ом ее вина.
   - Ну и правильно сделала! Бог делиться велел с ближними, - облегченно
вздохнул Григорьев; сел рядом с женой на диван, ласково погладил  ее  по
голове. - Плакать-то зачем?
   - Не могу спокойно думать об их тяжелой жизни, когда мы тут как сыр в
масле катаемся. Кусок в горло не лезет! - В глазах Веры  Петровны  вновь
заблестели слезы. - Ну разве это справедливо, Ванюша? - Она придвинулась
к мужу, взяла его за руку. - Тетя Дуся всю жизнь в колхозе  горбатилась.
Варя вкалывает и днем и ночью - людей лечит. Не  заслуживают  они  разве
лучшей участи? Почему только нам жить по-человечески?
   Григорьев плотно сжал губы и сурово посмотрел на жену.
   - Ну вот, только этого недоставало! Что на тебя сегодня нашло?  Вдруг
совесть заговорила. Ты же у меня не дуреха! -  воскликнул  он,  выдернув
руку и хлопнув ею по колену. - Мы всегда лучше других жили, -  продолжал
он  убежденно.  -  Знаешь  ведь:  на  данном  этапе  действует   принцип
социализма - "каждому по труду". А мой труд -  не  чета  обывательскому!
Уравниловки нет и не будет! У руководителей и впредь будет  материальных
благ больше - с учетом ответственности. Это нам положено  по  праву.  Не
стыдиться, а гордиться надо!
   - Ну а как людям в глаза смотреть? Ведь вокруг такая нищета! Когда же
и для них жизнь станет лучше? - не сдавалась Вера Петровна.
   Григорьев встал с дивана и  ласково,  но  решительно,  протянул  руку
жене.
   -  Успокойся,  Веруся,  хватит  кукситься!   Все,   что   мы   имеем,
предоставлено нам государством по заслугам -  заработано  моим  нелегким
трудом.  Поверь,  скоро  весь  народ  будет  жить  лучше.  Нужно  только
выполнять программу партии, всем лучше работать, и мы этого добьемся!  -
Он помолчал. - Но вот о чем хочу тебя попросить: помогай  родне  сколько
хочешь, но встречайся с ними пореже, чтобы разница в положении не колола
глаза. И еще - надеюсь, подумав, ты со мной согласишься: пожалуйста,  не
приближай к  себе  людей  не  нашего  крута.  Чем  выше  становится  мое
положение, тем разборчивее мы должны быть в выборе друзей и знакомых.

***

   Степан Алексеевич  Розанов  сидел  за  столом  в  бедно  обставленной
комнате своей малометражной  "хрущевской"  квартиры,  проверяя  школьные
тетради. "Хрущобами" прозвали тесные квартирки в пятиэтажных домах  -  в
60-е годы дома эти как грибы росли в окраинных районах  Москвы;  цель  -
поскорее расселить коммуналки. Разномастная мебель досталась Розанову по
наследству от родителей: на приобретение  новой,  более  современной,  у
хозяев недостало средств.
   Крупный, слегка сутуловатый, как многие высокорослые люди, с  красиво
посаженной  головой  и  волнистыми  золотисто-русыми  волосами,  Розанов
выглядел бы привлекательным, если бы не старомодный, мешковатый костюм и
неухоженная, плохо подстриженная бородка.
   "Опять просижу до  одиннадцати,  -  уныло  подумал  он.  -  Не  успею
прочитать новый  материал  -  завтра  рано  вставать".  Невеселые  мысли
завладели Розановым, мешая работать. "За последний месяц ни  на  шаг  не
продвинулся с диссертацией. А ведь замечаний не так  много,  -  мысленно
упрекнул он себя. - Но куда  денешься?  Нужно  кормить  семью.  Придется
снова взять нагрузку в вечерней школе.  А  то  Лидия  загрызет".  Словно
подтверждая эти опасения, из кухни  донесся  грохот  посуды  -  ее  явно
швыряли.
