ке, мистер Сарджент, если  вы,  конечно,  не  имеете  ничего
против близнецов.
   Мэнди Сарджент явилась сюрпризом для всех. Братец,  который  оказался  на
пять унций  тяжелее  и  на  целый  дюйм  длиннее  ее,  сдавил  ее  так,  что
сердцебиение малышки не прослушивалось.  Мэнди,  таким  образом,  совершенно
неожиданно вступила в этот не подозревающий о ее существовании мир.
   - Ты уж меня извини, -  улыбнулась  Лейни  с  безмятежностью,  дарованной
исключительно новоиспеченным мамочкам.
   Дик Сарджент прижался губами к виску жены.
   - Извинения принимаются. Готова вернуться в палату?
   - Нет. Мне так нравится на них смотреть.
   - Но тебе надо как можно больше отдыхать,  пока  ты  здесь,  в  больнице.
Любовь моя, не забывай, что ты выносила целых двенадцать фунтов детей.
   Застонав, она потерла свой уплощившийся, но все еще рыхлый живот.
   - Не напоминай мне об этом. Я так рада, что они теперь там, а не здесь.
   Дик громко расхохотался, к вящему раздражению старшей медсестры,  которая
по-прежнему считала его вздорным смутьяном.
   - Я тоже рад.
   Он сам бережно отвез Лейни в ее палату - самую просторную,  какую  смогли
найти в больнице.
   В палате взгляд Лейни сразу упал на скромный букет гвоздик.
   - Ты поблагодарил мистера Харпера за цветы, когда звонил ему?
   - Да. - Дик уложил ее в постель, помогая приподнять ноги,  и  старательно
укутал одеялом. - Он просил передать, чтобы  ты  не  беспокоилась.  Они  уже
нашли тебе замену на остаток учебного года.
   - Но, Дик, я хочу вернуться  в  школу.  Могу  же  я  доработать  хотя  бы
последние шесть недель.
   Он уже качал головой.
   - Бога ради, не строй из себя  святую  мученицу!  Ты  только  что  родила
близнецов. За одним-то малышом было бы  трудно  ухаживать,  совмещая  это  с
работой. А уж за двумя - просто невозможно! Ты же не виновата, что  пришлось
взять  отпуск  раньше,   чем   планировала,   потому   что   дети   родились
преждевременно. В общем, я все сказал и больше об  этом  слушать  ничего  не
желаю. Хочешь заварного крема?
   Она скривилась:
   - Нет, а вот от чизбургера и чипсов не отказалась бы.
   Он склонился к ней, заговорщически улыбаясь:
   -  Завтра  к  ленчу  протащу  сюда  огромную   корзину   самых   отборных
чизбургеров.
   - Рискуя, что нас всех, вчетвером - Боже, вчетвером!  -  выкинут  отсюда?
Сестра Перкинс и так чуть не взорвалась,  когда  поймала  нас  за  распитием
шампанского, в - А как же еще, интересно,  отмечают  рождение  близнецов?  У
этой дамочки просто нет души. - Присев на край постели, Дик взял ее за руки.
- Я уже говорил тебе спасибо?
   - Тысячу раз.
   Он ничуть не смутился.
   - Буду повторять это каждый день. Они такие чудесные, Лейни.
   - Знаю. - Она откинула  голову  на  подушку  в  приятном  изнеможении.  -
Большую часть своей жизни я считала, что никогда не смогу иметь  ребенка.  -
Она обратила на Дика полные слез глаза. - Представляешь, как я обрадовалась,
когда узнала, что  беременна?  Испугалась,  конечно,  волновалась,  как  это
отразится на моей работе, но была так счастлива, что все-таки стану матерью,
обрету родное существо. А их оказалось целых двое! - Она рассмеялась  сквозь
слезы. - Я тоже очень тебе благодарна, Дик.
   - Милая ты моя. - Наклонившись, он поцеловал ее в губы. Это был  короткий
поцелуй, нежный и трепетный.
   - Знаешь, мне вдруг стало так жаль маму. Моему  отцу  следовало  бы  быть
рядом с ней, когда я родилась, как был со мной ты.
   Дик ласково погладил ее по щеке.
   - Я уже думал об этом. - Он помедлил, не желая огорчать Лейни. - Как тебе
известно, я имею доступ к различным архивам и прочим источникам  информации,
- законными ли путями или не очень - не важно. Если хочешь, могу хоть завтра
начать поиск твоего отца. Не стану обещать, что мы его найдем. Не исключено,
что он уже умер. Но я бы чертовски постарался.
   Лейни перевела взгляд  на  огромное  окно,  выходящее  на  лужайку  перед
больницей. Заходящее солнце золотило зимний пейзаж.
