сейчас не знает, что вырастил кукушонка. - Она тяжко  вздохнула  и,  уже
серьезно глядя на дочь, открыла ей всю правду:
   - Отцу твоему я ничего не говорила, чтоб он не делил  свою  любовь  и
зарплату между тобой и Светланой.  Сама  узнала  об  этом  не  сразу.  -
Умолкла на мгновение, злобно блеснув глазами. - Верка не искала встреч и
ничего не говорила Розанову по понятным причинам. Григорьев и сейчас  ни
о чем не догадывается. Хотела я ему открыть глаза, да Верка заткнула мне
рот вот этой квартирой, где мы с тобой живем.
   Трудно описать бурю чувств, поднявшуюся в душе Нади  после  признаний
матери. "Должна ли  я  рассказать  все  отцу?  -  спрашивала  она  себя,
движимая любовью к нему и желанием его обрадовать.  -  Как  он  счастлив
будет узнать, что у него еще одна дочь, да еще такая чудесная!"
   Но практичный ее ум протестовал: "А что потом для всех нас?  Сплошной
кошмар! Папа, конечно, заявится к Григорьевым. Светка  расстроится,  что
она не дочь Ивана Кузьмича.  Для  ее  родителей  -  катастрофа  -  после
стольких-то лет семейной жизни! - Нет, этого делать  нельзя!  Во  всяком
случае, не сейчас. Ради всех нас! -  решила  она  наконец  после  тяжких
раздумий. - Папа  тоже  станет  терзаться  совестью,  злиться,  что  его
отлучили от собственной дочери".
   Однако пережитое потрясение  оказалось  только  цветочками  -  ягодки
ждали Надежду впереди. Недаром говорят: "пришла беда - открывай ворота!"
***

