- У нас есть ювелирные изделия и бриллианты, которым по справедливости место в музее! - с гордостью, вполне честно заверил его Михаил, потому что так и было.
     - Ладно, попробую найти тебе замену. Мы еще поговорим. - Яценко вытер руками бороду, давая понять, что разговор окончен. - Дорогу сам найдешь или дать провожатого?
     - Лучше провожатого, так надежнее, - предусмотрительно откликнулся Михаил и поднялся.
     Он понял, что лед тронулся.
     Перед мысленным взором Михаила всплыли картины того года: напряженная подготовка в группе Яценко; это должно было принести ему освобождение, но не принесло. Как же не повезло ему тогда!
     К этому времени они уже сблизились, даже сдружились, если можно так считать, учитывая двойную игру Юсупова и скрытный, волчий нрав непосредственного его начальника. Но все кругом так думали, поскольку видели их почти всегда вместе, когда Мустафа возвращался на базу после очередной вылазки. Михаила он все еще не брал с собой.
     - Скажи, Анатолий, когда ты пошлешь меня на дело? Кровь застоялась, и руки чешутся, - полушутя-полусерьезно спросил Михаил, когда они, уютно расположившись на кошме, выпивали, отмечая успешный рейд моджахедов Яценко.
     - Когда дело будет помасштабнее. Достойное твоей подготовки, - в том же ключе отвечал ему командир; они давно уже были на "ты", и он относился к Михаилу как к равному. - Пока же все по плечу моджахедам. Берегу я тебя!
     Видя, что друг не в силах скрыть разочарование, успокоил, пообещал:
     - Не переживай, скоро для тебя найдется работа, и довольно опасная. Война заканчивается нашей победой, русские вот-вот уйдут. - Помолчал и немного приоткрыл замысел:
     - Они вооружают Наджибуллу до зубов, оставляют ему технику и необходимых специалистов. Так вот, мы задумали хитрую операцию, чтобы поживиться, а если не удастся, - побольше уничтожить. Улавливаешь?
     Сердце Михаила учащенно забилось. "Наконец-то, слава Богу! - мелькнула радостная мысль. - Как раз то, что мне нужно". Он сразу понял, в чем суть диверсионной операции, но на всякий случай предположил:
     - Напасть, снять охрану и увезти все, что можно?
     - Обижаешь, друг. Мы с Абдуллой не такие простаки! - лукаво взглянул на Михаила, азартно блеснув цыганским глазом, Яценко. - Что таким образом добудешь? Мизер! - Сделал паузу и объяснил:
     - Куда лучше по подложным документам перебазировать тяжелую технику поближе к границе. Но для этого нужно несколько человек, похожих на русских, и хотя бы одного натурального офицера. Доходит?
     До Михаила давно уже все дошло, но он старался не выдать охватившего его волнения. Сохраняя бесстрастное выражение лица, поинтересовался:
     - И как скоро надо приступить?
     - Время не ждет. Необходимые бумаги и образцы печатей у нас уже есть. Думаю, недели три хватит, чтобы подобрать нужных людей, - деловым тоном обрисовал ситуацию Яценко. - Но ты должен начать подготовку немедля. Завтра посвящу тебя в подробности операции.
     Михаил уже знал о своем командире все, или почти все. Постоянные контакты и застольные беседы позволили выяснить многое о его характере и прежней жизни. Ему стукнуло уже сорок, и родом он был с Западной Украины.
     - Понимаешь, Миша, с самого детства на мне лежало клеймо: моего отца - бендеровца - повесили у всех на глазах в сорок пятом, на Львовщине. Он там был командиром отряда украинских националистов. Давай выпьем не чокаясь. Мир его праху! - предложил он помянуть своего родителя. - Отряд его в области был хозяином. Все колхозы платили ему налог, наравне с властью. Коммунистов-руководителей и всех непокорных уничтожал беспощадно. Словом, много крови пролил, - ровным голосом поведал он другу, и было неясно, одобряет он отца или осуждает.
     - Может, так и надо было? - решив подыграть, подал реплику Михаил.
