в офисе, дома, а может быть, в хорошем ресторане? Я на все согласен. Пришлю машину или отвезу куда скажешь.
     - Нет, все это неудобно! Нам серьезно нужно поговорить. О том, что ты скажешь Пете, как объяснишь сыну многолетнее отсутствие. Ты уже думал об этом?
     При этих словах Михаил немного растерялся: несмотря на свою рассудительность, - нет, не думал... Считал, что скажет сыну все как есть!
     Светлана правильно истолковала его молчание.
     - Ты что же, решил посвятить Петю в наши непростые отношения? Чтобы у него появилась куча вопросов, на которые мы не можем ответить? А подумал ли ты, что мы рискуем навсегда лишиться его уважения? Молчишь? Так-то!
     - Вот что я предлагаю. Думаю, это удобно нам обоим, - добавила она, чувствуя, что он воспринял ее доводы. - Приезжай к нам в театр сегодня или завтра - днем, около двух. К этому времени у меня заканчиваются репетиции, и мы найдем где поговорить. Скажешь, что ко мне, и тебя проводят. Согласен? Тогда до встречи!
     Михаил призадумался: так они должны согласовать какую-то версию, наверно красивую историю, которую Светлана сочинила для сына. Он испытывал досаду: неохота начинать со лжи. Но ведь она права: как ребенку объяснишь все, что произошло? А не говорить ничего тоже нельзя. И вообще, сын задаст ему много вопросов и придется на них отвечать...
     Нет, не может он ждать до завтра! И, отменив ряд намеченных дел, Михаил поехал в театр.
     Светлана уже собиралась отправиться домой, когда услышала:
     - Светлана Ивановна, к вам пришли-и!
     "О Боже! Где его принять? Не здесь же, в гримуборной..." Нет, надо придумать что-то другое... И она пошла к нему навстречу - с трепещущим сердцем, не зная, что ему сказать, что сделать... Вот он - она издали увидела его высоченную фигуру... Ноги у нее подкосились и ее охватило такое волнение, что она чуть не потеряла сознание. Ее дорогой, любимый... Наконец-то. Она задыхалась от переполняющих ее чувств. Тот, что был, - и не тот: родное, знакомое лицо прорезали суровые морщины, а в рассыпавшихся по-прежнему соломенных волосах сверкает ранняя седина... Но широкое лицо такое же открытое, располагающее, а теплые карие глаза смотрят на нее как прежде, хотя она видит - в них застыла душевная боль.
     Он подошел к ней вплотную, взял ее руки в свои, и так они стояли некоторое время молча, напряженно всматриваясь друг в друга, не в силах вымолвить ни слова. Михаил первым овладел собой, и глаза у него посуровели. Тяжело дыша, он отпустил ее руки и отстранился с горькой улыбкой.
     - Вот мы и встретились, Света. Рад видеть, что ты все такая же красивая.
     Он вспомнил, с каким радостным чувством возвратился к ней с чужбины, вообще все, что пришлось из-за нее пережить, и на лицо его набежала туча.
     - Что, здорово изменился? - Он не правильно истолковал ее замешательство.
     - Нет, что ты! Наоборот... ты... очень хорошо выглядишь. - Она смутилась, не вполне сознавая, что говорит. - Ведь тебе такое пришлось перенести...
     Вместо всех этих слов броситься бы ему на шею, прильнуть к нему, вновь почувствовать его тепло, но ведь это нелепо - такой порыв, после стольких-то лет... Разумеется, она сдержалась - видела его незажившую обиду, отчужденность.
     - Пройдем в зал, Миша, сейчас никого нет. Сядем где-нибудь и спокойно поговорим. Друг с другом, вижу, нам сейчас ни к чему объясняться. Время тебя вылечит.
     - Согласен, Света, на любой вариант, лишь бы мы договорились, что отныне будем вместе растить сына и он примет фамилию своих предков. Иначе и быть не может!
     - А ты разве сомневаешься в моем согласии? Иначе и разговора бы этого не было. Прости, но... ведь официально у тебя нет никаких прав! Ладно, пойдем. - Она взяла его под руку и повела в свободную ложу бенуара.
