ломившиеся до войны от товаров, теперь были пусты
или заколочены фанерой,  замазаны белой краской изнутри. У булочных и мясных
лавок стояли длиннющие хвосты суровых,  плохо одетых женщин. Среди пешеходов
было очень много солдат запасных полков, расквартированных в Питере. Теперь,
под  вечер,   они  явно  бесцельно  фланировали  по   улицам,   ища  дешевых
развлечений. Среди них было много ходячих раненых, с руками на перевязи, как
у Василия, или с палочками и костылями.
     По  мере удаления от  Литейного нищета и  разруха все громче заявляли о
себе.   Штукатурка  многих  домов   осыпалась,   обнажив  бревна.   Нынешняя
неухоженность  былых  щегольских  проспектов  и  улиц  Санкт-Петербурга  все
сильнее бросалась в глаза.  Сойдя на остановке у Выборгского шоссе, Медведев
удвоил осмотрительность,  внимательно вглядываясь в прохожих,  изучая места,
где могут затаиться полицейские кареты.
     Согласно правилам конспирации Василий шел по  четной стороне.  А  вот и
дом  номер тридцать пять...  Не  задерживаясь,  прошел мимо  него,  особенно
внимательно   разглядывая  пятиэтажное  здание   с   мансардами,   небольшим
палисадником и  подъездом  под  железным  полукруглым  навесом  с  чугунными
столбиками.  Никаких признаков засады  незаметно,  занавеска на  нужном окне
отогнута точь-в-точь, как описывал Александров. Однако не надо торопиться.
     Старший  фейерверкер с  четырьмя  "Георгиями" на  шинели  спокойно  шел
дальше. Прохожие с симпатией смотрели на его знаки геройства. "Надо снять, -
решает Василий, - а то привлекаешь излишнее внимание".
     Улучив момент, когда на улице не было встречных, он переколол награды с
шинели на  гимнастерку.  Дойдя  до  Головинской улицы  и  не  заметив ничего
опасного,  Василий  повернул  назад  и  перешел  на  нечетную  сторону.  Еще
внимательнее   фронтовик   присматривался  к   деталям   обстановки,   помня
предупреждения Александрова,  что  полицейские  ищейки  в  последние  недели
словно   сорвались  с   цепи.   Не   исключена  возможность  провала  и   на
конспиративной квартире Павловых...
     Наконец сумрак подъезда,  в  котором днем  не  горит  ни  одна  лампа -
домовладелец явно  экономит керосин.  Легкий условный стук в  дверь квартиры
номер четыре. Тишина. Снова постучал.


                    8. Москва, начало декабря 1916 года

     ...Даже ради московских купеческих обычаев,  когда обедали в  два  часа
дня,  Коновалов не стал изменять своей англомании и "благородству" положения
коллежского секретаря.  Он  пригласил богатейших людей торгово-промышленного
сословия Москвы для серьезного разговора на парадный обед к семи часам.  Его
влияние и авторитет были так высоки, что собираться гости начали уже с шести
часов,  желая  перемолвиться словом с  самим  Александром Ивановичем еще  до
обеда.
     К двухэтажному особняку в конце Большой Никитской,  боком выходящему на
Кудринскую площадь,  прибывали кареты,  авто, наемные экипажи. Все окна дома
светились электричеством,  фонари у  подъезда под железным навесом на  литом
чугунном кружевном карнизе тоже ярко сияли.  Англизированный швейцар в серых
панталонах и белых чулках почти все время держал дверь открытой.
     В  числе  первых  гостей засвидетельствовал свое  почтение хозяину дома
хромоногий и  густобородый городской голова Челноков.  Следом за  ним прибыл
подтянутый князь Георгий Евгеньевич Львов, председатель Всероссийского союза
земств  и  городов,   кандидат  в  председатели  министерства  общественного
доверия,  "назначенный" еще  в  прошлом году на  собрании "общественности" у
Прокоповича.  Затем дружно стали приезжать купцы и промышленники:  Прохоров,
текстильный  фабрикант,  братья  Барсуевы  из  торгово-промышленной  партии,
Лианозов и Мантышев -  нефтяные короли,  Третьяков - мануфактурист и банкир,
Крючков и Карабасников - торговцы, известный московский присяжный поверенный
Муравьев,   ректор  Московского  университета  Мануйлов,  весьма  близкий  к
финансово-экономическим  кругам.   Даже   группа   финансистов,   враждебная
Коновалову и ориентирующаяся на Поплавского, была здесь.
     В числе последних,  но тоже задолго до семи часов, прибыли председатель
губернского земства  Грузинов,  Вакула  Морозов  и  Пал  Палыч  Рябушинский,
фактический глава всей московской хозяйственной жизни. Рябушинский, как было
известно  Коновалову,  выражал  откровенную  радость  по  поводу  того,  что
Александр Иванович теперь  переселился в  Петроград,  потому  что  не  хотел
делить ни  с  кем  свою власть над  Москвой и  торгово-промышленной Россией.
