реднего класса. Его единственный брат был умственно отсталым и физически неполноценным. И родители потратили все свои деньги, пытаясь ему помочь. Поэтому для Лозадо много значит возможность приобретать все самое лучшее. Он воображает себя крупным бизнесменом, который обладает хорошим вкусом и может себе все позволить. И для полноты счастья ему требуется классная женщина рядом.
     - А что насчет скорпионов?
     - Он их коллекционирует. Согласись, от этого мурашки по коже бегут. Они для него вроде талисмана. Они ночные твари, убивают своих жертв в темноте. Он гордится своей исключительностью.
     Ренни наклонила голову и задумчиво посмотрела на него:
     - Ты о нем думал всерьез, верно?
     - Я не только валял дурака, после того как ушел из полиции. Что бы там Орен ни думал, я был занят. Я собрал о Лозадо все.
     - Например?
     - Школьные ведомости. Его показывали психиатру в средней школе, примерно тогда, когда он начал свою криминальную карьеру. Там в основном я и разыскал сведения о его семье и детстве. Он был социопатом и страдал манией величия всю свою жизнь. Я изучил его самым тщательным образом. С психологической точки зрения я, вероятно, знаю его лучше, чем себя. Он помолчал, потом мрачно добавил:
     - Одного я не знал, что он спит с Салли Хортон. Я бы предупредил ее, посоветовал держаться от него подальше, да и от меня тоже. Я бы в тот вечер был куда осторожнее. Если он подумает, что мы с тобой любовники... - Говорить что-то еще не было необходимости, но он все же сказал:
     - Салли Хортон ничего для него не значила. А ты, Ренни, значишь для него очень много.
     - И я предала его с другим мужчиной.
     - Именно так он и подумает. Не надо недооценивать грозящей тебе опасности. Орен поручил своим полицейским распространять про нас пикантные слухи. Лозадо не потерпит, чтобы мы были вместе. Ты его обманула, а я украл у него одну из его прелестных игрушек.
     - Но это же только его фантазии.
     - Если он считает, что ты принадлежишь ему, значит, это так и есть.
     - Через мой труп.
     - Мне хотелось бы этого избежать. - Он приподнял ее подбородок так, чтобы она смотрела ему в глаза. - Одно твое слово, и я перезвоню Орену и скажу, что мы достанем Лозадо каким-нибудь другим способом, чтобы не подвергать тебя опасности. Вчера я ехал сюда, чтобы тебя предупредить, уговорить куда-нибудь уехать, пока мы не разберемся с Лозадо.
     - Это может занять много времени?
     - Не думаю, - заметил Вик, думая о записке, которую он послал Лозадо накануне.
     - Я уже в опасности, Вик. С тобой или без тебя, но я его отвергла. Кроме того, я не могу из-за него уехать и бросить свою работу. Нет, давай скажем иначе: я не хочу.
     - Ладно, тогда как скоро ты можешь собраться?
     - Ты хочешь ехать сегодня?
     - Как только ты будешь готова.
     - Ты всего сутки как из больницы. Ты удрал оттуда на несколько дней раньше, чем полагалось.
     - Я в порядке.
     - Ничего подобного. У тебя болит спина. Ты через комнату пройти не можешь, не поморщившись. Только подумай, ехать придется через весь штат. У тебя не хватит сил. А не дай бог инфекция или воспаление легких. И от того, и от другого ты можешь умереть. Ты мог порвать шов в нескольких местах.
     - Ты же сказала, что все выглядит нормально.
     - Есть еще внутренние швы. Обещай, если вдруг почувствуешь боль, немедленно скажешь мне.
     - Обязательно. Если я и в самом деле почувствую себя скверно, я остановлюсь у первой больницы по дороге в Галвестон.
     - Сегодня мы все равно не едем, - упрямо сказала она. - Я доверяюсь тебе и Уэсли в полицейских вопросах. Но твое здоровье - моя забота. Мы никуда не едем, пока ты как следует не отдохнешь. И точка.
     Им пришлось спать на одной кровати, потому что Вик категорически отказался разрешить ей спать внизу на диване.
     - Это те самые полицейские дела, в которые тебе не следует лезть, - заявил он. - И точка.
     Как настоящий джентльмен, он спал в одежде и поверх покрывала. Крепко заснуть не удавалось частично потому, что он долго проспал днем, но больше из-за того, что он прислушивался к каждому звуку, размышлял о Лозадо и остро чувствовал близость Ренни, спавшей рядом.
