евых на кухне,  он  обратился  к
Вере Петровне с вопросом:
   - Как  вы  думаете,  Миша  когда-нибудь  вернется?  Неужели  Светочка
действительно собирается ждать его всю жизнь и оставить Петю без отца?
   Вера Петровна сразу поняла, к чему он ведет, - она Марка  никогда  не
принимала как возможного спутника для  дочери,  зная,  что  она  к  нему
равнодушна.
   - А ты что, опять принялся за старое?! -  напрямую  отрезала  она.  -
Света же тебя не любит. Думаешь, испугается остаться одна с ребенком?
   Марк ни слова  больше  не  промолвил,  взял  дрель  и  стал  сверлить
отверстие в стене. "Что же, придется ждать. Яблоко  еще  не  созрело,  -
успокаивал он себя. - Главное - выдержка! Они сами к этому придут".
   Недалек он был от истины: брошенное им  зерно  упало  на  благодатную
почву. Вера Петровна стала все больше задумываться над положением дочери
и внука. Главное, что ее заботило, - ближайшее будущее  Петеньки.  Время
бежит так быстро, - не успеешь оглянуться, как в школу пойдет. Ну как он
будет без отца?  Что  скажет  ребятам?  И  вообще  ребенку  нужен  отец,
особенно мальчику! Постепенно она пришла к убеждению, что через  год-два
Светлане придется подумать о замужестве. Решение никого больше не знать,
кроме Михаила, конечно, юношеская романтика. Помыкается одна  год-другой
- сама решит; молодая кровь свое возьмет. Дойдет до  нее,  окончательно,
что Миша никогда не вернется, и, может, полюбит другого.
   В то же время Вера Петровна сознавала, что ее дочери не так-то просто
угодить и новая любовь проблематична, если вообще возможна. Останется  в
одиночестве надолго... Или влюбится, не дай  Бог,  в  женатого...  Тогда
что?..
   Вот так, постепенно мысли ее обратились к Марку. "А  собственно,  чем
он плох? - размышляла Вера Петровна, оглядывая его длинную фигуру:  Марк
возился с швейной машиной, собирался отвезти в  ремонт.  -  Симпатичный,
домашний, Свете предан, любит Петеньку. У них одна, по сути,  профессия,
общие интересы. И хоть сегодня на все готов! Усыновит Петю -  и  дело  с
концом!"
   В общем, она-то уже почти  готова  принять  Марка  в  зятья,  но  вот
насколько это реально? Главная закавыка, как ни странно, не в  Светлане,
- сердцем материнским чувствует: при определенном стечении обстоятельств
оценит она преданность старого друга, хотя бы ради счастья сына. Главное
препятствие на пути ее союза с Марком - это ее собственный муженек.  "Со
Светой нечего и толковать, не договорившись с Ваней. Мы  теперь  целиком
от него зависим", - решила Вера Петровна и стала готовиться  к  трудному
разговору с Григорьевым.

