прижимаясь к Славе  и  показывая  в  улыбке
ровные белые зубы.
   За столом разговор долго не  клеился.  Хотя  женщины  с  присущим  им
радушием окружили Славу вниманием, а Иван Кузьмич не чинясь,  по-свойски
расспрашивал о больничных делах, Никитин поначалу робел и  отмалчивался,
смущенный   роскошью   обстановки   и   высоким   положением    будущего
родственника.  Но  когда  подали  чай,  уже  освоился  и  стал   активно
участвовать в общей беседе: охотно отвечал на  вопросы,  делился  своими
планами.
   -  Слава,  а  хотели  бы  вы  перебраться  в  центр,  в  какую-нибудь
клиническую больницу? - поинтересовалась Вера Петровна.  -  В  сельской,
хоть и большой, вам, наверно, не у кого поучиться?
   Вопрос она задала неспроста: давно втайне лелеяла мечту, чтобы сестра
перебралась жить поближе, а лучше всего - в Москву.
   - Думаю, мне полезно поработать самостоятельно,  набраться  опыта,  -
убежденно ответил Никитин. - У меня сейчас такая богатая практика, какой
нигде не будет, а это для врача главное. Мне никто не  помогает,  самому
приходится принимать ответственные решения; читать много,  работать  над
собой. В нашей тиши это все сподручнее!
   В прихожей раздался нетерпеливый звонок.
   - Ну вот, опять ключи забыла! - добродушно посетовала Вера Петровна и
позвала домработницу:
   - Агаша, открой Светочке дверь!
   - Явилась наконец! -  приветствовала  она  дочь,  когда  та,  наскоро
умывшись и причесавшись, вошла в столовую. -  Познакомься  с  Вячеславом
Андреевичем. Ты знаешь - скоро он станет нашим родственником.
   Светлана, на пороге  своего  шестнадцатилетия,  такая  же  серьезная,
цельная натура, как мать, внешне совсем на нее не походила. Ростом выше,
белокурая, синеглазая, с горделиво посаженной головой -  величавая,  как
принцесса. Это  впечатление  усиливали  неторопливые  движения,  плавная
походка - сказались гены Розанова.
   Подводя дочь к Никитину, Вера Петровна пошутила:
   - Это и есть наша Светочка - будущая  знаменитая  певица.  Для  твоей
пациентки она слишком взрослая, не находишь?
   - Рада с вами познакомиться! - не смущаясь словами матери, приветливо
улыбнулась Светлана вставшему навстречу Никитину. -  А  тебя,  Варенька,
поздравляю от всей души!  -  Девушка  не  назвала  ее  тетей,  чтобы  не
подчеркивать разницу в возрасте.  -  Пусть  ваша  семейная  жизнь  будет
счастливой и радостной! - С  этими  словами  она  обняла  и  расцеловала
тронутую до слез Варвару, шепнув ей на ухо:
   - А он симпатичный!

***

   - Ну что ты все ворочаешься? И мне  заснуть  не  даешь,  -  проворчал
Григорьев, чуя, что жена мучается без  сна,  чем-то  озабоченная.  -  Не
пойму, что тебя так растревожило. Ведь все прошло хорошо. По-моему, Варя
с женихом остались довольны тем, как их приняли.
   - Дело не  в  этом,  -  после  некоторого  молчания  призналась  Вера
Петровна. - Можешь считать, что я ненормальная, но у меня на душе  кошки
скребут. Считаешь, я должна плясать от радости, раз Варя замуж  выходит?
- И, видя, что муж молчит, удивленно ее слушает, грустно продолжала:
   - Лежу вот и думаю: ну что за жизнь у них будет? Переживаю. Жалко мне
их обоих!
   - Не понимаю устройства твоих мозгов. - Иван  Кузьмич  придвинулся  к
ней поближе. - Просто интересно -  что  тебя  так  огорчает?  Вроде  оба
вполне всем довольны...