     Рука ее лежала поверх одеяла, рядом с ним, ладонью вверх. Тонкие пальцы слегка согнуты. Совсем не похоже на сильную руку хирурга. Ренни была самой уверенной женщиной из всех, кого он когда-либо знал. Он восхищался ею, но ему все же хотелось защитить ее.
     И заняться с ней любовью.
     Господи, до чего же ему этого хотелось! Он хотел этого... ну, потому что он - мужчина, а разве не этого мужчины хотят от женщин. Его чувство юмора, шарм, даже гнев не помогли ему пробиться к ее душе. Ренни упрямо оберегала свою самодостаточность.
     Она шарахалась от его прикосновения, но он не думал, что ей неприятен. Такая реакция была условным рефлексом, который она сама себе навязала, частью того самоконтроля, за который она так цеплялась, наследием несчастного случая с Раймондом Кольером Страсть завела ее в ужасную ситуацию. Это, однако, не означало, что она стала менее страстной. Ренни просто научилась ей не поддаваться.
     Несмотря на ее сдержанность, Вик мог легко представить себе ее разгоряченной желанием. Сегодня, когда он ее поцеловал, на несколько невероятных секунд он почувствовал ее настоящее естество. Она не позволила себе ответить на его поцелуй, но ей этого хотелось. И это не просто хвастовство тщеславного бабника, перецеловавшего уйму женщин.
     Вик действительно слышал, как у нее перехватило дыхание, он ничего не придумал. Ее кожа обжигала даже через одежду. Ему не приходилось выпрашивать у нее ответной реакции. Два движения большого пальца, и ее сосок стал твердым, как камень, готовым к тому, чтобы к нему прикоснулись его губы.
     Он подавил стон, сделав вид, что откашливается. Ренни мирно спала, ничего не зная о его переживаниях Вик перевернулся на бок, лицом к ней. Если она проснется и возмутится, он честно признается, что заболела спина. Да и он не мог ее толком разглядеть. В комнате было слишком темно.
     Но он чувствовал ее тихое дыхание, так что ему не обязательно было ее видеть, чтобы фантазировать. В те долгие ночи, когда они следили за ее домом, у него было достаточно времени, чтобы запомнить ее лицо.
     Он принялся вспоминать, как она снимает платье, которое надевала на свадьбу. Разве могли те незначительные кусочки сиреневых кружев служить бельем бесстрастной женщине?
     Одну за одной, очень медленно он расстегнул пуговицы ширинки. Сняв напряжение со своего члена, Вик закрыл глаза и приказал себе прочистить мозги и отдохнуть. Он не станет вспоминать, каким приятным был тот поцелуй, как ловко легла ее грудь на его ладонь. Он не станет думать о ней, такой мягкой и теплой, лежащей рядом под тонким одеялом, или о том сладком месте, где она еще теплее и мягче.

***

     Заржала лошадь, разбудив его резче, чем грохот будильника. Он лежал совершенно неподвижно, с открытыми глазами, затаив дыхание и боясь выдохнуть, чтобы не пропустить следующий звук.
     Шум не разбудил Ренни. Она продолжала крепко спать. Спина побаливала, но Вик соскочил с кровати с ловкостью кошки и схватил пистолет, который оставил на прикроватном столике, чтобы легче было дотянуться. На цыпочках он подошел к окну, прижался к стене и осторожно выглянул.
     Он некоторое время присматривался, но ничего подозрительного не заметил. Инстинкт подсказывал ему, что внутри конюшни что-то происходит. Возможно, мышь испугала одну из лошадей. Может быть, у рыси был приятель, который пришел ее разыскивать. Или Лозадо зашел их навестить.
     Убедившись, что Ренни все еще спит, Вик прокрался через спальню и бесшумно вышел на галерею. На верхней ступеньке лестницы он остановился и прислушался. Он стоял так целую минуту, но не услышал ничего, кроме биения собственного сердца.
     Он спустился, стараясь ступать осторожно, чтобы ступенька не скрипнула и не выдала его. В гостиной все было так, как они оставили несколько часов назад. Все на месте. Парадная дверь заперта.
     Держа пистолет в двух поднятых руках, он подошел к двери в кухню. Помедлил, потом впрыгнул в комнату и обвел ее пистолетом. Там было пусто, как и в соседней кладовке.
