им   развивать  это  производство  у   себя  в   степени,
превышающей нужды Германии...
     - О  Вилли,  я  помню рождение этого твоего плана,  но,  признаюсь,  он
получил теперь просто великолепные очертания... - снова восхитился принц.
     Граф  Эйленбург помалкивал.  Удовлетворение также было ясно выражено на
его лице, ибо истинным творцом плана был именно он, удачно внушив Вильгельму
идеи соперничества с Америкой за главенство на Европейском континенте.
     - Что  касается  Мануса,  то  я  уже  написал  в  Петербург российскому
нефтяному монополисту Нобелю, с которым полгода назад имел беседу о создании
синдиката,  что  планирую  сделать  Игнатия  председателем  правления  этого
международного треста, поскольку у Мануса уже имеются пакеты акций румынских
и австрийских нефтяных промыслов.  Само собой разумеется, эти пакеты следует
в  кратчайший срок  приобрести на  бирже за  счет сумм,  выделенных Большому
Генеральному  штабу  на  подрыв  экономического  благосостояния  противника,
номинально передать их Манусу,  но хранить в Немецком банке в Берлине либо в
Дрезденском банке...
     - Ваше  величество -  великий  охотник!  -  изволил  пошутить наследный
принц.  -  Одним выстрелом вы убиваете даже не двух, а трех зайцев: первый -
"Стандард-Ойл",  второй -  Манус и Нобель,  третий - предатель в собственном
стане! Браво, ваше величество!
     - Ваше высочество,  упомянем еще одного зверя в этой охоте, - поддержал
принца Генриха Эйленбург, - русского медведя, которому на этот раз уготованы
капкан и клетка, сделанные из крупповской стали...


                       35. Вена, март - май 1913 года

     Солнышко  по-весеннему  припекало на  берегах  Дуная,  в  парках  вовсю
зеленела трава,  и  даже  мрачный двор,  где  вросло в  землю  серое  здание
Эвиденцбюро, выглядел на ярком свету мирно и привлекательно.
     В  один  из  мартовских дней  полковник  Урбанский  получил  депешу  из
Берлина,  в  коей  его  коллега майор Вальтер Николаи извещал,  что  в  Вену
скороспешно прибудет от него офицер связи с чрезвычайно важным сообщением.
     - Опять  германские  коллеги  хотят  осчастливить  нас  поручением,   -
проворчал полковник, расписываясь на полях шифротелеграммы.
     На   второй  день   явился  названный  курьер,   лейтенант  Митцль,   в
сопровождении германского  военного  агента  в  Вене  генерала  фон  Войрша.
Предупрежденный о  визите  капрал торопливо открыл двери  перед  германскими
гостями и провел офицеров в кабинет Урбанского.
     Лейтенант  Митцль   водрузил  свой   вместительный  портфель  на   стол
полковника  Урбанского,  торжественно достал  из  него  пакет,  перевязанный
шнуром  и  скрепленный  пятью  огромными  коричневыми  сургучными  печатями.
Взломали печати в  присутствии всех трех офицеров.  Из конверта был извлечен
документ, который полковник Урбанский пробежал глазами стоя.
     Лицо  полковника,  доселе радушное и  даже весьма любезное,  исказилось
гримасой крайнего неудовольствия.  Нажав  на  кнопку  вызова  адъютанта,  он
недовольно бросил  молодому офицеру,  когда  тот  появился спустя  несколько
секунд:
     - Начальника отделения контрразведки ко мне, срочно!
     Затем  полковник Урбанский извлек  из  конверта  с  сургучными печатями
маленький почтовый конверт,  положил его на  стол перед собой.  Запыхавшись,
вошел майор Максимилиан Ронге.
     - Господа,  садитесь,  -  предложил Урбанский.  - Вы видите перед собой
письмо тому самому предателю, которого мы так давно ищем.
     Начальник Эвиденцбюро вынул  из  распечатанного уже  почтового конверта
листок с  машинописным немецким текстом и  изрядную пачку  австрийских крон.
Полковник тщательно пересчитал банкноты, пометив на отдельном листке 6000.
     - Русские щедро  оплачивают своего  агента!  -  с  ноткой зависти изрек
генерал фон Войрш. - За такие денежки можно торговать секретами!
     - Возмутительно,  но это целое состояние,  господа!  -  не удержался от
комментария и Макс Ронге.