     Удобно уселись рядом на мягких сиденьях, и Светлана мягко, но решительно начала:
     - Теперь слушай меня внимательно. С Петенькой мы о тебе уже знаем вот что: отец жив, и скоро мы увидимся. Пришлось дать объяснение твоему многолетнему отсутствию - такое, чтобы и он, и другие поверили. Сам понимаешь, как это для всех нас важно! - Она вздохнула:
     - Противно лгать сыну, но всю правду говорить ему нельзя, сам понимаешь. Пришлось сочинить свою версию.
     - Какую же, интересно?
     - Потеря памяти, амнезия. - Она опустила голову, смущенная - неловко смотреть ему в глаза: ведь дождалась бы, не вышла замуж - не понадобилась бы эта ложь. - Я ему сказала всю правду о тебе, но объяснила, что не вернулся к нам, так как после контузии не помнил, кто ты и откуда. Вернувшись, сразу уехал в Западносибирск, там и пробыл до последнего времени.
     - Поня-ятно, - протянул Михаил. Объяснение, пожалуй, логичное, но ложь его угнетала. - А что же вернуло мне память сейчас?
     - Новая контузия... там, на кладбище... Все ведь знают об этой диверсии... и Петя тоже.
     - Ловко придумано. - Миша грустно улыбнулся. - Значит, так: первый раз шарахнуло - забыл откуда родом, второй - шарики стали на место. Тебе бы романы писать!
     - А что, есть другие предложения? - рассердилась Светлана, и тон ее стал жестким:
     - Сам виноват, что все эти годы не знал сына! Я пыталась тебе сказать, а ты и слушать ничего не хотел. Мне пришлось придумать эту ложь, чтобы не травмировать психику ребенка. И еще: чтобы и окружающие нормально восприняли внезапное появление пропадавшего отца. Неужели непонятно?
     - Ну будет! Начнем выяснять, кто в чем виноват, - зайдем слишком далеко, - мрачно возразил Михаил. - Ладно, я согласен, будем придерживаться этой версии. Не беспокойся, я все понял и запомнил дословно.
     - Вот и отлично! - облегченно вздохнула Светлана и поднялась, давая понять, что - больше обсуждать ничего не намерена. - Теперь можешь приходить, когда тебе будет удобно. Звони нам, пожалуйста!
     - А можно прийти завтра к шести?
     - Хорошо, мы с Петей будем ждать.
     В среду утром Степана Алексеевича разбудил телефонный звонок. Он взял трубку и лицо у него тревожно вытянулось:
     - Светочка? Чего так рано? Маму нужно? С Петенькой что-нибудь? Ладно, сейчас я ее разбужу, только не плачь! - постарался он успокоить дочь, теряясь в догадках, что могло ее так расстроить.
     Вере Петровне полночи нездоровилось и она приняла снотворное, но стоило ему прикоснуться, сразу открыла глаза. Увидев в его руках трубку радиотелефона догадалась, что звонит дочь, и испуганно спросила:
     - Что там у Светы? Петенька заболел?
     - Сейчас узнаешь. Мне не сказала, - обиженно проворчал Степан Алексеевич, передавая ей трубку.
     Он терпеливо подождал конца их разговора и хмуро поинтересовался:
     - Ну что там у Светы? Михаил не оправдал надежд?
     - Да, не оправдал, - с горечью подтвердила Вера Петровна. - Светочка всю ночь не спала.
     - Что, плохо встретились? Он был с ней груб?
     - Нет, дорогой, встретились хорошо, если учесть, что произошло и сколько лет не виделись. Даже согласовали легенду, объясняющую Петеньке, как его отец воскрес из мертвых и почему так долго пропадал.
     - Так из-за чего же она убивается?
     - Представляешь, Степочка? Он... не явился! А они, - глаза Веры Петровны заволокли слезы, - так его ждали! Петенька, - всхлипнула, - даже стихи ему написал. Бедная моя доченька, - зарыдала она, уткнувшись в подушку.
     Степан Алексеевич ласково обнял жену, попытался успокоить:
     - Наверно, что-то ему помешало. Нет, я не оправдываю Мишу! - поспешно добавил, видя ее протестующий жест. - Не чувствует, видно, еще ответственности. Свете нужно взять его в оборот! У нее слишком мягкий характер. Вот, Надя бы на ее месте...
     - Что Надя? - обиженно вскинула на него глаза Вера Петровна.
     - Я хочу сказать: Светочке бы - Надину хватку. Смотри, как моя дочь этого "нового русского" заарканила! И издателя, с кем до него встречалась, тоже держала на коротком поводке.
