площадь. В лазурное небо возносилась Александрийская колонна, торжественный,
словно  алтарь,  высился Зимний дворец,  геометрически четко  простиралась в
противоположном от него конце площади арка Генерального штаба.
     Соколов   взошел   в   боковой   подъезд,    где   располагался   отдел
генерал-квартирмейстера Данилова,  коему было  подчинено и  разведывательное
отделение,  мимо бронзовой статуи Петра I и обрамляющих ее мраморных досок с
перечнем побед  российской армии поднялся на  третий этаж.  Здесь в  особой,
изолированной и непосредственно соприкасавшейся с кабинетом Данилова комнате
размещались начальник отделения Монкевиц, его помощник Энкель и подполковник
Марков, исполнявший техническую работу по делопроизводству.
     Монкевиц самолично сидел за  пишущей машинкой,  что означало его работу
над  особенно  секретной и  ответственной бумагой,  каковые  он  составлял и
перепечатывал  собственноручно.   Полковник  Оскар   Карлович  Энкель,   сын
какого-то  важного  финского барина  в  Гельсингфорсе и  потому  чрезвычайно
надменный и  презрительно относящийся к русским,  что он,  кстати,  почти не
скрывал, занят был начертанием карты. Стол Маркова пустовал.
     - Наконец-то, наконец-то! - провозгласил Монкевиц, оторвавшись от своей
машинки и поднявшись со стула. - "Из дальних странствий возвратясь, какой-то
дворянин,  а может быть,  и князь...", - произнес он свою любимую присказку,
протягивая руку.
     Энкель тоже  сделал вид,  будто  очень  рад  благополучному возвращению
товарища из негласной командировки,  таящей серьезные опасности и осложнения
в случае провала.  Он тоже поднялся над своей картой,  когда Соколов подошел
пожать ему руку.
     Монкевиц отодвинул пишущую машинку в  сторону,  демонстрируя готовность
немедленно и подробно выслушать Соколова.
     - Низкий поклон вам велел передать полковник Батюшин,  -  начал Алексей
Алексеевич,  присаживаясь на  стул  возле  стола начальника отделения.  -  Я
останавливался в Варшаве на пару дней,  чтобы обменяться новейшими данными с
разведпунктом округа.
     - Очень правильно вы  сделали,  -  развел свои  глаза в  разные стороны
Монкевиц.  -  Как там идут дела у наших коллег?  Батюшин все так же засылает
агентуру в Германию и Австро-Венгрию массами,  берет, так сказать, числом, а
не  умением  агентов?  -  поинтересовался  генерал,  перефразируя  изречение
Суворова.
     - Да,  это его метод, и, видимо, он действует очень успешно, если немцы
и   австрийцы  панически  боятся  Батюшина  вместе  с  его  "стекольщиками";
"точильщиками"  и   другими  бродячими  соглядатаями.   Его  негласная  сеть
доставляет  множество  фактических  данных,  которые  просеивают  Терехов  и
Лебедев. Иногда они находят прямо-таки жемчужные зерна...
     - Варшава часто  присылает ценную информацию,  -  согласился Монкевиц и
перешел к  существу командировки Соколова.  -  А  как  ваши успехи?  Все  ли
удалось выполнить, как задумывалось?
     - Почти все,  господин генерал,  - отрапортовал Соколов. Монкевиц снова
блеснул в разные стороны своими глазами,  так что было неясно,  одобряет или
сомневается он в успехе своего сотрудника. - Доложите кратко, а потом пойдем
к Данилову, - предложил он. Энкель обратился снова к своей карте, но Соколов
заметил,  что карандаши в  его руке заскользили по  листу гораздо медленнее,
чем прежде.
     Соколов недолюбливал Оскара Карловича Энкеля за презрительное отношение
к России вообще,  ее неграмотности и нищете,  отсутствию комфорта и горькому
пьянству  населения.  Шведские  и  финские  порядки,  чистоту,  трезвость  и
всеобщую грамотность низших сословий тот считал идеалом современного ведения
государственных дел. Своих симпатий к Германии он не открывал, но они иногда
проявлялись,  когда  Монкевиц или  Данилов после  особенно напряженных работ
устраивали для разрядки нервной системы,  как говаривал генерал, холостяцкие
пирушки старших офицеров в  каком-нибудь модном ресторане.  Будучи предельно
собранным и  трезвым на  этих обедах,  переходящих в  ужины,  Энкель все  же
иногда пьянел и, бледный от алкоголя, начинал говорить только по-немецки или
шведски, восхваляя железную дисциплину, установленную Бисмарком в Германской
империи.