     - Не знаю. У меня отношение до сих пор двоякое, - признался Яценко. - Не разделяю я самостийной идеи. У русских и украинцев одни корни, и жить им надо вместе. Может, я так думаю, потому что мать у меня русская. Но отец - из потомственных запорожских казаков, а они не желали никому подчиняться. У него вообще в жилах больше турецкой крови, потому мы с братом черные, как цыгане. - И усмехнулся, глядя на Михаила захмелевшим черным глазом. - Слушай, может, потому меня к исламу потянуло? Дедовская кровь заговорила? Но ненависть моя к коммунякам лишь косвенно, из-за отца, - продолжал он свои признания с потемневшим лицом. В основном - из-за лицемерия и безжалостности режима, для которого человек - ничто, а народ - быдло!
     - Здорово тебе, видно, досталось от режима, Анатолий! - посочувствовал Михаил, желая узнать подробности.
     - Да уж, пришлось попереживать! До конца дней им этого не забуду! - зло проговорил сквозь зубы Яценко, и лицо его приняло мстительное выражение. - Они у меня это еще попомнят! - Тяжело вздохнул, налил по полной. - Давай, Михаиле, выпьем за справедливость! Может, когда-нибудь воцарится она на грешной земле?
     Опрокинул стопку, закусил и, смягчившись, признался:
     - Как вспомню - аж за сердце хватает. Не люблю бередить душу, но тебе скажу, раз на то пошло. Выгнали меня из академии! С позором исключили из партии, жизнь и карьеру сломали! А в чем моя вина? - Замолчал, налил себе еще, выпил залпом, не закусывая, и объявил:
     - Скрыл я в анкете про отца. Вынужден был. Знал, что никуда не примут. У нас только говорят, что сын за отца не отвечает. Я эту ложь на своей шкуре с детства испытал! В школе проходу не давали, мать со свету сживали! Три раза мы переезжали с места на место. А я ведь только хотел быть со всеми на равных!
     - Ну ладно, друг, - решительно сказал он, как бы подводя итог разговору. - Давай-ка лучше выпьем за то, чтобы жизнь не была такой жестокой! Ты хоть не хлебнул того, что я, но чую - меня понимаешь!
     Узнав, в чем трагедия этого способного военачальника и мужественного человека, Михаил испытал чувство глубокого сожаления о его исковерканной судьбе. Он не одобрял его измены родине и участия в войне против своего народа, чем бы это ни было вызвано, но все же Мустафа стал ему ближе и понятнее.
     Для получения боевого задания Михаила вызвали к Абдулле через две недели. Какими непредвиденными трудностями объясняется задержка, он не знал. Все это время у него ушло на тренировки по рукопашному бою с отобранными членами диверсионной группы.
     - Ну и силен ты, Михаил! - одобрительно похлопывали его по плечу скупые на похвалу моджахеды. - Скажи правду: в спецназе служил?
     Не могли поверить, что он юрист - крючкотвор, а не профессиональный борец, - и были недалеки от истины. С самого начала он скрывал свое спортивное мастерство, но приобретенные навыки сказывались.
     За время подготовки в лагере - под руководством китайских инструкторов, вместе с отборной группой моджахедов-диверсантов - он овладел приемами восточных единоборств, и ему среди тех, с кем обучался, не было равных.
     Когда он вышел и доложил, что его люди к выполнению задания готовы, Абдулла предложил ему сесть и развернул карту.
     - Выступление намечено на утро следующего понедельника. Все детали операции обсудим в четверг, когда вернется из разведки Мустафа. Он проверит обстановку и связи по всему маршруту движения. А сейчас изложу план в общих чертах.
     С хитринкой в глазах, но без улыбки посмотрел на Михаила и изложил суть дела:
     - Тебе надлежит с группой сопровождающих афганцев-водителей явиться в отбывающую советскую часть и предъявить письменный приказ на передислокацию колонны танков. Вот отсюда - к этому пункту. - И указал место на карте. - Бумаги сделаны - комар носа не подточит! Ты - представитель советского командования при правительстве Наджибуллы, присланный специально из Москвы. Сам выделишь из группы, кого выдать за представителя Наджибуллы. Он примет технику по акту. Понятно?