   - Был бы повнимательней - не удивлялся бы... - обиженно  откликнулась
она. - Сколько лет тебе об этом твержу!
   - Давай, Вера, без загадок, а? - попросил он недовольно. - На что это
я не отреагировал? Кажется, ни в чем тебе не было отказа.
   - А сколько раз я тебе жаловалась на тяжелую жизнь тети Дуси и Вари в
деревне? Сколько говорила: мечтаю, чтобы и они в хороших условиях  жили.
Чтоб Варя работала в коллективе, где  больше  интересных  людей.  Может,
тогда раньше устроила  бы  свою  жизнь.  Ведь  ей  уже  за  тридцать!  -
всхлипнула она, доставая носовой платок и утирая навернувшиеся слезы.
   - Ну вот, приехали! Веселились-радовались, а теперь в слезы! Пойми-ка
женскую логику! Верно  говорят:  женщина  -  друг  человека,  -  пошутил
Григорьев, пытаясь развеять дурное настроение жены. -  Дело-то  прошлое.
Надо смотреть вперед!
   - Вот я и пытаюсь - какое у них будущее... Ничего отрадного не  вижу:
однообразная деревенская жизнь, постоянная нужда... Ванечка, дорогой,  -
горячо обратилась она к мужу, решив сделать еще одну попытку,  -  ты  же
многое можешь! Неужели нельзя устроить Вячеслава в какой-нибудь  крупный
медицинский центр? В большом городе, а лучше - здесь, в  Москве?  Их  же
так  много!  -  Приняв  его  молчание  за  благоприятный  признак,   она
продолжала:
   - Ведь видно, Вячеслав способный, трудолюбивый - он себя проявит!  Да
и Варя работать умеет, всегда была на хорошем счету. А, Ванечка?  Боюсь,
засосет их там болото.
   Иван Кузьмич молчал, обдумывая ответ. В нем  боролись  противоречивые
чувства. Давнишний их спор - по его убеждению,  от  родственников  лучше
держаться подальше. Но он  любил  жену  -  жаль,  что  она  из-за  этого
расстраивается. Вообще-то, перевести Никитина в центр -  для  него  пара
пустяков. Однако решил не изменять своим принципам; вздохнул, взял ее за
руку, сказал ласково, но твердо:
   - Вот что, Веруся, давай покончим с этим раз и навсегда! Ты права,  я
и раньше старался уйти от этого вопроса, потому что не имею права ничего
делать для родственников и знакомых. - Как ее убедить, какими словами? -
Понимаешь ведь: на меня как на члена  Центрального  Комитета  устремлены
миллионы глаз, я просто обязан быть примером для других. Ну как  я  могу
разводить кумовство, когда сам за это наказываю?
   - А как же ты Лидке Деяшкиной устроил квартиру? По блату!  -  не  без
ехидства напомнила мужу Вера Петровна, поймав его на противоречии. -  Ты
и тогда говорил: "Рискую авторитетом, будут неприятности!"  Ведь  ничего
страшного не произошло! Ну что плохого, когда помогают родным и друзьям?
Если, конечно, они этого заслуживают, - недоумевающе подняла она на него
ясные серые глаза. -  Например:  почему  не  посодействуешь  братьям?  -
Перевела дыхание и продолжала неодобрительно:
   - Разве не достойны они лучшей жизни? Отличные  мужики  -  работящие,
способные. А ты пальцем о палец для них  не  ударил.  Как  копошились  в
навозе, так там и остались.
   - Нет, ничего ты не поняла за  долгие  годы!  -  искренне  возмутился
Григорьев,  решив  не  уступать.  -  Ты,  Вера,  как   жена   партийного
руководителя,  должна  знать:  у  нас  каждому  открыты  все  пути,  без
протекции брата или свата, - напомнил он менторским  тоном  агитационную
истину. - Кто мне помогал, когда я пробивался? Может, братья? Как бы  не
так! Пусть сами стараются! Бог их не обидел ни умом, ни здоровьем. Нужно
больше инициативы проявлять! - И, чувствуя  по  молчанию  жены,  что  не
убедил, усилил аргументацию:
   - Пойми наконец: кумовство,  протекция  -  страшный  партийный  грех.
