,  для  вас  не  является  сюрпризом,  что  она  увидела  по
телевизору мой репортаж и решила позвонить?
   - Ничего удивительного. О чем был ваш репортаж?
   - Синдром внезапной детской смерти.
   - Хмм. Я полагал, вы затронули проблему  более  близкую  ее  сердцу.  Она
просто уши всем прожужжала своими разговорами о коррупции  в  правительстве,
грубости полиции, легализации наркотиков. Вот такой круг тем.
   - А за что она сидит?
   - Они с мужем держали магазинчик по  продаже  спиртного.  Меньше  чем  за
пятьдесят баксов ее муж убил шестидесятилетнего продавца  и  троих  клиентов
выстрелами в  голову.  Немного  погодя  его  расстреляли.  Поскольку  Чарлин
непосредственно на курок  не  нажимала  и,  кроме  того,  клялась,  что  это
престарелый муж заставил ее соучаствовать или что-то в этом роде,  смертного
приговора ей не дали.
   - Но это же никак не касается СВДС?!
   - Насколько я понимаю, нет.
   - Ну что ж, спасибо вам большое, извините, что отняла у  вас  время.  Еще
раз извините, что я позвонила вам в столь поздний час, мистер Фут.
   - Грэм, Фут Грэм. Нет проблем. Рад, что хоть кому-то оказался полезен.
   Барри уже собралась было повесить трубку, когда Грэй слегка подтолкнул ее
локтем, и ей вдруг пришло в голову задать еще один вопрос:
   - Минутку, сэр, еще один, последний вопрос. А не вызывает ли  у  вас  имя
Чарлин каких-либо ассоциаций, сколь угодно далеких, с сенатором Армбрюстером
и президентом Мерритом?
   - С президентом? С  этого  бы  и  начинали!  Ей  показалось,  что  у  нее
остановилось сердце. Вся  вселенная  вдруг  сжалась  до  размеров  маленькой
телефон ной трубки, которую она до боли стиснула своими пальцами, и те вдруг
побелели как мел.
   - Что он сказал? - спросил Грэй, пододвигаясь ближе.
   Она сделала ему знак, чтобы он молчал, потому что  начальник  тюрьмы  уже
рассказывал:
   - Вполне возможно, что Чарлин имеет какую-то связь с ними обоими  -  и  с
нашим сенатором, и президентом Мерритом.
   - И каким же  образом?  -  поинтересовалась  Барри  осипшим  от  волнения
голосом.
   - Да очень просто. Понимаете, о жизни Чарлин ходит много разных легенд.
   - Погодите, вы же сказали, что у нее пожизненный срок?!
   - Совершенно верно, мэм. Но если верить Чарлин, то прежде чем  попасть  в
тюрьму, она вела очень бурную жизнь. Для начала скажу, что она была одной из
любовниц Роберта Рэдфорда.  Это  случилось  как  раз  после  того,  как  она
покинула Ричарда Никсона. Где-то в это же время она родила ребенка от Элвиса
Пресли  и  присоединилась  к  одному  из  известных   французских   любовных
треугольников с участием Мерилин Монро и Джо Ди Маджо, тогда  они  еще  были
мужем и женой. Чарлин  клянется,  что  это  именно  она  вдохновила  его  на
изобретение мистера Коффи.
   Барри стала потихоньку сползать вниз по стенке телефонной будки.
   - Похоже, я начинаю понимать. Она что - сумасшедшая?
   - В самом чистом виде, мэм, - отозвался он  и  разразился  жизнерадостным
смехом, значительно более мелодичным, чем смех охранника. Через мгновение он
успокоился:
   - Извините, что я смеюсь, мисс Трэвис. Но  вам  это  действительно  очень
важно?
   - Да.
   - Я извиняюсь, мэм. Полагаю, вы зря теряете время.
   - Чего не скажешь о вас, - с досадой ответила она. - Что-то не  встречала
я раньше такого имени - Фут.
   Как только они с Грэем снова оказались в машине, она  вытащила  из  сумки
клочок бумаги с именем и телефоном Чарлин и разорвала его на мелкие кусочки,
которые посыпались на пол, подобно ее в миг рассыпавшимся надеждам.
   - Докатилась! Отвечать на звонки сумасшедших! - в сердцах сказала она.  -
Уже это свидетельствует о том, что наше дело  безнадежно.  Не  хотелось  бы,
чтобы Хови или Дженкинс узнали об этом.
   - Возможно, все еще переменится.
   - Вот только не надо учить меня жизни, - раздраженно сказала она.  -  Это
был всего лишь глупый импульс, и мне досталось по заслугам. Проблема в  том,
что других идей у меня просто нет. Если мы ничего не добьемся от  Хови,  что
тогда?