     Его слова больно задели Веру Петровну - она даже привстала на постели.
     - Что значит, Степа: "твоя дочь"? А Светочка тебе кто? И если уж на то пошло - я не одобряю Надину "хватку". Ни к чему хорошему это не приведет. Зря ты ее поощряешь!
     - Нисколько я ее не поощряю! - вспыхнув, возразил Степан Алексеевич. - И мне не по душе Надины бесшабашность и тщеславие. Не раз пытался вразумить дочь, - смягчает тон. - Я говорю "моя" лишь потому, Веруся, что не ты, к сожалению, ее родила. А Светочку я тоже люблю, и у меня сердце за нее болит!
     Но Вера Петровна еще не отошла и обиженно ворчала:
     - Но все же - не так, как за Надю. Хотя Света, - гордо посмотрела на мужа, - не побоюсь сказать - лучше воспитана. Ей чувство собственного достоинства не позволяет проявлять эту "хватку"!
     - А у Наденьки, выходит, его нет? - снова закипел он. - Ты к ней несправедлива! Она, правда, слишком мечтает о благах, но ради них никому не позволит собой помыкать! И напрасно упрекаешь, будто к ней я сильней привязан. В том, что я меньше привык к Свете, - моей вины нет!
     Наверно, не стоило ему об этом напоминать. Вера Петровна заплакала.
     - Ну вот и договорились, Степа. Снова начнем разбираться, кто прав и кто виноват? - горестно произнесла сквозь слезы. - Неужели это будет преследовать нас всю жизнь?
     - И правда, чего это мы снова... Прости, Веруся! - опомнился он. - Никогда больше не вспомню о старом, клянусь! - пододвинувшись, нежно обнял жену. - Я ведь обожаю тебя, Светочку и Петрушу! Ничуть не меньше Нади. - Горячо поцеловал ее в губы и, почувствовав, что она ему отвечает, радостно улыбнулся:
     - Ну вот так уже лучше. Ты одна - мое счастье!
     Света напрасно обижалась на Михаила за то, что не пришел к ним сразу - на следующий день после их встречи. Он и сам очень хотел этого, но не позволили неотложные дела - срывался крупный заказ в области и ему, новому директору агентства, потребовалось с утра срочно отправиться на место. Работать пришлось до полуночи и дозвониться в Москву не сумел - мобильная связь не действовала.
     "Ничего, - мысленно утешал себя Михаил, - увижусь с сыном завтра. Но ночью плохо спал - и из-за этого, и еще потому, что считал свое поведение во время свидания неудачным. Зря дал волю накопившейся обиде и горечи. Подлинные его чувства совсем другие. Не так говорил, не так вел себя с ней, как требовало собственное сердце.
     Видно, и она недовольна тем, как прошла их встреча: не разрешила ее проводить, сослалась на какие-то дела, - а ведь он предлагал. В его воображении ярко возник момент, когда после стольких лет разлуки он вновь увидел ее: как она шла ему навстречу своей плавной, величественной походкой, чуть подняв золотистую голову. Как же она соблазнительно хороша! Уже не та юная, нежная девушка, которую он оставил, отбывая в неизвестность, а зрелая женщина, в полном расцвете красоты и женской силы. Она стала полнее, не потеряв стройности, и, пожалуй, это делает ее еще привлекательнее.
     При виде ее он испытал страстный порыв, нестерпимое желание броситься к ней, сжать в объятиях... Какая глупость, что он не послушался своего сердца. Ну зачем говорил с ней так - сухо, осуждающе? Ведь она совсем не так истолкует, что у него на душе. Вот осел, ведь хотел по-человечески помириться, это необходимо, если он собирается участвовать в воспитании сына. И зачем обманывать себя:, знает же, чувствует, что она ему по-прежнему и дорога и желанна...
     Но его гордость, мужское самолюбие все еще мешают примириться с фактом ее измены, с тем, что она принадлежала другому... Конечно, объективные обстоятельства, и все же... Да нет, не виновата она перед ним, ни в чем не виновата! Считала, что погиб; оказалась в тяжелых условиях, думала о сыне; вышла за Марка не любя: трудно существовать красивой женщине одной в мире, и не только в театральном.
     Все так, ну а как же верность, чистота, благородство? Можно ли оправдывать слабость духа и предательство материальными обстоятельствами? Сам он воспитан по-другому; прагматизм - вот что губит духовность. Признать неизбежность житейской грязи - все равно что отказаться от вечных идеалов, от твердой убежденности в красоте человеческой души...