Пошатнись я, допусти серьезную ошибку в работе - и это тут  же  поставят
мне в строку. Сожрут с потрохами! Вокруг меня - серые волки, не люди!  -
впервые откровенно признался он. - Да, для себя и членов  семьи  я  могу
обо всем просить, и мне  пойдут  навстречу,  воспримут  как  должное.  А
друзьям и родственникам -  не  положено!  Это  наши  принципы!  Правила,
которым я обязан следовать. Ну хватит кукситься, давай спать. Выключи-ка
свет - мешает.

***

   "Вот пристала ко мне со своей Варькой, как банный  лист!  Уж  слишком
она с ней носится", - вспомнил на следующий  день  Иван  Кузьмич  ночной
разговор  с  женой.  Он  прогуливался  по  своему  огромному   кабинету,
разминаясь после работы с неотложными документами.
   Кабинет его  -  типичные  рабочие  апартаменты  советских  сановников
высокого ранга. В глубине, прямо против входа, -  внушительных  размеров
рабочий стол с  множеством  телефонных  аппаратов;  над  ним  -  большой
портрет Брежнева. Вдоль окон -  длинный  стол  для  совещаний  с  рядами
стульев; по стенам - книжные шкафы, портреты членов  Политбюро.  В  углу
кабинета - диван, журнальный столик, два мягких кресла.
   Григорьев испытывал беспокойство, непривычную для себя растерянность:
впервые между ним и  женой  пробежала  черная  кошка.  Утром,  когда  он
собирался на работу, Вера Петровна, всегда провожавшая его,  осталась  в
постели, сославшись на головную боль.
   "Прости меня, Ваня, - и еще глаза отвела, - мне  нездоровится.  Агаша
покормит тебя завтраком". Ничего, у нее это  пройдет,  -  успокаивал  он
себя. - Вера отходчивая. А поступил  он  разумно:  нужно  видеть  дальше
своего носа! Подумав, утвердился он в своей правоте. Допустим,  исполнил
бы ее просьбу - что тогда? Конец домашнему покою! Взаимные визиты, общие
заботы - ни минуты свободной у Веры.  Нет  уж!  От  родственников  лучше
держаться подальше. Пусть сами карабкаются, если смогут! Он самодовольно
уселся в кресло - надо продолжать работу.
   - Иван Кузьмич, вас Нехорошее спрашивает, по  городскому,  -  сообщил
секретарь, входя в кабинет. - Соединить или сказать, что заняты?
   - Ладно,  поговорю.  Ему  отказывать  не  стоит,  -  согласно  кивнул
Григорьев. - Ведь частенько заказываешь у него билеты?
   С Нехорошевым, первым заместителем министра  культуры,  Иван  Кузьмич
постоянно контактировал в связи с различными мероприятиями.
   - Привет, Владимир Николасвич! Как здоровье супруги? Слышал, операция
прошла  благополучно?  -  с  подчеркнутым  вниманием  приветствовал  его
Григорьев как равного, давая понять, что у него полная информация о тех,
с кем имеет дело. - Не стоит благодарить! Я ценю вас как очень полезного
для  нас  человека.  Так  какие  проблемы?  Ну  что  ж,   послушаем,   -
доброжелательно  добавил  он  и  умолк;   несколько   минут   выслушивал
собеседника.
   На  лице  его  появилось  брезгливое  выражение  -   видно,   просьба
Нехорошева ему не понравилась; досадливо поморщился, вздохнул, задумчиво
произнес:
   - Что ж, добро. Посмотрю, Владимир Николасвич,  что  можно  для  тебя
сделать. Говоришь, твой зять из Краснодара, главврач санатория?  А  стаж
какой? Анкета чистая? Родственников за границей,  судимостей  нет?  Так,
так... А по национальности - не из этих?.. Характер? Ладно,  я  с  тобой
свяжусь. Рано благодарить!
