дателем и взяточником.
     Адмирал  читал  труды  историка Маколея  о  Джоне  Черчилле,  который в
молодости  жил  на  деньги  своих  любовниц,   пользовался  покровительством
человека, любовницей которого была его сестра, предал короля Иакова, на чьей
службе занимал высокий пост, вел переписку с врагами Вильгельма Оранского...
Предку  сэра  Уинстона приписывалось письмо,  в  котором  сэр  Джон  выдавал
противникам - французам - подготовлявшуюся против их флота операцию.
     "Как похож Уинстон на основателя рода Мальборо в своей ненасытной жажде
власти  и  денег!..  -  думал  старый разведчик.  -  Поистине,  человеческий
характер повторяется в одном из его потомков!"
     Адмирал дождался,  пока Черчилль умолк, и осторожно приступил к тонкому
делу,  ради  которого и  пригласил друга.  Чопорный и  сухой  служака,  Холл
намеками дал  понять  собеседнику,  что  получил указание высокопоставленных
друзей привлечь бывшего первого лорда к планированию и проведению совершенно
конфиденциальной операции по  устранению с  политической арены  фельдмаршала
Китченера.
     Когда  сэр  Уинстон  понял,   что  могущественные  люди  Великобритании
ополчились на его недруга,  его глаза засверкали мрачной радостью.  Черчилль
вспомнил  нескрываемую враждебность со  стороны  генерала  Китченера  и  его
штаба,  которую он,  молодой лейтенант,  испытал во времена суданской войны.
Его обзывали тогда "охотником за  медалями" и  "саморекламщиком",  осмеивали
журналистские потуги лейтенанта Черчилля.
     Сэр  Уинстон хорошо отомстил генералу Китченеру.  Он  ушел  из  армии и
написал  книгу  о  Судане  и  войне.  Он  убийственно  раскритиковал  в  ней
неджентльменское поведение Китченера, осквернившего могилу своего противника
Махди и  глумившегося над трупом руководителя суданских повстанцев.  Правда,
после этой книги генерал стал его противником,  а  в высших сферах высказали
неодобрение молодому писателю за то,  что он перед всем миром раскрыл приемы
британских колониальных войск,  но дело было сделано,  Китченер посрамлен...
Теперь открывалась возможность окончательно устранить заклятого врага.
     Сначала друзья  проанализировали вариант операции,  если  фельдмаршал в
ближайшее  время  соберется  на  передовые  позиции  во  Францию.   Но  план
забраковали, поскольку в нем было заключено много опасностей разоблачения.
     Несколько минут  сидели молча,  и  каждый думал над  проблемой.  Первым
нашел новую комбинацию изворотливый ум Черчилля.
     Устранение лорда Китченера в Англии или Франции видело бы слишком много
людей.    Последующее   расследование   могло    навести   правительство   и
общественность на следы инициаторов этого акта,  вызвать крупнейший скандал.
Такого,   разумеется,   никогда  никому  не   простили  бы.   Следовательно,
приходилось придумывать такой  вариант,  при  котором расследование было  бы
заранее  обречено  на   провал.   Море   представляло  для   этого   большие
возможности...
     Обсудив  идею,   джентльмены  пришли  к   выводу,   что  самоуверенного
фельдмаршала надо спровоцировать отправиться на военном корабле в  дальний и
опасный путь - в Россию. Придумана была и веская причина такого путешествия:
военный министр,  прибывший в  Петербург от имени двух союзников -  Англии и
Франции,  должен реорганизовать полудикую русскую армию,  которая без  конца
терпит  поражения  и  мешает  союзникам закончить войну  победой.  Китченеру
следует  вменить в  обязанность разоблачить перед  царем  интриги германской
партии во главе с царицей,  тянущей страну к сепаратному миру, и потребовать
умножения усилий в войне до победного конца.  Наконец, военный министр и его
свита  должны были  опытным глазом определить,  в  каком  минимальной помощи
военным  снаряжением  нуждается  Россия,  чтобы  успешно  противодействовать
Германии и Австрии на своем фронте.
     Видная роль  в  интриге отводилась французскому и  британскому послам -
Палеологу и Бьюкенену,  панические донесения которых из Петрограда уже давно
работали на  эту  идею.  Многое надо  было  сделать резидентуре Интеллидженс
сервис в  России,  имевшей в  своем распоряжении такого доверенного человека
банкирских кругов, как Сидней Рейли.
