е, Светлана  сочла,  что
пора сообщить все матери. Вера Петровна с утра уехала на прием к  врачу,
но к обеду, как всегда, должна быть дома.
   Сославшись на нездоровье, Света пораньше освободилась  от  занятий  в
консерватории. В последние недели ей приходилось усиленно работать -  на
носу выпускные  экзамены.  Домой  она  приехала  к  -  обеду:  мать  уже
вернулась, накрывает на стол. Света быстро привела  себя  в  порядок;  и
они, сидя друг против друга за столом на кухне, принялись за еду.
   - Что-то в последнее время  у  тебя  неважный  аппетит,  доченька,  -
обеспокоенно заметила Вера Петровна. - А вчера тошнило... И вообще ты...
не так выглядишь: побледнела, круги темные  под  глазами...  С  желудком
что-нибудь или все по Мише тоскуешь?
   Обед подошел к концу, и Светлана, отодвинув тарелку, решила  выложить
матери всю правду.
   - Со здоровьем у меня все в порядке. - Ей казалось, что  она  говорит
спокойно. - А выгляжу так и тошнит, потому что это  положено  женщине  в
моем положении.
   - Ты о чем это, доченька?  -  встревожилась  Вера  Петровна,  начиная
понимать, что с ней случилось; побледнела,  испытующе  подняла  на  дочь
чистые серые глаза. - Не пугай меня так...  Неужели  успели?  Ты  что...
беременна?.. - Голос у нее прервался, и она умолкла,  все  еще  надеясь,
что это розыгрыш.
   - Вот именно, - так  же  спокойно,  даже  равнодушно  подтвердила  ее
догадку Света. - Я вас с папой предупреждала, что люблю  серьезно  и  не
могу так просто расстаться  с  Мишей.  Мы  решили  пожениться  -  так  и
сделали. Пришлось встречаться тайно, чтобы не было скандалов. - Светлана
умолкла, из глаз у нее потекли слезы, но она их вытерла и бросила матери
гневный упрек:
   - Это вы с отцом во  всем  виноваты!  Не  дали  нам  сыграть  свадьбу
по-человечески. А наша с ним вина только в том, что мы больше  не  могли
друг без друга жить. Теперь давайте вместе расхлебывать!
   Все, главное сказано. Она  успокоилась,  встала  из-за  стола,  взяла
заварной чайник и налила себе и матери по полной чашке.

***

   Вера Петровна  долго  сидела  молча,  воззрившись  на  дочь  скорбным
взглядом. Не узнает она свою тихую, добрую Светочку...  Перед  ней  была
новая Светлана - взрослая женщина, защищающая свою любовь и  своего  еще
не родившегося ребенка... Наконец она тихо, горестно промолвила:
   - Значит, не послушала отца и  мать,  поступила  по-своему.  Мы  ведь
желали тебе добра - не хотели, чтобы ребенок рос без отца.
   Тяжело вздохнула, но вопреки ожиданиям  Светланы  ни  ругать  ее,  ни
упрекать ее больше не стала. Говорила как  бы  сама  с  собой,  печально
жалуясь на судьбу:
   - Видно, у нас на роду написано - страдать по вине любимых мужчин. Не
похожа ты на меня внешне, доченька, но гены у тебя мои, по моей  дорожке
ведут.
   Светлана ничего не поняла - о чем это мать? - но ясно,  что  она  уже
примирилась с происшедшим,  она  на  ее  стороне.  Ей  стало  невыносимо
больно: не оправдала надежд матери, отплатила злом за все добро,  любовь
и заботу, что видела от нее с самого рождения... Бросилась к ней, обняла
и, глотая слезы, стала утешать:
   - Ну не надо так расстраиваться, мама, мамулечка! Миша любит меня. Он
сумеет вырваться к рождению сына! Должны ведь его  отпустить  по  такому
случаю?! Люди же, а не звери! - Горячо  расцеловала  мать  и  пообещала,
сама стараясь поверить в то, что говорит:
   - Вот увидишь,  все  кончится  хорошо!  Миша  приедет,  и  мы  с  ним
обвенчаемся. У ребенка будет отец!
