ашлепать ее за одну только мысль об этом.
     И все же искушение было велико. Какой она сделает материал, когда загадка будет решена! Там будет все - и политика, и человеческие характеры, и отношения, и интриги.
     Наконец она уснула.

8

     Она нервничала больше, чем во время своей первой пробы на маленькой телестудии в Арканзасе восемь лет назад. Тогда она стояла по щиколотку в грязи и помоях, онемевшими влажными пальцами сжимала микрофон и пересохшими губами рассказывала о свиноводах, подвергшихся воздействию некоего паразита. Потом заведующий отделом информации сухо сообщил ей, что паразиты действуют не на фермеров, а на свиней. Тем не менее, место репортера ей дали.
     Это тоже была своего рода проба. Обнаружит ли Мэнди то, что пока оставалось скрытым для других, - что женщина с лицом Кэрол Ратледж не является ее матерью?
     В течение дня, пока взволнованные и говорливые медсестры устраивали ей ванну и помогали одеться, а физиотерапевт проводил с ней гимнастику, ее не покидал навязчивый вопрос: хочет ли она, чтобы правда наконец всплыла?
     Она не смогла прийти к определенному ответу. Пока что она не видела большой разницы в том, за кого именно ее принимают окружающие. Изменить судьбу не в ее власти. Главное, что она жива, а Кэрол Ратледж погибла. Итог авиакатастрофы был предначертан кем-то свыше - не ею.
     При всех своих ограниченных возможностях, она честно приложила все усилия, чтобы привлечь внимание окружающих к роковой ошибке, но ей это не удалось. Теперь ничего изменить она уже не в силах. Пока она не начнет общаться с помощью карандаша и блокнота, она будет для всех Кэрол Ратледж. Эта роль может позволить ей проникнуть в подспудные хитросплетения необычной интриги и тем отплатить Тейту Ратледжу за его доброту. Если он полагает, что свидания с "матерью" пойдут Мэнди на пользу, она готова на время подыграть ему. Сама она считала, что девочке было бы лучше сразу узнать правду о гибели матери, но не в ее силах было рассказать ей об этом. К счастью, лицо Эйвери было уже не столь страшным, чтобы нанести психике ребенка еще большую травму.
     Сестра поправила легкий шарфик на голове Эйвери в том месте, где волосы были еще совсем короткие.
     - Ну вот. Очень даже неплохо. - Она осталась довольна своей работой. - Еще пара недель - и ваш красавец муж глаз от вас не оторвет. Вы, конечно, знаете, что у нас тут все незамужние сестры поголовно в него влюблены. Да и некоторые из семейных тоже, - добавила она сухо. Она проворно двигалась вокруг кровати, расправляя простыни, а потом стала приводить в порядок букеты в вазах, обрывая увядшие цветки. - Вы ведь не против, правда? - спросила она. - Вы уж, наверное, привыкли, что вокруг него женщины так и вьются. Как давно вы женаты? Кажется, он говорил кому-то из сестер, что четыре года. - Она потрепала Эйвери по плечу. - Доктор Сойер творит чудеса. Дайте только время. Вы будете самой красивой парой в Вашингтоне.
     - Вы, кажется, склонны выдавать желаемое за действительное?
     При этом голосе сердце Эйвери дрогнуло. Она посмотрела на дверь, ища его глазами. Войдя в палату, он снова обратился к сестре:
     - Я тоже не сомневаюсь в мастерстве доктора Сойера. Но откуда у вас такая уверенность, что меня изберут?
     - По крайней мере, я буду голосовать за вас.
     Он рассмеялся глубоким грудным смехом, уютным, как старое вытертое одеяло.
     - Прекрасно. Мне будет нужно много голосов.
     - А где малышка?
     - Я оставил ее у поста дежурной сестры. Через пару минут я за ней схожу.
     Поняв тонкий намек, медсестра улыбнулась и подмигнула Эйвери.
     - Желаю удачи.
     Как только они остались одни, Тейт придвинулся к Эйвери.
     - Привет. Ты хорошо выглядишь. - Он глубоко вздохнул. - Ну вот, она здесь. Не знаю, что из этого выйдет. Только прошу тебя, не огорчайся, если она...
     Переведя взгляд ей на грудь, он запнулся. Ночная рубашка Кэрол, при всей ее миниатюрности, была заметно велика Эйвери. При виде его замешательства сердце Эйвери забилось.
