мог часто общаться с
ним,  как  хотелось  бы,  но  Сергей  Викторович  Сухопаров  импонировал ему
демократизмом,   развитым  чувством  справедливости  и  заметным  нежеланием
угождать начальству.
     Только  Сухопарову  рассказал  он  о   Насте.   В  воскресенье  Соколов
намеревался идти к  родителям Анастасии и просить ее руки.  Еще в субботу он
заказал в  магазине "Шарль" самый  лучший  букет  роз,  какой  только  можно
достать зимой в Петербурге.
     Он  не  привык к  особенному гусарству в  своей холостой жизни,  но ему
очень хотелось как-то  выразить свою огромную любовь к  Насте,  доставить ей
приятное:  преподносить цветы и  конфеты,  и  на праздники и  именины делать
дорогие  подарки.  Но  скромная  девушка  поставила  условие:  отказаться от
купеческих замашек, не смущать ее роскошью, которая казалась ей крикливой.
     Однажды  на  рождество Соколов  послал  ей  огромную корзину  цветов  и
положил среди гвоздик футлярчик с  ниткой кораллов.  На следующий день Настя
вызвала его со  службы в  приемную.  Холодно глядя на Соколова и  обратясь к
нему весьма официально - "господин полковник", девушка вернула украшение.
     - Моя дружба с  вами и  хорошее к  вам отношение не  дают оснований для
столь  дорогого  подарка!  Вы  поставили  меня  в  неловкое  положение перед
родителями, они весьма удивлены, за что это я получила драгоценность... Если
вы уважаете меня, то больше никогда не совершите такую бестактность!
     Алексей сначала обиделся на Настю, но по трезвом размышлении понял, что
девушка права. Его подарок действительно бросал на нее нехорошую тень.
     Со слов Насти он знал,  что мама не хочет и  слышать о  Соколове,  да и
отец тоже против ее брака с офицером.  Алексей даже предложил девушке увезти
ее в другой город и тайно обвенчаться. Но все же он не хотел нарушать обычая
и решился обратиться к ее родителям за благословением.
     В воскресенье, взяв закрытую карету, чтобы не заморозить цветы, Алексей
отправился  на  18-ю  линию  Васильевского  острова,  где  жила  Настя.  Всю
недлинную  дорогу  он  мысленно  составлял разные  варианты  разговора с  ее
родителями.  Он  знал,  что мать,  Василиса Антоновна,  отличалась суровым и
властным характером, имела твердые принципы и в страхе божьем держала мужа и
дочь.  Отец,  Петр  Федотович,  человек трудолюбивый и  мастеровитый,  любил
заниматься всякими поделками из  дерева.  Он наполнил квартиру замысловатыми
шкатулками с  секретами,  резными  полками  и  собственноручно изготовленной
мебелью в модном тогда древнерусском стиле.
     "А вдруг откажут?!  - думалось Соколову под скрип снега и хруст ледяных
линз.  -  Может быть,  надо было еще раз с  Настенькой переговорить?  А то и
повременить пока с благословением!..  Ведь все равно она сказала, что раньше
июня свадьбе не бывать..."
     И тут же он корил себя:  "Что это я, взрослый, самостоятельный человек,
так волнуюсь,  словно деревенский жених!"  -  но при слове "жених" его снова
охватывало беспокойство и неловкость.
     Вот наконец и нужный дом. На совершенно ватных ногах полковник поднялся
на  третий этаж,  дернул цепочку звонка и  услышал за  дверью знакомую дробь
каблучков.
     "Настя, наверное, тоже переволновалась", - подумал Алексей.
     Дверь распахнулась.  Действительно, за ней стояла Настя. Густой румянец
волнения покрывал ее лицо.
     Прихожая была невелика, коридор отходил из нее на кухню, откуда приятно
тянуло теплом и  пахло пирогами.  Алексей неловко снял шинель.  Крест ордена
Станислава с мечами 2-й степени стягивал ему шею,  другой орден -  Владимира
4-й  степени,  полученный им  совсем недавно,  красовался на  левой  стороне
сюртука.  Остальные ордена  Алексей не  надел,  боясь  вызывающе выглядеть в
простом семействе Анастасии.
     Настя оценила его  скромность.  Чуть отстранившись,  она оглядела его с
головы до ног, а потом поцеловала в щеку. Алексей снял бумагу с цветов.
     В  довольно большой  комнате прямо  напротив двери,  в  простенке между
двумя  окнами  висело  большое  зеркало в  искусно выточенной раме.  Соколов
увидел самого себя с букетом и Анастасию,  идущих под руку.  "Совсем как под
венец", - улыбнулся он.