     Вик отпер заднюю дверь и выскользнул на веранду, согнувшись почти пополам, но все равно чувствуя себя на виду. Он спрятался за креслом. Не слишком надежное укрытие, но в темноте сойдет. Спасибо, что луна такая тощая.
     Он ждал и вскоре услышал шум в конюшне. Он бегом преодолел расстояние до конюшни, прижался к стене, надеясь слиться с тенью, да и прислониться к чему-нибудь не помешало бы. Голова кружилась, он запыхался, а спина болела так, будто ее проткнули ножом.
     Вот что могут сделать с человеком несколько дней в больнице, подумал он. Превращают его в слабака. С серьезным противником ему не справиться. Но у него есть пушка с полной обоймой, так что он по крайней мере будет сопротивляться.
     Он потихоньку двигался вдоль стены, пока не подобрался к широким воротам. Там он снова остановился и прислушался. Стояла полная тишина, но она казалась тяжелой, не пустой, он чувствовал чье-то присутствие. Он знал: кто-то там есть. Он чувствовал это нутром.
     Кто бы там ни был, он, похоже, прислушивался к Вику с тем же напряжением, с каким Вик прислушивался к нему.
     Противостояние продлилось еще минуту. Ни малейшего движения. Ни звука. Даже лошади замерли и неподвижно стояли в стойлах. Казалось, воздух наполнен ожиданием. Вик чувствовал его вес всей кожей.
     Едкий пот заливал ему глаза. Катился по ребрам и между лопатками. Попадал в рану и вызывал резкую боль. Руки, держащие пистолет, тоже взмокли от пота и стали скользкими. Он решил, что лучше разом покончить с этим.
     - Лозадо! Выходи, если ты мужчина. Или будем продолжать играть в прятки?
     После короткого молчания с другой стороны конюшни послышался голос:
     - Треджилл?
     Это был не Лозадо. Лозадо уже давно научился говорить низко и вкрадчиво. Этот человек говорил в нос, как настоящий техасец.
     - Назовите себя.
     Человек вышел из-за стойла в проход. Вик сжал руки, держащие пистолет, примерно на уровне головы. Тоби Роббинс поднял руки.
     - Ты откуда, ковбой?
     Его свободная манера не ввела Вика в заблуждение. Копы умирали, попавшись на такую удочку.
     - А какого черта вы лазаете здесь в темноте?
     - Ну поскольку при оружии вы, я буду рад ответить, если вы эту штуку направите куда-нибудь еще.
     - Не выйдет. Сначала скажите, что вы делаете в конюшне Ренни.
     - Кое-что проверяю.
     - Могли бы придумать что-нибудь поинтереснее.
     - Слышал, что одну из ее лошадей поцарапала рысь. - Кто вам сказал?
     - Егерь. Пришел проверить, не надо ли позвать ветеринара.
     - Среди ночи?
     Тоби Роббинс взглянул на восточный горизонт, где небо уже становилось розовым.
     - Так уже почти обеденное время.
     Вик посмотрел на ворота. Закрыты и заперты. Рядом никакой машины.
     - Как вы сюда добрались?
     - Пешком.
     На ногах Тоби были кроссовки, а не ковбойские сапоги.
     Роббинс постучал по своей груди слева:
     - Врач советовал проходить не меньше трех миль ежедневно. Это как раз расстояние до ранчо Ренни и обратно. Я предпочитаю прогуливаться, пока еще не слишком жарко.
     Вик неохотно опустил пистолет и сунул его за пояс джинсов.
     - Знаете, Роббинс, я должен был бы пристрелить вас за вашу глупость. Почему вы сначала не позвонили? Или хотя бы зажгли свет?
     - Выключатель вон в том ящике. Он закрыт. Ренни держит запасной ключ над дверью. Я его как раз искал, когда вас услышал. Не знал, что это вы. Думал, вдруг еще одна рысь.
     Вик недоверчиво смотрел на старика. Вряд ли он лжет, просто говорит не всю правду.
     - Ренни сказала, что посыпала царапину антисептиком. Считает, что через пару дней заживет. Если бы она полагала, что нужен ветеринар, она бы его вызвала.
     - Еще одно мнение никогда не помешает. Роббинс повернулся и скрылся в конюшне. Вик пошел за ним как был, босиком. Пока он держится в проходе, все будет в порядке. В конюшне у Ренни так же чисто, как в операционной.