   Однако Вера Петровна подавленно молчала, и ее мрачный вид  показывал,
что не очень-то она надеется на счастливы" исход. Понимая, о чем  думает
мать, и желая показать ей, что взвесила все обстоятельства,  Света  тихо
заключила:
   - Если же Миша не вернется - у меня  на  всю  жизнь  останется  живая
память о человеке, сильнее которого  уже  не  полюблю  никого.  Неужели,
мамулечка, мы с тобой не сможем вырастить моего сына?! - И с мольбой  во
взоре подняла заплаканные глаза на притихшую мать.
   "Ну вот, моя история повторяется... Не в точности,  но  похоже..."  -
думала Вера Петровна, вновь  вспоминая  пережитое  когда-то  потрясение.
Тяжело вздохнула, тряхнула головой, будто  сбрасывая  груз  прошлого,  и
спокойно произнесла:
   - Делать нечего, дочка, - будешь рожать! Отца я беру на себя. Ребенка
мы,  разумеется,  вырастим  сами,  если  с  Мишей  что,  не   дай   Бог,
приключится. Но зачем предполагать худшее? Помолчала, с грустью глядя на
свою красавицу дочь, и добавила покаянным тоном:
   - Напрасно мы с отцом препятствовали вашей воле. Забыли, что  молодые
все равно поступают по-своему, - может, и более верно. Будем  надеяться,
что ты, доченька, сумеешь устроить свою жизнь и будешь счастлива!
   Заметив,  что  Светлана  сидит  с  просветленным  лицом,  наполненная
радостным ощущением материнской поддержки, и сама испытывая  счастье  от
установившегося взаимопонимания, Вера Петровна перешла на деловой тон:
   - Теперь ты меня постоянно держи в курсе своих  дел  и  самочувствия.
Проблемы будут с  отцом:  уж  очень  общественным  мнением  дорожит.  Но
вместе-то мы с ним справимся, как считаешь? - И  улыбнулась  впервые  за
все время разговора. - Иван Кузьмич - реалист и смирится, когда  поймет,
что ничего изменить нельзя. С ним я поговорю завтра, когда  вернется  со
своей любимой охоты.
   После этого разговора  Светлана  вздохнула  свободнее.  Почувствовала
себя уверенно и перестала  опасаться  предстоящих  осложнений,  готовясь
стать матерью.

***

   Иван Кузьмич вернулся домой из охотничьего хозяйства только на третий
день, после обеда. Там проходила очередная  неофициальная  часть  важных
переговоров;  он  изрядно  утомился  от  чревоугодия  и   разного   рода
увеселений: даже его железный организм уже не выдерживал такой нагрузки.
   - А у нас что, гости? - спросил он у жены, войдя  в  холл  и  услышав
громкие голоса, доносившиеся из столовой.
   - Это Варенька с мужем. Пригласила их поужинать с нами. Думала, ты  и
сегодня не вернешься.
   - Гости -  это  хорошо!  -  бодро  отозвался  Григорьев,  но  в  душе
подосадовал: "Опять их  черти  принесли!  Не  дадут  спокойно  отдохнуть
дома!" - И объяснил:
   - Только мне  есть  совсем  не  хочется  -  нас  просто  перекормили.
Зарубежные друзья па-адки на халяву! Столько жрут и пьют - будто голод у
них. - Презрительно хмыкнул и пошел умываться.
   Однако аппетит приходит во время еды:  за  столом  он  отдал  должное
вкусному домашнему жаркому -  произведению  умелых  рук  Веры  Петровны.
Такого не только в охотхозяйстве - ни в каком ресторане не подадут!