     Посреди комнаты стоял стол,  слева от окна,  почти прижимаясь к киоту в
красном  углу,  большой  резной  буфет  с  тяжелыми  хрустальными стеклами в
дверцах.  Огонек лампады теплился перед иконой Казанской божьей матери. Весь
киот был уставлен потемневшими ликами святых и  Николая-угодника в блестящих
мельхиоровых ризах.
     Почти  у  двери  небольшое  пианино  с  раскрытыми нотами  и  оплывшими
стеариновыми свечами в  бронзовых канделябрах.  По правой стене стоял диван,
стена над ним была увешана резными деревянными полочками,  на которых стояли
горшки с вьющимися растениями.
     - Сейчас придут, - шепнула Настя Алексею про родителей и усадила его на
диван.  Алексею мешал букет,  и  он  никак не  мог приладить саблю.  Едва он
справился  с  этим,  как  вошла  высокая,  худощавая и  моложавая женщина  с
довольно длинным носом,  придававшим унылое выражение ее  лицу,  решительной
складкой нешироких губ и  с  живыми темными глазами.  Ее  темно-русые волосы
были расчесаны на прямом пробор.
     Алексей встал  и  преподнес букет  хозяйке дома.  Она  спокойно приняла
цветы и передала их дочери властным жестом.
     "А  ведь Настя чем-то  неуловимо похожа на  мать..."  -  успел подумать
Алексей,  но  увидел вошедшего следом за женой отца и  сразу понял,  от кого
девушка взяла всю свою красоту. Петр Федотович был хотя и невысок, но строен
и  ладен.  Густые и  непослушные пепельные волосы его  явно  не  поддавались
усилиям расчески.  Большие синие,  как у Анастасии,  глаза смотрели на гостя
прямо и излучали доброжелательность. Твердый подбородок был гладко выбрит, а
рот  прикрывала щетка  усов  темно-пепельного цвета.  Он  смущенно улыбался,
видя, что жена не очень радушна к гостю.
     Василиса Антоновна действительно была не в духе.  Во-первых,  она очень
не  хотела брака  Анастасии с  полковником,  человеком другого сословия.  Ее
просто бесило,  что кто-то из будущих знакомых Насти может посчитать ее дочь
неровней этому  человеку,  барину в  ее  глазах.  "От  этого  девочка станет
несчастной",  -  думала она. Военных же, тем более гусар, она Считала вообще
крайне ветреными и неспособными на любовь и привязанность. Недолюбливала она
и  студентов,  ухаживавших за  Анастасией,  полагая их  за людей ненадежных,
всегда могущих попасть в Сибирь.  Она,  конечно,  не догадывалась, что Настя
помогает социал-демократам, не то крупный семейный скандал был бы неминуем.
     Совсем отказать дочери в благословении Василиса Антоновна,  как человек
глубоко верующий,  не  могла,  но  решила сразу не сдаваться и  немедленного
согласия не давать.
     В  таком настроении она вошла в  горницу и  увидела поднявшегося при ее
появлении высокого стройного военного,  с мужественным лицом, ясными глазами
и  белозубой  улыбкой  из-под  русых  усов.   Соколов  просто,  со  скромным
достоинством преподнес ей  красивый букет,  каких в  жизни у  нее не бывало;
неожиданно  для  нее  самой  накипевшая  на   этого  гусара  злость  куда-то
улетучилась и она почти радушно пригласила:
     - Садитесь, батюшка, садитесь!
     Василиса Антоновна с мужем сели за стол. Соколов тоже сел к столу и, не
зная, как начать, теребил темляк своей сабли. Вошла Настя с белой фарфоровой
вазой в  руках,  поставила цветы на доску буфета.  Из-за спины родителей она
ободряюще взглянула на Алексея.
     Соколов  чуть  кашлянул,  от  волнения во  рту  пересохло,  и  начал  с
глухотцой:
     - Уважаемая Василиса Антоновна и  Петр Федотович!  Прошу руки и  сердца
вашей  дочери,  а  также  родительское благословение на  наш  брак!..  -  Он
замолчал,  раздумывая,  что  еще  следует  сказать,  поскольку  позабыл  все
придуманные в карете варианты.
     Лицо матери покрылось пятнами от волнения.
