оких пределах,  как  Франция,
осуществлять финансовые  сделки  с  вражеской  державой.  Следовало  поэтому
использовать возможности в России - родственные и деловые, - чтобы подрывать
экономический   порядок,    дезорганизовать   финансовую   и    промышленную
деятельность.  Особенно это  важно  в  начале военных действий,  когда толпы
людей двинутся на мобилизационные пункты, а в стране возникнет неразбериха и
паника.
     - Второе.  Это особенно касается тебя,  Генрих, - обратился император к
принцу  Прусскому,  -  поскольку ты  являешься Великим  мастером  германских
масонских лож...
     Тут все присутствующие обратились в  слух:  о сугубо конфиденциальной и
сверхсекретной теме,  как масонство, говорить во всеуслышание не полагалось.
Правда,  в  интимном кружке императора можно  было  высказываться совершенно
откровенно,  но даже и  здесь,  в  святая святых германской политики,  слова
"масонство",  "масоны" употреблялись чрезвычайно редко и  то применительно к
французской ветви.  К  той самой ветви масонства,  которая пыталась,  хотя и
безуспешно, захватить главенство над своими германскими собратьями.
     - Я полагаю,  -  властно обратился Вильгельм к своему брату,  -  что ты
должен направить деятельность своих масонов таким образом, дабы они принесли
пользу германской идее, подрывая изнутри славянские и галльские государства.
Прежде всего Россию!
     Эффект новой идеи кайзера был велик.  Мольтке и  Николаи дружно оценили
ее  восхищенным  цоканьем,  министр  двора  закивал  головой  и  в  восторге
повторял, придыхая: "Колоссаль, колоссаль!", принц Генрих вскочил и бросился
к гениальному брату, дабы обнять его величество.
     Тем  временем  Филипп  Эйленбург,  как  бы  развивая  идею  императора,
негромко дополнил:
     - Особенно российских масонов  следует  подстрекать к  проникновению во
все поры государства.  Затем,  когда нужные связи будут ими установлены, вы,
господин майор, - он обернулся к Николаи, - должны использовать их не только
в   целях  агентурной  разведки,   но   и   для  оказания  влияния  на   все
государственные процессы в Российской империи - к пользе империи Германской.
     Вильгельм,  который не  скрывал восторга по  поводу нового плана,  стал
усиленно развивать его  принцу  Генриху.  Он  поручил ему,  спустя несколько
дней,  которые потребуются кайзеру и его гостям,  чтобы немного отдохнуть на
лоне природы и вернуться в Берлин,  принять здесь же, в Роминтене, проезжего
русского масона  Кедрина и  попытаться его  очаровать.  Надлежало довести до
сведения русских масонов мысль о  том,  что в  Европе есть только одна сила,
способная понять и оценить масонство,  а заодно и финансировать оное,  - это
кайзер Германской империи.
     - Приручите русских  масонов,  и  мы  без  труда  взорвем  эту  империю
изнутри, - закончил Вильгельм свое поручение принцу Генриху.
     - Намекните  также,   -  раздался  скрипучий  голос  личного  советника
государя,  -  что в  случае европейской войны русские масоны смогут прийти к
власти. Германский император гарантирует им долгое и успешное правление.
     При этих словах его величество благосклонно кивнул.
     - Если  Кедрин  пойдет  на  сотрудничество легко,  -  продолжал  Филипп
Эйленбург,  -  то поставьте ему в качестве первой, хотя и трудной задачи, от
которой,  заметьте, будет зависеть благорасположение германских масонов к их
российским  собратьям,   прояснение  путей,   по  которым  в   петербургский
Генеральный  штаб  просачиваются,   скажем,  секреты  Австро-Венгрии.  Таким
пробным  заданием  мы  привяжем Кедрина  и  русофобов,  стоящих  за  ним,  к
германским интересам, а заодно получим новый рычаг воздействия на Вену...
     От того,  что глобальные планы так легко развертывались в этот чудесный
вечер,  что  ближайшие и  любимейшие сотрудники столь  быстро  оценили  идеи
императора,  Вильгельм Гогенцоллерн снова  пришел  в  хорошее настроение.  С
бокалом  в  левой  руке  он  присел  на  ручку  кресла,  в  котором покоился
многомудрый Эйленбург, и обнял личного друга правой рукой.