   - Когда мама  умерла,  я  вдруг  осознала,  что  у  меня  нет  ни  одного
родственника. Жуткое ощущение, будто ты совсем одна в целом мире,  сплошь  и
рядом состоящем из семей. И мне вдруг захотелось отыскать  своего  отца  или
хотя бы узнать, что с ним сталось. Но потом  я  решила,  и  по-прежнему  так
считаю, что, если бы я была ему нужна, он остался бы с нами, хотя  бы  чтобы
установить со мной духовную близость. Возможно,  мне  лучше  совсем  его  не
знать. А если в его уходе была виновата мама, если он был всего лишь жалким,
несчастным человеком, то не исключено, что теперь  у  него  другая  жизнь  и
другая семья. Я же стану всего лишь незваной гостьей, которая напомнит ему о
безрадостном периоде его жизни. Мне бы этого не хотелось.
   Оторвавшись от созерцания окна, Лейни взглянула в яркие,  лучистые  глаза
Дика.
   - Спасибо, что предложил, Дик, но не стоит. Думаю,  что  лучше  я  создам
семью с Тоддом и Мэнди.
   - А я? Она посмотрела на бриллиант, сверкавший на ее левой руке,  который
ему вернул священник, лишь только Дик вывез Лейни из родильной палаты.
   - Знаешь, ты же чуть ли не силой заставил меня выйти за  тебя.  Я  всегда
считала, что брак поневоле заключается во благо бедняжки-невесты.
   - Я тоже. Но в данном случае у  невесты  весьма  своеобразный  взгляд  на
многие вещи.
   Лейни до сих пор не могла определить, как относится  к  тому,  что  стала
миссис Дик Сарджент. Она поклялась никогда  не  становиться  ничьей  миссис.
Однако же стала. И пребывала от этого в ужасе.
   Но сейчас она была  слишком  слаба,  чтобы  выдержать  допрос,  а  посему
перевела разговор в  иное  русло  -  вытянув  руку  с  обручальным  кольцом,
принялась разглядывать переливающиеся грани драгоценного  камня  в  овальной
оправе.
   - Слишком броский перстень.
   - Прямо-таки вопиюще вульгарный.
   Я пытался произвести на тебя впечатление.
   - Поразить в самое сердце?
   - Что-то в этом духе.
   - Поразить - еще мягко сказано. Грубый нажим, угрозы  -  вот  это  больше
напоминает твой стиль.
   - Выходит, я нечто вроде бульдозера или гидравлического пресса?
   - Вот-вот.
   Он ухмыльнулся.
   - Однако при этом я добиваюсь быстрых  результатов,  не  так  ли?  -  Она
улыбнулась в ответ, и Дик подумал, что никогда еще она не была так  красива.
- Позволите вас поцеловать?
   - Ты целовал меня несколько минут назад.
   - Не-ет, не так. Я имел в виду - по-настоящему поцеловать. Вот так.
   Он припал к ее губам. Поцелуй этот, хотя и выразил всю нежность,  которую
Дик к ней испытывал, был в то же время чувственным, и язык его снова и снова
настойчиво проникал в ее рот. Обняв Лейни, Дик прижал ее к груди и  принялся
нежно баюкать. Она положила руки ему на плечи и тоже крепко обняла, сдаваясь
на милость его властным и искусным губам.
   - Прошу прощения, - послышался ледяной голос с порога.
   Они тотчас отпрянули друг от друга и увидели сестру Перкинс, взирающую на
них  с  отвращением,  каковым  эта   желчная   дама,   вероятно,   встречала
расплескавшееся содержимое судна.
   - Сейчас принесем детей, - возвестила эта поборница бесконечных правил  и
приличий. - Мистер Сарджент, если вы намерены остаться, вам придется  надеть
халат и маску.
   - Я намерен остаться, - откликнулся Дик с широкой улыбкой, призванной еще
больше ее разозлить.

***

   В доме царил хаос,  по  сравнению  с  которым  Бедлам  был  просто  тихим
санаторием.
   Протолкнуться можно было с превеликим  трудом.  Дик  прикупил  по  одному
дополнительному предмету каждого наименования, упустив из виду тот факт, что
не вся мебель уместится в детской. Один из бельевых шкафов пришлось  вынести
в  коридор.  В  срочном  порядке  заказали  в  Нью-Йорке  второго  плюшевого
медвежонка, воспроизводящего утробные звуки. Да, но  зачем  им  два  медведя
панды в натуральную величину?
   - Значит, так: Тодду достанется бейсбольная рукавица, а Мэнди -  балетные
тапочки.