     - Бисмарк надел узду на  германских рабочих,  они  не  посмеют устроить
таких беспорядков,  какие способны развязать русские холопы на улицах, когда
казаки  не  помогают,  -  бубнил  Энкель  под  конец  вечеринки,  проявляя в
рассуждениях недюжинные  знания  экономической жизни  -  стоимость  акций  и
размеры падения курсов во время крупных забастовок.
     Иногда полковник Энкель игрывал в  карты  в  доме  купца первой гильдии
Мануса,  где собиралось высшее финансовое общество Петербурга, и после таких
вечеров в суждениях Энкеля звучали отголоски мнений этих тузов по "рабочему"
вопросу.  На  чьей  стороне были  симпатии Энкеля,  гадать  не  приходилось.
Соколов, которого редкие встречи с другом юности - социал-демократом, успели
уже  в  некоторых  чертах  просветить относительно экономических отношений в
мире, недолюбливал ретрограда Энкеля.
     Сейчас Алексей,  нарочито приглушив голос,  так,  чтобы не  слышно было
Энкелю в  его  отдаленном углу большой комнаты,  начал докладывать Монкевицу
результаты своей поездки.
     - Встреча со  связной группы Стечишина прошла хорошо.  "А-17"  передал,
как  всегда,  исключительно ценную информацию.  "Градецкий" и  "доктор Блох"
прислали с тем же связным политические обзоры.  Два других агента -  "Икс-8"
из Генерального штаба в Вене и "Альпинист" -  командир бригады в Тироле,  на
этот раз дали весьма добротные копии документов,  в  том числе германских...
Наблюдения за собой не обнаружил. Вот краткий отчет, писанный мною в Варшаве
и в купе поезда.  -  Соколов положил перед Монкевицем толстый блокнот. - Что
касается авиации,  то  в  Италии она  получила неплохое развитие.  Аэропланы
"Бреда"  заслуживают всяческой похвалы,  я  раздобыл их  тактико-технические
данные... - Несколько листков легло рядом с блокнотом.
     - Очень хорошо,  Алексей Алексеевич! Хочу вам сообщить, в свою очередь,
что  по  телеграфной шифровке от  "А-17"  -  материалы вы  найдете  в  своем
делопроизводстве -  мы  собирались арестовать в  Варшаве  Генерального штаба
полковника   Лайкова   за   передачу   австрийскому  агенту   копии   нашего
мобилизационного плана. Господин Лайков, к сожалению, покончил с собой прямо
перед  арестом.  Так  что  ваша  венско-пражская  группа  опять  отличилась!
Поздравляю!..  Сколько вам надо времени расшифровать микропленки привезенных
донесений группы Стечишина?
     - День-два, если нет других срочных поручений...
     - Постарайтесь к завтрашнему утру. Все это настолько важно, что я хотел
бы  доложить  содержание донесений  генерал-квартирмейстеру Данилову,  и  не
сомневаюсь,  что  он  немедленно передаст их  начальнику Генерального штаба,
военному министру, а может быть, и его величеству...
     Раздался звонок телефонного аппарата,  укрепленного на стене поблизости
от кресла Монкевица. Генерал живо поднялся и взял наушник.
     - Монкевиц у  аппарата,  -  начальственным тоном произнес он  и  тут же
заговорил в  совершенно другой  тональности,  любезно  улыбаясь и  при  этом
несколько смущенно приглаживая волосы на  макушке:  -  А,  это  вы,  Игнатий
Перфильевич!  Рад слышать вас в добром здравии.  Да, да, Оскар Карлович, как
всегда, по соседству, сейчас я позову его к аппарату!
     Отвернувшись от  микрофона,  генерал сообщил Энкелю,  что с  ним желает
говорить Манус.  Полковник быстро вскочил со  своего стула,  снял  с  крючка
наушник,  оставленный Монкевицем.  Генерал  продолжал разговор с  Соколовым.