     - Кэрол? - сказал он хрипло.
     Он все понял!
     - О Господи.
     Как ей объяснить ему?
     - Как ты похудела, - прошептал он. Он осторожно дотронулся до ее груди. Потом обвел взглядом все ее тело. От его прикосновения у Эйвери прилила к лицу кровь. Из горла вырвался тихий, беспомощный звук. - Я не имел в виду, что ты плохо выглядишь, просто... ты стала другая. Хотя это, наверное, нормально, что ты потеряла несколько фунтов. - Их глаза встретились, и какое-то мгновение они смотрели друг на друга. - Пойду приведу Мэнди.
     Эйвери старалась дышать ровно и глубоко, чтобы успокоить разыгравшиеся нервы. До сих пор ей не приходило в голову, что правда будет для них обоих нелегка. Не понимала она и того, как далеко простираются ее чувства к нему. От его прикосновения у нее не только ослабели руки и ноги, но и похолодело все внутри.
     Но сейчас ей некогда было копаться в своих переживаниях. Она должна подготовиться к встрече с девочкой. В панике от того, что при виде ее лица ребенок может испугаться, она даже зажмурилась. Она услышала, как они вошли и приблизились к кровати.
     - Кэрол?
     Эйвери медленно открыла глаза. Тейт держал Мэнди на руках. На ней было белое с синим платьице и белый фартучек, на ногах - белые колготки и синие кожаные туфельки. Левая ручка была в гипсе.
     Волосы у девочки были темные и шелковистые, очень густые и тяжелые, но короче, чем Эйвери помнила. Словно читая ее мысли, Тейт объяснил:
     - Пришлось ее подстричь, потому что волосы были немного опалены.
     Сейчас волосы Мэнди едва закрывали ей щски. У неё была прямая челка до бровей. Большие карие глаза ребенка смотрели настороженно, как у газели.
     - Покажи маме, что ты ей принесла, - подсказал Тейт.
     В правом кулачке девочка сжимала букет маргариток. Она робко протянула их Эйвери. Пальцы Эйвери не слушались, и Тейт взял букет и бережно положил Эйвери на грудь.
     - Я пока посажу тебя к маме на кровать, а сам пойду поищу, куда бы нам поставить цветы. - Тейт опустил Мэнди на край койки, но стоило ему повернуться, как она захныкала и ухватилась за край его куртки. - Ну, хорошо, - сказал он. - Я никуда не уйду.
     Он украдкой взглянул на Эйвери и осторожно присел рядом с девочкой на краешек матраса.
     - Смотри, что она тебе сегодня нарисовала, - обратился он опять к Эйвери поверх детской головки. Из нагрудного кармана он извлек сложенный лист плотной бумаги и, развернув, поднес ближе к ее лицу. - Скажи, Мэнди, что это такое?
     Разноцветные каракули не были похожи ни на что, но Мэнди прошептала:
     - Лошадки.
     - Это дедушкины лошади, - пояснил Тейт. - Вчера он брал ее кататься, а утром я предложил ей, пока я занят, нарисовать для тебя лошадок.
     Приподняв руку, Эйвери сделала ему знак, поднести листок поближе. Она какое-то время рассматривала его, После чего Тейт положил рисунок ей на грудь рядом с маргаритками.
     - Мне кажется, маме твой рисунок понравился. - Тейт продолжал смотреть на Эйвери все тем же странным взглядом.
     Девочке явно было все равно, понравился маме ее рисунок или нет. Она ткнула пальчиком в шинку на носу Эйвери.
     - А это что?
     - Это шинка. Помнишь, мы с бабушкой тебе рассказывали? - Обращаясь к Эйвери, он сказал:
     - Я думал, сегодня уже снимут.
     Она приподняла ладонь.
     - Завтра?
     Она кивнула.
     - А для чего она? - спросила Мэнди. Эта шинка ее очень заинтересовала.
     - Это вроде твоего гипса. Она защищает мамино лицо, пока оно еще не совсем зажило, как гипс защищает твою ручку, пока косточки внутри не срастутся как следует.
     Выслушав объяснения, Мэнди опять повернула серьезные глаза на Эйвери.
     - Мамочка плачет.
     - Это потому, что она очень рада тебя видеть.