   - А разве нет других информаторов?
   - Ты хоть раз слышал, как пищит мой пейджер?
   - Может, пора проверить батарейки?
   Она криво улыбнулась:
   - С пейджером все в порядке, Бондюрант, чего  не  скажешь  обо  мне.  Чем
дальше я занимаюсь  никому  не  нужной  журналистикой,  тем  более  ненужной
становлюсь.
   - Да, но ты еще не сказала своего последнего слова.
   Чем больше он пытался поднять ее дух, тем больше она упорствовала:
   - Никто, даже самые секретные анонимные информаторы  не  хотят  иметь  со
мной дела. Похоже, меня в этом городе никто даже туалеты чистить не возьмет,
разве что где-нибудь в провинции... - Откинувшись  на  сиденье,  она  тяжело
вздохнула. - Между прочим, когда мы ругались у  Дэйли  на  кухне,  девяносто
процентов того, что ты от  меня  услышал,  я  говорила  вполне  серьезно.  Я
действительно хочу вернуться к прежней жизни. Мне не хватает Кронкрайта,  не
хватает своего дома. Конечно, это были не хоромы, но это был мой дом. Мне не
хватает моей работы, постоянной суеты, стараний успеть подготовить  материал
в срок; предчувствия удачи от новой информации; чувства удовлетворения, если
сделаешь стоящий репортаж.  Да  простит  меня  Господь,  мне  даже  Хови  не
хватает! Увидев его сегодня, я чуть не зарыдала от радости.
   - Ты, должно быть, страдаешь синдромом жалости к себе, причем  в  тяжелой
форме, - отозвался Грэй, заметив ее вопросительный взгляд.
   - А ты нет? Хотя бы чуть-чуть? Ты разве не скучаешь по своему  ранчо,  по
своим лошадям, по столь ценному для тебя уединению? Неужели тебе до сих  пор
не приходила мысль о том, как было бы здорово, если бы не я?
   - Какой смысл сейчас сожалеть об этом? Конечно, я  последний  год  провел
относительно спокойно, но у меня было  предчувствие,  что  рано  или  поздно
случится что-нибудь в этом роде. Я лишь гадал, в какой форме. Оказалось, что
катализатором  явилась  смерть  Роберта  Растона   Меррита.   Кто   бы   мог
предположить такое? В конце концов нам не дано предвидеть, что произойдет  в
следующий момент. - Он пожал плечами. - Я воспринимаю  новую  информацию  по
мере ее поступления и стараюсь не оборачиваться назад.
   - О Господи! Ты непробиваем! Неужели ни разу ни одно человеческое чувство
не пробило эту твою чертову броню?  Неужели  ты  не  можешь  ни  на  секунду
расслабиться и просто-напросто чувствовать?
   Тут ее голос сорвался, она закрыла лицо руками, и из глаз  у  нее  ручьем
потекли слезы. Да, она оказалась  в  дурацком  положении,  выполнив  просьбу
своей сумасшедшей телефонной "подружки". Да, она была расстроена, что им  не
удалось пробить стену секретности вокруг  Ванессы.  Единственное,  что  было
известно, это то,  что  Ванесса,  возможно,  уже  мертва.  Барри  больше  не
сомневалась, что Меррит поставил своей окончательной целью остаться вдовцом.
И  каждый  день,  не  приносящий  Барри  обличающей  его  информации,   лишь
приближает достижение этой цели.
   Да, она очень тревожилась за Дэйли, потому что он  выглядел  все  хуже  и
хуже. Правда, пытался держаться молодцом, но она чувствовала, как  он  сдал.
По мнению врачей, в этой ситуации  бесполезно  уже  что-либо  предпринимать.
Болезнь достигла той стадии, когда применение сильнодействующих  средств  не
принесет пользы, а только ухудшит и без того тяжелое состояние.
   Да. Да! Да!!!  Все  это  беспокоило  ее  сегодня,  но  главной  причиной,
заставлявшей ее рыдать, был человек, который сейчас  находился  рядом.  Грэй
Бондюрант оставался загадкой. Последние дни их очень сблизили,  но  она  все
еще ничего о нем не знала. Пожалуй, он даже стал еще загадочнее.
   Именно от этого ей хотелось  кричать.  Она  ласкала  его  тело,  но  душу
тронуть не могла.
   Она вдруг без обиняков выпалила:
   - Как ты можешь не заботиться ни о ком и ни о чем?  Что  заставляет  тебя
быть таким бесчувственным чудовищем?