   Спасибо тебе, Господи, за мелкие любезности твои.
   Лейни уговорила Дика раздать цветы прочим  пациентам  больницы,  дабы  не
пришлось везти их домой. Он милостиво согласился, однако затем превратил  их
спальню в настоящий тропический сад. По возвращении  домой  среди  множества
цветов, пеленок одноразового использования, дозаторов с ватными  шариками  и
влажными салфетками, корзин с  купальными  простынками,  баночек  с  детской
присыпкой и кремами, тюбиков с мазью от диатеза, бутылочек с антисептическим
раствором и ящиков с нераспакованными  подарками  Лейни  с  трудом  отыскала
кровать.
   На третий день пребывания дома она дошла до ручки. Миссис Томас с  дюжину
раз переставляла мебель в спальне,  пытаясь  высвободить  как  можно  больше
пространства. Детская комната  выглядела  просто  ужасно.  Чтобы  подойти  к
младенцам, приходилось в буквальном  смысле,  протискиваясь  между  мебелью,
пробираться каким-то хитрым лабиринтом.
   Весь день нескончаемой вереницей шли гости,  в  основном  учительницы  из
школы Лейни. У нее сложилось впечатление, что они  приходили,  скорее  чтобы
состроить глазки Дику, чем взглянуть  на  близнецов.  Они  глупо  улыбались,
кривлялись  и  жеманничали,  отпуская  игривые  замечания   касательно   его
мужественности. Лейни хотелось вскочить с постели,  надавать  им  пощечин  и
велеть держаться подальше от ее мужа; а еще  ей  хотелось  двинуть  Дику  по
башке, чтобы не улыбался как чеширский кот и не распускал  слюни,  пока  эти
тетки несут чушь. Их алчные взгляды были прикованы к ее перстню, а до  самой
Лейни им было мало дела.
   Она ненавидела себя за то, что поддалась жалости к самой  себе  и  плачет
больше собственных младенцев, но именно этим она как раз  занималась,  когда
Дик вошел в спальню, спровадив последнего посетителя.
   - Лейни! - Встревоженный, он подскочил к постели. - Что случилось?
   - Все! - выдавила она сквозь слезы. - Все. У меня  раскалывается  голова,
но все слишком заняты, чтобы принести мне таблетку аспирина, а у меня просто
нет сил подняться  и  взять  ее  самой.  Ты  или  висишь  на  телефоне,  или
обихаживаешь этих штучек - продуктов бракоразводных процессов. Миссис  Томас
попрятала все мои вещи - даже крем для рук не могу  найти.  А  еще  я  такая
толстая... - жалобно проскулила Лейни и уткнулась лицом в подушку.
   Дик подошел к двери спальни и прокричал в коридор:
   - Миссис Томас, будьте добры, с часок позаботьтесь о Тодде и Мэнди. Ни на
какие звонки я отвечать не буду. И  дверь  этой  спальни  должна  оставаться
закрытой при любых  обстоятельствах,  исключая  пожар  и  наводнение.  -  И,
захлопнув дверь, вернулся к постели.
   - Уходи, - пробормотала Лейни,  когда  его  колено  продавило  в  матрасе
глубокую воронку. И тут же:
   - Что ты делаешь?
   Дик поднял ее с постели и отнес на руках в кресло-качалку,  которое  было
переставлено в их комнату. Точнее, он сел  в  кресло  сам,  держа  Лейни  на
руках.  -  Моя  сестра  предупреждала,  что  иногда  случается  послеродовая
депрессия.
   - Ты рассказал  своим  родственникам  обо  мне?  О  нас?  -  Она  покорно
устроилась у Дика на коленях в кресле-качалке.
   - Неужели ты думала,  что  я  не  поделюсь  такими  новостями  со  своими
родными? Они в восторге и ждут не дождутся,  когда  смогут  познакомиться  с
тобой и малышами. А теперь расслабься. Голова еще болит?
   - Немножко.
   - Вот здесь? - Он медленно провел пальцами по ее виску.
   - Угу.
   - Замерзла?
   Она зевнула и теснее прижалась к Дику, положив руку ему на грудь. Приятно
было ощущать под ладонью  его  размеренное  сердцебиение,  дотрагиваться  до
волосков, выглядывавших из-под его треугольного ворота и щекотавших ей нос.
   - Нет, теперь мне тепло, - сонно  пробормотала  Лейни.  -  Кажется,  меня
никогда в жизни не убаюкивали в кресле-качалке. Мне нравится.
   - И Мэнди тоже. Она мне сказала прошлой ночью.
   Лейни улыбнулась.