     Эйвери кивнула, закрыла глаза и несколько секунд лежала так. Потом снова открыла. Таким образом она хотела передать однозначно утвердительный ответ. Она была рада видеть девочку, которая едва не погибла в огне. Катастрофа, конечно, оставила в ее душе глубокую травму, но Мэнди, по крайней мере, осталась жива и со временем оправится от потрясения. Одновременно Эйвери почувствовала себя страшно виноватой, что она не та, за кого они ее принимают.
     Внезапно, повинуясь порыву, на какой бывают способны только маленькие дети, Мэнди выставила вперед ручку, чтобы дотронуться до щеки Эйвери. Тейт перехватил ее руку на лету. Потом, поколебавшись, он плавно отпустил ее.
     - Можешь потрогать, только очень осторожно. Не сделай маме больно.
     В глазах Мэнди показались слезы.
     - Мамочке больно, - нижняя губа ее задрожала, и она подалась к Эйвери.
     Смотреть на страдания ребенка было для Эйвери невыносимо. Повинуясь внезапно охватившему ее материнскому чувству, она негнущейся ладонью погладила девочку по головке и медленно притянула ее к груди. Мэнди охотно приникла к ней всем телом. Безмолвно склонившись к девочке, Эйвери гладила ее по голове.
     Мэнди почувствовала ее невысказанную теплоту. Она быстро успокоилась, села прямо и кротко сообщила:
     - Мамочка, я сегодня не пролила молоко.
     Сердце Эйвери растаяло. Ей захотелось обнять малышку и крепко прижать к себе. Ей хотелось сказать ей, что разлитое молоко не имеет никакого значения, потому что они выжили в страшной катастрофе. Но ей оставалось только молча смотреть, как Тейт опять берет ребенка на руки.
     - Не будем злоупотреблять гостеприимством хозяйки, - сказал он. - Пошли маме воздушный поцелуй, Мэнди.
     Девочка не послушалась. Вместо этого она робко обвила его ручонками за шею и уткнулась лицом в воротник.
     - Ничего, как-нибудь в другой раз, - сказал он Эйвери извиняющимся тоном. - Я сейчас вернусь.
     Через несколько минут он возвратился, но уже один.
     - Я опять оставил ее у сестер. Они ее там кормят мороженым.
     Он снова присел на край кровати, свесив руки между колен. Не глядя на Эйвери, он принялся рассматривать ногти.
     - Ну, раз уж все прошло гладко, я бы, пожалуй, привез ее еще раз ближе к концу недели. По крайней мере, мне показалось, что все было хорошо. А тебе?
     Он поднял глаза, ожидая от нее ответа. Она кивнула. Опять уткнувшись в свои руки, он продолжал:
     - Не знаю уж, как чувствовала себя Мэнди. Ее вообще трудно сейчас понять. Что-то у нее не ладится, Кэрол. - В его голосе звучало такое отчаяние, что сердце Эйвери разрывалось. - Раньше, когда я брал ее в "Макдональдс", она ходила колесом. Теперь - никакой реакции. - Уперев локти в колени, он закрыл лицо руками. - Я все перепробовал, чтобы ее расшевелить. Ничто не срабатывает. Я не знаю, что делать.
     Подняв руку, Эйвери погладила его по волосам.
     Он вздрогнул и дернулся, почти стряхнув ее руку. Она так поспешно убрала ее, что всю руку прошила острая боль. Она застонала.
     - Прости, - сказал он, резко поднимаясь. - Ты в порядке? Позвать кого-нибудь?
     Она отрицательно мотнула головой, затем поправила сползший набок шарфик. С особой болезненностью она вдруг ощутила свою наготу и незащищенность. Ей не хотелось, чтобы он видел ее такой уродиной.
     Убедившись, что боль у нее прошла, он сказал:
     - Не беспокойся за Мэнди. Пройдет время, и все будет в порядке. Не надо было мне тебе говорить. Я просто устал. Кампания набирает силу, и... Впрочем, неважно. Это мои заботы, а не твои. Мне надо идти. Я понимаю, что наш визит тебя утомил. Пока, Кэрол.
     В этот раз он даже не коснулся ее руки на прощание.

9

     - Мы не надоели тебе, Тейт?
     Он виновато взглянул на менеджера своей кампании:
     - Прости.
     Сознавая, что у Эдди есть причины беспокоиться о нем, Тейт прокашлялся, выпрямился в кожаном кресле и перестал бесцельно крутить в руках карандаш.
     Этот день они решили провести дома, чтобы обсудить стратегическую линию предвыборной кампании на последние несколько недель, оставшиеся до предварительных выборов.