Алексея  несколько  удивил  этот  звонок  биржевого  игрока  и   авантюриста
полковнику разведки,  члену  замкнутой и  гордой офицерско-гвардейской касты
Петербурга.  Еще  больше он  поразился,  когда краем уха услышал,  что Манус
зазывает Энкеля,  по-видимому,  на ужин,  на игру в  карты,  и  генштабист с
благодарностью принимает приглашение.
     "Что  может  связывать  между  собой  продувного купчишку  и  чопорного
офицера Генерального штаба?"  -  подумалось Соколову.  Он  знал,  что  Манус
владел контрольным пакетом акций  Международного коммерческого банка,  через
который иногда переводились деньги за  рубеж  на  нужды военных атташе,  был
членом  правлений  других  банков  и  промышленных  товариществ,  обществ  и
предприятий. В кругах, где вращался Соколов, поговаривали, что Манус состоит
в  самой  тесной дружбе с  Распутиным,  а  шталмейстер двора его  величества
Бурдуков,  приятель царя и  вхожий в  будуар царицы,  питает к Манусу особые
симпатии,  прямо пропорциональные тем  суммам,  которые купец ему ежемесячно
отваливает,  как какой-нибудь содержанке.  Естественно, Бурдуков отрабатывал
жалованье купца влиянием в пользу Мануса на царя и царицу...
     Зная многое о  Манусе как одной из самых заметных личностей на биржевом
небосклоне  Петербурга,   о  его  сомнительных  аферах  и  связях,   Алексей
Алексеевич и его коллеги все же не подозревали об одной тайной стороне жизни
этого  богатого авантюриста.  Игнатий  Перфильевич занимал наряду  со  всеми
своими  директорскими постами  высокое  положение в  петербургской масонской
ложе "Обновители".
     Манус  никогда и  ничего не  делал напрасно:  его  участие в  масонских
церемониях и  все его контакты с братьями-каменщиками были ради того,  чтобы
увеличивать свое  огромное богатство и,  может  быть,  на  гребне  масонства
проскользнуть  к   власти,   как  это  делали  во  Франции  и  Германии  его
коллеги-банкиры. Умножать капиталы, опутывать сетью своей финансовой паутины
все  новых людей,  все новые заводы,  фабрики и  фирмы было главной страстью
Игнатия Мануса.
     Даже  свое  шапочное  в   прошлом  знакомство  с  Энкелем  Манус  хитро
использовал для  своего обогащения.  Он  начал приглашать этого полковника к
себе на карточную игру. За картами у Игнатия Перфильевича собирались богатые
и  влиятельные люди,  для  которых крупный выигрыш или проигрыш не  означали
почти  ничего,   кроме  приятных  или  неприятных  временных  эмоций.   Зато
возможность перекинуться словом с  теми,  кто так или иначе определяет жизнь
миллионов соотечественников,  почерпнуть у них новейшую информацию, услышать
здравое размышление или  анализ ближайших и  отдаленных перспектив на  бирже
привлекали за  карточный столик  в  доме  Мануса  на  Таврической,  3б,  что
неподалеку от  Смольного  института,  птиц  самого  высокого  полета.  Здесь
зачастую   лицезрели   крупного   банковского   дельца   Дмитрия   Леоновича
Рубинштейна; камергера высочайшего двора и банкира Вышнеградского; товарища*
министра юстиции Веревкина, искавшего покровительства Мануса и Распутина для
получения  должности  министра;   члена  Государственного  совета,   бывшего
министра торговли и промышленности Тимашева и прочих тузов помельче. Изредка
бывал здесь и сам "Старец" - Распутин.
     ______________
     * Товарищ министра - соответствует современному "заместитель".

     Игнатий Перфильевич нарочно делал  так,  что  полковнику Энкелю  дважды
удавалось сорвать крупный банк в  винт.  Тот  в  благодарность за  "выигрыш"
большой  суммы  поделился за  легким  ужином  конфиденциальной информацией с
хозяином дома.  Эта информация отражала динамику военных заказов у некоторых
крупных германских и  французских фирм,  с  которыми Манус  хотел вступить в
деловые сношения.  Информация оказалась точной,  и  Игнатий Перфильевич смог
удачно сыграть на парижской и берлинской биржах.