   За  ужином  завязался  оживленный  разговор.  Никитины   только   что
вернулись из Болгарии - отдыхали на курорте вместе с детьми -  и  охотно
делились впечатлениями. Планы провести отпуск на теплоходе,  в  плавании
по Волге, не  осуществились.  Председатель  горкома  профсоюза,  хороший
знакомый Никитина, - не сумел сделать путевки с детьми, а  просьбу  жены
как она и предполагала, Иван Кузьмич проигнорировал.
   Зато  мучимый   совестью   профсоюзный   босс   -   Никитин   успешно
прооперировал его ребенка - изловчился и  достал  его  семье  путевки  в
Болгарию. Первый  их  выезд  за  границу  был  очень  удачен;  вернулись
прекрасно отдохнувшими, в восторге от "ненашенского"  сервиса  и  уровня
жизни.
   - Знаешь,  Веруся,  я  просто  поражена  чистотой,  уютом,  культурой
обслуживания в этом пансионате, где мы  жили!  -  рассказывала  Варя.  -
Просто здорово! Чудесные песчаные пляжи, всякие там зонтики от солнца  -
сколько хочешь. - инвентарь разный... развлечения - и  для  взрослых,  и
для детей. Нам бы такое!
   -  Все  это  хорошо,  -  заметила  Вера  Петровна,  -  но,   говорят,
черноморский берег  Болгарии  довольно  голый,  растительность  скудная,
погулять негде, - не сравнить с Кавказским побережьем. Совсем не то, что
в Сочи или Гаграх.
   - Не могу согласиться, Верочка,  -  добродушно  возразил  Никитин.  -
Возьми, к примеру, Рижское взморье:  тоже  довольно  голое  место,  одни
сосны. А какой популярностью пользуется Юрмала, как там уютно! Так же  и
в Болгарии: чистота, порядок, но главное - культура обслуживания!  -  Он
обвел глазами собеседников. - Ну вот куда деваться вечером в Адлере  или
Хосте? Кроме замызганного ресторана, кино или  танцплощадки.  Некуда!  А
там - любые развлечения, на любой вкус.  Рестораны  все  стилизованы,  в
каждом свое шоу - "Ханский шатер", "Пиратский корабль", - чего только не
придумывают, чтобы было интересно и весело.
   - А как там народ живет? Обратил  внимание?  -  поинтересовался  Иван
Кузьмич - он не бывал в Болгарии. - Очень ведь отсталая страна.  Неужели
лучше, чем у нас?
   - Даже сравнения нет! - решительно  заявил  Никитин.  -  В  магазинах
полно товаров. Толпятся, закупают оптом и  наши  коммерсанты,  и  другие
иностранцы. Особенно много поляков. И все же Болгария страна в  основном
сельскохозяйственная. Какие ухоженные поля, сады! А  изобилие  овощей  и
фруктов...

***

   К концу ужина разговор, как всегда, перешел  на  свои,  отечественные
дела и неурядицы.
   - Интересно, Ваня, почему у  нас  постоянно  плохо  с  продуктами?  -
простодушно задала вопрос Варя. - Ну сравнения нет с той же Болгарией!
   - Будто сами не знаете  почему,  -  поморщившись,  грубовато  ответил
Григорьев. Постоянный этот вопрос - все  задают!  -  набил  оскомину.  -
Хрущев своим волюнтаризмом подорвал наше  сельское  хозяйство.  Насаждал
повсюду кукурузу. Сколько лучших пахотных земель погубил! А  пресловутая
целина? Дает урожай раз в  пять  лет.  Только  пастбища  зря  распахали,
поголовье скота снизили.
   - Ну, Ваня, ты и демагог! - не выдержала Вера Петровна. - Извини меня
за резкость, но тут все свои. Долго я молчала, а  сейчас  вот  -  скажу.
Когда Хрущев свою кукурузу всюду сажал и целину распахивал,  кто  громче
всех кричал "ура!",  -  разве  не  ты?  А  теперь  на  него  одного  все
сваливаешь! Вы что же, высокие руководители, ни за что не отвечаете?  Не
вы ли эти годы управляли страной? А если нет - так вы просто бездельники
и вас надо гнать в шею!