   - Ну вот, легка на помине! - испуганно прошептал  Розанов.  -  Сейчас
начнется очередной концерт! Теперь и за полночь не управиться!
   В дверях появилась Лидия Сергеевна  -  высокая,  яркая  брюнетка;  ее
красивое лицо дышало неприкрытым гневом.
   - Нет, ты прямо полное ничтожество! - без предисловий набросилась она
на мужа. -  Это  надо  же!  Отказаться  от  поста  директора  спецшколы!
Зиночка, секретарша, мне все доложила. - Перевела дыхание и  исступленно
завопила:
   - Не умеешь командовать, руководить коллективом?!  А  что  вообще  ты
можешь? Доколе прикажешь считать рубли до получки?
   - И чего из-за такого лопуха все переживают?! -  продолжала  она  уже
потише, но голосом, полным презрения. - Ни на что ты не  годен!  Ни  как
муж, ни как отец. О дочери хотя бы подумал! Почему она должна быть  хуже
других, бедняжка? - Наденька, детка! Поди сюда на минутку!  -  И,  видя,
что Степан Алексеевич сделал протестующий жест  рукой,  повысила  голос,
злобно косясь на мужа:
   - Иди, Надюша, посмотри на папу - совсем он тебя не любит!
   Из смежной комнаты выглянула очень красивая, не по возрасту  крепкая,
статная девочка, с ямочками на румяных щеках, темноволосая, как мать,  с
ярко-синими отцовскими глазами.
   Родители, как всегда, ссорятся... Надя  попыталась  ретироваться,  но
Лидия Сергеевна ее остановила.
   - Подойди сюда, бедненькая моя! - приказала дочери. - Не повезло тебе
на папу! - привычно запричитала она, прижимая к себе Наденьку.
   Та тоже заревела в голос.
   - Поплачь,  родная,  но  знай:  мама  тебя  в  обиду  не  даст!  Всем
пожертвует, чтобы ты была счастлива! Ведь ты моя единственная радость  в
жизни! - проговорила сквозь слезы, искренне жалея себя и дочь.
   Остро  ощущая  свою  беспомощность  и  какую-то  внутреннюю  пустоту,
Розанов сдвинул в сторону стопку тетрадок и поднялся  из-за  стола.  Эти
скандалы, хоть и стали нормой их семейных отношений, всегда выбивали его
из колеи, не давали работать.
   - Лида, успокойся! - стараясь держать  себя  в  руках,  примирительно
попытался он объяснить. - Все не так обстоит, как ты думаешь. Ну сколько
можно тебе повторять?
   - Надюшенька, детка, - Розанов с силой,  но  нежно  оторвал  дочь  от
Лидии Сергеевны. - Иди-ка спать! Не слушай маму - видишь она расстроена?
Мы с ней сами разберемся, как всегда.
   Наденька не понимала -  почему  ее  мама  и  папа,  такие  большие  и
красивые, все время ругаются - и продолжала горько плакать.
   Степан Алексеевич взял дочь на руки, поцеловал и отнес в ее комнатку.
Уложил в постель, успокоил и вернулся - надо сделать  еще  одну  попытку
помириться с женой.
   - Ну как ты не  понимаешь,  -  стараясь  говорить  как  можно  мягче,
обратился он  к  Лидии  Сергеевне,  усадив  ее  на  диван,  служащий  им
супружеской постелью. - В настоящий момент я не могу  согласиться.  Если
стану директором - прощай  диссертация!  Псу  под  хвост  несколько  лет
напряженной работы! Конец мечтам об ученой степени и  достойном  будущем
нашей семьи. Дело не только в том, что я не люблю командовать  людьми  и
предпочитаю работать самостоятельно. Подумай сама: ну  соглашусь,  стану
директором. Тогда придется положить все силы,  чтобы  оправдать  доверие
руководства и коллектива. На это уйдут годы, моя диссертация  безнадежно
устареет. Для меня это самоубийство! Такую жертву я принести не могу.