***

   День  похорон  Ольги  Матвеевны  не  под  стать  настроению   выдался
солнечный и ясный. На небольшой площади у ворот Ваганьковского  кладбища
собралась немногочисленная группа ее  друзей  и  знакомых,  проводить  в
последний путь.
   Тут были работники издательства, где она  сотрудничала;  авторы,  чьи
книги переводила на европейские языки; друзья Миши. Родственников у  нее
в Союзе не было, а может, она просто о них не знала - ведь  долгие  годы
они вынуждены были скрывать свое дворянское происхождение.
   Отпевание прошло в маленькой церкви недалеко от  входа  на  кладбище.
Похоронить разрешили в той же могиле, где  покоился  ее  муж.  Фамильный
участок Стрешневых был на Новодевичьем, но оно с некоторых пор считалось
правительственным и там  хоронили  только  знатных  деятелей  Советского
государства.
   - Слушай, Марик, а почему отпевают сразу двоих? -  тихонько  спросила
его Светлана, с неудовольствием глядя  на  стоящий  рядом  второй  гроб,
окруженный кучей родственников. - Разве так можно?
   - Когда двоих сразу - дешевле берут, - так же тихо ответил Марк. -  А
если бы было нельзя, то они бы этого не делали.
   Похороны прошли вполне прилично. Их организовал и оплатил Марк. Когда
ритуальный обряд был завершен, Виктор Сальников пригласил всех  желающих
на поминки, которые устроил в своей квартире.
   Светлана  и  Марк  принять  участие  в  них  не  захотели  и   решили
прогуляться до метро пешком. Некоторое время они  шли  молча,  скорбя  в
душе о прекрасном человеке. Но Светлана не выдержала.
   - Бедный, дорогой Мишенька, - тихо произнесла она, глотая слезы. - Ты
не представляешь себе, что тебя ждет, когда вернешься. Сколько всего  на
твою голову сразу обрушится! Сколько горя и радости!
   - Ты прости  меня,  Светочка,  но  я  не  в  силах  молчать,  -  Марк
остановился и, взяв за локоть, развернул ее к себе.  -  Неужели  ты  еще
надеешься, что Миша вернется? Так ведь и умом тронуться можно.
   Светлана ничего не ответила, и он горячо продолжал:
   - Я разговаривал со многими афганцами. Да и Сало то же самое говорит,
О пленных со временем все становится известно. Подумай сама: ведь  скоро
год как он пропал! Так что же,  ты  его  всю  жизнь  собираешься  ждать?
Может, у тебя их две?
   - Всю жизнь, - просто ответила Света. - Я ему поклялась.
   - Ну и глупо! - запальчиво выкрикнул Марк. - Клятва -  это  слова,  а
реальная жизнь сильнее слов! Если себя не жалеешь,  подумай  о  ребенке!
Каково ему будет расти без отца?
   - Хватит, Марик! - рассердилась Светлана. - Опять ты за свое! Будто я
сама все не понимаю. Дело не в словах, хотя данное слово нужно  держать.
Пока не придет похоронка, ни о чем и думать не стану!
   - Ладно! Время тебя образумит, - успокоился Марк. -  Давай  я  отвезу
тебя домой. Наверное, тебе нужно поторопиться к сынишке.  Да  и  у  меня
чего-то голова разболелась.
   Он быстро поймал такси и подвез ее к дому.
   - Я тебе завтра позвоню. И вы с матерью  не  стесняйтесь,  вызывайте,
когда понадоблюсь, - крикнул он ей вслед. - Поцелуй за меня Петеньку!
   Такси отъехало, и Светлана в мрачной задумчивости вернулась домой.
   - Ну как вы тут без меня? - с беспокойством спросила она у  открывшей
дверь матери, снимая пальто и вешая в стенной шкаф.
   - А как же я тебя вырастила?  -  вопросом  на  вопрос  ответила  Вера
Петровна. - Думаешь, позабыла, что надо  делать  с  маленьким  ребенком?
Лучше, чем ты, с ним управляюсь. Тебе скоро снова его кормить.
   - Ладно, не обижайся, - Света обняла мать и всплакнула. - Ты  знаешь,
Марик уверен, что Миша уже не вернется. Считает, что все  сроки  прошли.
Если б был в плену, это стало бы известно.
   - Если честно, - Вера  Петровна  посмотрела  на  дочь  своими  ясными
серыми глазами, - я  тоже  так  думаю,  но  не  говорю,  чтобы  тебя  не
расстраивать. А больше он ни о чем  не  толковал?  -  как  бы  ненароком
спросила она. - Сдается мне, у него к тебе не только дружеский интерес.
   - Это уж точно. Хоть сейчас готов заменить  погибшего,  как  считает,
друга, - равнодушно сообщила  матери  Светлана.  -  Уверяет,  что  будет
любить Петю как родного сына.
   - А что, и мне кажется, что Марик для этого подходит. Он  ведь  давно
по тебе страдает, - неожиданно поддержала его Вера  Петровна.  -  Только
его кандидатура у отца не пройдет.
   - Меня эта проблема не волнует, но все же интересно знать причину,  -
полюбопытствовала дочь. - Старая неприязнь к евреям? Это у него какая-то
болезнь.
   - Вот именно, - подтвердила Вера Петровна.  -  Никогда  не  понимала,
почему он, коммунист, делит людей  по  национальности.  Но  может,  отец
переменился? Давно уж по этому поводу не высказывался. Марик  -  хороший
парень и очень любит тебя, доченька! Я  все-таки  прозондирую  почву,  -
упрямо наклонила голову. - Вдруг ты передумаешь?  Петенька  ведь  быстро
растет. Ладно, иди кормить ребенка.