   Григорьев  обомлел  и  испугался;  подумал  даже  -  сейчас   инфаркт
хватит... эк ее прорвало... Да это же сущий бунт на  корабле!  Безумная,
по его мнению, выходка!
   Однако, верный себе,  Иван  Кузьмич  сдержал  гнев  и,  не  выказывая
озлобления, с деланным добродушием обратился к притихшей Светлане:
   - Что это с  матерью  сегодня,  доченька,  уж  не  заболела  ли?  Тут
трудишься по двенадцать часов в сутки -  и  вот  тебе  благодарность  от
народа.
   Приосанился и тоном, не терпящим возражений, снисходительно заметил:
   - Так кажется только тем, кто ничего не  видит  и  не  понимает.  Вот
таким домохозяйкам, как моя благоверная. Разве дело в отдельных ошибках,
которые неизбежны? Да никогда мы не будем жить как в Европе! Потому  что
мы - азиаты, лентяи! Над нами еще вековое рабство тяготеет. Вы сравните,
как работают люди у них - и у нас, а потом уж судите!
   Не спеша приложил к губам чистую салфетку, встал из-за стола и как ни
в чем не бывало распрощался:
   - Благодарю хозяек за вкусный ужин и всех - за компанию. А мне  перед
сном надо еще просмотреть сегодняшнюю прессу. - Повернулся  и  с  важным
видом вышел из столовой.
   - Зачем ты с ним так, мама? - мягко упрекнула Света Веру Петровну.  -
Обиделся, только виду не показывает.
   - Верно Света говорит, - присоединилась к ней Варя, - уж очень  резко
ты... Но если по-честному  -  молодец!  Здорово  врезала!  Кому-то  надо
сказать ему правду. Ладно уж, вы тут сами меж собой разберетесь.  А  нас
дети ждут!
   Никитины засобирались домой, и Вера Петровна со Светой вышли  в  холл
их проводить.
   - Ну, мамочка, теперь держись! Папа тебя пополам перепилит.  Он  весь
внутри кипел, когда ушел из-за стола, - я по глазам видела.  Будет  тебе
взбучка, - посочувствовала дочь.
   Вера Петровна  совершенно  спокойно  посмотрела  на  Свету  и  честно
призналась:
   - А я даже довольна, что закусила удила. Довел он меня! Я  уж  давно,
доченька,  на  пределе.  Не  могу  видеть,  как  он  и  другие   высокие
руководители живут только для себя, а людям становится  все  хуже.  Сама
пользуюсь всеми благами и  льготами,  а  на  душе  муторно.  Надоела  их
демагогия! - Она остановила себя. - Ну ладно, иди отдыхать. - Поцеловала
дочь и направилась в спальню к мужу - как на Голгофу.

***

   Лежа в постели и делая вид, что  просматривает  газеты,  Григорьев  с
нетерпением ожидал прихода Веры  Петровны.  Давно  уже  он  не  был  так
взбешен, все внутри у него кипело от злости. "Уж я ей задам! Что это она
о себе возомнила? При людях мне возражать, да еще в такой форме! Что это
с ней происходит? Так оставлять нельзя! Дальше уж ехать некуда!"
   Необычное  поведение  жены  за  ужином  вывело  Ивана   Кузьмича   из
равновесия. Да, последние годы между ними произошло охлаждение; из-за ее
болезни и вечных недомоганий редкими стали интимные отношения. Годы дают
о себе знать...
   Но до сих пор его верная жена, добрая  и  внимательная,  всегда  была
послушна, не выходила из подчинения. Разве  мог  он  подумать,  что  она
способна на такое неприличие? Еще немного - станет совсем неуправляемой!
"Отношения между нами  могут  быть  любыми,  но  она  обязана  соблюдать
внешние приличия, и я ее заставлю!" - твердо решил Григорьев, готовясь к
серьезному разговору.