     После  этого  купец  уже  открыто привлек полковника к  сотрудничеству,
уплатив  ему  из  полученного барыша  пятнадцать процентов.  Разумеется,  он
объяснил смущенному партнеру по  картам,  каким путем тому  удалось получить
столь  крупную  сумму,  исчислявшуюся несколькими десятками тысяч  франков и
марок.  Энкелю  понравился столь  легкий способ зарабатывать большие деньги,
тем  более  что  офицерского жалованья ему,  как  и  другим его  коллегам по
Генеральному  штабу,  не  хватало.  Если  честные  офицеры,  нуждавшиеся  по
семейным  обстоятельствам в  дополнительном  заработке,  шли,  как  правило,
читать лекции в  кадетские корпуса и  юнкерские училища,  вели в них полевую
практику или иные занятия, то русофоб Энкель предпочел продавать свои знания
купцу и финансисту,  не смущаясь тем,  что некоторые его сведения составляют
государственную тайну России.
     Деловая  "дружба" Мануса  с  Энкелем длилась уже  несколько лет.  Оскар
Карлович все  эти годы посвящал свои присутственные часы в  разведывательном
отделении Генерального штаба главным образом сбору по крупицам таких данных,
которые  помогли бы  успешнее провертывать дела  авантюристу Манусу.  Вот  и
сейчас он,  делая вид,  что  вычерчивает карту,  внимательно прислушивался к
отчету Соколова.  Оскар  Карлович прилагал все  старания,  чтобы  расслышать
тихий голос полковника и  под видом уточнения обстановки набрасывал на  поля
карты некоторые из деталей, которые сообщил Соколов Монкевицу.
     В числе таких технических мелочей,  на которые обратил внимание Энкель,
было  развитие воздухоплавания в  Италии,  а  следовательно,  и  возможность
прибыльно вложить деньги в соответствующие акции Альфа-Ромео,  ФИАТ и Бреды,
вздувать  цены  на   броню,   сталь,   медь  и   прочее  сырье  для  военной
промышленности, планировать иные прибыльные гешефты.
     Энкель,  как и Монкевиц,  но со своих особых позиций был весьма доволен
докладом Соколова,  тем,  что  сумел  услышать некоторые важные факты именно
сегодня,  когда его снова пригласили за карточный стол к Манусу, а значит, и
на задушевную беседу в  кабинете хозяина.  Такая встреча обычно и  приносила
полковнику наличные или толстый пакет акций...


                      28. Петербург, январь 1913 года

     С  удовольствием готовясь отправиться на ужин и партию в винт к Манусу,
Энкель не знал,  что в том же особняке за несколько часов до съезда вечерних
гостей обедал с  хозяином его старый знакомец Альтшиллер и  что этой встрече
он и обязан приглашением на Таврическую.  После добротной семейной трапезы в
обществе супруги хозяина и  его детей,  после чинного и пустого разговора за
столом,  во  время которого каждый из присутствующих пытался демонстрировать
начитанность и тонкий художественный вкус, глава семьи и его гость удалились
в библиотеку.
     Прихлебывая душистый  ароматный мокка,  выдыхая  клубы  сигарного дыма,
дельцы,  утопая в  недрах кожаных кресел,  повели неторопливый обстоятельный
разговор.  Они  обсудили биржевые курсы в  Петербурге и  Москве,  обменялись
мнениями о  пользе  тесных  контактов с  германскими страховыми обществами и
банками,  вспомнили о  русском займе,  который финансовый агент  Российского
императорского правительства, парижский банкир Артур Рафалович распространял
как раз в эти самые дни во Франции.
     Собеседники коснулись  и  победы  Балканской  славянской  коалиции  над
Турцией,  проявив  понимание тайных  прогерманских пружин,  дававших о  себе
знать в  Болгарии при дворе царя Бориса.  Эти силы были приведены в действие
из Берлина и вызвали после окончания военных действий немедленное обострение
отношений между бывшими союзниками - победителями Турции.
     Наконец разговор приблизился именно  к  тому  предмету,  ради  которого
Альтшиллер прибыл к Манусу.
     - Любезный Игнатий Перфильевич! - обратился гость к хозяину, улучив, по
его мнению, подходящий момент. - Позвольте мне обратиться к вам как к одному
из  столпов  дружбы  между  германской и  российской промышленностью,  лицу,
непосредственно    заинтересованному    в     тесном    слиянии    капиталов
предпринимателей Российской и  Германской империй.  Его величество Вильгельм
хорошо знает ваш вклад в  укрепление позиций германских владельцев в России,
в овладении русской промышленностью и финансами...