     Полковник  между  тем  углубился в  текст  письма,  изредка  постукивая
карандашом по пресс-папье.
     - Наши коллеги из Берлина сообщают,  -  весьма торжественно начал он, -
что  в  "черном кабинете" его  величества Вильгельма Второго данное почтовое
отправление  из  Иоганнесбурга в  Восточной  Пруссии  показалось  необычным.
Во-первых,  крупной  суммой  денег,  которой явно  рисковал отправитель,  не
объявив свое письмо ценным,  а во-вторых,  тем, что в нем сообщался какой-то
адрес  в  Женеве.  Все  это  согласно инструкции вызвало подозрение.  Ронге,
пометьте адрес на  всякий случай и  себе:  Швейцария,  Женева,  Рю де Принс,
Монкивету, Ларгье. Записали?
     Видите,   господа,   именно  здесь  наши  русские  противники  сделали,
очевидно,  решающий промах -  в письме из восточной точки Германии призывают
писать ответ даже не  фирме или конторе,  которая якобы высылает гонорар,  а
какому-то господину да еще в  Швейцарии!  -  высказал свои догадки полковник
Урбанский.
     Повертев в  руках  конверт и  посмотрев его  даже  на  свет,  начальник
Эвиденцбюро недовольно поморщился и  уже  более  спокойным тоном обратился к
германскому представителю:
     - Ваше превосходительство,  к сожалению,  сразу видно,  что это письмо,
прежде чем дошло до почтового окошка, побывало в слишком многих руках...
     - Иначе оно  не  дошло бы  до  ваших рук,  -  не  без  ехидства ответил
Урбанский и повернулся к Ронге.
     - Господин майор,  не  сможем ли мы сфабриковать точно такой же конверт
взамен истрепанного?
     - Никак нет,  господин полковник,  но у  наших германских коллег есть в
Берлине отличная лаборатория,  где фальсифицируются любые документы так, что
самый требовательный полицейский не отличит их от подлинных... В Берлине нам
еще никогда не отказывали в подобных услугах. Тем более что конверт, марки и
почтовые штемпели германского производства,  и  коллегам легче  будет  найти
подлинники материалов, дабы составить подделку...
     Майор слегка кривил душой: лаборатория в Эвиденцбюро была ничем не хуже
берлинской,  однако в  присутствии военного агента фон Войрша и  германского
курьера от  самого Николаи он  совсем не  хотел признаваться в  том,  что  и
германские документы могут быть легко подделаны в Вене.
     - Тогда  отдайте  все   это  срочно  перефотографировать  для  будущего
судебного процесса  против  анонимного шпиона,  подготовьте сопроводительный
документ,  и мы с тем же любезным господином...  -  полковник замялся, забыв
фамилию германского курьера.
     - Лейтенант  Митцл,  господин  полковник,  -  подсказал  ему  гость  из
Берлина.
     - ...отправим конверт обратно в Берлин.
     - Хотелось  бы  осведомиться,   господин  полковник,  что  вы  намерены
предпринять далее?  - обратился генерал к австрийскому контрразведчику. - Не
нужна ли будет какая-либо дополнительная помощь из Берлина?
     - Благодарю,  господин генерал!  Сотрудничество с  отделом  "Три  Б"  и
майором Вальтером Николаи для  нас бесценно,  но  предателя мы  найдем сами!
Полагаю,  что как только мы получим из Берлина этот конверт,  разумеется,  в
более чистом виде,  -  снова подчеркнул он промах германских коллег,  - то в
комнате  на  почтамте  назначим  беспрерывное  дежурство  двух  агентов.  Из
помещения,  где  выдается корреспонденция,  в  эту  дежурку  будет  проведен
электрический звонок.  Как  только  к  почтовому чиновнику обратится адресат
письма  -  некий  господин Никон  Ницетас -  впрочем,  я  полагаю,  что  это
псевдоним,  поскольку по просьбе из Берлина мы уже искали в Вене господина с
таким именем и не нашли никого похожего,  - мышеловка захлопнется - чиновник
нажмет  кнопку звонка.  Пока  будут  выдавать конверт и  делать обязательную
запись в книгу,  агенты примчатся в зал,  последуют за адресатом и установят
его личность... Остальное, господин генерал, дело прокурора и судейских...
     - Надо  надеяться,  что  мерзавца будет  судить  военно-полевой суд!  -
рявкнул генерал.