     Михаил молча кивнул головой, и командир продолжал:
     - Всем членам группы следует знать и водить танки. Никаких подозрений чтобы не возникло. Связь танковой части с командованием надлежит прервать. У них не должно быть возможности получить какие-либо разъяснения в момент передачи имущества.
     Абдулла немного помолчал, сурово глядя на притихшего Михаила.
     - Ну как, справишься? Не подведешь? Мустафа за тебя поручился, но хочу услышать от тебя. Уверен в себе?
     Михаил еле сдерживал себя, чтобы скрыть рвущуюся наружу радость. Как бы все не испортить, проявив легкомысленную самоуверенность. Как давно он мечтал о такой блестящей возможности! "Я же смогу перейти к своим прямо в танковой части! Надо только незаметно предупредить командира и тихо нейтрализовать сопровождающих..." - закружились в голове мысли, наполняя его верой в успех. Он сумел все же скрыть ту бурю, что бушевала у него внутри; серьезно, сдержанно заявил:
     - Я готов к выполнению задания. Мы с группой отработали необходимые действия; люди полны желания показать, на что они способны. При любом повороте дела. - И умолк, преданно глядя в глаза Абдуллы и ожидая дальнейших указаний: старался безошибочно сыграть свою роль до конца.
     - Это ты правильно сказал насчет поворота, потому что в случае провала нужно вывести из строя как можно больше техники, - одобрил командир и пояснил:
     - Мустафа сейчас занимается через наших людей на базе минированием объектов.
     Михаил возвращался от него, веря и не веря в свою удачу. Ему все еще казалось, что происходящее он видит во сне - так долго ждал этого момента: более трех лет!
     - Лишь бы не сорвалось, лишь бы не передумали! - шептали его губы. - О Господи! Пошли мне удачу!
     Но Господь в тот раз не услышал его молитвы.
     Тот черный день в жизни Михаила Юсупова начался с небольшой неприятности. Упражняясь на перекладине, он неудачно приземлился и потянул сухожилие. Ногу ему туго забинтовали, и он почти не хромал, но настроение испорчено. "Заживет ли до понедельника? - озабоченно думал он. - Хромота может подвести!"
     Но настоящая беда пришла в полдень, когда прискакал верховой и принес траурную весть: при переходе границы в мелкой стычке убит Мустафа. Группа уже оторвалась от преследования и уходила в Пакистан, когда его настигла пуля снайпера: погиб на месте, не приходя в сознание.
     Так тщательно подготовленная операция сорвана! У Му-стафы в руках находились все нити: только он управлял своей агентурой и держал с ней связь. У него в сейфе, конечно, хранились необходимые данные, но требуется время, чтобы эти связи возобновить и вновь четко проработать каждую деталь операции. Скорее всего время для нее упущено!
     - Ты нам принес неудачу! - прямо при всех заявил Юсупову Абдулла, созвавший короткое совещание, чтобы дать отбой. - Видно, Аллах не хочет твоего участия в нашей борьбе. Уж лучше бы ты продолжал колоть дрова!
     В дальнейшем Михаила использовали только для физической подготовки новобранцев. Никто не мог обвинить его, что он, хоть косвенно, повлиял на судьбу важной операции, но прежняя вера в него иссякла. Суеверный Абдулла больше не заикался о его участии в боевых действиях, да и сам Михаил об этом помалкивал, понимая, что после гибели друга и покровителя должно пройти время.
     Вновь потекли однообразные дни, без проблеска надежды, пока не произошло важное событие, позволившее Михаилу вернуть активные позиции в отряде Абдуллы. Началась новая Афганская война, на этот раз - между моджахедами: не поделили власть, доставшуюся им после падения Наджибуллы.
     - Ну что ж, пойдем на Кабул! - приказал своим соратникам Абдулла. - Свергнем правительство самозванца Рабани!
     Его отряд принадлежал к числу сторонников другого лидера моджахедов - Хекматиара, находившегося в оппозиции новому правительству Афганистана.
     - Вот ты, Михаил, и дождался! Принимай командование диверсионной группой. Это тебе не против своих воевать. Тут, думаю, нас не подведешь, - откровенно высказал Абдулла свои тайные сомнения. - Через неделю выступаем.