     И это все при том, что он чувствует всем сердцем - надо вернуть ее любовь, она единственная женщина для него, была и останется... Но как простить разочарование?.. Заснуть ему удалось не скоро - только под утро.
     Однако новый день Михаил начал в лучшем, чем обычно, настроении. Принял холодный душ, взбодрился: его крепкий, закаленный организм привык ко всяким перегрузкам. Сумев, наконец, дозвониться, объяснил Светлане причину задержки:
     - Ради Бога не обижайся, - мягко попросил ее. - Если бы ты знала, как я мечтаю увидеть сына, - простила бы!
     - Ладно, приезжай, я сегодня не занята, - коротко ответила Светлана. - Помнишь о нашем уговоре, да?
     Он давно готовился к этой встрече, и подарок заранее приготовил - красивый кинжал в ножнах, старинной восточной работы, - но все же не представлял, что так трудно справляться с волнением и казаться внешне спокойным. Когда он, пригнувшись, чтобы не стукнуться о косяк двери, вошел в холл, Светлана приняла у него пальто, как у гостя, предупредила:
     - Петя в гостиной, ждет тебя с нетерпением - весь извелся. - И показала ему, куда идти.
     Он заметил, что она тоже делает над собой усилия (и ей непросто!) и пошел по просторному холлу к гостиной. Но мальчик не усидел на месте, - он уже приоткрыл дверь и выглянул. Оба застыли, с жадным интересом рассматривая друг друга. У Михаила сердце готово было выпрыгнуть из груди. Крепкий, рослый мальчуган - точная копия его самого лет в двенадцать-тринадцать: то же румяное, круглое лицо, карие глаза с длинными ресницами, даже фамильная ямочка на подбородке...
     Пете, видно, понравился высокий, сильный, мужчина, так удивительно похожий лицом на него самого, - конечно, это его отец, таким он его и представлял. Светлана стояла чуть в отдалении, молча наблюдая. Неожиданно для всех первым нарушил напряженное молчание Петя:
     - Папа, папа! Как жаль, что ты так долго пропадал! Ты мне был очень нужен! - Прозвенел его голос, и мальчик сделал шаг навстречу отцу.
     Михаил сорвался с места, бросился к нему, высоко поднял на руки и крепко расцеловал, счастливо смеясь и глядя на Светлану.

Глава 32
ПЕЧАЛЬНЫЙ КОНЕЦ

     - До чего же я соскучилась по тебе, папочка! - Надежда с довольным видом оглядывала долговязую, все еще молодцеватую фигуру Степана Алексеевича. - Выглядишь на "отлично" - вполне еще можешь нравиться девушкам, ей-ей!
     Профессор Розанов и впрямь сохранил свою благородную, располагающую внешность. Время прибавило морщин, шевелюра из золотисто-русой стала сероватой от седин, но осталась горделивая посадка головы, спортивная подтянутость и стройность.
     Надя приехала попрощаться с отцом перед отъездом в Италию и заодно посмотреть новую квартиру, которую он получил взамен "хрущобы", - оказался одним из первых счастливчиков.
     Подходя к многоэтажному дому в новом микрорайоне Марьино, печально известном близостью к "оросительным полям" - очистным сооружениям, Надежда издали почувствовала неприятный запах.
     - Как ты мог согласиться на такое? - негодовала Надя. - Дышать этой гадостью! Неужели и Вера Петровна одобрила? Уж очень она покладистая. Я бы - ни за что!
     - А что делать, доченька? - устало улыбнулся Розанов. - Выбирать не из чего, всех сюда загнали. Но дом хороший: планировка отличная - не хуже, чем у тебя. А воздухом на даче надышимся. Здесь зимовать только будем - в основном при закрытых окнах.
     - Ну что за сволочи! Для себя дворцы строят, в лучших районах города, а простых смертных - вот куда! Уж слишком терпеливый мы народ!
     - Будет тебе ворчать, многие далее довольны. Дом-то наш уж совсем разваливался, да и без лифта плохо. До дачи добираться стало ближе. Вере дом и квартира нравятся, а она, ты знаешь, привыкла к самым лучшим условиям.
     - Эх, мужчины! Никогда вы не поймете женщин! - Надя насмешливо вскинула глаза на отца. - Я и то лучше знаю Веру Петровну. Ей просто жаль тебя огорчать. Кстати, где она?