   Хотел  уже  положить  трубку,  не  дожидаясь  конца  благодарственных
излияний Нехорошева, но приостановился, как бы вспомнив важное.
   - Постой,  Владимир  Николасвич,  я  люблю  должников,  -  повеселев,
сообщил  он  уже  более  мягким  тоном.  -  Пожалуй,   есть   подходящее
предложение. Возьми ручку, запиши. - Он помолчал  и  продолжал  четко  и
деловито:
   - Мы открываем под  Москвой  новый  шикарный  санаторий.  Красивейшее
место, в часе езды от центра города. Всего на  восемьдесят  мест  -  для
работников  аппарата.  Современнейшая  отделка,  импортное   медицинское
оборудование. Набираем двести человек персонала. Будут жить в  кирпичных
домах  со  всеми  удобствами,  в  меблированных  квартирах  с   цветными
телевизорами. Через три года безупречной работы -  московская  прописка!
Каково?
   Сделал паузу, наслаждаясь произведенным эффектом, и произнес  наконец
то, чего от него ожидали:
   - Главный врач уже назначен, но нужен  зам.  Подумайте,  но  недолго.
Время еще есть. Если подойдет, все данные сообщи моему секретарю  и  всю
дальнейшую связь держите с ним. Ну пока! - И с довольным  видом  положил
трубку,  не  дав  оторопевшему  от  радости  Нехорошеву  выразить   свою
благодарность. "Пусть мучается  со  своими  родственниками,  -  злорадно
усмехнулся Иван Кузьмич, - а я пока воздержусь!"

***

   - Входи, Капочка! Я так соскучилась по тебе и  всей  вашей  семье!  -
приветливо  встретила  Вера  Петровна  приятельницу,  которую  давно  не
видела.
   Капитолина Львовна заехала к ней, чтобы потом, как они условились  по
телефону, отправиться вместе в меховое ателье на  примерку:  у  них  там
заказаны новые шубки.
   - Как редко мы стали  встречаться,  не  то  что  раньше,  когда  были
соседями, - посетовала Григорьева. -  Ну,  пойдем  в  гостиную.  Посидим
поболтаем. Ты мне обо всех расскажешь по порядку.
   Удобно устроились на диване;  Капитолина  Львовна  поведала  о  своих
семейных новостях:
   - У нас все благополучно, слава Богу! Сергей с  Инной  живут  дружно,
ждут ребенка. Скоро произведут меня в бабушки! - И  сделала  вид,  будто
огорчена, но глаза выражали  радость.  -  С  мужем  ладим,  но  вот  что
беспокоит: неприятности у него на работе.
   -  А  что  случилось?  Он  ведь  ценный  специалист,  -  сочувственно
поинтересовалась Вера Петровна.
   - Работает успешно, да мешают ему, нервы треплют.  Завелась  какая-то
сволочь - пишет анонимки, возводит на него всякую напраслину.
   - Это почему же?
   - Да всем же не угодишь! Наверно, отказал кому-то. Человек обиделся и
мстит. По  его  должности  часто  приходится  отказывать:  он  не  может
удовлетворять любые просьбы.
   - Но каким же образом ему нервы мотают? Ведь анонимки  по  закону  не
рассматриваются. Это же подметные письма, подлость!
   - На бумаге - так, а в жизни все по-другому! Бездельники  в  парткоме
только  и  ждут  таких  "сигналов":  создают   всякие...   комиссии   по
расследованию. Борис Ефимович нормально работать не  может!  Человек  он
честный, трудится хорошо, и, конечно, проверяющие ничего не накопают. Но
удар по авторитету и репутации огромный - врагу не пожелаешь! Ну  хватит
о плохом! У тебя  своих  забот  достаточно,  -  спохватилась  Капитолина
Львовна, что слишком докучает приятельнице своей бедой. -  Как  у  тебя,
Веруся? Иван Кузьмич, говорят, все в гору идет?  Не  отражается  это  на
ваших с ним отношениях?
