вала  за  ней,  прибирала,
покупала продукты. Подолгу говорили о Мише, о его детстве, ой интересной
и поучительной родословной их семьи. Ольга Матвеевна, большая  патриотка
России, любила и знала ее историю, гордилась созидательным вкладом своих
предков.
   - Откуда вы все знаете?! - изумлялась Светлана. -  Ведь  вы  родились
после революции, а в учебниках, в книгах доступных об этом ничего нет.
   - Советские  учебники  никуда  не  годятся  -  только  фальсифицируют
историю, - отвечала она. - А ведь память историческая  о  славных  делах
предков, гордость за родную историю всегда  русский  народ  вдохновляли.
Взять хотя бы Великую Отечественную. Как туго пришлось - сразу вспомнили
о царях да о князьях. Смотрела ведь ты фильмы... "Иван  Грозный",  "Петр
Первый", "Александр Невский"... - Длинная,  взволнованная  речь  утомила
ее, она замолчала, отдыхая. - А  историю  России,  Светланочка,  и  рода
нашего  древнего  знаю   по   рассказам   родителей,   людей   прекрасно
образованных; еще - из семейного архива, из старых учебников; дома у нас
исторической  литературы  полно  было.  Да  вот   пропало   многое   при
переездах...
   Светлана знала, что Ольга Матвеевна  и  сейчас  вместе  с  фамильными
реликвиями  хранит  исторические  документы  музейной   ценности.   Так,
вспоминая эти беседы, размышляя о тяжелом ее состоянии, добралась она до
знакомого  дома  в  Малом  Афанасьевском  переулке.  На  звонок  открыла
соседка.
   - Пожалуйте, Светочка! - И участливым  взором  окинула  ее  живот.  -
Ольга Матвеевна прилегла - плохое совсем самочувствие, слабость...
   Войдя в комнату, Света  застала  грустное  зрелище:  Ольга  Матвеевна
лежит, постанывая от боли; на тумбочке полно лекарств, да  видно,  плохо
они помогают... А похудела как... Подняла на Светлану глаза,  в  которых
читалось страдание, и сделала слабый жест рукой, приглашая садиться.
   - Как вы, Ольга Матвеевна, дорогая? Боли  очень  мучают?  -  Светлана
склонилась над ней, поправила одеяло. - Что говорят в клинике?
   - А что им говорить? Я сама все знаю... Лгут они...  мол,  обострение
язвы желудка... Только напрасно... Последние месяцы, может, дни живу  на
белом свете... Господь призывает к себе мою несчастную душу! - Глаза  ее
затуманились слезами, но она справилась с собой, тихо произнесла:
   - Тебе сказали про Витю Сальникова, я вижу.  Потому  и  приехала.  Не
верь никому - только своему сердцу!.. На краю могилы  тебе  говорю:  жив
Миша и к тебе вернется! Нужно только верить и ждать!..
   - Конечно, Ольга Матвеевна, дорогая! Я  знаю:  Миша  сильный,  умный,
осторожный... Действует решительно, но на  рожон  не  лезет.  Он  к  нам
вернется!
   Она говорила с такой страстью и искренней верой, что у больной  стало
легче на душе, мучившая ее боль, казалось, немного отступила и в  глазах
засветилась робкая надежда.