   Лидия Сергеевна упрямо поджала губы, глаза ее высохли.
   - Ну, конечно, дождешься от тебя жертвы! - все так же  враждебно,  но
уже более спокойно  бросила  она  мужу.  -  Ты  же  законченный  эгоист!
Сделаешь свою научную карьеру, когда мы с дочкой уже загнемся! Тоже  мне
профессор кислых щей!
   - До чего же ты, Лида, груба и  несправедлива,  -  устало  поморщился
Степан Алексеевич. - Разве я мало стараюсь для семьи?  На  двух  работах
кручусь да еще выкраиваю время для подготовки к защите. Я же  не  только
для себя одного это делаю. Ну да  Бог  с  тобой!  Ложись  спать,  а  мне
работать нужно. - И снова занялся тетрадями.

***

   Дождливый московский день. Крупные  капли  колотили  в  окна  пустого
класса обычной средней школы. К Степану, как условились,  забежал  после
уроков его старый друг Игорь Иванов.  Он  усадил  гостя  за  учительский
столик, пододвинул свободный стул, сел сам и пошутил:
   - Ну вот, Игорек, располагайся  с  удобствами.  Здесь  нам  никто  не
помешает поговорить по душам. К сожалению,  у  меня  дома  обстановка  к
этому не располагает. Рассказывай, какие у  тебя  проблемы  и  чем  могу
помочь!
   - Не везет мне с женщинами, Степа! Не умею вовремя в них разобраться.
Сначала бурные чувства, а потом каждый  раз  выясняется,  что  настоящей
любви не было. Мне еще нет тридцати, а уже - два развода, да теперь  еще
и квартиру потерял! В третий раз мне уже не решиться.
   - Неприятное положение, согласен. Но причин для  паники  не  вижу,  -
спокойно отреагировал на жалобу друга Степан. - Женятся и по  пять  раз.
Вот то, что квартиру потерял и снова ютишься в коммуналке, -  отягчающее
обстоятельство. Тут я тебе сочувствую!
   - А что мне оставалось делать?  -  понуро  объяснил  Игорь.  -  Жанна
успела  матушку  прописать  и  не  было  никаких  перспектив   разменять
однокомнатную "хрущовку" хотя бы на две  приличные  комнаты.  Когда  моя
тетка предложила жить у нее, плюнул на все и оставил им хату.
   - Главное - не раскисай, старик! "Се ля ви", как говорят французы. Ты
не один в таком положении. Забыл,  что  я  еще  в  первый  год  женитьбы
собирался развестись с Лидой? И много ли выиграл от того, что до сих пор
тяну эту лямку?
   Иванов несогласно качнул головой.
   - Не равняй меня с собой, Степа. Я бы  рад  был  оказаться  на  твоем
месте! Знаю, что плохо живете с  Лидой,  все  время  ругаетесь.  Но  она
родила тебе дочь, хорошая хозяйка, трудолюбивая и, насколько знаю,  тебе
не изменяет. А могла бы! Потому что знаю - ты ее не любишь. Да и  злится
она на тебя, думаю, тоже за это.
   - Может, ты в чем-то и прав, Игорек.  Но  мне  кажется,  что  главная
причина ее скандалов  -  это  несостоявшиеся  мечты  о  моей  карьере  и
материальном благополучии. Хотя это  верно,  -  честно  признался  другу
Степан, - как женщине я уделяю ей недостаточно внимания. Ничего не  могу
с собой поделать - не по душе она мне!
   - Вот видишь! А у меня наоборот: я к ним всей  душой  -  позволяю  из
себя веревки вить. Полностью выкладываюсь. А они этого не  ценят!  Жанна
дошла до того, что связалась с нашим женатым шефом.  Да  еще  насмеялась
надо мной, утверждая, будто пошла на это ради  моей  карьеры.  Такое  не
прощают!