***

   Проснувшись, она обнаружила, что лежит в постели. Поначалу Лейни  решила,
что у нее галлюцинации: настолько разительно изменилась комната.  Цветы,  за
исключением одной-единственной желтой розочки на прикроватной тумбочке, были
убраны. Многочисленные детские вещи аккуратно сложены в большую  пластиковую
корзину для белья. Все было в одном месте и доступно и больше  не  раскидано
повсюду. Ее косметика была расставлена на туалетном столике как  прежде,  до
отъезда в больницу. В двери появилась голова Дика. - Проснулась?
   - Да. Сколько я проспала?
   - Всего лишь час. - Он протянул ей халат. - Почему бы тебе не принять душ
перед обедом?
   - Неплохо бы. А что делают малыши?
   - Спят. До их обеда у тебя уйма времени, чтобы поесть самой.
   На пороге ванной она обернулась:
   - Дик, откуда ты узнал... - Неопределенным жестом она обвела комнату.
   - Сестра подсказала, храни ее Господь. Я позвонил ей и умолял дать совет.
Она сказала, что прекрасно помнит, в каком смятении находилась  сама,  когда
вернулась домой с новорожденным. Словно окунулась в хаос, ей  казалось,  что
ее мир подвергся грубому вторжению. Она и подсказала мне, что по возможности
комната должна иметь прежний, привычный для тебя вид.
   -  Она,  наверное,  считает  меня  дурой  и  бессердечной  мамашей.   Дик
расхохотался.
   - Ну нет. Ты настоящая героиня,  которой  можно  только  посочувствовать:
ведь тебе достался в мужья такой черствый, толстокожий болван, как я. Помощь
в ванной нужна?
   - Нет, спасибо. - Покачав головой, Лейни завернулась в халат. Сейчас  она
стеснялась своего тела даже больше, чем во  время  беременности.  Теперь  ей
казалось, что живот ее напоминает тесто, а  груди  отвисли  чуть  ли  не  до
колен.
   Дик понимал, чего она стесняется, и хотел  разуверить  ее,  сказать,  что
считает ее очень красивой. Но он только улыбнулся всему свое время.
   - Когда закончишь, подам тебе обед. Что он и  сделал,  однако  совсем  не
так, как ожидала Лейни. Когда, приняв душ, вымыв голову и надев скромный, но
очень миленький шелковый пеньюар, подаренный Диком, она вышла из ванной,  то
при виде творения его рук лишилась дара речи.
   Он  накрыл  небольшой  столик  прямо  в  спальне.  На  льняной   скатерти
красовались два маленьких букетика цветов, две тонкие восковые свечи  и  два
прибора, причем на тарелках  уже  дымилось  кушанье,  приготовленное  миссис
Томас. Из портативного магнитофона лилась негромкая музыка.
   - Дик! - От радости сердце едва не выскочило у нее  из  груди;  на  глаза
навернулись слезы. - Так красиво.
   Он крепко обнял ее.
   - Ты это заслужила - после пяти дней больничной еды и домашнего хаоса.
   Он усадил ее с грацией прирожденного метрдотеля.
   - Молоко! - смеясь, воскликнула она.
   В ее бокал было налито молоко, в то  время  как  в  бокале  Дика  мерцало
красное бургундское.
   - За наших детей. - Волосы его в пламени свечи отливали серебром,  ровные
белые зубы сверкнули на миг,  обнажившись  в  улыбке.  Под  его  восхищенным
взглядом Лейни впервые за несколько недель почувствовала себя женственной  и
привлекательной. Он поднял бокал:
   - За мою прекрасную молодую жену, мать моих сына и дочери.
   Лейни смущенно подняла бокал с молоком, и, не сводя глаз  друг  с  друга,
они пригубили свои напитки.

***

   - А у меня для тебя есть подарок.
   - После ужина при свечах что-то еще?
   Было поздно. Давно уже убрали столик. Миссис Томас ушла. Лейни  сидела  в
постели, облокотившись на подушки. После  ужина  она  в  сопровождении  Дика
немного прошлась по дому, что слегка  успокоило  саднящую  боль  меж  бедер.
Сынок присосался к ее груди, громко чмокая.
   Дик протянул ей подарочную коробку.
   - Сумеешь открыть одной рукой или хочешь, чтобы я открыл?
   - Открой ты. - Тодд имел обыкновение  проявлять  характер,  если  трапезу
задерживали или прерывали.
   Дик, с нарочитой медлительностью и не слишком удачно имитируя  барабанную
дробь, открыл коробку и извлек оттуда тридцатипятимиллиметровый  фотоаппарат
со встроенной вспышкой. После чего на вытянутых руках преподнес его жене.