   Тяжелая пауза длилась около минуты. Наконец он откликнулся:
   - Мои родители умерли в один день. Несчастный случай - они погибли. Я был
ребенком, и мне было очень больно. Но я справился, стал  жить  у  дедушки  с
бабушкой. Потом умерли и  они.  Мы  с  сестрой  оставались  друзьями,  но  я
пришелся не по душе ее мужу, и они  практически  вычеркнули  меня  из  своей
жизни. Я дорожил крепкой мужской дружбой с двумя людьми, которым  я  доверял
как самому себе. Я читал их мысли еще  до  того,  как  они  приходили  им  в
голову, и наоборот. Мы были близки настолько, насколько  могут  быть  близки
трое гетеросексуальных мужчин. Потом они  предали  меня  и  дважды  пытались
убить. - Он снова пожал плечами. - С тех пор я не вижу смысла в установлении
близких отношений с кем бы то ни было.
   За эту минуту он рассказал о себе больше, чем за все предшествующие  дни.
Впрочем, в этом открывающем душу монологе чего-то ощутимо недоставало.
   - Ты опустил главу о Ванессе и ее ребенке, - нарушила молчание  Барри.  -
Забыл упомянуть, что любовь всей твоей жизни стала женой другого человека.
   Он ответил без лишних слов:
   - Да. Эту главу я опустил.

Глава 33

   Сенатор? Клет склонился над микрофоном селекторной связи:
   - Что там еще, Кэрол?
   - С вами хочет говорить  Грэй  Бондюрант.  Клет  глубокомысленно  почесал
подбородок.
   - Скажи ему, что меня нет.
   - Он звонит третий раз за последние два дня.
   - А мне плевать, сколько раз он звонит; мне не о чем с ним разговаривать.
Что слышно о докторе Аллане?
   - Я все время пытаюсь с ним связаться, но мне каждый раз отвечают, что он
вне пределов досягаемости.
   - И что означает эта галиматья?
   - Сотрудники Белого дома не уточнили, сэр.  Джордж  Аллан  не  так  давно
звонил Армбрюстеру и проинформировал, что у Ванессы неадекватная реакция  на
прописанное ей лекарство. Намекнул он также, что  она  опять  стала  здорово
пить. Общий смысл  разговора  сводился  к  тому,  чтобы  объяснить  сенатору
необходимость перевода ее в частную клинику для  обследования.  До  тех  пор
пока ее состояние не стабилизируется, следует оградить ее от посетителей.  В
сущности, запрет на визиты является неотъемлемым правилом подобной больницы.
   Опять этот чертов Хайпойнт! Ванесса снова исчезла из поля зрения, даже не
попрощавшись, и связаться с ней невозможно. В конце  беседы  Аллан  сообщил,
что не стоит ожидать ее выздоровления в ближайшие несколько дней.
   Будучи председателем сенатского Финансового комитета, Клет был  по  горло
занят совещаниями по согласованию  бюджета.  Его  присутствие  на  них  было
обязательным, но он ощущал, что ему  трудно  сконцентрироваться  на  бюджете
страны, когда с дочерью творится что-то непонятное.
   Доктор избегает его звонков. Дэвид даже не  считает  нужным  позвонить  и
переговорить  с  ним.  Уже  начинало  довольно  сильно  попахивать,   причем
усиливала это впечатление всевозрастающая паника самого Клета.
   - А они в курсе, кто говорит?
   - Конечно, сэр.
   - В таком случае я хочу немедленно говорить с президентом.
   Пока Кэрол пыталась прозвониться, Клет подошел к большому  окну.  Вид  за
окном практически не изменялся в  течение  последних  тридцати  лет,  но  он
никогда не уставал от этой картины. Менялись марки  автомобилей  на  широких
авеню Вашингтона. Приходили и уходили стили одежды. Зима  сменяла  лето,  но
мощные здания правительства Соединенных Штатов оставались незыблемыми.
   Взирая на них, он испытывал прилив энтузиазма, который вряд ли можно было
приписывать обычному патриотизму. Это было нечто более низменное, чем любовь
к родине,  -  это  была  страсть  к  власти,  циркулировавшей  в  таких  вот
строениях, и она рождала в  нем  возбуждение,  в  чем-то  даже  сравнимое  с
эрекцией. Он твердо верил в пословицу "Власть - сильнейший  возбудитель".  В
мире нет ничего, что могло бы с этим сравниться, хоть как-то приблизиться  к
этому ощущению.