     Рейли следует усилить в своих донесениях критические нотки по отношению
к  царице,  ее роли в  возможном сепаратном мире России и  Германии,  больше
писать  о  разложении российских армии  и  тыла,  развале  снабжения русских
войск,  всеобъемлющем германском шпионаже по  всей  Российской империи -  на
фронте и в тылу.
     Продуманы   были   соответствующие  поручения  дипломатической  службе,
главным  редакторам  газет,   чтобы   они   создали  общественное  мнение  о
необходимости поездки Китченера в Россию.
     Технически осуществить план устранения лорда Китченера в  открытом море
было несложно.
     Решено было срочно начать перевооружение одного из старых крейсеров,  а
во  время  "модернизации" заложить в  его  трюмы  такое количество динамита,
которое могло бы быстро пустить корабль на дно. Тут же по списочному составу
флота был найден крейсер "Хэмпшир",  построенный в 1903 году.  Его потеря не
могла нанести серьезного ущерба морской мощи империи.
     Холл   не   сразу   понял   друга,    когда   сэр   Уинстон   предложил
"модернизировать" крейсер на  верфи  "Харланд и  Вольф" в  ирландском городе
Белфасте.
     - Но,   Реджи,   если  крейсер  перевооружается  в  Ирландии,   объятой
националистическими настроениями и  почти гражданской войной,  у  нас меньше
угрозы разоблачения, если вдруг в его трюмах найдут ящики с динамитом. Любой
идиот сделает вывод,  что взрывчатку подложили шиннфейнеры*. Правда, следует
распустить слух,  что  в  этих  ящиках хранятся совершенно секретные бумаги,
которые ни за что не должны попасть в руки немцев,  но представь себе,  если
ящики все-таки случайно вскроют...
     ______________
     *  Бойцы  подпольной  армии  Ирландии,  боровшейся  против  англичан  -
поработителей своей родины - всеми методами, в том числе я террора.

     - Бросить  тень  на  шиннфейнеров,   обвинить  их  в   сообщничестве  с
Германией,  -  вот  первый  политический результат перевооружения крейсера в
Ирландии... - веско аргументировал сэр Уинстон.
     - Ради  одного этого можно пожертвовать старым кораблем,  -  согласился
адмирал.
     - На  всякий случай,  -  продолжал гость,  -  следует дать  сообщение в
Петроград о  поездке  военного  министра  на  крейсере  каким-нибудь  старым
шифром,  который немцы уже "раскололи".  Адмирал Шеер вышлет тогда в  засаду
свои подводные лодки, и они начнут охоту за "Хэмпширом"...
     - О,  да!  -  поддержал его  Холл.  -  При получении известия о  гибели
крейсера  боши  наверняка припишут катастрофу молодецким действиям кого-либо
из капитанов субмарины... Это тоже будет нам на руку...
     - Далее...  -  методически развивал свои мысли Черчилль,  - твои люди в
Петрограде должны  распустить слухи,  что  немка-царица  знала  заранее весь
маршрут плавания корабля с  Китченером на  борту и  предательски выдала этот
секрет   своим   немецким  родственникам.   Таким   образом,   мы   серьезно
скомпрометируем нашу  главную  противницу  в  Петрограде и  поддержим  силы,
работающие для ее свержения.
     - Вот  видишь!   Даже  сама  гибель  нашего  дорогого  фельдмаршала,  -
лицемерно поднял сэр Уинстон глаза к небу,  -  будет способствовать усилению
Британской империи.
     Бывший первый лорд  задумался.  Он  снова вспомнил все  обиды,  которые
претерпел по воле Китченера. Его большой рот скривился в злорадной улыбке.
     "А четвертый вывод я тебе, дружочек, не скажу! - подумал сэр Уинстон. -
Когда  фельдмаршал отправится  на  тот  свет,  освободится его  министерский
портфель...  Не исключено,  что именно меня призовут на этот пост!  Ведь мои
могущественные друзья весьма заинтересованы в  том,  чтобы  иметь  во  главе
военного министерства такого энергичного и умного деятеля, как я!"