   Несколько секунд Лейни молча смотрела  на  фотоаппарат.  Потом  протянула
руку, дотронулась до него и подняла глаза на Дика. Ей  незачем  было  что-то
говорить: Дик и без того знал, какое значение имеет для  нее  этот  подарок.
Взгляд его затуманился, когда Лейни ласково коснулась пальцами его губ.
   - Спасибо.
   - Мы будем так часто фотографировать наших детей, что у них перед глазами
постоянно будут плясать пурпурно-желтые пятна вспышек, - заявил Дик,  и  она
рассмеялась. - Каждый день их жизни будет  запечатлен  на  пленку,  если  ты
захочешь. И через много лет они поймут, как сильно мы любили их. - Не успела
Лейни вновь разразиться слезами, как Дик достал  буклет  с  инструкциями  по
эксплуатации.  -  Но  прежде  мне  следует  обучиться,  как  с  этой  штукой
обращаться.
   Лейни была благодарна ему за столь беспечное настроение. Целый  день  она
либо рыдала, либо пребывала на грани слез. Чувства переполняли ее -  чувства
безопасности, духовной близости,  собственной  необходимости.  Они  были  ей
внове, она и не рассчитывала когда-либо испытать все это.  Лейни  напоминала
человека, выросшего  в  пустыне,  а  потом  вдруг  оказавшегося  во  влажных
джунглях. Трудно было освоиться со столь непривычными ощущениями.
   До недавнего времени, всего несколько  месяцев  назад,  она  была  совсем
одинока. Теперь же ее окружали трое людей, которых она любит. Полюбят ли они
ее? Кто знает?..
   Малыши полюбят. Как говорил Дик, дети инстинктивно любят своих родителей,
особенно матерей. А Дик? Она украдкой глянула, как он сосредоточенно изучает
инструкцию, сверяясь с кнопками на фотоаппарате. Он такой красивый.  Добрый.
Щедрый. Добродушный. Но любит ли он ее? Он ни разу не говорил о любви.
   Они сознательно избегали разговоров о будущем. До сей поры  единственными
ссылками  на  него  были:  "Когда  родится  ребенок...",  "Пока  не  родится
ребенок..." Но что теперь? Не могут же они по-прежнему жить в этом крошечном
домике, который и для двоих тесен. Дик не может продолжать заниматься  своей
практикой по телефону и почте. Что-то должно произойти. Что бы это ни  было,
Лейни страшилась грядущих перемен.
   Но сегодня вечером ей не хотелось об этом  думать.  Сегодня  ей  хотелось
погреться в этом маленьком островке света. До недавних  пор  ее  жизнь  была
такой мрачной и унылой.
   Тодд наелся. Но едва она попыталась отстранить его, как он сердито ударил
крохотным кулачком по ее груди и вновь  принялся  сосать.  Лейни  восхищенно
рассмеялась. Мелькнула вспышка фотоаппарата, и, подняв взгляд, Лейни увидела
победно улыбающегося Дика. Похоже, он был весьма доволен собой.
   - Классный кадр. - И снова навел на нее объектив.
   - Не  надо  меня  фотографировать  в  таком  виде.  -  Лейни  с  тревогой
посмотрела на свою обнаженную грудь.
   - Почему? Ты великолепно выглядишь.
   После душа она собрала волосы на затылке, однако  теперь  они  постепенно
выбились из пучка: волнистые пряди обрамляли ее лицо,  ниспадали  на  плечи.
Кожа ее в приглушенном свете  казалась  розовой,  на  щеках  играл  румянец.
Серебристый шелковый пеньюар чудесно  подчеркивал  ее  округлые  формы.  Дик
выбрал этот цвет, потому что он напоминал ему серо-голубые глаза Лейни.
   Он быстро отщелкал несколько кадров, и Лейни  осторожно  взяла  Тодда  за
головку и отняла от груди. Малыш тотчас скорчил недовольную гримаску,  затем
отрыгнул и устроился на ее руке с видом сытого деспота.
   Его родители снисходительно рассмеялись.
   - Дай-ка мне этого поросенка. - Дик  отложил  фотоаппарат  в  сторону.  -
Тодд, ты разве не знаешь,  что  должен  оставить  молока  для  сестренки?  -
обратился он к спящему младенцу.
   Лейни поднесла дочку  к  другой  груди.  Дик,  завороженный  ее  изящными
движениями, смотрел, как она поднимает грудь ладонью  и  направляет  розовый
сосок прямо в нетерпеливо ищущий ротик Мэнди.
   Дик чувствовал себя  извращенцем  на  стриптиз-шоу  и  проклинал