   В тот день первой пары лекций не было, и Надя  зашла  в  медсанчасть,
получить результаты очередного обследования.
   Наверно, она поступила неосмотрительно: когда  так  во  всем  обстоят
дела, лучше было отложить это до другого раза.
   - Конец спортивной карьере! - шептала она, убитая,  читая  заключение
врача. - Если с плаванием все стало ясно к двадцати годам,  то  хоть  по
водному поло оставалась надежда. Теперь и здесь тупик! Новое  сердце  не
вставишь...
   - Ну как? - спросила Таня Сидоренко - с ней вместе Надя  поступила  в
Инфизкульт, они учились в одной группе, играли в одной команде.
   - Списывают, - коротко ответила  Надя  и,  забрав  спортивную  сумку,
решила уйти с занятий: все равно не способна  ни  о  чем  думать,  кроме
своих бед.
   - Не горюй! - бросила ей вслед Таня. - Жизнь на этом не кончается!
   "Вот уеду за границу - будете знать, как  меня  жалеть!"  -  пыталась
утешить себя Надя, но ей  почему-то  стало  еще  больнее.  Ведь  столько
душевных и физических сил отдано спорту!
   К ее удивлению и огорчению, в вестибюле ей встретился Костя. В другое
время обрадовалась бы, бросилась ему на шею: ведь за  годы  ее  учебы  в
институте  они  были  вместе  считанное  число  раз...  Но  после   всех
переживаний, после дня рождения Светланы, чувствуя свою вину,  она,  еще
не  в  силах  порвать  с  Костей,  не  желала  ни  говорить  с  ним,  ни
встречаться.
   - Наденька, я так соскучился по тебе! Мы только  вчера  прилетели  из
Сочи, у меня свободный день, вот я и прискакал сразу сюда - сорвать тебя
с занятий! - скороговоркой выпалил он, радостно бросившись ей навстречу.
- Как перспектива?
   - Очень жаль, - непривычно холодно ответила Надя и увидела, что глаза
у него сразу погасли. - Я сегодня плохо себя чувствую  -  голова  просто
разламывается. Вот и с занятий из-за этого  ушла.  -  Посмотрела  в  его
потемневшее от огорчения лицо и немного смягчилась:
   - В другой  раз  встретимся  и  поговорим,  я  сегодня  не  в  форме.
Забраковали меня по сердцу! - Не в силах выдержать муку,  терзавшую  ее,
она заплакала, уткнувшись носом ему в плечо.
   - Ну что ж, коли так... Успокойся, Надюша,  люди  смотрят,  -  утешал
Костя, обнимая ее и оглядываясь  по  сторонам.  -  Пойдем-ка  отсюда.  Я
провожу тебя до метро.
   Они вышли в прекрасный, солнечный день и молча зашагали по мартовским
лужам. Чувствуя себя морально раздавленной и  не  смея  смотреть  ему  в
глаза, Надя решила: она во всем  ему  признается  -  он  не  заслуживает
обмана.
   - Я изменила тебе, Костя. Ты  вправе  презирать  меня  и  бросить,  -
подавленно произнесла она после долгого молчания.  -  Наверно,  я  скоро
выйду замуж за Олега. - Голос ее  прервался.  -  Все  равно  нам  ничего
хорошего не светит. - И скорбно  замолчала,  только  дала  волю  слезам,
которые обильно лились, капая на воротник спортивной куртки.
   - Продалась, значит. - Костя мрачно взглянул на нее -  давно  уже  он
ждал этого удара, но услышанная горькая правда его не сломила.  Отпустил
ее руку, развернул к себе, сказал горячо, страстно:
   - Посмотри  мне  в  глаза!  Не  смеешь?  Понятно.  Дрогнула,  значит,
испугалась трудной жизни. Думаешь, легкая будет очень сладкой? Ну ладно,
Бог с тобой! Ошибся я, не такая мне нужна подруга  жизни.  Но  я  найду!
Кое-чего стою.
   Наде нечего ему было сказать. Она только чувствовала,  как  голова  и
сердце разрываются от боли. Испытывая такую же,  а  может,  еще  большую
муку, Костя сквозь зубы процедил:
   - Прощай. Между  нами  все  кончено.  Это  бесповоротно!  -  Помедлил
секунду, круто повернулся и быстро зашагал к метро, опережая прохожих, -
бежал от нее без оглядки.
   Двигаясь как во  сне,  Надежда  по  инерции  дошла  до  метро,  но  в
вестибюле остановилась: ехать домой не  хотелось.  В  то  же  время  она
сознавала:  ей  нужно  срочно  принять  лекарство  от   головной   боли,
передохнуть, а то плохо...
   - Поеду-ка я к папе! Хоть немного душу отогрею. Вот  только  дома  ли
он? - Она нашла желанный выход из горестного положения.
   Порывшись   в   карманах,   достала   монетку,   пошла    к    кабине
телефона-автомата.
   - Папочка, ты дома?  -  обрадовалась  она,  услышав  такой  знакомый,
родной низкий голос. - Почему хриплю? Плакала, - честно призналась  она.
- Что случилось? Много  чего.  Вот  приеду  -  расскажу.  Будешь  ждать?
Спасибо. - Повесила трубку, глубоко вздохнула - стало немного легче.
   "Хоть в этом повезло, - думала она, оживая. - Может, начнется другая,
более  светлая  полоска?"  Но  она  ошибалась,  ее  злоключения  еще  не
кончились.
   - Ну рассказывай скорее, что за беда у тебя  случилась?  -  участливо
спросил Степан Алексеевич, как только она перешагнула порог. Как всегда,
обнял, поцеловал, помог раздеться.
   - Сначала дай мне  что-нибудь  от  головной  боли,  пап,  а  потом  я
прилягу, отойду немного, и  мы  с  тобой  поговорим,  -  попросила  она,
морщась от пульсирующих ударов в виски. - Еле на ногах стою...
   Пока  отец  искал  таблетки,  Надя  наскоро  умылась,  смочила  виски
холодной  водой  -  боль  немного  отпустила.  Она  улеглась  на  диван,
подложила под голову подушку и стала ждать отца. "Говорить  или  нет?  -
сверлила в мозгу одна мысль. - Должен  ведь  он  когда-нибудь  узнать  о
Свете?" Но все ее существо противилось, и она решила  не  открывать  ему
пока всей правды.
   - Что же с тобой приключилось,  дочка?  -  повторил  вопрос  Розанов,
убедившись, что она удобно устроилась, отдохнула  и  голова  у  нее  как
будто проходит.
   -  Сначала  мама  с  утра  меня  ошарашила:  рассказала,  что  вы   с
Григорьевыми старые знакомые, что ты... был любовником Светиной  мамы  и
ее бросил, - это раз.  -  Надя  сделала  паузу,  загнула  один  палец  и
взглянула на отца. - Потом узнала - прочитала заключение  врача,  -  что
моей спортивной карьере - конец, у  меня  миокардит,  -  это  два.  -  И
загнула еще один палец. - В довершение всего  у  меня  произошел  полный
разрыв с Костей - я его сильно любила; ты ведь  о  нем  знаешь?  -  Надя
хотела загнуть третий палец, но передумала и подвела горький итог! - Так
вот, мы с ним расстались навсегда! Достаточно для одного дня?
   Видя, что отец подавленно молчит, понимая, как ей тяжело и  не  зная,
чем помочь, она устало, безразлично добавила:
   - Кроме всего этого, меня, похоже, обманет один... извини, сукин сын,
который обещает взять замуж  и  увезти  за  границу.  -  И  не  выдержав
напряжения, Надя разрыдалась, зарывшись лицом в подушку.