                       74. Волочиск, апрель 1916 года

     После совещания 1 апреля на царской Ставке,  где, вопреки сопротивлению
Эверта,  Куропаткина и  только что отрешенного от  командования Юго-Западным
фронтом  Иванова,   Брусилов  добился  у   верховного  главнокомандующего  и
начальника его  штаба  Алексеева разрешения наступать и  его  фронту,  новый
главкоюз* приказал Клембовскому вызвать  на  5  апреля  в  местечко Волочиск
командующих всеми подчиненными ему четырьмя армиями.
     ______________
     * Сокращение слов "главнокомандующий Юго-Западным фронтом", принятое во
время первой мировой войны.

     Мудрый  генерал  избрал  Волочиск  не  случайно.   Во-первых,  местечко
находилось почти на  середине четырехсотверстной линии Юго-Западного фронта,
всего  в  полусотне верст от  передовой.  Оно  лежало на  линии Юго-Западной
железной дороги,  что обеспечивало коммуникации и надежную телеграфную связь
со штабами армий и его собственным штабом в Бердичеве.
     После совещания главкоюз собирался проинспектировать 11-ю  и 7-ю армии,
с которыми Брусилов был знаком пока только понаслышке.
     Во-вторых, Брусилов не хотел разрабатывать наступательную операцию в не
остывшем еще "гнезде" Николая Иудовича Иванова.  В  Бердичеве все напоминало
ему генерала-плакальщика.  Здесь,  казалось ему,  не выветрился дух смирения
перед врагом,  робости и заниженной оценки собственных войск. К тому же чины
штаба фронта трепетали перед новым главкомом,  ожидали всеобщего разгона,  и
ждать  от  них  сейчас серьезной помощи не  приходилось.  Да  и  командующим
армиями  было  бы  полезно  начинать  работу  с  новым  командующим  в  иной
обстановке.
     Назначая  встречу  на  линии  бывшей  государственной границы  империи,
Брусилов как  бы  намекал своим возможным оппонентам,  что  пора отступления
кончилась и  начинается изгнание врага  из  пределов Отчизны.  Хитрый старик
всеми доступными ему  силами как  бы  толкал своих подчиненных на  Запад,  в
наступление...
     Сегодня,  когда его  идея должна была воплотиться в  конкретные приказы
командующим  армиями,  Алексей  Алексеевич  считал  необходимым разжечь  дух
единомыслия,  без  которого победа  над  противником невозможна.  Генерал не
спешил заняться рутинной работой.
     "Для  славы  России  должны мы  наступать!  -  охватил глазом на  карте
главнокомандующий фронтом четкие  линии  своих  боевых  порядков.  Потом  он
перевел взгляд на другую карту -  боевых действий союзнических войск.  -  Не
только для спасения Франции и  Италии,  но для блага России!..  Цель высока,
хотя   союзники  толкают  нас   в   наступление  ради   своих  эгоистических
интересов...  Наверное,  и в кампании нынешнего года нас обманут и подведут,
как  подводили в  пятнадцатом и  четырнадцатом...  Хорош Жоффр!  Заявлять на
союзническом совещании в Шантильи, что ввиду недостатка людей Франция должна
избегать потерь и потому будет вести только оборонительные бои!.. А активную
борьбу с противником должна вести Россия!..  Выручать Францию, да и Англию с
Италией должна тоже только Россия!..  А  драгоценные союзники при  этом даже
поставки боеприпасов срывают!.."
     Настроение генерала,  еще недавно хорошее, стало портиться. Он вспомнил
точку  зрения  Алексеева на  сей  предмет.  Начальник штаба  Ставки дал  ему
почитать свое  письмо Жилинскому,  российскому представителю в  союзническом
совете  в  Париже.   "Думаю,   что  спокойная,   но  внушительная  отповедь,
решительная по  тону,  на  все  подобные выходки  и  нелепости стратегически
безусловно необходима.  Хуже того, что есть, не будет в отношениях. Но мы им
очень нужны,  на словах они могут храбриться,  но на деле на такое поведение
не решатся.  За все нами получаемое они снимут с нас последнюю рубашку.  Это
ведь не услуга,  а очень выгодная сделка. Но выгоды должны быть хотя немного
обоюдные, а не односторонние...".