   - Я понимаю, о чем ты.  Да  нет,  Бог  миловал.  Ко  мне  и  к  Свете
по-прежнему внимателен.  Любит.  Стал,  правда,  посуше,  поэгоистичнее.
Видимо, положение его, большая ответственность сказываются. Устает очень
- работает  по  двенадцать  часов.  У  них  стиль  такой  -  друг  друга
пересиживать.  Приходит  усталый,  раздраженный.   Но   мы   умеем   его
успокаивать, -  засмеялась  Вера  Петровна  и  немного  смутилась  своей
откровенности.
   - Значит, у вас с ним все в порядке, - заключила Капитолина  Львовна.
- А как музыкальные успехи у Светочки? Она что, увлеклась пением?
   - Представляешь,  Капочка,  педагоги  уверяют,  что  у  нее  неплохое
сопрано, - похвасталась Вера Петровна. - Слух абсолютный. Она  и  раньше
хорошо пела, но мне как-то не верилось - у подростков ведь  часто  голос
меняется. - И поделилась мечтательно:
   - Если у Светочки и правда настоящий голос,  отдадим  после  школы  в
консерваторию. Таланту нельзя дать пропасть!
   - А как у нее насчет мальчиков? -  затронула  приятельница  важнейшую
для каждой матери тему. - Наверное, отбоя нет? Ведь обещает стать  прямо
красавицей!
   - Представляешь, к удивлению и счастью, пока героя что-то  не  видно.
Конечно, мальчики проявляют к  ней  интерес.  Особенно  племянник  очень
влиятельного  сослуживца  Ивана  Кузьмича  -  зовут  Олегом.  Свете   он
нравится. - Умолкла на мгновение, как бы припоминая поклонников  дочери,
добавила:
   - Есть еще один мальчик, из музыкального училища. Провожает ее каждый
день, как паж. Но он вроде не очень ее интересует.  Дремлют  в  ней  еще
инстинкты, хоть с виду уже взрослая. А  на  деле  -  еще  ребенок!  -  с
довольным видом закончила она характеристику дочери.
   - Ну а вообще что нового, хорошего?
   - Большая радость есть в нашей семье - долгожданная свадьба Вареньки.
Дай-то Бог ей счастья! - Глаза у Веры Петровны засветились  радостью  за
сестру. - Мы со Светочкой ездили - погуляли. Жаль,  Иван  Кузьмич  из-за
работы не смог выбраться, молодожены огорчились.
   Помолчала,  раздумывая:  стоит  ли  говорить  приятельнице  о   новой
привилегии Григорьева?
   - Да, Капочка! Я тебе еще не рассказывала: летом будем жить на  новой
даче - там же, в Серебряном бору, только на другом  берегу  Москвы-реки.
Ивану Кузьмичу она положена по их иерархии. - И напомнила:
   - Вы ведь с мужем бывали у нас на старой. Хорошая  была  дача,  но  с
соседями и территория маленькая. А новая  -  прекрасный  зимний  дом,  с
большим участком соснового леса, со своим маленьким пляжем. Мы  уже  там
побывали. Красотища! Да вы сами посмотрите -  пожалуете  ведь  к  нам  в
гости.

***

   - Принеси нам по чашечке кофе и сам знаешь, что еще,  -  красноречиво
щелкнув пальцами, отдал распоряжение Иван  Кузьмич  своему  вышколенному
секретарю.
   Он удобно расположился в мягком кресле у журнального столика у себя в
кабинете. Николай Егорович с обычным своим хозяйским видом сидел в таком
же кресле напротив. Время его сильно изменило. Он и тогда был не  молод,
а сейчас перед Григорьевым восседал высохший, седой как лунь старец.  Но
глаза его смотрели так же высокомерно и холодно. Он не только сохранил и
упрочил свое положение, но обрел еще большую власть.