     Роббинс направился прямиком к ящику, провел рукой по верху, нашел ключ. Он открыл дверь, и секунду спустя загорелся верхний свет.
     Не обращая внимания на Вика, Тоби вошел в стойло, ласково что-то приговаривая, и обошел кобылу сзади. Он нашел царапину на задней ноге лошади и присел, чтобы получше рассмотреть ее.
     Когда он вышел, то обошел Вика, как будто тот был неодушевленным предметом, выключил свет, запер дверь и положил ключ туда, откуда взял.
     Вик догнал его:
     - Вы пришли сюда не только из-за этой царапины?
     Старик остановился и повернулся к нему. Он одарил Вика взглядом, от которого бы краска осыпалась, потом подошел к забору и облокотился об него. Он долго стоял спиной к Вику, разглядывая восход. Наконец он выудил небольшой кисет с табаком и папиросную бумагу из кармана рубашки, на которой вместо пуговиц были пришиты перламутровые застежки.
     - Покурим? - спросил он Вика через плечо.
     - Покурим.

27

     Роббинс насыпал табак из тряпичного кисета на полоску бумаги и протянул Вику, который выровнял табак в центре бумажки, лизнул край языком и свернул тугую сигарету.
     Роббинс с интересом наблюдал за ним. Вик сообразил, что умение скрутить сигарету здорово возвысило его в глазах скотовода. Он вроде как выдержал испытание.
     Вик молча поблагодарил школьного друга, научившего его крутить косяки, чем он и занимался с энтузиазмом, пока об этом не узнал Джо. После вздрючки, устроенной ему братом, он решил, что для его здоровья вредно курить вообще.
     Роббинс чиркнул спичкой, сначала дал прикурить Вику, потом прикурил сам. Их взгляды встретились над крошечным языком пламени.
     - Это вам тоже рекомендовал врач? Роббинс глубоко затянулся:
     - Только жене моей не говорите.
     Табак оказался чертовски крепким. Он жег губы, язык и горло Вика, но он продолжал затягиваться, притворяясь заядлым курильщиком.
     - Вы не очень удивились, встретив меня здесь? - спросил он наконец у старика.
     - Егерь сказал, что у Ренни гость. Я решил, что это вы.
     - Почему?
     Роббинс пожал плечами.
     - Вы сюда пришли, чтобы проверить, как Ренни? Все ли у нее в порядке?
     - Вроде того.
     - Почему вы решили, что я опасен?
     Старик посмотрел вдаль, затем молча уставился на Вика.
     - Ренни взрослая женщина. Ей не нужен опекун. Она сама может о себе позаботиться, - сказал Вик.
     - Она такая хрупкая.
     Вик засмеялся и поперхнулся дымом. К черту. Он загасил сигарету о столб.
     - Я бы не назвал доктора Ренни Ньютон хрупкой.
     - Выходит, вы совсем не в курсе?
     - Послушайте, Роббинс, вы ни хрена обо мне не знаете. На улице встретите, пройдете мимо, не вспомнив, кто такой. Так не торопитесь с выводами. Хотя я на ваше мнение положил с...
     - Я знал ее отца.
     Это короткое замечание заставило Вика замолчать. Взгляд Роббинса говорил: "Заткнись и слушай". Вик так и сделал.
     - До того как я унаследовал это ранчо, - сказал Роббинс, - я жил в Далтоне и иногда подрабатывал у Т. Дэна. Он был жуткой сволочью.
     - Похоже, в этом все сходятся.
     - Если он хотел, то мог вас очаровать. Непрерывно улыбался. Разговаривал с вами так, будто вы его закадычный приятель. Постоянно жал руки и хлопал по плечам. Но он всегда и во всем искал выгоду.
     - Нам всем такие типы попадались. Роббинс покачал головой.
     - Не такого калибра, как Т. Дэн. - Он в последний раз с жадностью затянулся, потом бросил окурок на землю и раздавил. - Ренни была счастливым ребенком. Это удивительно, учитывая, что ее папочкой был Т. Дэн.
     - А ее мать?
     - Миссис Ньютон была милой дамой. Занималась благотворительностью, работала в церкви. Устраивала большую рождественскую вечеринку, очень красиво украшала дом. Санта Клаус, раздающий конфеты детям, в таком духе. Она неплохо вела домашнее хозяйство, но хорошо знала свое место. В его жизнь она не вмешивалась.