     - Эксцеленц,   этот  вопрос  будет  решать  его   величество  император
Франц-Иосиф... - склонил почтительно голову начальник Эвиденцбюро.
     - О,  я  восхищен трудолюбием вашего императора,  который начинает свой
рабочий день  в  четыре часа утра!  И  это  в  столь преклонном возрасте!  -
дипломатично начал восторгаться германский военный агент монархом-союзником.
     Полковник  Урбанский  погладил  свой  правый  ус,  изобразил  довольную
улыбку, но то, что он услышал вслед за комплиментом Францу-Иосифу, мгновенно
стерло улыбку.
     - А  не полагаете ли вы,  господин фон Остромиец,  что может быть более
чем один предатель? - брякнул вдруг генерал.
     - Эксцеленц,  трудно  заранее  судить  о  деле,  когда  к  нему  только
приступаешь,  -  осторожно ответил контрразведчик. - По данным вашего отдела
"Три Б" и  нашего Эвиденцбюро,  Петербург располагает важной информацией как
об императорской и королевской армиях,  так и о доблестных вооруженных силах
Германии. Мы не собираемся свертывать нашу контрразведку после поимки одного
предателя,  но  продолжим  ее  и  далее...  Полковники  Батюшин  в  Варшаве,
полковник Галкин в  Киеве,  генерал Монкевиц в  Петербурге,  а также военные
агенты в Берлине и Вене,  вероятно, будут и дальше напрягать свои усилия. Вы
видите,  -  полковник приподнял пачку денег над столом,  - с какой щедростью
русская разведка расплачивается со своими людьми, а мы...
     - О,  полковник!  -  перебил его военный агент.  -  В  Петербурге тоже,
наверное, считают, что наши разведорганы щедро расплачиваются за услуги, а у
них  самих нищенский режим и  мало  ассигнований!..  В  негласной работе так
всегда было и будет...  Нам же этот случай нужен еще и затем, чтобы доказать
кое-кому,  что противник щедр,  а посему и нам следует добавить на секретную
агентуру...
     - Вы правы, генерал, - улыбнулся Урбанский, - я уже раздумывал над тем,
как  использовать столь  высокий  гонорар  русскому  агенту,  дабы  доказать
необходимость новых дотаций нашему бюро.
     Лейтенант слушал разговор с безразличным видом и оживился только тогда,
когда майор Ронге вернулся в  кабинет начальника с переснятыми документами в
руках.  Обращение коллегам в  Берлин с просьбой подделать конверт было также
готово,  полковник Урбанский подписал его. Адъютант полковника принес сургуч
и  печать,  зажгли  свечу  и  стали  опечатывать конверт.  Процедура  заняла
несколько минут.  В воздухе появился запах смолы. Конверт исчез в объемистом
портфеле берлинского курьера, и германские офицеры откланялись.


                       36. Вена, март - май 1913 года

     ...Ровно  через  три  дня  лейтенант  Митцль  вновь  входил  в  кабинет
полковника  Урбанского,   на  этот  раз  без  военного  агента.  Из  пакета,
доставленного  в   том  же  объемистом  портфеле,   было  извлечено  письмо:
"Господину Никону Ницетас,  Вена,  Главный почтамт,  до востребования", - на
сей раз в чистом конверте,  с двумя почтовыми марками, наклеенными точно так
же, как и на оригинале: одна выступала за край конверта.
     Полковник оглядел конверт со всех сторон вложил его в картонную папку и
вручил Ронге.
     - Приступайте, как мы договорились!..
     Когда  Ронге  собирался выйти  из  кабинета,  Урбанскому пришла вдруг в
голову мысль.
     - Минуту,  Максимилиан!  -  остановил  он  майора.  Полковник  любил  в
отсутствие чужих  немного пофамильярничать с  подчиненными,  демонстрируя им
свое расположение.  -  Кто из полицейских чиновников будет назначать сыщиков
на почтамт?
     - Доктор Новак, господин полковник! - ответил недоуменно Ронге.
     - Не  забудьте  порекомендовать  соответствующему  ведомству  перевести
этого   господина  сразу   после  начала  операции  в   какое-нибудь  другое
министерство!  Разумеется,  с повышением.  Новые впечатления отвлекут его от
размышлений,  зачем понадобились агенты у  окошка выдачи корреспонденции "до
востребования".  Он тогда не сможет проболтаться.  Не исключено, что русские
агенты есть и в полиции!