***

   Глядя на затихшую Ольгу Матвеевну, Светлана подумала - задремала.  Но
та вдруг шевельнулась, попросила тихо:
   - Наклонись ко мне, моя голубка! Прости, что не могу обнять,  но  дай
хоть погладить тебя по головке... Скоро, скоро тебе рожать... Неужели не
доведется  мне  увидеть  внука?..  Нет,  Господь  этого   не   допустит!
Обязательно  доживу!  -  И  подняла  глаза,  беззвучно  произнося  слова
молитвы.
   Утешить бы ее, заверить... но не смогла Светлана -  слишком  очевиден
скорый конец...
   - Я перед тобой, Светочка, виновата... Но мне убедиться надо  было...
что ты не дрогнешь, не согласишься на... Прости, что не поверила тебе до
конца... Вижу - не права... - Она  умолкла,  восстанавливая  дыхание,  и
продолжала:
   - На днях меня в ведомственный стационар положат  как  жену  чекиста,
погибшего при исполнении долга. Сколько пролежу там - не знаю; выйду  ли
оттуда - тоже. А ты тем временем родишь. - Снова пауза.
   Светлана слушала затаив дыхание, чувствуя - произойдет нечто важное.
   - Вот я и решила передать тебе в  руки  то,  что  Миша  оставил  мне,
готовясь к отъезду. Собиралась  вручить  тебе  после  родов,  но  боюсь,
состояние мое... не позволит. - Ольга Матвеевна сняла с шеи  и  передала
ей маленькую связку ключей на тонкой цепочке. - Открой,  родная,  правое
отделение секретера... выдвинь нижний ящик... Там увидишь голубой пакет.
Возьми и передай мне...
   Светлана все сделала как ей сказали.
   - Так... теперь открой, достань из  пакета  документы...  Да,  эти...
Это, дорогая, нотариально заверенное заявление Миши о  признании  своими
рожденных тобой детей и согласии  на  ношение  ими  его  фамилии.  Я  им
горжусь и умру с чувством выполненного материнского долга!
   Светлана в изумлении рассматривала бумаги. Ольга Матвеевна пояснила:
   - Миша считал - это  практически  не  понадобится.  Но  он  так  тебя
любит... счел необходимым предусмотреть... вдруг не вернется...
   Светлана чувствовала себя  счастливой.  Тихо-тихо  целуя  лицо  Ольги
Матвеевны, произнесла:
   - Милая, дорогая Ольга Матвеевна! Не сомневайтесь - вы увидите своего
внука... Я день и ночь молюсь об этом... Но если... если вас призовет  к
себе Господь - клянусь: мы с Мишей навсегда сохраним  память  о  вас,  о
вашей прекрасной, благородной душе!..
   В приподнятом настроении, с горячей любовью к Мише и Ольге  Матвеевне
она покинула их дом.