     Гости  поняли,  что  его  величество  намеревается высказать  еще  одну
гениальную мысль. И, как всегда, не ошиблись.
     - Когда вы вдохнете новую жизнь в масонские ложи России, когда оторвете
российское масонство от французской ветви этой тайной организации,  тогда-то
и  дайте задание раздуть фигуру этого сумасшедшего попа  -  Распутина,  дабы
внести беспокойство и сомнения в общественную жизнь Петербурга!
     - Колоссаль!  Колоссаль!  -  запридыхал министр двора,  а  принц Генрих
опять кинулся обнимать его величество.
     - Неважно,  если  при  этом немного поблекнет доброе имя  моей сестрицы
Аликс,  -  благодушно разрешил  Вильгельм.  Несмотря  на  показную дружбу  и
семейственность,  которую  германский родственник всячески  демонстрировал в
своих  письмах к  кузенам Романовым,  любезный братец Вилли  уже  давно  дал
установку   прусским    офицерам-разведчикам   компрометировать   Александру
Федоровну,  российскую царицу гессенского происхождения. Вильгельм тщательно
собирал через свою агентуру сплетни,  имевшие хождение в Петербурге, и бывал
как-то  особенно счастлив,  если Эйленбург приносил ему  очередные пикантные
новости об отношениях царицы со своими фаворитами. В кружке императора давно
уже  говорили о  вздорности и  истеричности русской царицы,  о  предметах ее
совместного с  Николаем мистического обожания -  проходимцах и  авантюристах
наподобие чародея француза Филиппа,  о попах Иоанне Кронштадтском,  Серафиме
Саровском,  Дмитрии Козельском и,  наконец,  о  "советнике" и  "друге" семьи
Романовых, "божьем человеке", "старце" Распутине.
     Высказав неожиданно столь плодотворную идею,  Вильгельм тут же,  должно
быть,  спохватился:  не  слишком  ли  много  свидетелей его  некорпоративной
выходки  в  отношении других,  хотя  и  русских,  монархов?  Насколько понял
Николаи  из  последующей  реплики  государя,   его  величество  хитро  решил
перевести разговор на иную тему, которая способна прочнее осесть в мозгу его
соратников, несколько приглушив впечатление об императорской бестактности.
     - Не  забывать!  Наша  самая  спешная  задача  -  поймать  предателей в
Австро-Венгрии!   -  похлопал  он  по  генерал-адъютантскому  погону  своего
руководителя секретной службы.  Затем  поднял рюмку  коньяку и  провозгласил
традиционный тост: - За грядущую победу Германии, хох! Боже, покарай Англию!
     Гости дружно вскочили и  осушили свои  бокалы.  Изволив выпить до  дна,
кайзер  ласково  улыбнулся  приближенным  и  соблаговолил  проститься:  часы
показывали ровно десять.  Всегда в одно и то же время Вильгельм Гогенцоллерн
начинал готовиться ко сну.
     Майор Николаи,  как  младший в  чине,  покинул залу последним,  дабы не
спрашивать ни у  кого разрешения.  Полный душевного восторга перед мудростью
императора  и  его  советников,  он  вернулся  в  свою  чистенькую  спальню,
аккуратно развесил мундир в шкафу, вынул из портфеля красиво переплетенный в
сафьян дневник.  Собственным шифром записал он  на  глянцевитые страницы все
впечатления дня  и  поручения кайзера.  Затем  он  вызвал звоночком слугу  с
кувшином воды и с удовольствием умылся над мраморным умывальником.
     Ровно  в   одиннадцать  майор  принял  на   кровати  благородную  позу,
приличествующую гостю  императора,  укрылся  роскошной периной из  гагачьего
пуха и  вскорости захрапел.  Возбуждение,  в которое он пришел незаметно для
себя от вечера в  Роминтене,  не спадало с него даже во сне.  Всю ночь перед
ним вставала грозная фигура кайзера, который приказывал: "Поймать предателя!
Поймать предателя!"
     Изредка  сквозь  мрак  и  туман  из-за  спины  Вильгельма  показывалась
страшная -  бородатая и черная -  физиономия Распутина,  фотографию которого
ему однажды доставили из Петербурга,  подмигивала ему и, щеря зубы, орала те
же слова по-русски: "Поймать предателя!"