***

   Иван Кузьмич Григорьев появился дома только в конце следующей недели.
На этот раз он по служебным делам посетил Париж и Брюссель, и настроение
у него было отличное. Приняв горячую  ванну  и  отдохнув  с  дороги,  он
произвел традиционную раздачу подарков и явился к обеду в новой  дорогой
тройке.
   - Ты, Ваня, хотя бы пиджак снял, - резонно заметила Вера Петровна.  -
Ведь пятна посадишь.
   - Нам, богачам, это нипочем, - весело отозвался Григорьев, но все  же
повесил пиджак на спинку стула. - Вы знаете, сколько этот костюм  стоит?
Дороже нового цветного телевизора! На Елисейских  полях  покупал.  Самый
шик!
   Он налил себе бокал коньяка, пододвинул блюдо с заливной осетриной  и
начал делиться впечатлениями.
   - В Европе уже весна, а в Брюсселе вообще  тепло.  Какие  там  рыбные
ряды! Думаете, это базар? Вовсе нет, - восторгался он столицей  Бельгии,
- Это улица сплошных рыбных ресторанов. Почти у каждого  выставка  даров
моря, и чего на ней только нет! Я таких экземпляров никогда и в глаза не
видывал.
   - Ты хоть  посидел  там  в  ресторанчике?  Отведал  эти  диковины?  -
поинтересовалась Светлана.
   - Да некогда было. Прошлись вечером, поглазели. Но зато, когда  ехали
в аэропорт, что я видел, - он машинально понизил голос, и глаза  у  него
замаслились. - Вдоль канала, а может быть, речки стоят низенькие домики,
и в их окнах, как в витринах, сидят проститутки. Каких только  там  нет!
Белые, черные, худые, грудастые - на любой  вкус.  Во  -  как  загнивают
капиталисты!
   - А ты, папуля, поближе с ними познакомился?  -  насмешливо  спросила
дочь. - Как они на твой вкус?
   - Чего ты мелешь? - смутился Иван Кузьмич.  -  Я  это  привел,  чтобы
показать, что капитализм делает с женщинами.
   Он окинул Свету недовольным взглядом и с явным намеком сообщил:
   - А в Париже я повидал Надю с Олегом.  Мы  даже  вместе  поужинали  в
самом шикарном ресторане, "Максиме". Ну и здорово живут.  Выглядят,  как
настоящие европейцы. Ведь и ты могла бы так жить, если бы захотела, - не
преминул уколоть он дочь. - Ты должна была быть на месте Нади!
   - Я бы от Парижа не отказалась, - спокойно возразила ему Светлана.  -
Если бы на месте Олега был Миша. Но жить  без  любви,  -  она  осуждающе
взглянула на отца, - это значит не знать счастья!
   - Однако Надя не жалуется! - разозлился  Григорьев.  -  Сглупила  ты,
дочка, вот теперь и маешься одна  с  ребенком.  Ну  ладно,  извини,  что
погорячился, - спохватился он,  -  мне  просто  за  тебя  стало  обидно.
Думаешь, приятно было слушать, что они тебе сочувствуют?
   - Нужно мне больно их сочувствие, - беззлобно  парировала  его  выпад
Света. - Зато у меня есть Петенька! А им еще нужно постараться.
   - Ладно, замнем, - дал задний ход отец. - Я лучше  расскажу  вам  про
Париж. Вот, к примеру, знаете вы, почему, приходя  в  богатую  квартиру,
люди сравнивают ее  с  Лувром?  -  Обвел  их  снисходительным  взглядом,
объяснил:
   - Потому, что в  этом  музее  всего  напихано  невпроворот.  Картины,
скульптуры, древности и богатства французских королей. В общем,  сборная
солянка. За месяц не осмотришь.
   - Значит, не удалось как следует познакомиться?  -  глухо  отозвалась
супруга.
   - К сожалению, так. Не на экскурсию ведь  ездил,  -  с  важным  видом
взглянул он на нее. - Но  основное  все  же  показали.  Ночной  Париж  с
Эйфелевой башней, красиво подсвеченной огнями, Монмартр, где мы побывали
в "Мулен руж".
   - А в Версаль вас свозили? - дорожа миром, подала голос Света.
   - Само собой. Но он меня разочаровал, - снова повеселел Иван Кузьмич.
- Ничего особенного! Наш Петергоф мне больше нравится. Даже твое родовое
Архангельское, - хохотнул он, - мало чем ему уступает.
   Они закончили обедать, и Светлана ушла к себе заниматься с  сыном,  а
