ный
стол и два кресла.
   Усадив на диван, он раскрыл  перед  ней  книгу,  а  сам  в  кресле  у
письменного стола с нетерпеливой надеждой стал наблюдать за ее реакцией,
обуреваемый страстью и жаждой ею обладать,  лихорадочно  обдумывая:  как
лучше подготовить, не спугнуть...
   Ему стоило немалого труда и денег раздобыть эту  книгу  -  он  наврал
Свете, что ему дали ее на один день.  Авось  она  успешно  сыграет  свою
роль...
   Олег нисколько не опасался Григорьева, как  другие,  не  заботился  о
последствиях - наплевать. Если он ей понравится и она его полюбит -  это
здорово! Общаться с ней, бывать везде - прекрасно, но он хочет  любовной
связи - она наконец-то принесет ему, верно,  физическое  удовлетворение.
"А если произойдет непредвиденное, - без страха и сомнений думал Олег  о
возможных последствиях близости, -  я  всегда  готов!  Лучше  Светы  мне
никого не найти. Все наши будут только рады".

***

   Книга, которая лежала перед  Светой,  называлась  "Азбука  любви",  и
текст ее был иллюстрирован таким количеством непристойных рисунков,  что
она, никогда не видевшая ничего подобного, пришла в  смятение.  Картинки
поплыли перед глазами, от стыда и возбуждения кровь ударила в голову.
   Осознав, что она во власти  эротических  переживаний  и  сам  мучимый
острым желанием, Олег горящим взором смотрел на нее, мысленно раздевая и
завоевывая. Возбуждение его сделалось  нестерпимым,  он  не  выдержал  и
срывающимся голосом предложил:
   - Света, давай вместе посмотрим, мне тоже  хочется!  Стараясь  скрыть
волнение и страстную дрожь,  ласково  обнял  ее  мощными  руками,  помог
встать с дивана и, мучаясь от жгучего  желания  поскорее  прижать  ее  к
себе, увлек к письменному столу. Книгу положил  на  стол,  развернув  на
самом пикантном месте.
   - Сейчас устроимся в кресле... вот  так...  -  прошептал  он;  сел  в
кресло, легко, словно пушинку, приподнял ее, усадил к себе на колени.
   Ощутив его напряженную, втиснувшуюся  в  нее  плоть,  Света  испытала
стыд, смешанный с любопытством, и в  то  же  время  обнаружила,  что  ей
приятно - по всему телу  разлилась  сладкая  истома.  Растерявшись,  она
уставилась в лежавшую на столе книгу, делая вид, что читает.
   Выручило ее то, что Олег, почувствовав близко ее горячее тело, быстро
удовлетворил свое желание, стиснув зубы от  острого  наслаждения.  Азарт
улетучился, и ему стало неловко.
   - Кажется,  кто-то  звонит.  Не  вернулись  ли  предки?  -  находчиво
вскрикнул он с фальшивой тревогой в голосе; быстро встал, поставив Свету
на ноги, а  затем  опять  усадил  ее  в  кресло.  -  Подожди  минуточку,
посмотрю! - бросил он на ходу, стараясь, чтобы она  не  заметила  мокрое
пятно, быстро расползающееся на брюках.
   Через несколько минут  вернулся  -  спокойный,  в  легком  спортивном
костюме, выгодно подчеркивающем стать его атлетической фигуры.
   - Решил переодеться по-домашнему - так удобнее, - как  ни  в  чем  не
бывало пояснил он, придвигая второе кресло и садясь рядом со  Светой.  -
Давай почитаем, а лучше посмотрим картинки, -  предложил  он,  чувствуя,
как желание вновь охватывает его.
   Однако наваждение,  временно  завладевшее  Светой,  уже  прошло.  Она
чувствовала себя подавленной и была разочарована  своим  состоянием.  Не
такими представляла она романтические любовные  отношения.  Все  слишком
грубо, прозаично...  А  главное,  ей  очень  стыдно  за  себя,  за  свою
несдержанность. "Теперь не будет меня уважать", - грустно подумала  она,
переживая случившееся.
   Собралась с духом, встала с кресла и, стараясь говорить со  спокойной
иронией, тихо произнесла:
   - Спасибо, Олежка, за теплый прием. Все было интересно  -  и  немного
пошло, - не удержалась она, чтобы не дать происшедшему оценку. - Хотя  у
меня, наверное, устаревшие взгляды. - И, видя, что  разочарованный  Олег
порывается протестовать против ее ухода, сделала решительный жест рукой:
   - Прошу тебя, не удерживай!
   Ей стало немного жаль его  -  такого  большого  и  беспомощного:  она
понимала, что он физически страдает.
   - Серьезно, Олежка! Мне заниматься надо. Очень много  задали.  -  Она
старалась говорить как можно мягче, бросила на него ласковый  взгляд.  -
Успокойся! Мы молодые, и у нас все впереди.
   Олег понял, что ее не уговорить, с явным неудовольствием встал, чтобы
проводить ее домой.