   Степан недоуменно повел плечами, грустно предположил:
   -  А  может,  Игорек,  нам  судьбой  противопоказано  быть  женатыми?
Конечно, холостую жизнь отягощают проблемы быта. Зато - полная свобода!
   - Нет, тебе этого делать нельзя! У тебя дочь растет. И  мне  кажется,
что семейное счастье - в твоих собственных руках.  А  у  меня  -  совсем
другое дело! Вряд ли теперь решусь на новый брак.  Да  и  привести  жену
некуда.
   - Насчет дочери ты  прав!  -  согласился  Степан.  -  Я  очень  люблю
Наденьку и терплю все выходки Лиды исключительно из-за нее. Все эти годы
только она спасает наш брак. Думаю, и  впредь  многое  стерплю  ради  ее
счастья.
   Он поднялся, тряхнул своей красивой головой, как бы сбрасывая  тяжкий
груз сомнений, и, ободряюще взглянув на старого друга, заключил:
   - Я думаю, Игорек, нам все же нужно оптимистичнее смотреть в будущее.
Верить народной поговорке, что "терпение и труд - все перетрут". Главное
- не терять надежду, и  удача  непременно  придет!  А  тебе  советую,  -
пошутил с доброй улыбкой, - встретишь подходящую дамочку с  квартирой  -
не теряйся, женись! Сам знаешь, Бог троицу любит!
   - А что? - повеселел и Игорь, вставая. - Почему бы  мне  не  рискнуть
еще раз? Смелость - она ведь города берет! Но сейчас пойду делать в моей
комнатушке ремонт. Я тетке обещал, что сегодня закончу.

***

   - Сегодня никого не принимаю! - раздраженно заявил Василий  Семенович
Чайкин секретарше, входя в  свой  кабинет  и  располагаясь  за  большим,
солидным столом.
   С самого утра он пребывал в дурном  расположении  духа.  Сначала  ему
испортил настроение  "доброжелательный"  звонок  приятеля,  поспешившего
сообщить, что он лишен премии за квартал. В довершение Василий Семенович
за завтраком поссорился с женой - из-за сущего  пустяка:  упрекнул,  что
пересолила омлет. Обычно,  зная  ее  обидчивость,  он  воздерживался  от
замечаний, но сегодня нервы подвели. "Теперь снова надуется и дня два не
будет разговаривать, гусыня", - мрачно думал Чайкин, мысленно ругая себя
за допущенную оплошность. "Уж не везет, то во всем!" - вздохнул  он  про
себя, нехотя приступая к работе.
   Просторный,    хорошо    отделанный    и    оборудованный     кабинет
свидетельствовал о  видном  служебном  положении  хозяина.  На  столе  -
селектор, три телефонных аппарата; в углу - большой  телевизор;  кожаная
мебель сияет новизной; на стене красуется портрет Хрущева.
   Небольшого роста, нестарый еще, но уже полноватый  и  лысый,  Василий
Семенович не пользовался успехом у женщин; он и  женился  отнюдь  не  на
красавице. "Ничего, с лица воду не пить, - практично  рассуждал  в  свое
время Чайкин, предлагая будущей жене руку и  сердце.  -  Зато  цветущая,
крепкая и хозяйка что надо!"
   С юности влюбчивый, Василий Семенович, увы, обладал столь  же  пылким
темпераментом, сколь и  невзрачной  внешностью.  В  последнее  время  он
страдал от недостатка женской ласки. Холодная по натуре супруга  держала
его на "голодном пайке",  а  очередной  роман  на  стороне  благополучно
окончился полгода назад. "Надо что-то предпринимать, быть  активнее!"  -
решил Чайкин, размышляя над этой проблемой. Из  задумчивости  его  вывел
неожиданный телефонный звонок.