                      11. Карлсбад, октябрь 1912 года

     Самый  знаменитый  международный  курорт  Карлсбад*  осенью  расцветает
багряными красками листвы,  сияет  лазурью неба  над  Рудными горами,  шумит
нарядной толпой,  составленной из  больных и  здоровых подданных почти  всех
европейских стран. Англичане и голландцы, немцы и русские, испанцы и датчане
- толстые,  тонкие,  желудочники,  печеночники,  хронические  больные  и  не
больные  вовсе  -  все  сталкиваются в  своеобразном хороводе у  источников,
прогуливаются по набережной,  уходят парочками в рощи, поднимаются на гору и
возвращаются к водам речушки Тепль, где играет форель.
     ______________
     * Так по-немецки назывались до 1918 года Карловы Вары.

     Разноязычный густой  рой,  скапливающийся у  курзалов  и  колоннад  над
источниками,   возле  бесчисленных  табльдотов,   в  кургаузе  и  цветниках,
ежедневные поезда,  выбрасывающие из своих чрев толпы джентльменов,  герров,
мосье,  сеньоров с  их  спутницами -  законными или  временными,  -  все это
доставляло  местному  полицмейстеру и  его  немногочисленному штату  столько
хлопот в  разгар курортного сезона,  что  лучше  места,  чем  Карлсбад,  для
встречи с  руководителем своей  группы  Филимоном Стечишиным полковник и  не
знал.
     Уже  несколько раз  он  назначал свидания со  своим  резидентом в  этом
городке,  а затем,  пользуясь положением руководителя австрийской разведки в
Чехии,   проверял  по   специальной  регистрационной  картотеке  Эвиденцбюро
донесения  полицмейстера  Карлсбада  за  соответствующие  даты,   но  ничего
подозрительного  не  замечал.   Местные  полицейские  власти,  работавшие  в
контакте с австрийской контрразведкой,  весьма почитали полковника,  помня о
его  прошлой деятельности на  посту шефа и  основателя контрразведывательной
службы в  Вене,  оказывали ему  всяческое содействие.  Его  имя  заведомо не
вносили в  списки гостей курорта,  которые каждый может  видеть в  городском
архиве, и, естественно, он был избавлен здесь от какой-либо слежки.
     Около   полудня  "мерседес"  полковника,   преодолев  за   четыре  часа
расстояние  в  120  километров от  Праги,  въехал  в  долину  прославленного
курорта.  Горы  громоздились над  замкообразными пансионами  и  гостиницами.
Редль неизменно предпочитал гранд-отель "Пупп",  где заказывал два не  очень
дорогих номера с общей ванной - соседнюю комнату в условленное время занимал
нужный человек.
     "Мерседес"  подкатил  к  главному  подъезду  гостиницы.   Полковник  по
красному  ковру  взошел  своей  характерной походкой  заносчивого офицера  в
высокий просторный зал.  Он  был в  штатском платье,  но портье его сразу же
узнал и  с поклоном поднес из-за стойки ключи от номеров.  Шофер внес в холл
пару чемоданов Редля и  передал их груму.  Сопровождаемый грумом,  полковник
поднялся на  свой этаж,  так же гордо выпятив вперед челюсть,  вошел в  свои
апартаменты и небрежно протянул серебряную монету юноше, не ожидавшему столь
щедрых чаевых.  Сладко улыбаясь и  непрерывно кланяясь,  грум покинул номер,
предварительно пожелав постояльцу хорошего отдыха.
     Полковник распаковал чемоданы,  достал  рубашки,  несессер и  аккуратно
развесил в  шкафу свои костюмы.  Неторопливо он осмотрел все уголки комнаты,
профессионально заглянув даже за  две  картины,  украшавшие стены.  В  окнах
теснились черепичные крыши пансионатов и  гостиниц с  закопченными каминными
трубами,  просматривалась набережная вдоль  живописно  извивающейся речушки;
разряженные толпы  дам  и  господ фланировали двумя  потоками навстречу друг
другу.  "Неплохой наблюдательный пункт для филеров,  -  подумал он,  - внизу
прогуливается весь  Карлсбад,  и  можно  сразу же  выйти на  нужную персону.
Видимо,  у местного полицмейстера где-нибудь поблизости имеется окошко, а за
ним - телескоп на треноге..."
     Закончив осмотр,  Редль  через ванную комнату прошел в  соседний номер.