***

   - Ты посмотри, Светочка, какие краски! -  выразительным  жестом  Олег
указал на знаменитую картину Яблонской: в очередной  раз  они  пришли  в
Третьяковскую галерею.
   Он  восхищенно  разглядывал  сочно  написанных   румяных   колхозниц,
убирающих спелые  яблоки,  по-мужски  оценивая  пышущие  здоровьем  тела
деревенских женщин. Как заразителен оптимизм жизни - им так  и  веет  от
этого полотна, - как прекрасно передан яркий день!
   Ощутив обычное для  себя  чувственное  волнение,  Олег  покосился  на
Свету,  невольно  сравнивая  ее  с  этими  задорно  смеющимися,  бойкими
селянками. Стройная,  тонкая,  элегантно  одетая  -  совсем  на  них  не
походит. Однако именно ее изящество  и  чистота  вызывали  у  него  куда
больше эмоций, чем грубоватая женственность дородных фигур.
   -  Я  тоже  всегда  останавливаюсь  перед  этой  картиной,  -  охотно
согласилась Светлана. - Изумительно -  прямо  шедевр  реализма!  А  ведь
многие считают реализм в живописи простой фотографией  действительности.
Здесь же есть и идея, и живая душа!
   Они  продолжали  живо  обсуждать  картину,  не  обращая  внимания  на
посетителей - иные приостанавливали шаг, награждая  эту  эффектную  пару
любопытными взглядами. Его  -  большого,  мощного,  в  дорогом  замшевом
пиджаке и фланелевых брюках; ее  -  высокую,  юную,  в  строгом,  плотно
облегающем красивую фигуру костюме из джерси. Оба яркие,  светловолосые,
они обращали на себя всеобщее внимание гармоничной красотой.
   - Американцы, что ли? - донеслась до них приглушенная реплика.  -  Ну
прямо парочка королевских кровей!
   Пожалуй, это не было преувеличением -  столько  в  них  чувствовалось
сытого лоска и молодого величия.
   После волнующей интимной встречи молодые люди продолжали  видеться  и
проводить вместе время как ни в  чем  не  бывало.  Им  по-прежнему  было
хорошо  в  обществе  друг  друга,  да  и  льстило  всеобщее  внимание  и
восхищение. Но  Олег  вследствие  постигшего  девушку  разочарования  не
вызывал уже в ней затаенных чувств и мечтаний, как прежде.  Больше  него
никто ей все же не нравился: замечательный у нее спутник, все женщины на
него смотрят и ей завидуют.
   "Наверно,  возвышенная  любовь  существует   только   в   воображении
романистов, - печально думала Света, успокаивая свое непослушное сердце.
- Я должна любить Олежку таким, какой он есть".
   В то время Светлана была уверена, что лучше него нет и не может  быть
никого во всем мире.