     Завтра получу новые данные и объясню всем оперативную обстановку.
     С этого дня у Юсупова начался новый, жестокий и тяжелый этап его неволи. Ему пришлось воевать, хотя кровавая бойня, затеянная властолюбцами, готовыми пройти по трупам своих соотечественников, вызывала у него отвращение. Но другого выхода у него не было.
     "Сдаться Рабани и потребовать, чтобы меня передали советскому консулу? - спрашивал он себя, стремясь положить конец нелепому и трагичному положению, в которое попал волею судьбы. - Но ведь не доведут, пришьют по дороге! Афганцы предателей не терпят, - трезво оценивал он реальную перспективу. - Нет! Нельзя этого делать! Сколько лет ждал, терпел, значит, еще смогу. Будет еще шанс!"
     Несмотря ни на что, мужество и надежда не покидали Михаила, и судьба в конце концов вознаградила его.
     Верный своему правилу, Абдулла никогда не держал пленных на центральной базе отряда, где жили семьи основных его сподвижников. Для этого у него имелось несколько потайных застенков. Но для подполковника Ланского было сделано исключение. Этого русского аса он считал особенно ценным пленником и намеревался получить за него крупный куш от советского правительства.
     - Как же удалось его подбить? - в свойственной ему манере, не выказывая удовольствия и явного одобрения, спросил он удачливого моджахеда, поразившего вертолет Ланского метким выстрелом "Стингера".
     - Он и еще два других вертолета вывозили солдат Наджибуллы из окружения, - охотно доложил отличившийся стрелок. - Пока я прицеливался, двое уже поднялись высоко, а этот замешкался. Вот я его и хлопнул!
     Абдулла не жаловал вражеских летчиков, знал, как их ненавидит население, и не наказывал моджахедов, когда они устраивали над пленными самосуд. Но Ланского не относил к их числу. Подполковник - начальник штаба авиационного соединения в боевых операциях не участвовал и на этот раз, видимо, пилотировал вертолет вынужденно - кого-то заменял.
     - Почему вы не ушли вместе с войсками Советов? - спросил у него на допросе Абдулла. - Какая в этом была необходимость?
     - Оставалось еще много техники, ценного авиационного имущества, - отвечал Ланской, дипломатично не раскрывая всей правды. - Вот мне и поручили обеспечить эвакуацию всего без остатка. Наджибулла и так нам слишком много должен. А от нового правительства ждать возврата его долгов и имущества, как вы сами понимаете, не приходится.
     - Допустим, что так. Но почему вы продолжаете летать, участвовать в военных операциях? За это мы можем вас наказать.
     - Ваше право. Я этого не отрицаю, - спокойно согласился Ланской. - Только будь вы на моем месте, стали бы спокойно смотреть, как гибнут бывшие союзники? Я только спасал людей. У них вертолетчиков не хватает. А в боевых действиях не участвовал с момента приказа Горбачева вывести войска.
     Вот почему особых претензий Абдулла к подполковнику не имел, а на центральную базу перевел, чтобы кто-нибудь за его спиной не договорился с русскими о выкупе и не добрались до него спецслужбы.
     Ланской находился под домашним арестом, бдительно охранялся, но условия ему предоставили соответственно положению. Ни в чем нет отказа, - за исключением свободы. Разрешили даже пешеходные прогулки - в сопровождении охраны.
     Он любил общение, интересовался местной жизнью и свежими новостями, и ему не препятствовали. Ведь война с русскими окончена.
     Появление в лагере Ланского возродило надежду Михаила на освобождение. Сердце подсказывало, что судьба дает ему еще один шанс. У него созрел новый план побега.
     В семи километрах от центральной базы был небольшой аэродром, использовавшийся как местная точка сельскохозяйственной авиации. Пакистанские власти его не охраняли; там работали только служащие авиакомпании, выполнявшие обработку полей с воздуха по заказам землевладельцев.
     - Интересно, а почему не слышно, как летают самолеты с нашего аэродрома? - полюбопытствовал между делом Михаил у всезнающего Али. - Он что, не действующий?
     - Это почему же? - возразил тот. - Нормальный аэродром. Вот весной летали и чего-то удобряли, а в июле отраву против саранчи разбрасывали.