     - На чем ты отключился?
     - Где-то между Эль-Пасо и Суитуотером, - отозвался Тейт. - Слушай, Эдди, а ты уверен, что эта поездка по Западному Техасу так уж необходима?
     - Абсолютно необходима, - вмешался Джек. - При нынешней цене на сырую нефть люди только и ждут твоей моральной поддержки.
     - Врать я никому не стану. Ты знаешь мое отношение к ложным надеждам и пустым обещаниям.
     - Мы хорошо понимаем твою позицию, Тейт, - сказал Нельсон. - Но за кризис, в каком оказалась нефтедобыча, частично несет ответственность и сенатор Деккер. Это он поддержал тогда торговое соглашение с арабами. Самое время напомнить об этом нефтяникам, оставшимся без работы.
     Тейт отшвырнул карандаш и поднялся. Сунув руки в карманы джинсов, он прошел к окну.
     День был великолепный. Весна еще только-только начиналась, но багрянник и нарциссы уже расцвели. Постепенно начинали зеленеть пастбища.
     - Ты что, не согласен с Нельсоном? - спросил Эдди.
     - Полностью согласен, - ответил Тейт, продолжая стоять к ним спиной. - Я знаю, что должен быть там, без устали цитируя недальновидные суждения Деккера и вселяя оптимизм в отчаявшихся людей. Но я должен быть и здесь.
     - С Кэрол.
     - Да. И с Мэнди.
     - Мне казалось, психолог Мэнди говорила, что время все вылечит и, когда Кэрол вернется домой, девочка быстро поправится, - заметил Джек.
     - Да, говорила.
     - Значит, твое присутствие или отсутствие никак не могут повлиять на Мэнди. И для Кэрол ты ничего сделать сейчас не можешь.
     - Если не считать, что я могу быть с ней рядом, - нетерпеливо проговорил Тейт. Вынужденный защищаться, он повернулся к ним лицом.
     - Для чего? Чтобы просто стоять там и смотреть в эти большие распухшие глаза? - воскликнул Джек. - Господи, у меня от них прямо мурашки на коже.
     От бестактной реплики брата лицо Тейта сделалось жестким.
     - Помолчи, Джек, - оборвал Нельсон.
     Тейт холодно сказал:
     - Просто стоять и смотреть - пока это все, что я могу для нее сделать, Джек, но делать это - моя обязанность. Разве я не объяснял тебе этого раньше?
     Эдди со страдальческим вздохом опустился в кресло.
     - Мне казалось, мы все пришли к выводу, что в этой частной клинике Кэрол удобней, чем было бы дома.
     - Да.
     - За ней там ухаживают как за королевой - намного лучше, чем в госпитале, - заметил Джек. - Она с каждым днем выглядит все лучше. Насчет ее глаз я просто пошутил. Как только краснота спадет, да еще волосы отрастут, она будет выглядеть потрясающе. Не понимаю, в чем проблема?
     - Проблема в том, что она еще не оправилась после психической травмы и физического увечья, - ответил Тент раздраженно.
     - С этим никто не спорит, - сказал Нельсон. - Но ты не должен упустить свой шанс, Тейт. Ты так же несешь ответственность за свою предвыборную кампанию, как и за свою жену.
     - Вы думаете, я этого не понимаю? - обратился он сразу к троим.
     - Ты это понимаешь, - сказал Эдди. - И Кэрол это прекрасно понимает.
     - Возможно. Но без меня дела у нее идут хуже. Доктор Сойер говорил мне, что она просто впадает в депрессию.
     - Откуда ему знать, в депрессии она иди готова плясать от радости? Она ведь еще ни слова...
     - Джек! - В голосе Нельсона зазвучали нотки, к которым он нередко прибегал в годы военной службы, когда ему требовалось умерить амбиции чересчур заносчивых летчиков. Обычно в таких случаях они моментально превращались в кающихся грешников. Отставной полковник ВВС до мозга костей, он строго взглянул на старшего сына. Когда дети были маленькими, он редко прибегал к физическому наказанию, оставляя его лишь на случай крайней необходимости. Как правило, дело обходилось одним-единственным уничтожающим взглядом и резким окриком, и дети становились как шелковые. - Попытайся, пожалуйста, войти в положение брата.
     Слова отца умерили пыл Джека, и он сел в явном раздражении.
     - Кэрол первая сказала бы тебе, что надо ехать, - сказал Нельсон Тейту, понизив голос. - Я бы не говорил, если бы не был в том уверен.