Глава 10
НАДЕЖДА

   В тот год майские праздники омрачила плохая погода.  Второго  мая,  в
пасмурное, дождливое утро Василий Семенович и Лидия Сергеевна завтракали
у нее на квартире: привычно опохмелялись после  обильного  первомайского
возлияния и бурно, как всегда, проведенной ночи.
   Накануне  Чайкин  участвовал  в  демонстрации  на  Красной   площади,
возглавляя свой коллектив. Он  пришел  к  Лидии  Сергеевне  сразу  после
окончания, не заходя домой, и не расставался с ней до сих пор.
   - Ну, Лидушка, ты просто  женщина-вампир!  Никогда  не  жаловался  на
здоровье, а тут чувствую, - посетовал он, прижав ладонь к левой  стороне
груди, - сердчишко стало пошаливать. Перебои, что ли? Стучит,  стучит...
потом - пауза...
   Видя, что Лидия Сергеевна подняла на него  насмешливый,  недоверчивый
взгляд, он рассмеялся:
   - Да ты не бойся, утомляй! Выдюжу! Люблю это занятие!
   За прошедшие годы Василий Семенович здорово постарел.  Остатки  волос
исчезли, голова стала голой как  колено:  выросло  и  выдавалось  вперед
бюрократическое брюшко. Костюм из-за него сидел  неважно  -  весь  облик
стал каким: то неряшливым. Но характер у  Чайкина  оставался  прежним  -
легкомысленным и жизнерадостным.
   - Ты знаешь, Лида, какое сногсшибательное открытие я сделал  недавно?
- Он округлил глаза. - Как ты думаешь, почему я не тороплюсь домой?
   Лидия Сергеевна и сама удивлялась: Чайкин всегда боялся недоразумений
с женой и ночевал не  дома,  только  когда  та  куда-нибудь  уезжала.  А
сегодня тем более - праздник...
   -  Наверно,  твоя  "колода"  опять  уехала  гостить   к   сестре?   -
предположила она самое очевидное.
   - А вот и  ошибаешься!  -  помрачнев,  возразил  Чайкин.  -  Как  раз
наоборот: так называемая сестра приехала к ней погостить на праздники  -
что-то понадобилось ей в Москве.
   - Тогда как же тебе удалось от них вырваться, Васенька?  Им  же  тебя
будет недоставать, - иронически усмехнулась Лидия Сергеевна.
   - Им  вполне  хватает  общества  друг  друга.  Поняла?  -  Он  горько
усмехнулся.
   Видя,  что  Лида,  удивленно  и  недоверчиво  вытаращила  глаза,   он
подтвердил ее догадку:
   - Вот именно! Лесбиянки... Я их  застукал  на  следующий  день  после
приезда "сестрицы". Понадобилось мне вернуться домой; вхожу тихо;  слышу
какую-то возню в спальне...  Заглядываю,  а  они  там...  Представляешь,
какая гадость? Бесполезно и отпираться!
   Лидия Сергеевна, пораженная услышанным, не знала, что и сказать, а он
с мстительной радостью заключил:
   - Теперь она будет  у  меня  как  шелковая.  Пусть  только  попробует
вякнуть! Если бы не позор и угроза  подорвать  авторитет,  а  это,  сама
понимаешь, конец карьеры, - Чайкин  выразительно  посмотрел  на  нее,  -
немедленно все бросил бы и ушел к тебе. Приняла бы?
   Уверенный, что ее молчание - знак согласия, повеселел и,  наливая  по
новой, беспечно заявил:
   - Пусть милуются сколько хотят, мне это до  фени.  Я  теперь  вольный
казак!  Давай  выпьем,  подруга  дней  моих   суровых,   за   свободную,
естественную любовь!
   Они чокнулись, продолжая болтать и быстро хмелея.
   - Все пьете? - неодобрительно заметила Надежда,  входя  в  комнату  и
окидывая хмурым взором грязь и беспорядок вокруг.
   Девушка возвратилась с утренней пробежки и еще не полностью успокоила
дыхание.  Как  истинная  спортсменка-разрядница,  она  строго  соблюдала
режим, и для нее не существовало ни выходных, ни праздников.  Не  слушая
невнятных оправданий захмелевших взрослых, она ушла в свою комнату.