   Когда в спальню вошла  Вера  Петровна,  не  спеша  причесалась  перед
зеркалом, аккуратно  повесила  в  шкаф  одежду  и  облачилась  в  ночную
сорочку, Иван Кузьмич терпеливо ждал, не говоря ни слова. Но  стоило  ей
устроиться в постели с книгой в руках, повернувшись  к  нему  спиной,  -
сразу перешел в наступление.
   - Отложи, пожалуйста, книгу, Вера! - обратился он  к  ней  непривычно
резким тоном. - Нам нужно объясниться. Так продолжаться не может!
   Вера Петровна, демонстративно зевнув, повернулась на спину, показывая
всем своим видом, что готова слушать, хотя ничего хорошего  и  не  ждет.
Книга с ее стороны лишь дипломатическая уловка: знала, что читать он  ей
не даст, да и сама жаждала поговорить с мужем начистоту.
   - Наши отношения подошли к критической черте. До сих пор я со  многим
мирился, надеясь на твой здравый смысл. Но сегодня убедился,  что  ты  и
его лишилась. -  Иван  Кузьмич  сердито  умолк,  ожидая  протеста  с  ее
стороны,  но  она  молчала,  и   он   продолжал,   стараясь   сдерживать
накопившуюся злость:
   - Ты давно уже ко мне неласкова, всегда  отказываешь,  ссылаешься  на
болезни, но я не жалуюсь, терплю. Потому что ты  по-прежнему  прекрасная
хозяйка и вела себя всегда умно и достойно. Что с тобой, Вера? Ты  стала
другой! На этот раз Вера Петровна не смолчала:
   - Ты сам давно уже стал другим, Ваня. Черствым,  грубым.  Не  жалеешь
никого, даже меня. Больно делаешь, вот у меня все  и  пропадает.  И  еще
спрашиваешь, почему отказываю... болею. - Смущенная, замолчала,  но  его
лицемерие помогло и она добавила с презрением в голосе:
   - А что до твоего терпения, так не лги и не считай меня дурой. Скажу:
мне от доброжелателей давно известно о твоих... подвигах на охоте. Да  и
без них я догадалась, какая у тебя там "охота" - духами от  тебя  разит,
когда возвращаешься домой.
   "Вот так раз! Да она, оказывается, все знает!" Григорьев  боязливо  и
уважительно покосился на жену, но смутить его не так легко.
   - Ну и что же? Я здоровый еще мужик, и мне требуется. Ты должна  быть
только довольна. Ведь я  больше  к  тебе  не  пристаю.  Лечись  себе  на
здоровье! -  И  сменил  тон  на  более  мягкий,  миролюбивый.  -  Ладно,
послушай, что тебе скажу. - Разоблачение его измен явно подействовало на
него охлаждающе. - Я знаю, ты, несмотря  ни  на  что,  ведешь  себя  как
порядочная женщина - по-прежнему безупречно.  У  нас  спецслужбы  хорошо
работают. - Усмехнулся, бросил на нее иронический взгляд. -  Тоже  скажу
правду: мне не по себе стало, когда появился рыжий профессор.  Но  былое
не взыграло - вот и хорошо!
   Он снова сделал паузу и, серьезно глядя ей в глаза, мягко произнес:
   - Давай договоримся по-доброму. Мне от тебя нужно  одно:  чтобы,  как
прежде, вела себя достойно, вызывая уважение и симпатию  всех,  кто  нас
знает. Ведь ты сумеешь? Болезни, думаю, явление временное. Буду нужен  -
к твоим услугам. А нет - не вини! Быль молодцу не в укор!
   Впервые  за  все  время  разговора  прикоснулся  рукой  к  ее  плечу,
осторожно развернул к себе, просительно завершил. - Ну разве много я  от
тебя требую  ?  Всего-то  пустяки  -  не  перечить,  быть  уважительной,
соблюдать внешние приличия. Поздно ведь нам  что-либо  менять  -  у  нас
взрослая дочь. Что она нам скажет, если дурить начнем? - И умолк, ожидая
реакции на свои слова, чувствуя, что сумел довести  свои  доводы  до  ее
сознания.