     "Да  что на  союзников кивать,  коль в  самой России порядка нет!  -  с
горечью подумал вдруг Брусилов.  -  Снова Надежда* пишет про  разные интриги
против меня в Петербурге и Ставке, которые порождаются завистью... Бездарные
паркетные шаркуны ходят в славе и почестях, присваивают себе чужие успехи, а
общественность, двор, может быть, и народ - им верят!.. Подумать только, моя
8-я  армия  сыграла решающую роль  в  том,  что  неприятель оставил Львов  в
четырнадцатом году  без  боя,  а  Рузский вошел  в  город и  всю  заслугу по
овладению столицей Галиции приписали ему! Теперь этот плакса Николай Иудович
интригует вместе со  старой перечницей,  графом Фредериксом,  против меня  и
против своих бывших соратников...  Он хотел бы остановить наше наступление в
зародыше,  чтобы не  было  контраста с  его  беспомощностью...  Ловок только
подъезжать к  царю с поздравлениями да с орденами...  Как лихо он самодержцу
"Георгия" преподнес!..  Поэтому и  обретается на Ставке в звании "состоящего
при особе государя-императора"...  Обидно за  войска,  что бездарности вроде
Куропаткина и Иванова подрезают крылья боевым орлам... Ну да бог с ними... С
божьей помощью я еще могу что-то сделать, тем более отогнать от себя всю эту
пакость! История разберет, как было дело, а теперь главное - победить!"
     ______________
     * Жена Брусилова, Надежда Владимировна.

     Морщинки  горечи,  состарившие было  лицо  генерала,  разгладились,  он
подошел  к  сейфу,  отомкнул его  и  достал  копию  записки  Алексеева царю,
разосланную по  приказу  Николая  командующим фронтами  накануне совещания в
Ставке 1 апреля.  Полистал изящно переплетенную рукопись, приложенные карты,
схемы. Вернулся к большой настенной карте.
     "Михаил Васильевич прав,  когда считает,  что Германия и Австро-Венгрия
будут  в  кампании нынешнего года  напрягать все  свои  значительные силы  и
средства для достижения решающего успеха на том или ином фронте. Если Верден
окажется для  немцев орехом не  по  зубам,  то  они,  конечно,  повернут все
основные силы на Восточный фронт и  попытаются смять Россию...  Он правильно
ставит  вопрос:  как  решать  нам  предстоящую в  мае  задачу -  отдавать ли
противнику инициативу,  ожидать его  натиска и  готовиться к  обороне,  или,
наоборот,  упредить его.  Если  мы  упредим  неприятеля началом наступления,
заставим его сообразоваться с нашей волей и разрушим планы его действий,  то
кампанию мы  выиграем...  Эх,  если  бы  мне  дали командование всеми нашими
фронтами!  Я  не  только летнюю кампанию выиграл бы,  но и  Австрию выбил бы
напрочь из игры...  А за ней и Германии ничего не оставалось бы делать,  как
просить мира!" - пронеслось в голове генерала, но он усмирил свою гордыню.
     Вновь и вновь размышлял Брусилов над оценкой,  которую дал положению на
русско-германском фронте генерал Алексеев.
     "Действительно,  наши  силы  растянуты на  тысячу двести верст и  фронт
уязвим всюду...  Железнодорожная сеть наша развита слабо и  не  обеспечивает
быстрой  переброски резервов  в  достаточных количествах.  Это  лишает  нашу
оборону активности и  не обещает успеха в случае,  если где-то в одном месте
неприятель сконцентрирует свои  силы  для  прорыва...  Мы  просто не  сумеем
подтянуть по бездорожью резервы.  Но это же лишает и  противника возможности
оперативно маневрировать своими резервами и дает нам возможность нанести ему
удар...  удар...  Прав Алексеев, когда предлагает готовиться к наступлению в
начале  мая,   упредить  противника  и   заставить  его  сообразовываться  с
действиями наших войск,  а не подчиниться его планам,  пассивно обороняясь и
выжидая, куда он ударит... Напрасно только он отдал первенство в наступлении
Северному и  Западному фронтам.  Это  все  отрыжки  довоенной стратегической
игры.  Как  тогда  настроились Алексеев,  Эверт  и  другие  -  наступать  на
Восточную Пруссию,  так до сих пор и не могут думать иначе.  Давно пора было
сделать выводы и обрушиться на Австрию... Севернее Полесья, в лесах, болотах
и наступать труднее... А ведь не надо было совещания в Ставке, чтобы узнать,
что ни Эверт,  ни Куропаткин наступать не хотят... Как они в присутствии его
величества юлили и отнекивались от наступления!.. Возмутительно! Куропаткину
с  его пессимизмом только в  могильщиках служить,  а  не  в  армии,  которую
прославил Суворов!  И  Эверт от  него недалеко ушел -  как  они объединились
против меня,  когда я  заявил его  величеству,  что Юго-Западный фронт будет
наступать!  М-да-а!  Теперь  необходим успех,  иначе  ославят  "генералом от
поражений", как Куропаткина... А ведь они будут ставить палки в колеса..." -
возмущался Брусилов и  снова усилием воли отогнал от  себя неприятные мысли,
мешавшие думать о предстоящем деле.