***

   Надежда бросила спортивную сумку в угол  и  уселась  перед  зеркалом,
рассматривая себя, рассуждая. Собой она очень  хороша,  это  она  знает.
Рослая, пропорционально сложенная, физически развитая, она в то же время
не  походила  на  тех  грубо  сколоченных  девчат,  вместе  с   которыми
занималась в спортшколе.  Фигура  у  нее  женственная,  сложение  как  У
Венеры, а кожа на теле и лице бело-розовая, нежная. Горделиво посаженная
темноволосая головка, спокойный, уверенный взгляд ярко-синих глаз.
   Думала она о матери, о ее и своей жизни. Ведь мать еще красивее ее, а
так низко опустилась... Ей в начале пути  не  мешает  сделать  для  себя
полезные выводы. Что же предпринять, как переломить  злую  судьбу?  Пока
все складывается для нее не лучшим образом. И почему ей  так  не  везет?
Ведь так она старается быть лучше всех!
   С  самого  детства,  в  школьной  учебе,  в  занятиях  спортом  Надя,
поощряемая матерью, напрягала все силы, полностью  выкладывалась,  чтобы
быть первой среди своих сверстниц, но удавалось ей это редко. Невезение,
конечно, есть, но ведь фортуне нужно помогать! Своим  рвением,  эгоизмом
Надя отпугивала подруг и всегда оставалась в одиночестве - ее  обходили.
Коллективная поддержка немало значит, а ей никогда никто  не  помогал  -
так независимо она  держалась,  демонстрируя  превосходство:  мол,  я  в
помощи не нуждаюсь!
   В ней рано пробудились темперамент и  сексуальное  любопытство,  чему
немало способствовало сожительство матери с  Чайкиным,  их  неумеренные,
бурные любовные отношения - они  давно  уж  не  стеснялись  подрастающей
Нади.
   По этой причине, да еще потому, что была хорошо физически  развита  и
выглядела старше своего  возраста,  Надя,  когда  ей  не  исполнилось  и
четырнадцати, потеряла невинность.  На  нее  обратил  внимание  красивый
пионервожатый Павел - все девчонки из ее отряда были в него влюблены. Он
прекрасно видел, что и она трепещет при виде его. Однажды после отбоя он
увел ее на прогулку, обсуждая разные пустяки из лагерной жизни.  Проходя
мимо густых зарослей  акации,  Павел  прижал  к  себе  дрожащую  от  его
близости и сладкого предвкушения девочку.  Чутко  уловив  ее  состояние,
потащил Надю под сень ветвей, жарко шепча:
   - Ну давай, давай, Наденька! Я же вижу - ты тоже этого  хочешь!  Тебе
будет хорошо... У меня железный!
   Вспоминая, как она при встречах строила ему глазки, он не сомневался,
что  у  нее  уже  были  связи  с  мальчишками,  и  действовал  уверенно,
энергично. Повалил на землю, задрал платье, прижал грудью, так  что  она
не  могла  пошевелиться,  и  без  прелюдий  принялся  за  дело.   Быстро
расстегнул брюки, щелкнул какой-то  резинкой  и  уткнулся  в  нее  своим
"железным", помогая ему пальцами войти внутрь. Сопел  от  усилий,  но  у
него ничего не выходило.
   - Да ты целочка! - удивленно и испуганно прошептал он, поняв,  в  чем
дело. - Вот уж не думал!
   Но остановиться не захотел; действуя резко и грубо, справился наконец
со своей задачей. Наде было и больно, и приятно от  новых,  неизведанных
ощущений; тепло его уже  стало  разливаться  по  ее  телу...  Но  вот  в
результате  долгих  усилий  Павел  утолил   свою   страсть,   ослаб   и,
отвалившись, пробубнил с нескрываемой досадой:
   - Ну, Надя! Знал бы, что ты целка, - никогда бы на тебя не полез.  Не
люблю сопливых! - Помолчал и добавил:
   - Да что теперь делать? Назад не вернешь. Иди-ка спать! - И, воровато
оглянувшись - не видел ли их кто, - удалился.
   Надя, натянув трусики, пошла к себе в палату как  оплеванная.  Больше
он к ней не подходил до конца смены, при встречах смотрел в  сторону.  И
она не проявляла к нему интереса, страдая от обиды и разочарования.

***

   Не вынесла она ничего хорошего из своего первого интимного контакта и
посчитала,   что   навсегда    утратила    естественное    влечение    к
противоположному полу. Целиком  переключила  свою  энергию  на  спорт  и
сделала  немалые  успехи.  Физическая  сила  и   выносливость,   упорные
регулярные тренировки  позволили  ей  добиться  высоких  результатов.  К
шестнадцати годам она стала кандидатом в  мастера  спорта  по  плаванию,
имела первый спортивный разряд по лыжам и водному поло.
   Занятия  спортом  поглощали  ее  целиком,  и  потому  Надя  не  сразу
заметила, что мощный красавец грузин, тренировавший их по водному  поло,
стал выделять ее из других членов команды, бросая красноречивые  взгляды
жгучих черных глаз. Постепенно ему  удалось  пробудить  в  ней  ответное
желание, и она, глядя  на  его  атлетическую  фигуру  и  туго  натянутые
плавки, стала мечтать об интимном свидании.
   Однажды, когда она по  какой-то  причине  задержалась  в  раздевалке,
когда все подруги уже ушли домой, он заглянул в дверь.  Убедившись,  что
она одна, быстро вошел и заключил ее в свои могучие объятия.
   Охваченная страстным желанием и дрожа от нетерпения, она  обвила  его
шею руками, плотно прижалась к нему, чтобы лучше ощущать  его  близость.
Так, не говоря ни слова, они стояли несколько минут, сжимая друг друга в
объятиях, слив в жарком поцелуе... Потом,  не  сговариваясь,  подошли  к
столику у окна. Он помог ей стянуть тренировочные брюки,  нагнул  спину;
немного помешкав, предохраняясь, мощно  вошел  в  нее  сзади  и  резкими
толчками стал наносить удары, как бешеный бык, завывая от страсти.
   Надя сгорала от жажды наслаждения, но испытывала в  основном  боль  и
страх.  Однако  постепенно  ощущение  его  мужской  силы  наполнило   ее
теплотой, предвкушением острого удовольствия... И в этот момент он вдруг
резко остановился, зарычал и, ослабнув, навалился на нее всей  тяжестью.
Полежав несколько мгновений, выпрямился,  мгновенно  оделся  и  выбросил
что-то в  урну.  Надя  все  еще  стояла,  согнувшись,  не  понимая,  что
случилось и ожидая продолжения. Он не удержался от грубого смеха:
   - Ты что,  совсем  глупая?!  Хорошенького  понемножку!  Давай  быстро
одевайся, пока нас не  застукали!  -  Подождал,  пока  она  облачится  в
тренировочный костюм, и, насвистывая, направился к выходу.
   Надя шла за ним, опустив голову, как побитая собачонка. Проходя  мимо
вахтера и всей кожей ощущая  его  мерзкую,  понимающую  ухмылку,  так  и
зарделась от стыда и отвращения к себе. На улице они без  единого  слова
разошлись в разные стороны.
   Небольшой, но неудачный любовный опыт привел Надю  к  убеждению,  что
половая жизнь - не главный фактор человеческого счастья.  Такому  выводу
способствовала и любвеобильная связь матери с Чайкиным.
   "Ну что дала маме эта страстная любовь? Чего она добилась в жизни?  -
всякий раз твердила она себе и решила твердо:
   - Нужно добиться материальных благ и положения в обществе. А  любовь,
наслаждения - это все, наверно, приложится".