     Вик хорошо мог себе это представить.
     - Но вы говорите, что Ренни была счастлива? Роббинс одарил его одной из своих редких улыбок:
     - Мы с Коринной всегда ее немного жалели. Она так старалась всем угодить. Тощенькая была, как прутик. Светленькая. Глазищи больше, чем все лицо.
     "И по сей день так", - подумал Вик.
     - Умненькая. Вежливая, воспитанная. Об этом позаботилась миссис Ньютон. А на лошадях она сидела, как профессионал, когда еще в младших классах училась. - Роббинс немного помолчал, потом продолжил:
     - Самым ужасным было то, что она считала своего папочку идеалом. Ей так хотелось, чтобы он обратил на нее внимание. Все, что она делала, делалось только для того, чтобы заполучить одобрение Т. Дэна.
     Тоби сжал руки и уставился на мозолистые, сбитые костяшки пальцев. Вик заметил, что ноготь на большом пальце совсем черный, видимо, где-то недавно ударился. Наверняка ноготь слезет.
     - Все в Далтоне знали, что Т. Дэн шляется по бабам. Даже миссис Ньютон знала. Мне кажется, она уже давно смирилась с его изменами. Она несла свой крест с чувством собственного достоинства, не обращала внимания на сплетни. В общем, делала хорошую мину при плохой игре. Но Ренни была еще ребенком. Она не понимала, какие отношения должны быть между мужем и женой, если они любят друг друга. Она не видела других семей, а брак ее родителей всегда был одинаковым. Они были вежливы друг с другом. Ренни была слишком молода, чтобы понять, что между ними нет близости.
     Он взглянул на Вика, и Вик понял: Тоби хотел убедиться, что он внимательно слушает.
     - Ренни тогда было лет двенадцать, кажется. Трудный возраст, если верить моей жене, а она вроде специалист по таким вопросам. Короче, однажды Ренни застала Т. Дэна врасплох в его офисе. Но больший шок испытала она сама.
     - Он был с женщиной.
     - Она была под ним, на диване. Учительница музыки Ренни. - Он помолчал, глядя прямо на встающее солнце. - На этом счастливое детство кончилось. Ренни в один день стала взрослой.
     Кристел, официантка в Далтоне, рассказывала ему, что Ренни сбилась с пути, когда начала оформляться как женщина. Но не проявляющаяся сексуальность изменила ее характер и поведение. Измена отца, вот что толкнуло Ренни на путь греха.
     Теперь ее бунт был понятен. Возможно, миссис Ньютон объясняла ей, что такое секс и мораль. Ренни поймала отца, когда он нарушал все те принципы, которые мать ей пыталась внушить. Ее постигло глубокое разочарование, особенно если учесть, что она боготворила своего отца.
     Как будто прочитав его мысли, Тоби сказал:
     - В наше время это называли "отбилась от рук". Но, как ни называй, Ренни изменилась в одночасье. Стала настоящим кошмаром. Учиться почти перестала, и следующие несколько лет никто не мог с ней справиться. Никакие наказания не помогали. Она грубила всем, кто имел хоть какую-нибудь власть. Т. Дэн и миссис Ньютон перестали ее баловать, но это не помогло.
     - Отец подарил ей красный кабриолет "Мустанг", - заметил Вик. - Вряд ли это пошло ребенку на пользу.
     - Скорее всего, она выманила у него машину шантажом. Ренни теперь знала, что может им крутить как хочет, и пользовалась этим вовсю. Т. Дэн потерял всякий авторитет в тот момент, когда она увидела, как он трахает учительницу музыки. Она стремительно катилась в ад.
     - До шестнадцати лет.
     Роббинс повернулся и взглянул на него:
     - Вы знаете про Кольера?
     - Немного. Знаю, что Ренни застрелила его. Ей так и не предъявили обвинения. И дело не рассматривалось как уголовное. Весь мусор аккуратно смели под ковер.
     - Т. Дэн, - произнес Тоби, как будто имя служило достаточным объяснением.
     - Не могу сказать, что мне ужасно жаль Раймонда Кольера, - заметил Вик. - Надо быть большим мерзавцем, чтобы завести роман с шестнадцатилетней девушкой, которая явно нуждалась в родительском присмотре, строгой дисциплине и умном совете.
     - Не судите строго. Если Ренни нацелилась на парня, отказать е