Гость должен был скоро прибыть. Полковник отпер дверь в коридор выданным ему
ключом,  вывел  карандашом малозаметный значок  на  плинтусе  и  в  отличном
настроении отправился на прогулку.
     Он    очень   любил   устраивать   свои    конспиративные   встречи   с
высокопоставленной агентурой именно в Карлсбаде.  Его тщеславию льстило, что
среди князей,  графов и  баронов,  фабрикантов и промышленников,  крупнейших
купцов Европы и  их  жен,  содержанок и  челяди он  выступает не  только как
равный  и  могущественный,  но  как  повелитель,  облеченный тайной властью,
которой его  снабдила принадлежность к  клану королевского и  императорского
Генерального штаба Австро-Венгрии и служба во всесильной российской разведке
Полковник  ни  на  минуту  не  сомневался,  что  превосходит их  всех  своей
работоспособностью,   ловкостью  и   умом  -   он,   сын  простого  аудитора
лембергского гарнизонного суда...
     Тайным желанием Редля,  ради исполнения которого он  был готов работать
днем и ночью, было получение дворянства, неважно из чьих рук - Франца-Иосифа
или  Николая  II.  Он  одинаково  легко  служил  и  Габсбургам и  Романовым,
пользуясь любым случаем для обогащения, для повышения собственного статута.
     Редль  свысока  относился к  двум  другим  офицерам  австро-венгерского
Генштаба - полковнику Гавличеку и капитану X., которые, как он знал, входили
в эту же агентурную группу,  как и он,  снабжали Генеральный штаб российской
императорской армии ценнейшей информацией.  Те двое,  как и  Стечишин,  были
идеалистами,  они служили не  за империалы с  портретом Николая II,  а  ради
освобождения славянских братьев от ига неметчины.  Те двое,  как и Стечишин,
свято верили, что только с помощью русских, украинских, сербских, болгарских
и  черногорских братьев славяне,  составлявшие свыше 20 миллионов человек из
45 миллионов населения Австро-Венгрии, смогут обрести подлинную родину...
     Здесь,  в  Карлсбаде,  среди  аристократии родовой  и  денежной,  Редль
чувствовал себя лучше всего.  Несомненно, что при любом исходе надвигающейся
войны он  будет на коне.  Грядущие сражения принесут ему генеральскую звезду
независимо от  того,  удастся ли  Чехии  получить самостоятельность и  стать
членом славянской государственной федерации,  или  она  останется в  составе
империи Габсбургов. Прогуливаясь по набережной, ступая под сень колоннад или
любуясь   дорогими   безделушками  в   витринах  карлсбадских  магазинчиков,
раскланиваясь со знакомыми и незнакомыми,  знатными и богатыми -  он отдыхал
душой и грезил наяву блестящим будущим.
     С  тяжелым  вздохом  оторвался  Редль  от  своих  грез  -  приближалась
обусловленная встреча с резидентом.  Эти встречи Стечишин устраивал один-два
раза в  год,  дабы не подвергать организацию опасности провала.  Еще два-три
раза в год с членами группы встречался его связной - очаровательная светская
женщина Млада Яроушек.  Млада, вдова лесопромышленника, проводила время то в
Вене,  то в Брюнне,  где у нее был лесоторговый склад,  то в Праге,  а то на
водах Карлсбада или  Мариенбада.  Иногда осенью она уезжала в  Италию или во
Францию,  а  весной -  в  Испанию или Швейцарию.  Венское общество,  звездой
которого она  была много лет,  не  подозревало,  что  ее  частые путешествия
служат не  только тому,  чтобы развеивать сплин красавицы вдовы,  а  вызваны
главным образом потребностями целой разведывательной организации.
     Полковник поднялся  в  свой  номер,  переоделся к  обеду  в  элегантный
смокинг. Прежде чем выйти в коридор, он запер входную дверь и снова заглянул
в  ванную:  причесал  свою  светло-рыжую  шевелюру,  протер  лицо  лосьоном,
попрыскал на  волосы духами и  наконец бросил взгляд на  плинтус.  Возле его
значка появился маленький кружочек, перечеркнутый наискось.
     Редль подошел к  двери,  негромко постучал.  Дверь тут же распахнулась,
словно за ней уже стоял человек, и на пороге показался седовласый, полнеющий
Филимон.
     - Добрый  день!  -  произнес по-чешски  Альфред и  с  радостной улыбкой
двинулся к Стечишину.