***

   Вера  Петровна  долго   молчала,   размышляла   над   словами   мужа.
Нарисованная им  перспектива  семейных  отношений,  конечно  же,  ее  не
устраивала, с ее-то  прямой,  честной  натурой,  но  она  понимала,  что
требовать от него большего бесполезно, - он уже не изменится.  Очевидно,
ей остается только делать что он хочет.  Особенно  теперь,  когда  Света
беременна... Что ж, пора обсудить с ним и это.
   - Ладно, Ваня, - молвила она примирительным тоном. - Ты прав в  одном
- нам поздно что-либо менять. Давай доживать век  вместе.  Тем  более  с
дочерью у нас возникла проблема, которую мы же сами с тобой создали. Нам
вместе и расхлебывать!
   - Это какая еще  проблема  у  Светы?  -  встрепенулся  Иван  Кузьмич.
"Похоже, меня ждет еще один сюрприз", - мелькнуло у него в голове.
   - Не послушались они нас с Михаилом, не стали ждать его  возвращения.
Словом, внук у тебя будет, Ваня.
   -  То  есть...  как  это?  Беременна  она,  что  ли?  -   пробормотал
ошеломленный Григорьев. - Хороша же наша тихая, послушная дочь!
   - А чего ты ждал? - перешла в наступление Вера  Петровна.  -  Сам  их
толкнул на это. Разве не ты запретил им пожениться?  И  меня  втянул,  -
побоялась я, убьют его и  Света  рано  овдовеет.  Все  твоя  черствость,
нежелание понять и пожалеть других, даже собственную дочь!
   - Опять ты  за  свое!  -  вновь  вскипел  Иван  Кузьмич,  но  тут  же
сдержался, боясь испортить с трудом вроде налаженные отношения с  женой.
- Не знаешь ты меня до сих пор, хоть и прожили мы вместе долгие годы.  Я
ведь смотрю на вещи намного глубже, чем ты, и вижу дальше. Разве стал бы
я тем, что есть, если б был как все?
   И объяснил самодовольно:
   - Хотел только оттянуть, ну  и  по  возможности  разрушить  их  союз,
потому что люблю дочь и хочу дать ей все лучшее в жизни. Вот с Олегом не
было проблем! Выйди она за него - помог бы ему подняться как можно выше,
с его-то биографией и данными. Михаил - дело  другое:  у  меня  на  него
имеется вся информация, только не говорил. - Лицо его  приняло  скорбное
выражение. - Отец его  имел  небольшие  заслуги,  погиб  при  исполнении
служебного долга; но дед - бывший белогвардеец,  расстрелян  в  тридцать
седьмом. - Сделал паузу и продолжал так же враждебно:
   - Да это еще полбеды. Михаил правду сказал о своем происхождении:  он
действительно со всех сторон  потомок  самых  аристократических  фамилий
России. Это установлено точно.
   - И что же? Что в этом плохого? - как эхо отозвалась Вера Петровна.
   - Все-таки дурочка ты у меня, непрактичная, - без злой бы обругал  ее
Иван Кузьмич - Ну как ты не понимаешь? У него же куча  родственников  за
границей! Эмигрировали  от  революции  и  отнюдь  там  не  бедствуют  на
фамильные капиталы. Даже в Америке полно! А  тут  и  одного  достаточно,
чтобы повсюду красный свет зажгли! Даже я ничем помочь не смогу.  Поняла
теперь, какая их жизнь ожидала?
   - Все, значит, рассчитал. Только  их  чувства  не  учел.  Доволен?  -
горько упрекнула его Вера Петровна.
   Ум  ее  воспринимал  практический  смысл  доводов   мужа,   н