***

   В канун Нового года Светлана родила Мише  его  первенца  -  здорового
младенца мужского пола. Весил он более четырех килограммов, что говорило
само за себя. Роды прошли благополучно; новорожденный и мать чувствовали
себя превосходно.
   На женском совете (Иван Кузьмич особой активности не проявлял) решено
было назвать его Петром, в  честь  Светланиного  дедушки,  погибшего  на
фронте в Великую Отечественную войну. При регистрации  ребенка  возникли
осложнения. Мальчику присвоили  отчество  родителя,  и  он  стал  Петром
Михайловичем, но на  фамилию  отца  записать  категорически  отказались:
доверенность, оставленную Мишей, сочли недостаточной.
   - Вы по ней сможете получить по суду алименты, если он передумает,  -
пояснили Светлане  в  загсе.  -  Для  присвоения  же  фамилии  требуется
регистрация брака. Придется вам, милая, подождать, когда  он  приедет  и
усыновит ребенка.
   Так новорожденный Петр  Михайлович  временно  стал  Григорьевым  -  к
вящему  удовлетворению  Ивана  Кузьмича,  которого  это   обстоятельство
примирило с состоявшимся, таким нежеланным для него фактом.
   Сменив гнев на милость и признав внука, он  тем  не  менее  все  реже
появлялся дома - ночевал на зимней даче или уезжал в выходные на охоту.
   Понять его было можно - в городской квартире царил теперь ералаш, а в
центре его - Петр Михайлович. Несмотря на здоровый вид, он  сразу  начал
болеть всеми возможными детскими хворями.
   В круговерти забот о сыне боль и тоска по Мише, страх  за  его  жизнь
как-то притупились, отошли на второй план. Так длилось до тех пор,  пока
не вернулась из Афганистана следственная группа, в составе  которой  был
направлен Михаил.
   Когда  раздался  телефонный  звонок  и  Светлана  услышала  в  трубке
знакомый голос Мишиного начальника, она чуть было не лишилась чувств  от
волнения.
   - Светлана Ивановна, - сказал он ей строгим и усталым голосом, - наша
группа выведена после выполнения задания на отдых. Мы пробудем неделю на
базе, а потом разъедемся. Если  хотите  получить  информацию  о  Михаиле
Юрьевиче, приезжайте завтра к одиннадцати. Вы знаете куда.  -  И  умолк,
слыша ее учащенное дыхание; добавил быстро:
   - Не надо только заранее горевать. Миши с нами нет, но и его гибель -
не факт.
   Все время, прошедшее с момента звонка из воинской части и до встречи,
Светлана считала минуты... Осунувшаяся, бледная, к десяти часам  прибыла
она к  проходной  загородной  базы.  Ей  выписали  пропуск  и  попросили
подождать, пока за ней придет сопровождающий. Несмотря  на  то  что  она
приехала раньше времени, ее сразу проводили к начальнику.
   Представительный майор юридической службы, лет  сорока,  с  небольшой
проседью на висках, вежливо усадил ее на стул перед собой и предупредил:
   - Светлана Ивановна, хочу сразу  с  вами  договориться  о  следующем:
никаких слез, никаких сцен! Мы не няньки, а солдаты; вернулись с  войны.
Мы много пережили и устали. Майор не был дипломатом и не выносил женских
слез. Ему уже не раз приходилось разговаривать с членами семей погибших,
и всегда он испытывал муки.
   - Приведу голые факты, - начал он траурным тоном, сочувственно  глядя
на Светлану. - Михаил Юрьевич принимал участие  в  опасной  операции  по
задержанию преступников с партией краденого оружия.  Оперативная  группа
ехала по горной дороге  вблизи  границы  с  Пакистаном.  Когда  передние
бронетранспортеры обогнули  второй  поворот  и  ушли  вперед,  последняя
машина, в которой был и он,  подорвалась  на  мине,  и  экипаж  попал  в
засаду.
   Быстро взглянул на Светлану - держит себя в  руках,  ждет.  -  Оттуда
послышалась  стрельба,  взрывы.  Передние  машины  немедленно  повернули
обратно, на помощь товарищам, но, когда прибыли на место,  короткий  бой
был уже окончен. Они застали лишь горящую искореженную машину, убитых  и
раненых товарищей. Михаила среди них не было.
   Он тяжело вздохнул, с жалостью посмотрел на Светлану:  сидит  опустив
голову, ожидает приговора, но, к его удивлению, не плачет.
   - Сначала думали - погиб: двоих взрывом  гранат  и  мин  разорвало  в
клочья. Но при идентификации останков установить гибель Михаила Юрьевича
комиссии не удалось. Поэтому и не было официального извещения.
   Светлана подавленно молчала, не зная, как  отнестись  к  услышанному.
Майору захотелось хоть чем-то утешить сидящую перед ним красивую молодую
женщину.
   - При опросе местных  жителей  выяснилось,  что  ушедшие  в  Пакистан
моджахеды везли на ишаках вместе со своими ранеными какого-то  русского.
Поэтому есть вероятность, что Михаил у них в плену.
   Немного подумав, он усомнился все же -  вправе  ли  давать  ей  столь
призрачную надежду?
   - Не думаю, однако, что на это можно особенно надеяться.  Мы  полгода
непрерывно запрашивали о нем компетентные органы. Наша разведка работает
повсюду. Но Михаила Юрьевича среди пленных установить не удалось. Он  до
сих пор числится в пропавших без вести. Что с ним  произошло,  никто  не
знает. Уповать можно только на чудо. - И поднялся с места, опасаясь, что
с молодой женщиной, как часто бывало, случится истерика.
   Но  Светлана  сидела  молча,  осмысливая  сказанное,   и   постепенно
проникалась  тупым  чувством  безысходности.  "Ничего   нового,   ничего
конкретного... А я  так  надеялась!  Когда  же  кончится  эта  проклятая
неизвестность? Сколько мне еще ждать? Неужели всю жизнь?"  -  стучали  в
голове горькие мысли. Очнулась, вспомнила, где находится,  поблагодарила
майора за внимание и поплелась к выходу. "Что ж, пока есть еще  какая-то
надежда - буду ждать. Ждать столько, сколько нужно. Хоть всю  жизнь!"  -
упрямо твердила она себе по дороге домой к сыну.