   - Как же, как же, дорогая Лидочка! - просиял он, узнав голос. - Разве
можно забыть те дивные вечера в нашем санатории? Как кружились мы с вами
в вихре вальса! Жаль только, был там со своим "самоваром", а не то...  -
намекнул он, многозначительно: разговор его  заинтересовал.  -  Так  чем
могу быть вам полезен, Лидочка? Очень рад, что вспомнили обо мне.
   Лидия  Сергеевна  звонила  со  службы,  из   Управления   дошкольного
обучения, где  занимала  скромную  должность  инспектора.  Она  прикрыла
трубку рукой, чтобы не слышали сотрудники, и,  понизив  голос,  печально
призналась:
   - Нужда  заставила,  Василий  Семенович.  Только  вы  можете  помочь!
Неловко отвлекать вас от дел,  но  у  меня  нет  другого  выхода.  Долго
колебалась, прежде чем к вам обратиться. - И, убедившись, что  никто  не
подслушивает, просяще прошептала в трубку:
   - Мне срочно нужно  с  вами  увидеться,  Василий  Семенович!  Это  не
телефонный разговор. Когда сможете - чем раньше, тем лучше!  Можно  даже
сегодня? Конечно, согласна! Записываю...
   Обрадованная удачей, Лидия Сергеевна тут же побежала отпрашиваться  у
начальника. А Чайкин, положив трубку, повеселел.  "Правду  говорят,  что
жизнь в полоску! - радовался он, предвкушая удачу. - Вон ведь  как  дело
обернулось! Плохо началось с утра - так, может, к вечеру повезет".

***

   Готовясь  принять  Лидию  Сергеевну,  Чайкин  тщательно  замаскировал
лысину жидкой прядью волос, "занятых" у виска, и  постарался  принять  в
кресле самую значительную, как ему казалось, позу.
   "Не может сорваться. Чувствую - выйдет дело!" - с  вожделением  думал
он, томясь в ожидании, зримо представляя томные  глаза,  соблазнительную
фигуру, полные, стройные ноги... Такой красотки у него еще не  было;  не
женщина - мечта!
   - Прошу вас, пожалуйте, дорогая Лидочка! - забыв о  "позе",  бросился
он навстречу входящей Розановой. - Располагайтесь поудобнее!  Нам  здесь
никто не помешает.
   Галантно помог снять шубку, повесил в стенной шкаф;  тепло,  дружески
обнял гостью за плечи, усадил в мягкое кресло и, устроился  в  таком  же
напротив.
   - Ну рассказывайте, что  случилось.  Будьте  со  мной  откровенны,  -
попросил он мягко, интимно.
   Розанова привычным движением поправила пышную прическу и устремила на
Василия Семеновича печальный взор.
   - Видите ли, я нахожусь в тяжелом положении. - Голос ее звучал  тихо,
на глаза навернулись слезы. - Она потупилась. - Мне стыдно это говорить,
но вам признаюсь: у меня никчемный муж! Мы едва сводим концы с  концами.
Терпела бы, если б  не  дочь!  Такая  она  у  меня  чудесная,  способная
девочка! А мы ничего не можем ей дать. -  Выдержала  паузу,  подняла  на
Чайкина полные надежды красивые глаза. - Вот я и подумала: не помогли бы
вы мне устроиться на  работу  в  вашей  системе?  В  престижное  детское
учреждение. Это же в вашей власти! Вы такой влиятельный  человек!  -  И,
видя, что Василий Семенович призадумался, горячо продолжала:
   - Анкета у меня  чистая,  опыт  есть  -  не  подведу!  Век  буду  вам
благодарна! - Бросила на него многозначительный, томный взгляд. -  Стань
я самостоятельной - избавилась бы от постылого мужа...
   - Ну что вы, дорогая Лидочка! Как вы  можете  сомневаться!  -  Чайкин
ласково взял ее за руки. - Да я в лепешку  расшибусь,  но  все  для  вас
сделаю, что в моих силах! И даже более того, - игриво пообещал он. Подал
шубку, проводил до дверей, почтительно  поцеловал  руку.  -  До  скорого
свидания, Лидочка! Позвоните мне в следующий четверг, в это же время.