   Как всегда, без предупреждения,  запросто,  будто  к  себе,  зашел  к
Григорьеву, и тот сразу же отложил в сторону все дела.
   - Так чем могу служить,  дорогой  Николай  Егорович?  -  Он  преданно
взглянул в глаза своему старшему другу и начальнику. - Я  весь  в  вашем
распоряжении!
   - Да я так, по дороге. Не будет  поручений,  -  приветливо  улыбнулся
шеф, но его прозрачные глаза не изменили выражения. - Ты, Кузьмич, мужик
умный и не допускаешь ошибок. Ведешь себя правильно. Давай так и дальше!
   Он был доволен  своим  протеже.  На  бюро,  иногда  в  очень  сложной
обстановке, Григорьев  всегда  умел  найти  способ,  верный  ход,  чтобы
поддержать своего шефа.
   - Я вот о чем хотел тебя спросить, - наконец выдал  Николай  Егорович
цель своего визита. - Ты уже видел дачу, которую тебе выделили? Доволен?
   - Конечно! Такая роскошь! Но я - человек  скромный.  Меня  и  прежняя
вполне устраивала, - соврал Григорьев, зная,  что  его  собеседнику  это
приятно услышать. - А что?
   - Мы же соседи, ты не знал? - не поверил ему Николай  Егорович.  -  Я
специально это устроил, хотя тебе такая дача еще не по чину.  Ну-ну,  не
благодари,  -  сделал  он  жест  рукой,  останавливая  Ивана   Кузьмича,
порывавшегося  выразить  свою  признательность.  -  Я  это   сделал   из
своекорыстных соображений. - И,  поймав  удивленный  взгляд  Григорьева,
пояснил:
   - Люблю я вас с Верочкой, да и Светлана мне очень  нравится.  Словом,
вся ваша дружная семья. Рядом будем отдыхать - чаще сможем  видеться.  -
Лукаво взглянул, улыбнувшись одним ртом, добавил:
   - У меня хоть и диета, но  надеюсь,  мне  еще  кое-что  перепадет  из
стряпни Веры Петровны.
   Бесшумно вошел секретарь, поставил перед  ними  бутылку  французского
коньяка, две рюмки, открытую коробку шоколада, фрукты.
   - Слышал я краем уха, племянник мой, Олег, интересуется твоей дочкой,
Кузьмич. Ты в курсе?
   - Да знаю, что  они  еще  с  детских  лет  знакомы,  но  какие  такие
интересы? Света еще ребенок! - уверенно заявил  Григорьев,  настороженно
взглянув на шефа и не понимая, куда тот клонит - к хорошему  это  или  к
худому.
   - А мне понра-авилась  эта  перспектива,  -  серьезно,  даже  немного
мечтательно протянул Николай Егорович, с  искренней  приязнью  глядя  на
своего верного сподвижника. - Олег  -  парень  видный,  учится  неплохо,
собирается поступать в МГИМО: дипломатом мечтает стать. Чем не пара  для
твоей Светы?
   И, отлично понимая, что Иван  Кузьмич  вряд  ли  откажется  от  такой
чести, если возникнет реальная ситуация, предложил:
   - Налей-ка по маленькой за то,  чтобы  наши  молодые  поладили.  Или,
может, не хочешь со мной породниться?
   - Обижаешь, Николай Егорович! Разве я заслужил? - изобразил радостное
оживление  Григорьев,  поблагодарив  шефа  своей  широкой,   симпатичной
улыбкой.

Глава 9
СВЕТЛАНА

   - Привет, Марик! Хочешь проводить меня в училище? Идет! Жди  напротив
булочной. Через десять минут,  -  ответила  Света  приятелю,  с  которым
вместе училась муз