Иван Кузьмич и Вера Петровна перешли в гостиную. Супруг удобно устроился
на диване и взял было в руки газеты, но она его остановила.
   -  Послушай,  Ваня,  нам  нужно   посоветоваться,   -   требовательно
произнесла она, присаживаясь рядом, - насчет Светы  и  Петеньки.  Отложи
газеты!
   - Так вроде с ребенком все в  порядке,  -  насторожился  муж.  -  Что
случилось?
   - Ты вот не спрашиваешь, - печально промолвила  Вера  Петровна,  -  а
похоже, Мишу мы больше не увидим.
   - А что, похоронка пришла? - равнодушно спросил Григорьев. - Я  знал,
что так и будет.
   - Нет, но все считают,  что  он  погиб.  Кроме  Светы.  Она  все  еще
надеется.
   - Ничего,  когда-нибудь  перестанет  дурью  мучиться,  -  со  злостью
произнес он. - Пусть пожинает, что посеяла.
   - Будь благоразумным,  Ваня,  -  укоризненно  покачала  головой  Вера
Петровна. - Это же касается не только Светы, а  нашего  внука.  Мальчику
нужен отец! Такой, который бы по-настоящему любил нашу дочь и Петеньку.
   - Ну и что: ты знаешь такого человека? - усмехнулся  супруг.  -  Если
так, то считай, нашей дочери повезло!
   - Есть такой человек, и ты его знаешь, - просто и  серьезно  ответила
она, не принимая его иронии, - это Марик. Он много лет влюблен в  Свету,
лучший друг Миши, и сможет заменить его сыну отца. Кроме того, у него  с
нашей дочерью общее дело - служение искусству.
   По мере того как она  говорила,  лицо  у  Ивана  Кузьмича  все  более
багровело, а брови сошлись в одну гневную линию. Однако  он  совладал  с
собой и лишь сокрушенно развел руками.
   - Ну что можно от тебя услышать путного? Когда ты растеряла последние
шарики, - хрипло произнес он, кипя от возмущения.  -  Ты  совсем  хочешь
загубить жизнь дочери? - Повысил тон, продолжал срывающимся голосом.
   - Мало того, что позволила ей сойтись с  парнем  без  загса  и  стать
матерью-одиночкой, теперь вообще хочешь из нее подстилку сделать?
   Григорьев выпрямился и с ненавистью поглядел на некогда любимую жену.
   - Так вот. Слушай и запоминай!  Никогда  мой  внук  не  будет  носить
фамилию Авербах, а дочь не выйдет за него замуж! Пусть  лучше  умрет.  В
своем доме, чтобы я его больше не видел. Ишь чего захотел?
   - Но я не пойму, Ваня, чем Марик перед тобой провинился?  -  пыталась
возразить Вера Петровна. - Если тебе его фамилия не нравится, то дети по
закону могут носить фамилию матери.
   - Ты, значит, считаешь, что у нас еще  мало  Ивановых  по  матери?  -
скривил губы супруг. - Еще нужно наплодить?
   - Значит, все дело в национальности, - укоризненно  покачала  головой
Вера Петровна. - Какой же ты коммунист, Ваня?  Ведь  у  вас  на  знамени
написано: "всеобщее равенство и братство", вы ведь - интернационалисты!
   - А ты все всерьез, как ребенок,  воспринимаешь?  Может,  и  то,  что
царапают на заборах? - издевательски рассмеялся Григорьев. - Да уж,  ума
ты и к старости, видно, не наберешься.
   Он встал и грузно навис над испуганной Верой Петровной.
   - Вот результаты твоей глупости. Дочка хитрой Лидки Деяшкиной замужем
за дипломатом, живет в Париже, счастлива. А твоя дочь - горе  мыкает,  -
он презрительно скривил губы. - Стала матерью-одиночкой. Позор!
   Выпустив пар, Иван  Кузьмич  немного  остыл,  взял  себя  в  руки  и,
сознавая собственное превосходство, объявил:
   - Мы с тобой давно перестали понимать  друг  друга.  Но  не  все  еще
потеряно. Главное - не доводи меня, Вера, чтобы вы со Светой  стали  мне
противны. Ну что вы без меня? Нуль без палочки. На что будете жить?  Так
что, если у нас не получается мир - пусть будет перемирие!
   Сказав  это,  Григорьев,  не  дожидаясь  ее   ответа,   величественно
проследовал в свой  кабинет,  а  Вера  Петровна  осталась  сидеть  одна,
проливая слезы и упрямо повторяя:
   - Не правда, Света будет счастлива! Она достойна этого. Есть  Бог  на
небе!