     - А сейчас почему не слышно?
     - Говорят, компания обанкротилась - заказов мало. А может, техника подвела, - предположил Али и добавил:
     - Хотя вряд ли. Они "Ан-2" у русских всего год назад купили. Совсем новая машина.
     "Значит, "Ан-2". Нужно проверить, в порядке ли. Не может быть, чтобы Ланской не справился с такой простой машиной. Летать учился на подобных", - решил Михаил и начал действовать.
     Выяснив детально порядок хранения и заправки горючим, количество и функции служащих аэродрома и убедившись в исправности самолета, он счел, что пора установить контакт с Ланским. Михаил часто видел его во время прогулок, но заговаривать не решался, чтобы не возбудить подозрений. Несколько раз ловил на себе враждебный взгляд Ланского - тот, очевидно, считал его предателем.
     Разговор предстоял трудный, но иного пути нет и Михаил решился. Подстроив так, чтобы часовой, заступавший на ночь, получил небольшую порцию снотворного, он подождал, когда тот уснет, и бесшумно проник к Ланскому.
     Подполковник уже улегся в постель, но не спал и при слабом свете лампы пытался читать газету на английском языке. Чтобы не пугать его, Михаил слегка постучал в дверь, а когда тот отложил газету и поднял глаза, выступил вперед.
     - Ради бога, извините, Владимир Георгиевич, за вторжение. У меня не было другой возможности с вами поговорить. Времени у нас мало. Часовой поспит еще минут сорок, не больше.
     Ланской, человек умный, лежал никак не реагируя. "Если это провокация, еще успею что-нибудь предпринять, а пока послушаем молодца", - подумал он, не слишком беспокоясь о последствиях.
     - Вам трудно поверить; я понимаю, что обо мне можно думать, но все равно скажу: с первого дня плена не переставал мечтать об освобождении.
     Михаил судорожно вздохнул, справляясь с охватившим его волнением, и, глядя в глаза Ланскому своим прямым, честным взглядом, продолжал:
     - За несколько лет неволи у меня была только одна реальная возможность сбежать, и то она лопнула. Я не мог безрассудно рисковать. Меня в Москве ждут больная мать и невеста. Когда-нибудь я все расскажу, и вы мне поверите, потому что это правда.
     Он снова прервался, собирая в кулак всю свою волю, и решительно заявил:
     - Но сейчас я пришел не для разговоров! У меня есть конкретный план нашего спасения. Я разработал его детально. Неподалеку, на местном аэродроме, стоит "Ан-2". Я обеспечу его готовность и полную заправку. Подумайте, куда мы сможем перелететь и как безопасно добраться. Связь со мной не держите и не заговаривайте. Послезавтра я сам приду к вам в это время. А сейчас, простите, пойду следить за часовым. Никто не должен заметить, что он не в порядке!
     Михаил повернулся и так же бесшумно, как появился, выскользнул из дома. Подождал, пока проснется часовой, и только тогда отправился спать.
     Владимир Георгиевич Ланской поверил Михаилу и начал подготовку к побегу из плена. Да и какой ему смысл не верить? Кому нужно губить его таким образом? А альтернатива побегу - лишь безрадостное, неопределенное пребывание в плену. Если его до сих пор не выкупили и не обменяли, почему он должен верить, что о нем вспомнят те, кто послал его "помогать" чуждому, враждебному народу?
     Он дал Михаилу подробные инструкции, как проверить состояние и заправку самолета, выбрал маршрут и безопасную высоту полета, с тем чтобы без особых помех пересечь границу с Индией. Беглецы, уповая на традиционные дружеские отношения между Дели и Москвой, надеялись, что индийские власти переправят их на Родину.
     Лететь решили рано утром, с восходом солнца, и только в ясную погоду.
     - Иначе не справлюсь, - трезво оценивая свои возможности, признался Ланской, - заплутаю в горах. Приборы - само собой, а визуально ориентироваться - надежнее!
     Погода не подвела - стояла сухая, солнечная. Накануне решающего дня Михаил, как было запланировано, через посредника зафрахтовал самолет для проведения сельхозра-бот и п