***

   Не  успела  Светлана  опомниться   после   безрадостной   информации,
полученной от боевых товарищей Михаила,  как  ее  ожидал  новый  тяжелый
удар. После обеда, когда она уложила  малыша  спать,  позвонила  соседка
Ольги Матвеевны с просьбой срочно приехать.
   - Представляешь, Светочка, какие мерзавцы! - возмущалась  эта  обычно
спокойная, уравновешенная женщина. - Умирающую отправили домой,  где  за
ней и ухаживать некому! Какую-то свою статистику улучшают... А на  людей
наплевать! И это медики, клятву  Гиппократа  давали!..  Спасибо  друзьям
Миши, Вите и Марику, - сообща ночную сиделку наняли. "Наверно, последние
дни доживает! - ужаснулась Света, чувствуя, как сжимается сердце  острой
жалостью к Ольге Матвеевне. - А ведь я еще и внука ей не показала!"
   Она задумалась: Петенька еще слишком мал для такого путешествия, мало
ли что... Но любовь к Мише и его матери помогла  преодолеть  страх;  она
принялась пеленать сына.
   Когда они приехали к Ольге Матвеевне, у ее постели они увидели Марка.
   - Вот и Светочка навестить вас пришла, - предупредил он больную, взяв
за руку.
   Видную, представительную женщину ужасный недуг превратил  в  высохшую
мумию. Она будто стала вдвое меньше; на  обострившемся  лице  жили  лишь
большие глаза.
   - Светочка... наконец-то! Боялась - не дождусь... - произнесла она  с
тихой радостью. - Сегодня мне немного полегче, хоть боль утихла. - Вдруг
глаза у нее оживились, она попыталась приподняться. -  Светочка,  родная
моя, неужели?.. Принесла Петеньку? Спасибо, голубушка! Поднеси  мне  его
поближе... дай рассмотреть!
   Светлана молча выполнила ее просьбу - положила конверт с  малышом  на
постель, рядом с  бабушкой.  Марк  осторожно  приподнял  легонькую,  как
пушинка, Ольгу Матвеевну повыше, подбив под спину подушки, чтобы ей было
удобнее разглядеть долгожданного внука.
   - Какой крепенький, щекастый! Ну вылитый Миша в детстве! - прошептала
она, и счастливая улыбка тронула  ее  губы.  -  Теперь  я  могу  умереть
спокойно. Бог внял моим молитвам... Наш славный род не угаснет, а там...
как знать - может, и Россия наша возродится...
   Светлана и Марк изумленно переглянулись - оба подумали об одном  -  о
патриотизме русского дворянства: даже на смертном одре - забота о судьбе
родины...
   Радость вызвала некоторый прилив сил, и Ольга Матвеевна чуть окрепшим
голосом попросила:
   - Марик, пожалуйста, сними у меня  с  шеи  ключи...  у  меня  сил  не
хватает... Открой теперь правую дверцу секретера... возьми  из  верхнего
ящика все, что там находится...
   Она следили внимательным взглядом за его движениями; когда он выложил
содержимое ящика на стол, произнесла тихо, с оттенком торжественности:
   - В твоем присутствии, Марик,  как  свидетеля  вручаю  наши  семейные
реликвии невесте моего сына Светлане.
   Она собрала оставшиеся  силы  и  чуть-чуть  приподнялась  на  взбитых
подушках.
   - Все, что находится в этой комнате, - указала  она  глазами,  сделав
слабый жест рукой, - пусть остается до  возвращения  Миши  в  неизменном
виде. Когда меня не станет, комнату заприте и опечатайте...
   Немного передохнула и продолжала с небольшими паузами:
   - В резном ларце - фамильные драгоценности,  Свете  о  них  известно.
Пусть сохранит их до возвращения Миши. Он знает, как ими распорядиться.
   В белом конверте - завещание на имя Светланы, заверено. Оно  дает  ей
право унаследовать все мое достояние в случае смерти  Михаила.  Светочку
прошу также  взять  на  хранение  наш  фамильный  архив  и  исторические
документы. Оставлять их в пустой квартире считаю опрометчивым.
   В большом желтом конверте - доверенность на твое имя,  Марик,  и  все
мои документы для похорон. Там же  сберкнижка  моя  и  наличные  деньги.
Думаю, хватит покрыть расходы... и церковный обряд. Надеюсь, не откажешь
мне, как лучший друг Миши... Знаю твою порядочность.
   Последнее напряжение, длинная речь оставили ее без сил.
   - Простите меня, устала очень, - еле слышно заключила Ольга Матвеевна
и закрыла глаза, - не забыла ли о чем-то важном?.. Но ничего  больше  не
сказала.
   Чувствуя, что теперь ей лучше остаться одной, Марк и Светлана  убрали
все со стола, заперли секретер, оставив  связку  ключей  на  тумбочке  у
изголовья больной, и бесшумно вышли.