     - Ну  что ж!..  -  протянула она.  -  Настя нам сообщила третьего дня о
ваших намерениях... Только у нас, родителей, имеются сомнения... - не хотела
она сдаваться.  -  Мы и  приданого такого не имеем,  чтобы угодить господину
полковнику...
     Пришел черед краснеть Анастасии.
     - Мама, что ты говоришь! - чуть не плача, вымолвила она.
     Твердо глядя на будущую тещу, Алексей медленно и размеренно заявил:
     - Я люблю Анастасию, и мне не нужно никакого приданого!
     - А как же так - без приданого? - возмутилась Василиса Антоновна. - Это
же не по-православному...
     - Васюта,  подожди со  своим  приданым...  -  щурясь,  словно от  боли,
вступил в  разговор отец.  -  Насколько тверды-с  ваши  намерения,  господин
полковник?  Ведь мы  понимаем,  что  Анастасия,  хотя девушка она красивая и
скромная,  все  же  не  из  вашего круга жизни-с...  Желаете ли  вы  дать ей
счастье,  или  хотите иметь только красивую куклу-с?  Вот это нас беспокоит,
так что не обессудьте-с!
     Настю  почему-то  стала  раздражать эта  мелкочиновничья приставка "с",
которая появлялась в  речи отца,  когда он очень волновался и  хотел придать
своим словам официальный оттенок.
     Алексей,  давно решивший мысленно проблемы,  которые выкладывали сейчас
перед ним  родители Анастасии,  не  отводил свой взгляд от  потемневших глаз
Настиного отца,  пока тот делился с ним сомнениями. За Соколовым внимательно
наблюдала Василиса Антоновна.
     Судя по всему,  она осталась довольна серьезностью,  с  которой Соколов
воспринял рассуждения мужа, и готовилась внести свою лепту в разговор.
     - А  как вы намереваетесь жить,  милостивый государь?  -  спросила она,
показывая себя женщиной практичной.  - Ведь вам надо держать дом, приглашать
разных гостей...  Чай,  и  генералы к вам заходят?..  А ведь Настенька у нас
этикетам не обучена... Вы об этом подумали?..
     Соколов решил разрядить атмосферу шуткой.
     - Что вы, Василиса Антоновна! - простодушно заулыбался он. - Нет ничего
проще... У Сытина на Невском купим "Подарок молодой хозяйке" Елены Молоховец
- и можно закатывать любой званый обед!
     Хозяйка  не  приняла шутки  и  поджала губы.  Отец  торопливо предложил
компромисс:
     - Алексей  Алексеевич!   Негоже  нам   так  сразу  отдавать  любимую  и
единственную дочку-с! Повремените несколько дней-с! А мы пока тоже обсудим и
решим-с!  Если Анастасия не усомнится,  то мы ей противиться не будем!.. - И
он решительно посмотрел на жену.
     "Тихоня,  тихоня,  а в доме командует все-таки он!" - с удовлетворением
подумал о симпатичном ему Петре Федотовиче Алексей, хотя решил было уже, что
всем у Холмогоровых распоряжается жена.
     - А теперь, Настенька, накрывай на стол! - скомандовал отец. - Надеюсь,
господин полковник откушают с нами чаю?..
     - С  удовольствием!  -  отозвался Алексей,  хотя у него на душе скребли
кошки от  неопределенности.  Но  он решил не обострять отношений с  будущими
родственниками.
     Настороженность прошла  и  у  родителей Анастасии.  Они  превратились в
радушных и гостеприимных русских людей, желавших всячески ублажить гостя. На
столе появились пышные пироги,  закуски и мочености,  из глубины буфета была
извлечена лимонная настойка в пузатом графинчике.
     Настя, накрыв на стол, сурово посмотрела на родителей и, упрямо вскинув
круглый подбородок с  ямочкой,  поставила свой стул рядом с  Алексеем.  Мать
грозно  взглянула на  дочь,  отец  улыбнулся одними глазами.  Соколову стало
ясно,   что  Настя  добьется  своего.   Чтобы  закрепить  это,  он  довольно
демонстративно взял ее руку и поцеловал.
     Василиса Антоновна отвернулась, но промолчала.
     За  чаем мирно разговаривали о  недавнем крещенском празднике на  Неве,
где  впервые  за  много  лет  вода  была  освящена  в  присутствии  государя
императора,  о мягкой сравнительно зиме и близости ранней весны, когда цыган
шубу продает.