   Любой человек, который хоть чего-то стоит, борется за власть, но, получив
ее, готов отдать все на свете, за то, чтобы  удержать.  Само  собой,  придет
кто-то помоложе и отберет ту власть, которой он сейчас располагает здесь,  в
Вашингтоне. Но это случится не сегодня и даже  не  завтра.  Он  сам  выберет
момент для передачи эстафетной палочки.
   Но Дэвиду Мерриту она не достанется.
   Его снова отвлекла секретарша.
   - Извините, сенатор.  У  президента  сегодня  все  расписано  до  минуты,
вечером он должен лететь в Атланту. Он  не  вернется  назад  до  завтрашнего
полудня.
   Клет обдумал ситуацию в течение нескольких минут.
   - Спасибо, Кэрол. Постарайся все-таки достать этого шарлатана  Аллана.  И
избавься от Бондюранта.
   - Да, сэр.
   Армбрюстер водрузил на стол ноги и, устроившись поудобнее в своем любимом
кожаном  кресле,  стал  обдумывать   дальнейшие   шаги.   Дэвид   действовал
значительно быстрее, чем предполагал  Клет.  Он-то  рассчитывал,  что  Дэвид
дождется, пока улягутся страсти, прежде чем устранит единственного свидетеля
убийства ребенка.
   Да, Клет поверил всему тому, о  чем  ему  рассказали  Бондюрант  и  Барри
Трэвис тем вечером в ресторанчике. Он допускал, что в их  словах  есть  доля
истины, но разве у него  есть  выбор?  Устроить  шум  по  поводу  содержания
Ванессы в больнице или подвергнуться риску выглядеть полным  кретином?  Клет
обругал Барри, но в действительности его праведный  гнев  был  направлен  на
вероломного зятя.
   Конечно, Барри  Трэвис  -  мелкая  рыбешка,  с  Бондюрантом  все  гораздо
сложнее. Клет мог бы еще сомневаться, если бы об этом кошмаре  ему  поведала
одна Барри, но в  Бондюранте  он  не  сомневался.  Этот  бывший  спецназовец
никогда не вызывал у него особо теплых чувств. Неразговорчивый до идиотизма,
он всегда был натурой цельной. Вряд ли можно найти еще одного  такого  же  -
честного и прямого.
   Клет никогда не слышал, чтобы Бондюрант лгал. Он  уходил  от  вопросов  о
своих взаимоотношениях с Ванессой, что могло  расцениваться  как  молчаливое
вранье, но Клет воспринимал его молчание как галантные попытки  защитить  от
скандала Ванессу, а отнюдь не себя.
   Прекрасно зная натуру Дэвида, зная об инциденте с некоей Бекки  Старджис,
Клет не сомневался в том, что Дэвид вполне способен задушить  ребенка,  если
этот мальчик - не его сын.
   Клет казнил себя за то, что  эта  мысль  не  посетила  его  раньше.  Этот
подонок сумел убедить и его, и Ванессу  в  том,  что  он  хочет  ребенка.  В
течение нескольких лет она перепробовала все методы  лечения  от  бесплодия,
Дэвид же отказывался от медицинского обследования. Теперь Клет понял почему.
Этот ублюдок знал, что "стреляет мимо цели", но  не  хотел,  чтобы  об  этом
догадывались другие. Кроме того, он возложил всю вину за их  бездетность  на
Ванессу, усугубляя ее комплекс неполноценности, который и  стал  в  конечном
итоге причиной ее болезни.
   Конечно, совесть Клета была не совсем чиста. Он признавал  частично  свою
ответственность за супружескую агрессию,  от  которой  теперь  страдала  его
дочь. Где он был все эти годы? Почему  не  видел  того,  что  открылось  ему
теперь? Слишком занят был пропихиванием Дэвида в Белый  дом,  чтобы  видеть,
как тот жестоко отверг любовь Ванессы.
   До тех пор, пока она поступала согласно его  распоряжениям,  не  перечила
ему и знала свое место, Дэвид нарадоваться не мог.  У  него  была  покорная,
красивая жена, которая терпела  его  случайные  любовные  связи.  Но  стоило
только Ванессе взбунтоваться и забеременеть от другого, как Дэвид  вынес  ей
смертный приговор.
   Да, Барри Трэвис и Грэй Бондюрант не лгали. Они раскрыли ему глаза на то,
что он старался не замечать:
   Дэвид Меррит заставил его дочь пройти через все муки  ада,  Дэвид  Меррит
убил его внука, Дэвид Меррит предал его, Дэвида Меррита следует уничтожить.
   Но швырнуть ему в лицо необоснованные обвинения в вечерних новостях  было
бы недостаточно. Клет должен сокрушить Дэвида исподтишка, никому не  сообщая
о том, что он замышляет. Любые действия, кроме тайных, закончатся провалом.