***

   С  отцом  Надежда  редко  виделась,   и   это   тоже   способствовало
самостоятельному формированию ее жизненной философии.
   Прошедшие десять лет изменили  в  жизни  Розанова  очень  многое,  по
существу, поставили ее с головы на ноги.  Внешне  пережитые  невзгоды  и
огромное напряжение мало на нем отразились.  Он  носил  теперь  дорогие,
прекрасно сшитые костюмы и казался еще  крупнее  и  представительнее.  В
волосах появилась седина, на лице там и здесь пролегли морщинки.
   Но  глаза  остались  такими  же  ярко-синими,  а  весь  его  облик  -
подтянутым и моложавым.
   За это  время,  целиком  отдавшись  напряженной  работе,  он  защитил
наконец кандидатскую диссертацию; не переводя дыхания и  не  давая  себе
расслабиться, тут же принялся за докторскую.
   - Ты что, загнать себя хочешь? - не одобрял его  рвения  старый  друг
Игорь Иванов. - Передохни немного! Куда так спешишь?
   - Нельзя иначе, слишком  много  времени  потеряно,  -  не  соглашался
Розанов. - Да и интересно мне - в этом вся моя жизнь!
   Он успешно справился с поставленной  задачей  и  блестяще  защитился.
Степан Алексеевич сохранил свою контактность и обаяние; стал профессором
педагогического  института;  завоевал  известность  как  специалист   по
методам  Макаренко;  его  приглашали  для   выступлений   на   радио   и
телевидение.
   Однако профессор Розанов оказался не из тех, у кого  голова  кружится
от успехов, хоть и испытывал удовлетворение достигнутым. "Просто  ирония
судьбы: учу других, как воспитывать молодежь, а сам  не  смог  воспитать
собственную дочь, -  мысленно  критиковал  он  себя.  -  Но  что  я  мог
противопоставить влиянию матери?" Он не мог упрекнуть  себя,  что  после
развода с  Лидией  бросил  дочь  на  произвол  судьбы.  "Можно  повидать
Наденьку?" - много раз просил он ее, звоня по  телефону  на  работе  или
дома, но, не утруждая  себя  поисками  предлога,  бывшая  жена  отвечала
отказом.
   "Не нужно нервировать ребенка! - был ее стереотипный ответ. -  Она  о
тебе и не думает".
   Розанову  удавалось  ежемесячно  видеть  дочь  только  после   защиты
докторской, когда он  догадался  собственноручно  вручать  ей  алименты.
Лидия  Сергеевна  не  оформляла  исполнительный  лист,  зная,   что   он
подрабатывает на стороне, - так ей выгоднее.
   В силу своего характера она не щадила его чувства и  не  жалела,  что
оставила его, даже когда он пошел в гору, - жила чувствами.
   - Мамуля! Папу передают по телеку! Представляешь?  !  -  сообщила  ей
однажды сияющая Наденька, вбежав на кухню. - Я у соседки видела!  Скорее
включай ящик!
   - А что мне на него пялиться? - не поворачиваясь от плиты, равнодушно
встретила Лидия  Сергеевна  эту  потрясающую  новость.  -  Насмотрелась,
больше не надо!