     Настя  вспомнила о  недавнем концерте Плевицкой.  Алексей рассказал про
специальный концерт,  который артистка дала для ротных запевал,  исполняющих
во  многих полках почти  все  песни  ее  репертуара.  Он  припомнил,  что  и
знаменитый балалаечник Андреев в  свое время по  поручению военного министра
Сухомлинова давал  уроки  балалаечникам из  пехотных  полков,  и  какое  это
хорошее дело было для солдат-музыкантов...
     Наблюдательный Соколов заметил во  время  чаепития,  с  каким обожанием
смотрит отец на  Настю,  как любуется ею мать,  и  сделал еще одно открытие;
главенствовали в  семье не  суровая Василиса Антоновна и  не  спокойный Петр
Федотович.  Истинным главой семьи была Анастасия,  но  она  не  пользовалась
своей властью всуе, а правила тихо и незаметно.
     Алексей совсем успокоился,  он  чувствовал теперь себя почти как  дома.
Однако через пару часов Соколов решил, что пора и честь знать. Он поднялся и
начал прощаться.  Его проводили всей семьей до  двери,  а  когда она за  ним
захлопнулась, мать ворчливо сказала:
     - Не по себе дерево рубишь, Анастасия, не по себе...
     - Что ты говоришь,  Васюта!  -  возмутился отец.  -  Что,  наша Настя -
недостойная, что ли?!
     - Не  по  себе  она  дерево рубит,  не  по  себе!  -  уперлась Василиса
Антоновна. - Я знаю, что говорю... Барин он!.. Генералом еще станет...
     - А  чем наша дочь хуже генеральш?  Ты говори,  да не заговаривайся!  -
рассердился отец.
     - Я выйду замуж за Алексея!  - твердо вступила в спор Настя. - Он вовсе
не барин, а добрый и умный человек! И я его люблю!
     - Гусар он, гусар, говорю тебе! - настаивала мать.
     - Не ерепенься,  Антоновна!  -  закончил дискуссию отец.  - В следующее
воскресенье дадим ему согласие играть свадьбу летом,  когда Настенька курс в
консерватории закончит...
     - Я ему завтра это скажу!.. - обрадовалась Анастасия.
     - Не вздумай!  -  грозно обрушилась на нее мать. - Испортишь все! Икону
надо   приготовить...   Он   ведь   военный...   благословлять  надо  святым
великомучеником Георгием Победоносцем...  А  все  ж  не  по  себе ты  дерево
рубишь!..
     ...На  следующее воскресенье Соколовым и  Холмогоровыми было сговорено,
что   венчаться  Алексей  и   Анастасия  будут  в   военной  церкви  Георгия
Великомученика при  Главном  штабе  в  воскресенье 15  июня.  Свадьба  будет
скромной, шаферов и посаженых отца с матерью выберут позже.


                      9. Петербург, февраль 1914 года

     Соколов и  Анастасия встречались теперь почти  каждый день.  Они  могли
целый вечер бродить по заснеженному Петербургу, а потом отогреваться горячим
шоколадом в  кондитерской "Бликген и  Робинсон",  где  всегда  были  любимые
Настей взбитые сливки с орешками,  или у Филиппова на Невском крепким чаем и
воздушными пирожками.
     Часто полковник приглашал свою невесту в  какой-нибудь модный ресторан,
по  Анастасия,  как правило,  отказывалась.  Только один раз согласилась она
поужинать у  "Старого Донона",  что на Английской набережной у Николаевского
моста.  Ресторанная роскошь,  пальмы,  вышколенные официанты, дамы в слишком
открытых платьях  и  полупьяные господа  во  фраках  и  гвардейских мундирах
произвели на девушку тяжкое впечатление. Алексей больше не настаивал.
     Сам  он  словно впервые дышал полной грудью,  весь мир открывался ему с
самых лучших сторон.  Даже рассказы Насти о суровой нищенской жизни рабочего
сословия Питера хотя и  трогали Соколова,  но  не могли вывести из состояния
радостного подъема, которое владело им все последние дни.
     Приближалась масляная  неделя  -  самое  веселое  время  в  Петербурге.
Чопорный,  чиновный  Петербург  преображался и  опрощался  на  эти  дни.  Из
холодной и  давящей  метрополии столица  превращалась в  народный и  веселый
Питер.
     На  масленую в  непостижимых количествах наезжали в  город из окрестных
чухонских  хуторов  белобрысые "вейки"*  с  лохматыми  маленькими лошадками,
запряженными в  низенькие санки.  Дуга  и  вся  упряжь  по-праздничному были
украшены  бубенцами  и  лентами.  Небритые  добродушные "вейки"  невозмутимо
сосали  трубку-носогрейку  и   за  всякий  конец  просили  "ридцать  копек".