     В  первые дни  после того,  как  конверт был положен в  соответствующее
окошечко, полковник Урбанский, майор Ронге и агенты, дежурившие на почтамте,
находились в постоянном напряжении. Но за письмом из Восточной Пруссии никто
не приходил. Тянулись дни, недели.
     По  приказу  Урбанского  контрразведка установила осторожное наблюдение
над другим концом следа - в Женеве. Бригада лучших сыщиков была направлена в
Швейцарию с  заданием  изучить  связи  и  саму  личность  монсеньера Ларгье.
Результат оказался весьма значительным, как и следовало ожидать.
     Эвиденцбюро установило,  что монсеньер Ларгье - лицо не мифическое, как
можно  было  бы  предположить,  а  реально  существующий капитан французской
разведки,  вышедший в  отставку и  удалившийся на покой в  курортную Женеву.
Дабы скрасить себе остаток дней участием в  любимой работе,  заодно получать
солидную прибавку к  пенсии,  он  подрядился служить  "почтовым ящиком"  для
французской и русской разведок.
     Несколько  дней  Урбанский  и   Ронге  сидели,   запершись  в  кабинете
полковника,  разрабатывая  планы  компрометации  Ларгье  перед  швейцарскими
властями и его высылки из страны. Дело усугублялось тем, что вместе с Ларгье
работала большая группа швейцарцев,  немцев, французов и итальянцев. Агентам
Ронге удалось узнать, что у отставного капитана были два главных помощника -
Розетти и Росселет.
     По  предложению Урбанского детально  спланировали операцию,  в  которой
следовало добыть компрометирующие материалы об исполнителях в  группе Ларгье
- унтер-офицере  армии  Швейцарской конфедерации Петрилла и  цюрихском купце
Трокки, а затем подбросить эти сведения швейцарской контрразведке.
     Эвиденцбюро только-только  начало развертывать работу по  делу  Ларгье,
как в Вене разразился скандал. Он имел свою историю.
     ...В  январе  1910  года  служащий  артиллерийского  депо  Кречмар  был
арестован  у  себя  на  венской  квартире.  Кроме  обыска  у  Кречмара,  был
произведен также налет на квартиру его зятя-фейерверкера*. На двух пролетках
в   Эвиденцбюро  сыщики  доставили  материалы,   которыми  тут  же  занялась
специально  составленная военная  комиссия.  Разобрав  найденные  документы,
комиссия установила, что Кречмар начиная с 1899 года оказывал услуги русской
разведке через военного агента в Вене,  с 1902 года - помогал французам, а с
1906 года - продавал копии похищенных бумаг итальянскому Генеральному штабу,
зарабатывая в год тысяч по пятьдесят крон.
     ______________
     * Фейерверкер - офицерский чин в австрийской артиллерии.

     За  свое  доверие к  Кречмару поплатился отставкой его  лучший  друг  -
управляющий  морским  арсеналом,  на  зятя  был  наложен  крупный  штраф  за
пособничество родственнику, а пяти офицерам артиллерийского депо, проявившим
ротозейство, предложили выйти в отставку и заплатить крупные штрафы.
     Полковник Урбанский доложил  все  дело  министру иностранных дел  графу
Эренталю,  но  лощеный дипломат,  для которого агентурная работа была всегда
пугалом,  отнесся к инциденту, в котором был замешан русский военный агент в
Вене полковник Марченко, весьма либерально. Министр не захотел делать резких
представлений посольству.  Он  только  дал  понять  тогдашнему поверенному в
делах России Свербееву,  что желателен уход в отпуск полковника Марченко без
его возвращения в Вену.
     Марченко,  который  еще  не  знал  о  провале  агента,  поразмыслил над
предупреждением,  однако решил  все  же  побывать на  предстоящем придворном
балу,   чтобы  попытаться  определить,   насколько  тревожна  складывающаяся
обстановка.
     Резонанс от "дела Кречмара" оказался весьма значительным. Марченко, как
обычно, стоял на балу в группе военных агентов, разодетых в парадные мундиры
и при всех орденах. Дождались выхода восьмидесятилетнего императора, который
своей шаркающей походкой обходил сперва строй послов и военных агентов.