***

   Всю дорогу от Арбатской площади до Патриарших прудов Марк  шел  рядом
со Светланой, осторожно и бережно держа на руках конверт с  малышом.  Он
был горд и счастлив, как если бы шел с женой и собственным ребенком. Они
почти не разговаривали. Света была подавлена  тяжелым  состоянием  Ольги
Матвеевны, предчувствием скорого  конца,  безысходной  неизвестностью  о
судьбе Миши.
   А верный ее оруженосец думал в это время совсем о другом,  убежденный
в гибели друга,  как  и  все  возвратившиеся  "афганцы",  которые  знали
Михаила.  Даже  из  плена  приходили  весточки   -   работал   восточный
"беспроволочный   телеграф":   пленных   обменивали,   ими    торговали.
Вырвавшиеся из пакистанских лагерей рассказывали о тех,  кто  остался  в
плену. Словом, прошедшего времени достаточно,  чтобы  сделать  для  себя
решительные выводы.
   Шагая рядом с ней - своей единственной любовью, - с  ее  ребенком  на
руках, Марк обдумывал, как  ему  правильнее,  чтобы  все  не  испортить,
завести с ней разговор о том, чтобы им пожениться. Эта идея преследовала
его с тех пор, как Михаила отправили в Афганистан и  Марк  осознал,  что
друг может оттуда не вернуться. Когда  Миша  пропал  без  вести,  робкая
надежда превратилась в назойливую мысль, а с  рождением  ребенка  обрела
реальные очертания: Марк считал, что у него появились шансы.
   - Только не спешить! - твердил он  себе,  обуздывая  рвущееся  наружу
нетерпение. - Действовать осторожно, шаг за шагом; подготовить  Свету  и
Веру Петровну.
   Григорьева он боялся, инстинктивно чувствовал в нем недоброжелателя.
   - Светочка, милая,  постарайся  поменьше  переживать,  -  нарушил  он
затянувшееся молчание. - Я тоже очень привязан к Ольге Матвеевне, но что
поделать - нужно мириться с неизбежным.
   Когда подошли к дому, он передал ей ребенка.
   - Чудный у тебя малыш, Светик! Прямо хоть выставляй напоказ!  У  меня
сразу к нему сердце присохло, особенно вот... когда на  руках  держал...
Мне кажется, я уже люблю его как собственного сына. Наверно, потому, что
это ведь твой ребенок. - Он смотрел на нее преданными глазами.
   - Спасибо, Марик. Давно знаю - ты мой самый преданный друг  из  всех,
кто у меня  еще  остался.  -  Светлана  приняла  у  него  из  рук  сына,
благодарная за любовь и поддержку в этот трудный период жизни.
   "Неплохое  начало!"  -  радостно  думал  Марк,   шагая   в   обратном
направлении, к своему дому.
   С этого дня он стал  часто  бывать  у  Григорьевых,  выполняя  разные
поручения и  помогая  в  хозяйственных  делах.  Вере  Петровне  и  Свете
постоянно требовалась мужская рука, а ее в доме фактически не было. Иван
Кузьмич редко заезжал теперь на городскую квартиру. С работы  он  обычно
отправлялся в Серебряный  бор  и  гулял  по  парку,  наслаждаясь  чистым
воздухом. Он все чаще надолго выезжал за рубеж, ведая,  по  сути,  всеми
валютными финансовыми операциями партии.
   Ни словом, ни делом не выдавая своих намерений, помогая бескорыстно и
по первому требованию, Марк постепенно стал  в  доме  просто  незаменим.
Особенно сблизился он с Верой Петровной, которая изрядно эксплуатировала
его по хозяйственным вопросам.
   - Не пойму, Марик, откуда у тебя столько времени, чтобы помогать нам!
- удивлялась она, давая ему новое задание. - Когда же ты работаешь?
   - А у меня жизнь такая - вечерняя, - с улыбкой успокаивал ее Марк.  -
Днем только репетиции, и то через раз.
   Пианист известного эстрадного ансамбля, чьи  выступления  и  концерты
проходили, как правило, во второй половине дня, Марк был занят  даже  не
все вечера.
   - Не хочешь пойти в пятницу на концерт  Образцовой?  -  предложил  он
однажды Светлане как бы между прочим. - Приятель  не  может,  отдал  мне
билеты. Ты же ее любишь - чудесное меццо-сопрано.
   Светлане так надоело сидеть вечерами  дома  и  искать  чем  заняться,
особенно после того, как укладывала Петра Михайловича  спать.  Ее  давно
уже тянуло в консерваторию, в театры - вообще в людные  места.  Кажется,
она немного одичала.
   - А что! Хорошая идея!
   Они провели этот вечер вместе и, оба музыканты, получили от  концерта
огромное  удовольствие;  расстались  довольные  друг  другом.   Марк   с
волнением отметил, что его план начинает осуществляться.

***

   С течением времени Светлана и Марк  стали  довольно  часто  совместно
посещать и музыкальные вечера,  и  театральные  спектакли,  и  выставки.
Света чувствовала, что постепенно возвращается  к  нормальной  жизни.  В
обществе их уже привыкли видеть вместе,  и  никто  из  друзей  этому  не
удивлялся.
   Наконец, Марк решил: пора действовать.  Однажды,  когда  Светланы  не
было дома и он что-то мастерил у Григорь