***

   В крошечной  кухоньке,  тесной,  жаркой,  с  обшарпанным  столиком  и
грубыми полками - убогой, в общем, -  Розанова  в  небрежно  распахнутом
простеньком халатике казалась экзотической птицей, с  высокой  грудью  и
длинными обнаженными ногами.
   - Входи, Мариша! Кто тебе открыл, Степан? - не  отрываясь  от  плиты,
где готовился завтрак, обернулась она к соседке.
   Марина - ее близкая подруга, с ней  хоть  душу  отведешь,  поделишься
сокровенным.
   - Ох, Мариша, дорогая, нет у меня больше сил жить со своим  кретином!
Было бы куда - бежала бы без оглядки! - В очередной раз пожаловалась  на
мужа.
   - Ты, Лид, всегда горячишься, когда ссоритесь,  а  потом  у  вас  все
о'кей, - скептически улыбнулась Марина.  -  Как  же,  отдашь  ты  такого
видного муженька! Ему все бабы в округе глазки строят. Вмиг уведут!
   - А вот и дуры! - зло огрызнулась Лидия. - Думают - под потолок,  так
и герой. А он, может, весь в ботву ушел.
   - Ну так уж и  "в  ботву"!  То-то  вы  дочку  соорудили!  Да  и  сама
рассказывала,  что  отбила  Степана  у  лучшей  подруги.   Зачем   тогда
старалась?
   - А он раньше был совсем другой: интересный, в ученые  обещал  выйти.
Верке я завидовала. Она ради Степана жениха готова была бросить.  Вот  я
ей нос и утерла! Вечно она брала надо мной верх. А я взяла и увела у нее
милого! - И вдруг снова поникла. - Да только Бог, видно, наказал меня за
мои грехи! Нет у меня с ним счастья!
   - Брось! Неужто Степан так плох? - Марина разыгрывала безразличие.
   - А что в нем хорошего? Настоящий мужик  должен  обеспечивать  семью!
Живем в постоянной нужде... И еще... скажу тебе, подруга: уж и не помню,
когда испытывала удовлетворение. Инфантильным он стал,  ведет  себя  как
эгоист... не старается, как раньше, для меня.
   - Может, слишком устает, да и ты с ним не больно нежна...
   - А черт его знает! - отрезала Лидия, решив прекратить откровенности.
- Мне от этого не легче! - Подхватила сковороду и с грохотом опустила на
кухонный стол.
   Марина мгновенно отреагировала - понимающе ретировалась.  В  кухню  с
ревом вбежала Наденька.
   - Что случилось, детка? - встревожилась Лидия. - Поделись с  мамочкой
своим горем! - нагнулась она к дочери, целуя ее  и  ласково  прижимая  к
себе.
   - Папка отшлепал...  Больно!  -  пожаловалась  Наденька,  держась  за
мягкое место.
   - Что же ты натворила? - Лидия  Сергеевна  тщетно  старалась  придать
голосу строгость.
   - Конфе-еты ела... а папка - "нельзя до еды"... Ну я не  послушалась,
а он меня - по попке! - Девочка заревела  громче,  размазывая  по  щекам
слезы.
   Розанова резко выпрямилась и гневно крикнула:
   - Степан, поди-ка сюда!
   Завязывая  на  ходу  галстук,  вошел  Степан  Алексеевич  -   умытый,
причесанный, представительный и бодрый. Впечатление портили лишь дешевый
пиджак и плохо отутюженные брюки.
   - Ты что руки распускаешь?! - привычно накинулась  на  него  жена.  -
Педагог называется, новатор! Науку развиваешь? А  методы  старорежимные!
Тоже мне воспитатель!
   - Ну что ты расшумелась? - вяло  отбивался  Розанов,  втискивая  свое
большое тело в узкое пространство  между  окном  и  кухонным  столом.  -
Подум