   У Бондюранта были шансы на успех, но только если бы он  действовал  один,
без помощи журналиста, любого журналиста, а уж менее всего ему  в  помощники
подходила Барри Трэвис. Да, надо действовать независимо от этой  парочки,  и
действовать очень быстро, поскольку Дэвид поступает именно так.
   Во-первых, надо срочно разыскать Ванессу, во-вторых, вырвать  ее  из  рук
Дэвида, ну а в-третьих, стереть с лица земли этого мерзавца!
   Правда, сдерживают  кое-какие  обстоятельства,  в  частности  собственные
противоречивые эмоции Клета.  Он  ощущал,  что  предательство  зятя  занозой
засело у него в сердце, и тем не менее нельзя позволить никаких  сантиментов
по поводу того, что может - и должно - случиться.
   А действовать надо в высшей степени осторожно, чтобы, обрабатывая Дэвида,
не  подвергнуть  себя  ни  малейшему  подозрению.  Уничтожить  администрацию
полностью и при этом не засветиться - дело очень сложное и требует искусного
маневрирования.
   Однако на маневрирование требуется время, а вот его-то, похоже, как раз и
нет.
   - Хови? Кого я вижу!
   Хови чуть не подавился своим пивом с солью. Он вытер рот тыльной стороной
ладони, прежде чем протянуть ее усатому в бейсбольной кепке, из-под  которой
торчали длинные волосы, собранные в хвостик.
   - Э! А я уже было подумал, что ты не придешь. Человек криво усмехнулся.
   - Сейчас я к тебе присоединюсь.
   - Рад тебя видеть. Взять тебе пива?
   Хови был рад встрече с этим человеком, которого, как он  надеялся,  может
называть своим другом, но предложение его прозвучало не совсем искренне, ибо
сейчас совместное времяпровождение было бы вовсе не кстати. Хови  забежал  в
бар только на минутку - глотнуть пивка, а не вести душеспасительные  беседы.
Весь день он чувствовал себя не в своей тарелке - как шлюха в церкви, - то и
дело ожидая Бондюранта, которому надо рассказать все, что он выяснил  насчет
местонахождения первой леди. Хови предполагал, что  либо  Грэй,  либо  Барри
появятся на телестудии.
   Но миновало семь часов, время, когда он сдает свою вахту редактору ночных
выпусков новостей, а ни Барри, ни ее ужасный подельник так и не  объявились.
А вдруг, на его счастье, они забыли о нем или раздобыли информацию где-то  в
другом месте? Вряд ли. И чем дольше тянулся день, тем больше нервничал Хови.
   Он сомневался, что они поверят в то, что при всем  его  старании  ему  не
удалось ни у кого ничего выведать в Белом доме. Или в этом городе все  врут,
или действительно никто не знает, куда госпитализирована миссис  Меррит.  Но
ведь не это хотели бы от него услышать Барри и Бондюрант!
   Поэтому Хови решил чуток приврать Бондюранту, полагая,  что  этот  бывший
морской пехотинец так же "добр", как и его слова. И если Хови не выложит ему
ничего нового, то рука у него не дрогнет.
   - Спасибо, пиво сегодня отличное.
   - Что? - спросил Хови, отрываясь от своих печальных мыслей.
   - Может, еще по пивку? - Вновь обретенный друг в замешательстве уставился
на Фриппа.
   - О! Конечно, конечно. Просто у меня сегодня был очень  трудный  день.  -
Хови как бы извинялся за свою рассеянность. - Я сейчас.
   Когда он возвратился с пивом, его знакомый, прямо как  профессионал,  уже
натирал кий мелом.
   - Ну сегодня держись! Я с прошлого раза здорово натренировался.
   Его ухмылка сверкнула как оскал хищника с бегающими глазками и маленькими
острыми зубами.
   - Мм, на самом деле у меня, э-э, сегодня нет времени, - но,  взглянув  на
сурово сдвинутые брови, Хови забеспокоился еще сильнее.
   - Ну ладно, разве что одну маленькую партию.
   - Отлично! Отыграться для меня - дело чести. Между ударами они болтали  о
всякой всячине. Хови играл плохо, не мог сконцентрироваться, постоянно думая
о том, кто и что ждет его дома. А, может быть, Бондюрант  наблюдает  за  ним
прямо сейчас? Не он ли это смотрит  вон  из  той  будки  на  противоположной
стороне улицы?
   - ..о своих друзьях?
   - Пардон?
   - Я спросил о твоих коллегах.  В  шир