     - Здравствуйте, здравствуйте, друг мой! - приветствовал его резидент. -
Я услышал,  как кто-то вошел в ванную,  и решил подсмотреть в щелочку, вы ли
это...  До назначенного момента еще... - он вынул большие серебряные часы из
жилетного кармана, - час и три четверти.
     - Да,  я собрался идти обедать,  - показал на смокинг Редль. - А может,
отобедаем вместе? Здесь меня опекает сам полицмейстер!
     - Что  вы!  Наша  трапеза  может  закончиться в  тюрьме  -  ведь  я  на
нелегальном положении,  -  ответил Стечишин и укоризненно покачал головой. -
Не  ожидал от вас такого легкомыслия.  Давайте-ка обедать порознь,  а  потом
займемся делами - можно у меня в номере...
     - Я  уже осмотрел свою комнату и  не  обнаружил ничего подозрительного.
Учитывая,  что  меня  здесь  знают  как  разведчика,  полиция  не  осмелится
подсунуть мне фонограф или стенографистку.
     - Хорошо, полковник! После обеда я зайду к вам, - сказал Стечишин...
     Белоснежная  зала  ресторана  была  заполнена  менее  чем   наполовину.
Метрдотель  проводил  Редля  к  столику  в  укромном  уголке.  Ряд  стройных
металлических колонн поддерживал хоры и  полукружьем подходил к  эстраде,  в
глубине которой блестели серебром органные трубы.  Оттуда оркестр венгерских
цыган пронизывал залу жгучими мелодиями и взглядами.
     Подкручивая ус,  он  дождался карты  блюд,  выбрал самый  простой обед,
спросил  вина  "Совиньон".  Проворный официант принес  бутылку и  вручил  ее
метрдотелю.  Почтенный метр  ловким движением вынул  пробку,  отлил немножко
себе в  бокал и  пригубил.  Кивком головы он  одобрил вино,  и  только тогда
официант понес его гостю.
     Редль задумчиво потягивал прозрачное золотистое вино и размышлял. Какая
все-таки  сила  заставляет пожилого  уже  Стечишина выполнять столь  сложные
функции  резидента?   Тем  более  после  недавнего  провала  его  ближайшего
помощника Владимира Вержбицкого -  главного  надзирателя пограничной стражи.
Суд  над ним только недавно закончился -  вся полиция и  жандармерия рыскали
теперь  в  поисках  Филимона.  Полковник знал,  что  Стечишин,  родившийся в
Галиции  и  достигший  весьма  высокого  положения  в  австрийском  почтовом
ведомстве, уже давно посвятил себя всецело идее освобождения западных славян
от немецкого господства и соединения их под покровительством России в мощное
и самостоятельное государство.  Сам Редль был не чужд подобным идеям, но его
тягой  к  русской разведке двигало несколько иное  чувство.  Полковник ценил
комфорт,  любил  риск  и  азарт,  ненавидел  надутых,  чопорных  немчиков  в
генеральских мундирах, хотя всячески подражал им своей выправкой и манерами.
Он  был счастлив досаждать им  и  с  удовольствием указывал русской разведке
самые уязвимые места австро-венгерских формирований,  крепостей и планов.  В
его положении добывать различные документы -  приказы,  чертежи укреплений и
военной техники, распоряжения императора и эрцгерцога - было довольно легко.
Помогало и то, что в свое время блестящая характеристика работы полковника в
Эвиденцбюро была доложена самому императору Францу-Иосифу. После этого Редля
стали регулярно приглашать в  Шенбрунн на  утренние доклады его  величеству.
Правда, доклады эти начинались у "первого чиновника своего государства", как
любил себя называть восьмидесятилетний император,  в  4 часа утра,  что было
довольно тяжело после бурно проведенной ночи в  ресторане или  оперетте,  но
зато авторитет Редля неизмеримо вырастал.  Он  уже  давно слыл верной опорой
трона и крупнейшим специалистом в области негласной разведки. Именно эти два
качества и  привели к  тому,  что  Редля назначили начальником генштаба 8-го
корпуса.  Генерал  фон  Гислинген,  командир  корпуса,  был  чрезвычайно рад
получить этакого замечательного офицера под свое командование, тем более что
в  Праге становилось все более неспокойно,  а Редль с его опытом организации
Эвиденцбюро мог бы сослужить полезную службу для разоблаче