     Манус   самодовольно  улыбался,   слушая  льстивые  речи   Альтшиллера.
Австро-венгерский  подданный,   известный  в  Петрограде  как  представитель
германских банковских кругов,  а  некоторым наиболее близким своим друзьям и
единомышленникам  как  крупный  агент,  если  и  не  резидент  германской  и
австрийской разведок,  продолжал обольщать хозяина, подводя Мануса к нужному
для его доверителей выводу.
     - Лишь  тесное  сотрудничество Германии и  России способно установить в
Европе  такой   порядок,   какой  позволит  развернуться  во   всем   блеске
способностей нам, финансистам, приведет к гармонии общественных потребностей
и  прогрессу культуры...  -  излагал свои  любимые мысли  Альтшиллер.  -  И,
наоборот,  столкновение германских и  русских интересов в  братоубийственной
войне двух крупнейших и прочнейших монархий может вызвать революции и другие
неисчислимые беды для власть и собственность имущих. Поражение кайзера будет
означать торжество германской социал-демократии и  приход ее к власти.  Крах
самодержавия в  России  настолько  потрясет  весь  континент,  что  способен
вызвать мятежи и бунты не только в этой империи, но и сопредельных...
     Манус  с  интересом смотрел на  собеседника,  ожидая продолжения речей,
которые счастливо совпадали с его собственными мыслями.  Видя такое участие,
Алтьшиллер продолжал, все более вдохновляясь:
     - Между тем  самоуверенность русских в  грядущей победе над Германией и
Австро-Венгрией все более и  более поражает.  Как стало известно в  Берлине,
эту  уверенность  очень  подогревает  то   обстоятельство,   что  российский
Генеральный штаб  от  своей агентуры неплохо знает германские и  австрийские
силы,   их  планы  и  возможности.  Если  бы  удалось  лишить  русских  этой
уверенности,  на  некоторое время  прикрыть им  глаза  своего рода  повязкой
незнания,  то  его  величество кайзер  мог  бы  более  спокойно  и  уверенно
развивать экономические отношения между Германией и Россией.  Разумеется, он
не  забыл  бы  человека,  оказавшего столь  важную услугу империи,  и  щедро
вознаградил бы его...
     - Бросьте крутить, Александр Оскарович! - прищурив глаза, вдруг резко и
повелительно произнес Манус.  -  Со  мной как с  деловым человеком вы можете
говорить без всяких экзерсисов и уверток.  Что вам,  короче,  надо от меня и
сколько Вильгельм Второй может заплатить за  это?  Только учтите,  что я  не
какой-то  мелкий шпион и  плату требую не в  рублях или марках,  а  в  более
весомых материях.  То  есть  мне  надо  влияние и  пакеты акций  в  солидных
предприятиях,   освобождение  товаров  и   зерна,   которые  мои  российские
товарищества продают в  Германию,  от германских пошлин и  кое-что еще,  чем
может располагать его германское величество...
     - Бог с вами,  Игнатий Перфильевич!  - перепугался Альтшиллер. - Я и не
думал  вас  оскорблять недоверием...  Если  вы  так  хотите,  я  выскажу вам
напрямую пожелания германского императора. Его величество хотел бы знать тех
лиц,  кто  предает его  самого и  его державного родственника Франца-Иосифа,
снабжая Генеральный штаб  России секретными документами из  Берлина и  Вены.
Особенно важно  знать  источники русских  в  Вене,  поскольку именно  оттуда
происходит большая утечка военных и  политических секретов Срединных держав.
В Берлине считают,  что информаторами России,  судя по тому, чем располагает
Генеральный штаб на Дворцовой площади и что он докладывает Николаю II, могут
быть   какие-то    высокопоставленные   офицеры   или    даже   деятели   на
правительственном уровне...
     - Неужели  наши  солдафоны  оказались столь  расторопными?  -  удивился
Манус. - Никогда бы не подумал!
     - Что вы,  Игнатий Перфильевич!  -  заверил его Альтшиллер.  -  Я давно
занимаюсь... - Он замялся, ища приличный синоним слова "шпионаж" и не находя
его сразу.  -  М-мм...  изучением русской армии и просто поражен, как быстро
эта армия оправилась от поражения в русско-японской войне, как скоро сделала
кое-ка