Петербургские  "ваньки",   тоже  старательно  наряженные  на  масленицу,   с
многоцветными узорчатыми кушаками  и  узорчатой упряжью,  жестоко  презирали
конкурентов.
     ______________
     * Финское имя, ставшее нарицательным, обозначавшее род извозчиков.

     Алексей договорился с  Анастасией,  что заедет за  ней в  воскресенье в
полдень  и  они  отправятся на  народные гулянья.  Настроение у  Насти  было
отличное,  в  субботу она  долго  вертелась перед  зеркалом,  примеряя новую
котиковую   шапочку,   удачно   сочетавшуюся  с   ее   беличьей   шубкой   и
пепельно-жемчужными волосами.
     "А как шапка покажется Алексею?  -  думала Настя. - Вдруг он решит, что
эти  меха не  гармонируют друг с  другом,  и  сочтет это  безвкусицей?!  Вот
ужас-то!  Нет,  он  не  может разлюбить из-за такого пустяка...  Тем более я
все-таки ничего... Хотя нос мог бы быть попрямее... и брови погуще..."
     Ее кокетство перед зеркалом прервал звонок в дверь. Был уже седьмой час
вечера. Отец еще не пришел с фабрики, а мать, как всегда по субботам, была в
церкви,  у  вечерни.  Настя открыла дверь,  и  мальчишка-посыльный в  черном
пальто с медным номером на груди и с бляхой на шапке передал ей запечатанный
конверт.
     - Ответа не ждут, - сказал мальчишка, но остался стоять в дверях. Настя
поняла,  что он привык к чаевым,  и извлекла из кармана своей шубки двадцать
копеек. Посыльный моментально исчез.
     Дурное  предчувствие овладело девушкой.  Она  никак  не  могла  вскрыть
конверт.
     "Неужели что-то случилось с Алексеем?" -  испугалась Настя,  но записка
оказалась от  Василия.  Он  просил  срочно  прийти в  собор  апостола Андрея
Первозванного,  что на 6-й  линии,  и  сообщал,  что будет ждать ее в правом
приделе, в дальнем от алтаря углу.
     Не  затратив на  сборы  и  трех  минут,  Настя  почти бегом бросилась к
трамвайной остановке.  Семнадцатый подошел сразу, и через пять минут она уже
входила в нагретый дыханием сотен людей собор.
     Шла вечерня. Высоко к сводам собора вместе с чадом свечей, дымом ладана
и  испариной от  верхней  одежды  прихожан возносилась "Аллилуйя",  творимая
многоголосым хором. Настя содрогнулась, как всегда, когда входила в церковь,
- глухая тревога обуяла девушку.
     Она  вспомнила  уроки  по   элементарной  конспирации,   полученные  от
товарищей,  купила у  входа тоненькую свечку и  направилась в правый придел.
Там,  в полутемном углу, в безлюдье стоял Василий. Его задумчивая поза ничем
не выделяла его из молящихся.
     Настя  подошла ближе,  словно случайно встала впереди него,  делая вид,
что  не  знает  этого  человека.  Василий  остался  в  прежнем  полускорбном
положении. Когда, заглушая отдельные слова молитвы, громко грянул хор:

                       Ду-ши их во благих во-дво-рят-ся.
                       Ус-та моя возглаголют премудрость,
                       и по у-че-ни-е серд-ца мо-е-го ра-зум... -

     Василий сказал так, что слышно было только Анастасии:
     - Костя-технолог оказался провокатором.  Он связан с охранкой. Завтра в
час пополудни он  должен прийти к  вам за  литературой и  привести за  собой
наряд жандармов...
     Хор певчих гремел во всю мощь, его покрывал бас дьякона:

                       Велий господь наш, и велия крепость его,
                       и ра-зу-ма его несть чис-ла...

     - Запомните адрес: Малая Охта, Среднеохтинский проспект, 8, второй этаж
направо,  спросить господина Бессмертного.  Будут  ждать  завтра целый день.
Когда отворят дверь,  спросить:  "Мне сказали,  что  у  вас остановилась моя
родственница..."  Если в  ответ скажут:  "Проходите,  будьте как дома..."  -
можно  отдавать корзинку.  Пяток  брошюр  с  меньшевистскими речами  в  Думе
оставьте у себя на случай обыска... Если у вас вообще ничего не будет дома -
вызовет еще большие подозрения!.. Ни пуха ни пера!..