Словом, весь цвет купеческой Москвы собрался у Коновалова. Группки гостей то
сбивались,  то  переливались одна в  другую в  большом четырехоконном зале с
зеркалами в  простенках.  Официанты внесли на подносах рюмочки "Смирновской"
для аппетита, малюсенькие канапе.
     Консольные,  красного лака  с  бронзой часы  работы английского мастера
Даниэля Квайра  отзвонили семь  раз,  двери  в  столовую распахнулись.  Было
накрыто  пять  круглых  столов  на  восемь  кувертов  каждый.  На  столах  -
веджвудский фарфор, гвоздики из Ниццы, доставленные через новый порт Романов
на  Мурмане.  Рассаживались куда кто хотел,  без предварительного хозяйского
распределения.  В  лучах электрической люстры и десяти бра сверкало столовое
серебро,  выполненное  по  рисунку  английского  архитектора Роберта  Адама.
Многие из гостей,  богатейшие среди богатых москвичей,  в  душе позавидовали
королевской роскоши, которой Александр Иванович обставил свою жизнь. Но дело
прежде всего, и чувство досады было быстро подавлено. Тем более что из кухни
доносились чудеснейшие ароматы.
     В суровое военное время,  когда алкоголь был официально запрещен,  а за
простейшими продуктами выстраивались у  московских лавок  длиннющие  очереди
женщин в  платках и  мужчин в  ношеных пальто и  шинелях без погон,  "лучшие
люди" Москвы готовились вкусить на Большой Никитской, 57, обед из двенадцати
блюд.
     На  первое подавали суп  прозрачный из  телячьей головки по-английски и
суп-пюре из курицы,  а  к  ним пирожки слоеные с  мозгами,  выпускные яйца в
раковинах.  Официанты,  специально нанятые на этот вечер из "Праги",  ловким
движением  наполняли  рюмки  гостей  хересом,   мадерой,   марсалой,   белым
портвейном - по выбору.
     Хозяин  дома  со  своего места  в  углу  за  крайним столом внимательно
наблюдал,  как гости принялись за еду,  и не спешил с речами.  Он решил дать
насытиться как следует, а затем на добрый сытый желудок излагать им то дело,
ради которого он позвал.
     Вторым появился вареный окорок молодого вепря,  а к нему -  шато-лафит,
сан-жюльен, медок, портер, эль, портвейн красный из подвалов хозяина.
     Гости еще не разговорились, хотя некоторые из них, особенно Рябушинский
и Челноков, завертели головами, нацеливаясь на возможных собеседников.
     Разнесли майонез из цельного судака, наполнили к нему рюмки рейнвейном,
мозельвейном, шабли, бургонским и сотерном.
     Постепенно в зале нарастал гул сытых голосов.
     Подали  грибы  в  сметане,  особым  образом сохраненные жареные молодые
боровики,  посыпанные перцем и зеленью.  К грибам -  шато-д'икем, го-сотерн,
малага, мускат-люнель, токайское, рейнвейн.
     Было уже ясно,  что обед удался, хотя внешне никто из гостей не выражал
особого восторга.  Но  Коновалов зорким  глазом увидел несколько чрезвычайно
довольных лиц, смаковавших вино и кушанья.
     Шеф-повар учел англоманию хозяина и  включил в меню пудинг по-английски
с пюре из каштанов. Налили к нему сладкое вино.
     Казалось,  пуншем  гляссе из  мараскина закончится обед,  но  официанты
предложили после него жаркое фазана с салатом, а затем компот из свежих ягод
и фруктов.
     Лишь когда подали торт,  а за ним должны были последовать сыр,  фрукты,
кофе  и  чай,  к  которым в  маленькие рюмочки официанты принялись разливать
коньяк и  ликеры,  Коновалов встал.  Говор голосов мгновенно стих.  "Значит,
все-таки вполглаза наблюдали за мной!" - решил хозяин. Его неказистая фигура
в  безупречном фраке,  ослепительно белом жилете не очень высоко поднималась
над  столом.  Маленькие глазки  над  одутловатыми щеками выглядели совсем не
по-английски.
     - Дорогие друзья и  коллеги!  -  начал он.  -  Позвольте мне  высказать
некоторые соображения по поводу нашего сегодняшнего и завтрашнего положения.
     Нарисовав самыми черными красками нынешнее положение России,  Александр
Иванович предрек революционное движение в самом скором времени.
     - Только глубокий патриотизм и понимание целей войны сдерживают до поры
до  времени  рабочий  класс,  -  проникновенно говорил он.  -  Что  касается
крестьянской массы - то здесь налицо все признаки анархии.
     На другой день после мира,  - вещал он, - у нас начнется кровопролитная
внутренняя война...
     Слушатели насторожились,  многие даже отложили свои десертные ложечки в
сторону и повернулись лицом к хозяину, демонстрируя углубленное внимание.
     - Весь ужас этой войны будет в том,  что она станет протекать стихийно,
без  плана,  без  какого-либо  центрального  руководства.  Это  будет  бунт,
анархия,  страшный  взрыв  исстрадавшихся масс.  В  России  уже  сейчас  нет
никакого  правительства.   При   пе