     - К Свете поехала, помочь по хозяйству. Все время мотается туда-сюда. Ты позвони ей до отъезда, простись. Так куда вы с Бутусовым собрались, где побываете?
     Надежда охотно оставила малоприятную тему и с удовольствием поведала отцу о маршруте предстоящего путешествия:
     - Сначала прилетим в Рим, поживем в шикарном пятизвездочном отеле в центре города. У Бориса там какие-то дела с поставщиками отделочных материалов и сантехники. Днем самостоятельно познакомлюсь с "вечным городом". Ну а вечером... побываем в ресторанах... и все такое. - Она перевела дыхание. - Что дальше? Дай вспомнить... Совершим автопробег от Рима до Венеции, с остановками в самых достопримечательных местах, и уж оттуда - домой, в Москву. Каково? Небось не отказался бы покататься на гондоле? А твоя дочь сможет! - Она гордо выпрямилась и, довольная собой, взглянула на отца, как бы призывая разделить ее радость.
     Степан Алексеевич, с одной стороны, был счастлив, что Надя живет полнокровной жизнью и ей доступно то, что многим не по карману. Но с другой... какому отцу приятно двусмысленное положение любимой дочери, а кто она, в сущности? Содержанка при богатом покровителе... Разумеется, вслух он сказал другое:
     - А не будет у вас осложнений из-за того, что вы не женаты? Ведь в солидных деловых кругах приличия всегда на первом месте.
     - Борис намерен представлять меня повсюду как жену, - с важным видом объявила Надежда. - Но ты не подумай, это не просто на сезон. По сути, все уже решено. Он оформляет развод; все идет к тому, что мы оформим наши отношения вскоре после приезда. Италия - это для меня очередной экзамен. Надеюсь, ты не сомневаешься, что я его выдержу?
     В глазах у нее появилось мечтательное выражение.
     - Не хотела тебе говорить до времени, но, уж если разговор зашел... Борис уже строит для нас шикарный особняк в пригородной зоне. Красота... такое я могла представить только во сне. Собирается вручить мне ключ как свадебный подарок.
     - Ну а вообще... как у вас с ним? Ты любишь его? - внимательно, по-отцовски взглянул ей в глаза Степан Алексеевич.
     Вновь его охватило какое-то непонятное, смутное беспокойство, инстинктивное предчувствие, что вся эта сказка... таит в себе какую-то угрозу, что ли, для его дочери.
     - Нормально, папа. Мужик надежный, сильный. Не то что размазня Хлебников! А мне ничего больше не нужно от жизни. Это - потолок, моя пристань!
     - Ну что же, коли так... Дай Бог вам любви и счастья! - Розанов встал, ласково обнял дочь и поцеловал в ее тщеславную и беспечную голову.
     - Нет, дорогой, не хочу я присутствовать на вашем скучном ланче! - заявила Надежда Бутусову, когда они вернулись в свой шикарный номер после утренней прогулки по Риму. - Если, конечно, это тебе не нужно для дела.
     - Пожалуй, можешь быть свободна до вечера, - подумав, согласился Борис Осипович. - Пройдись по магазинам, ну там... осмотри развалины. Я, например, не нахожу ничего интересного в этих древних камнях. Тебе нужно вернуться в отель и быть в полном параде часов в семь. Вечером мы идем на прием. Не опаздывай, для меня это важно. Я пообедаю с деловыми партнерами, а ты закажи еду в номер или поешь где-нибудь в городе. - И уехал по делам.
     Надежда не торопясь привела себя в порядок, проверила, взяла ли все необходимое, и отправилась побродить по "вечному городу". Сегодня они третий день в Риме; несмотря на позднюю осень, погода стоит сухая, теплая. Хорошо быть свободной, идти пешком по центру... Быть отлично одетой, молодой, красивой; знать, что у тебя в небрежно переброшенной через плечо сумке - кредитная карточка и крупная сумма наличных... Она ощущала себя хозяйкой жизни - ей все доступно!
     Выйдя на площадь Венеции, Надежда легкой походкой пошла по направлению к Колизею, останавливаясь у ограждения, рассеянно осматривая раскопки Древнего Рима. То, что осталось от императорских Форумов, производило сильное впечатление, как и хорошо сохранившаяся колонна Траяна и весь комплекс Траянского рынка.
     Шикарные магазины