     Задача  стояла  гигантская.   Накануне  войны  все   генеральные  штабы
исповедовали теорию,  по  которой  наилучшей формой  маневра  считался обход
одного или  обоих  флангов противника с  целью  его  последующего окружения.
Практика  войны  опрокинула  эту  теорию,   поскольку  сразу  сформировались
сплошные позиционные фронты.  Пришлось прорывать сильно  укрепленные позиции
неприятеля фронтальными ударами,  которые из-за небывало возросшей силы огня
сопровождались огромными потерями наступающей стороны.
     "Господи,  сколько же солдат погибнет, ежели следовать канонам войны! -
заранее  сокрушался Брусилов.  -  Ведь  не  скроешь от  неприятеля,  да  еще
располагающего  аэропланами  для   разведки,   концентрацию  воинских  масс,
подтягивание артиллерии к участку прорыва... Обдумаем-ка еще раз все..."
     От настенной карты он отошел к столу, где были разложены схемы участков
его фронта. Широко расставленными руками оперся о стол.
     "Да! Быть по сему!.. - решительно поднял он голову. - Каждая из четырех
армий  и  некоторые корпуса  выбирают  свой  участок  прорыва  и  немедленно
приступают к его подготовке.
     Начнем атаку сразу в 20-30 местах,  чтобы лишить неприятеля возможности
определить направление главного удара...  Правда, такой образ действий имеет
свою  обратную сторону -  я  не  смогу на  главном направлении сосредоточить
столько сил, чтобы сразу пробить брешь... Но сделаю обратное тому, чему учат
германские стратеги:  выберу тот  план,  который подходит именно для данного
случая.  Легко  может статься,  что  на  месте главного удара я  получу лишь
небольшой успех или совсем его не добьюсь.  Если большой успех окажется там,
где я  его сегодня не  жду -  что же,  направлю туда все свои резервы,  и  с
богом..."
     На  душе  командующего стало немного легче после того,  как  он  принял
окончательное решение.
     "Теперь  надо  убедить  в  этом  командующих армиями  и  начальников их
штабов,   чтобы  они  донесли  мои  мысли  до   войск,   дружно  ударили  по
неприятелю...   Ох  и   сильны  же  у  них  каноны  и  формулы,   высиженные
бездарностями в генеральских эполетах...
     Бог даст, уломаю своих-то!.."


                       75. Волочиск, апрель 1916 года

     Когда маленький, сухой и подвижный Брусилов решительными шагами вошел в
главный зал таможни, где должно быть совещание, вокруг стола, установленного
в  центре  помещения,  уже  сидели  его  генералы.  Три  генерал-адъютанта и
генерал-лейтенант,  генералы и полковники,  собранные для важного сообщения,
дружно встали при появлении главнокомандующего.
     - Прошу сесть!  -  скомандовал Брусилов и оглядел зал.  Он был светел и
просторен.   По   распоряжению  генерал-квартирмейстера,   ведавшего   также
вопросами контрразведки,  из  всего здания были  удалены люди  и  все  двери
опечатаны. Только члены военного совета были пропущены в зал.
     Брусилов рассказал о совещании под председательством царя в Могилеве, о
решении Ставки наступать Западным фронтом и о том,  что Юго-Западному фронту
выпала роль поддержать войска соседа,  отвлечь на  себя внимание неприятеля.
Затем главнокомандующий изложил свою идею о нескольких одновременных ударах,
вводящих противника в заблуждение...
     Генерал  говорил убеж