     Щелкнув  каблуками,  Марченко,  как  и  его  коллеги,  при  приближении
императора  вышел  на   шаг  из  строя  и   протянул  для  рукопожатия  руку
Францу-Иосифу.  Старец в белом мундире,  еле передвигающий ноги и машинально
приветствующий гостей,  дернулся,  как  ужаленный,  увидев  военного  агента
российского императора.  Он  убрал за  спину свою  костлявую руку  и  сквозь
густые бакенбарды прошамкал, брызгая слюной, не выговаривая буквы:
     - Стыдитесь, господин офицер! Запятнать честь мундира шпионажем!
     По  залу  вихрем  прокатился  шепот  голосов.   Марченко  покраснел  и,
вызывающе повернувшись спиной к  императору,  стал пробираться через толпу к
выходу.  Он  покинул Вену на  следующий день,  но вместе него прибыл сюда не
менее  опасный  для  Австро-Венгрии новый  руководитель агентуры,  полковник
Занкевич.
     По тогдашним дипломатическим обычаям, полицейское наблюдение за военным
агентом устанавливать было неприлично,  но майор Ронге на свой страх и  риск
пустил  за  русским  разведчиком бригаду  вышколенных сыщиков.  Занкевич был
хитер и нахален.  Он не бегал по темным аллеям парка на встречи с малоценной
агентурой и не расшифровывал свои связи с военными.
     В  первый год своей работы в  Вене он очень досаждал австрийцам крайней
любознательностью.  Регулярно,  2-3  раза  в  неделю  он  появлялся  в  бюро
дежурного  генерала  военного  министерства  и  один  задавал  втрое  больше
вопросов, казалось бы, ничего не значащих, чем все остальные военные агенты,
вместе взятые. Зато сумма выясненных деталей давала ему ценную информацию.
     На   маневрах  он   вел   себя   вызывающе,   фотографируя  портативным
американским фотоаппаратом "Экспо" все,  что можно, и особенно - что нельзя.
Он регулярно объезжал под предлогом дачи заказов военные фабрики, выяснял их
мощности якобы для того,  чтобы узнать,  как скоро может быть выполнен заказ
России.  И фабриканты клевали на эту приманку,  рассказывая подробно о своем
производстве, планах и новых изделиях.
     Но вот теперь, в апреле 1913 года, трехлетнее наблюдение за полковником
начало приносить свои плоды.  То  ли  полковнику приелись его конспиративные
трюки и  он стал действовать еще нахальнее,  то ли в  атмосфере сгустившихся
приготовлений к войне агенты наружного наблюдения стали работать острее,  но
начиная с марта выяснилось, что полковник Занкевич дважды тайно появлялся на
квартире отставного фельдфебеля Артура Итцкуша. Кроме того, он подозрительно
регулярно встречался с братьями Яндрич,  один из коих был обер-лейтенантом и
слушателем военной школы,  а  второй -  лейтенантом в  отставке.  Установили
также,   что   Занкевич  вовлек  в   секретную  информационную  деятельность
отставного  агента  полиции  Юлиуса  Петрича  и   крупного  железнодорожного
чиновника Флориана Линднера.
     Эвиденцбюро пришло к  выводу,  что  все  нити от  этой агентуры ведут к
полковнику Занкевичу,  и решило нанести удар. Итцкуш, братья Яндричи, Петрич
и  Линднер  были  арестованы,  но  полковник остался  недосягаем по  причине
дипломатической неприкосновенности.
     Начальник Генерального штаба Конрад фон Гетцендорф поручил майору Ронге
сообщить об  арестах министру иностранных дел Бертольду,  который заменил на
посту покойного графа Эренталя. Когда Ронге окончил свой доклад в резиденции
министра,  граф  Бертольд от  изумления превратился "в  соляной столб",  как
рассказывал Урбанскому сам Ронге.  Выйдя из этого состояния, граф со вздохом
согласился сделать представление русскому посольству. Скандал выплыл наружу.
Эвиденцбюро  торжествовало -  маленькая,  но  победа  одержана  над  русской
разведкой,  ее  официальный резидент скомпрометирован,  а  за его преемником
можно  уже   на   законных  основаниях  было   с   первых  дней   установить
правительственное наблюдение.
     Мировая война приближалась,  ее тучи уже сгущались в  небе Европы,  и в
свете зарниц то и дело представали высвеченные мертвенным светом трагиче