РАСПЛАТА

Семен МАЛКОВ
OCR Альдебаран






Литературный ПОРТАЛ 


http://www.LitPortal.Ru


Анонс

     Остросюжетная психологическая драма с элементами детектива и эротики. Герои романа, охватывающего период с конца эпохи "застоя" до наших дней, попадают в разные жизненные ситуации. Одни из них ведут жестокие бои за место "под солнцем", других ждут нелегкие испытания в любви. Судьба всем воздаст по заслугам, но когда придет этот час, не знает никто.


Часть IV
НЕВЗГОДЫ

Глава 21
КРАХ ГРИГОРЬЕВА

     Солидный черный лимузин Григорьева, миновав посты охраны, въехал во внутренний двор комплекса зданий ЦК партии на Старой площади. Эти длинные машины с пуленепробиваемыми стеклами в народе насмешливо прозвали "членовозами".
     Водитель выскочил первым, открыл дверцу, и Иван Кузьмич с величественным видом проследовал к себе, почтительно приветствуемый встречными сотрудниками аппарата и посетителями.
     Минувшие годы наложили, конечно, отпечаток на его внешность: он пополнел, обрюзг. Но на здоровье, в отличие от большинства высших партийных руководителей, пока не жаловался. Достиг, ему казалось, вершины влияния и могущества. В его руках - все нити управления финансами партии, через него осуществляются тайные валютные операции. Меняются первые лица государства, но он незыблем, как гранитный утес.
     Всего два года назад с большой помпой отмечено его пятидесятилетие. К многочисленным орденам и медалям прибавилось звание Героя Социалистического Труда. Славословия лились рекой, поздравления пришли со всех концов страны и из-за рубежа. Банкеты и праздничные встречи длились целую неделю.
     Однако Григорьев не ощущал себя счастливым, - какое-то шестое чувство подсказывало: приближается конец его благополучия. В последнее время почва явно стала уходить из-под ног.
     - Ни с кем меня не соединять! - на ходу бросил он секретарю, вставшему при его появлении, и прошел в кабинет.
     Сел в широкое, мягкое кресло и, не разбирая бумаг, задумался. Его новые апартаменты еще больше, солиднее прежних; обстановка кабинета в основном такая же; традиционные портреты членов Политбюро на стенах, большой портрет Горбачева над рабочим столом. Но наряду с кабинетом в его распоряжении теперь уютная гостиная с баром и холодильником, личный санузел и комната отдыха. Там можно провести интимную беседу, принять душ или ванну, просто прилечь и отдохнуть от трудов,
     И все же одолевала его одна и та же тревожная мысль "Похоже, они хотят сместить все прежнее руководство, и ко мне подбираются!"
     Опасения Григорьева не были безосновательными: положению его впервые за долгие годы грозила реальная опасность. Новый, молодой и энергичный генсек повел решительную борьбу со "старой гвардией", заменяя ее в руководстве страной своими людьми.
     Такое бывало при каждом новом генсеке, но раньше перемены не касались столпов идеологии и хозяйственно-финансового аппарата. Первые лица государства заботились главным образом о том, чтобы лично преданные им люди возглавляли силовые структуры - те, что гарантируют абсолютную власть.
     Однако Горбачев, начав знаменитую перестройку, неизбежно столкнулся с ожесточенным сопротивлением партийных ортодоксов. Лицемерно поддерживая его на словах, на деле они всячески тормозили начатую им демократизацию страны и партии. Эта борьба не могла не коснуться и Григорьева. Связанный крепкими узами со старым руководством, он лишился доверия "архитекторов перестройки".
     Ох, не вовремя отправился на тот свет Николай Егорович! Вот кто был мастер расхлебывать кашу. Уж он-то знал бы, что делать; посоветовал бы, как поступить!
     Только сейчас почувствовал Григорьев, как недостает ему бывшего шефа и покровителя. Когда Николай Егорович почил в бозе и его с надлежащими почестями похоронили, Григорьев слишком не переживал. Конечно, жаль терять влиятельного друга, но они уже играли на равных, и опека ему больше не требуется. Иван Кузьмич считал, что и сам не промах: не глуп, осторожен, умеет лавировать. Но вот шахматными способностями покойного он не обладает. Тот умел все рассчитать на много ходов вперед, а ему это не дано.
     Надо что-то предпринять, чтобы доказать свою преданность новому руководству. Показать, что ему можно доверять, что он с ними, а не с этими старыми мухоморами, - так думал он, думал лихорадочно, не в силах ничего изобрести и испытывая одновременно страх перед грядущей опасностью и стыд от сознания своей готовности к предательству.
     Нет, не в состоянии он сегодня работать - весь какой-то разбитый.
     - Поеду-ка лучше домой! Повожусь с Петенькой, поделюсь с Верой. Может, на душе полегче станет...
     Когда раздался настойчивый звонок, Вера Петровна неохотно потянулась к трубке радиотелефона. Она с увлечением читала внуку сказки Пушкина;