     - Я согласен с Нельсоном, - вставил Эдди.
     - А я согласен с вами обоими. Если бы не авария, она бы уже давно складывала чемодан, чтобы ехать вместе со мной. - Тейт потер затылок, пытаясь снять напряжение и усталость. - Но сейчас, когда я говорю ей, что должен ехать, я вижу в ее глазах панический страх. Этот взгляд не дает мне покоя. Она все еще так ранима. Я чувствую себя виноватым. Прежде чем уезжать на такой большой срок, я должен выяснить для себя, как она перенесет мое отсутствие.
     Он молча обвел их взглядом. На всех трех лицах он прочел молчаливый протест. Каждый остался при своем мнении.
     Он выдохнул:
     - Черт. Пойду пройдусь.
     Он вышел из дома. Через пять минут он уже скакал верхом через ближайшее пастбище, огибая стада лениво пасущихся гибридных коров. Никакой цели у него не было, ему просто были нужны уединение и покой, какой дает природа.
     Все эти дни он почти ни на минуту не оставался один, но за всю жизнь никогда еще не чувствовал себя так одиноко. Отец, Джек и Эдди были вольны давать ему советы касательно политики, но в личных делах принимать решения мог только он сам.
     Он никак не мог забыть, как Кэрол коснулась его головы. Что это означало?
     С того дня прошло уже две недели. Он сто раз разобрал тот эпизод по косточкам, и все же неясность оставалась. Из-за его резкой реакции вся сцена длилась не более доли секунды - ровно столько, сколько понадобилось ей, чтобы погладить его по виску. Но он считал, что более интимной минуты между ними не было за все годы их знакомства. Это ощущение было сильнее первого поцелуя, первой близости... и последней близости.
     Возле полноводного ручья, бегущего с известковых скал, он опустил поводья и спешился. На камнях росли дубы, хвойные и мескитовые деревья. Дул сильный северный ветер. У Тейта раскраснелись щеки и заслезились глаза. Он вышел без куртки, правда, солнце было достаточно теплым.
     Прикосновение Кэрол сильно взволновало его, потому что это было так на нее не похоже. Она знала, как обращаться с мужчиной. До сих пор, несмотря на все, что между ними случилось, воспоминание о первых днях их влюбленности приводило его в возбуждение. Когда Кэрол хотела, она очень искусно действовала руками. Она умела выразить ими все, что у нее на уме, - поддразнить, искусить, заинтриговать или быть откровенной.
     Последнее прикосновение было совсем иного рода. И он почувствовал разницу. Это был жест сочувствия и понимания. Это было не заученное движение, оно шло от чистого сердца, а не от трезвого расчета. То был жест самоотречения.
     Как это не похоже на Кэрол.
     Он повернулся на звук приближающейся лошади. Почти так же проворно, как до него Тейт, на землю спрыгнул Нельсон.
     - Я тоже решил подышать, - сказал он. - Уж больно погода хороша. - Задрав голову, он посмотрел на лазурно-голубое небо.
     - Не болтай. Ты примчался на помощь.
     Нельсон хохотнул и кивком предложил присесть на валун.
     - Зи видела, как ты уехал. Она посоветовала устроить перерыв в работе и принесла ребятам перекусить, а меня послала за тобой. Ей показалось, ты чем-то расстроен.
     - Да.
     - Ну-ну, парень, возьми себя в руки, - приказал Нельсон.
     - Не так это просто.
     - Мы все с самого начала понимали, что предвыборная гонка потребует много сил. Ты ожидал чего-то другого?
     - Дело не в кампании. К ней я готов, - сказал он, решительно выставив вперед подбородок.
     - Тогда, значит, в болезни Кэрол? Что ж, и тут было ясно, что не все пойдет гладко.
     Повернув голову, Тейт резко спросил:
     - Ты не заметил, как она изменилась?
     - Врач говорил тебе, что какие-то изменения возможны, но они едва заметны.
     - Я говорю не о внешности. Я говорю о том, как она реагирует на некоторые вещи.
     - Нет, я ничего такого не заметил. Что, например?
     Тейт привел несколько случаев, когда в глазах Кэрол отражались неуверенность, беззащитность, страх.
     Нельсон слушал внимательно, потом, после долгого раздумья, ответил:
     - Я бы сказал, что ее тревожное состояние вполне естественно, разве не так? Ее лицо