***

   Профессор Розанов долго ничего не говорил в ответ на бурные признания
дочери  -  только  ласково  гладил  ее  по  голове,  раздумывая  над  ее
несчастьями и пытаясь представить себе - как все это ей преодолеть,  что
он может сделать для нее. Наконец вместо совета решил высказать то,  что
у него на сердце.
   - Мать сказала  тебе,  доченька,  как  всегда,  полуправду.  Я  любил
Светину маму и расстался с ней не по своей воле. Ее оклеветали,  а  я...
погорячился. Она же подумала, что я ее бросил, и вышла замуж за другого.
До сих пор не могу себе этого простить.
   Он наклонился, поцеловал дочь и так же грустно продолжал:
   - Для тебя ничего обидного в этом нет. Я люблю тебя с тех пор, как ты
появилась на свет, и всегда буду любить. И рад, что ты  дружна  с  Верой
Петровной, потому что она очень хороший человек.
   Надя слушала, и душа ее полнилась любовью и  состраданием  к  отцу  -
такому большому, красивому,  но  обделенному  личным  счастьем.  "Может,
все-таки сказать?.." - снова настойчиво  стукнуло  в  голову  требование
совести, но она опять не решилась.
   - А в отношении остального рецепт  один:  ты  должна  жить  так,  как
подсказывают разум и сердце. Тебе сейчас тяжело, но это пройдет. - Он  с
любовью смотрел на дочь; потом взял ее руку в  свои  большие  ладони.  -
Смелее смотри в будущее, больше верь в себя! Если этот "сукин сын",  как
ты его назвала, - тот самый Олег, будущий дипломат, - то  дай  Бог  тебе
счастья! Это же замечательно, если ты получишь возможность  увидеть  то,
что недоступно гражданам "невыездным".
   Степан Алексеевич прервался и, крепче сжав ее руку, серьезно взглянул
на Надю.
   - Но еще раз хочу повторить свое убеждение:  красивая  жизнь  хороша,
но, если не полюбишь мужа - счастья у  тебя  не  будет!  Только  ты  это
знаешь - тебе и решать. Насколько я в курсе, Олег и внешне  симпатичный,
и  добрый,  хорошо  воспитанный  молодой  человек.  Он  любит   тебя   и
постарается сделать счастливой.  А  в  любви  всегда  есть  риск.  Всего
наперед ведь не узнаешь...
   "Папа прав: зачем заранее всего бояться? Надо верить в лучшее. - Надя
несколько приободрилась. - И с Костей, как ни тяжело,  все  равно  нужно
было расстаться. Так скорее все пройдет. Время вылечит..."
   Голова прошла, Надя почувствовала себя лучше; пора ехать...
   - Спасибо тебе, папочка,  за  все!  -  поблагодарила  она,  встав  на
цыпочки и целуя его. - Поеду домой - я уже оправилась. Буду держать тебя
в курсе своих дел.
   Она вышла на улицу и поехала к себе на ВДНХ, уже более  спокойно  все
обдумывая. Знала бы, что ждет ее дома!

***

   Василий Семенович Чайкин с важным  видом  вышел  из  своей  служебной
"Волги", отпустил водителя и вперевалочку вошел в такой знакомый подъезд
Лидиного дома.  Он  спешил  обрадовать  свою  верную  подругу:  накануне
наконец-то передал в суд документы на развод. До чего же  ему  опостылел
собственный дом! Каждый день видеть  ненавистную  лесбийскую  физиономию
жены - быть женатым и не спать с женой! Тянуть эту комедию столько  лет!
Такое мог вытерпеть лишь он, человек с поистине ангельским характером...
   "Лида, конечно, уже накрыла на стол. Сейчас отметим мое освобождение!
-   весело   думал   он,   предвкушая   теплую   встречу   и    приятное
времяпрепровождение.  -  Тьфу  ты,  черт!  Опять  лифт  не  работает!  -
выругался он и досадливо поморщился. - Снова придется топать  на  шестой
этаж!" Такое начало не предвещало удачи,  но  легкий  нрав  не  позволял
Чайкину  впадать  в  уныние.  "А  мы  ножками,  да  с  остановочками!  -
подбадривал  он  себя,  кряхтя  и  тяжело  отдуваясь,  пока  преодолевал
бесконечные, как ему казалось, лестничные марши.
   В последние годы здоровье Чайкина основательно  расшаталось.  Большой
объем работы, нервная обстановка, сидячий  образ  жизни  в  сочетании  с
неумеренным чревоугодием и любвеобильностью наградили его гипертонией  и
подорвали работу сердца. Выглядел Василий Семенович и того хуже: тройной
подбородок, обвислые щеки, мешки под глазами, нездоровый цвет лица  -  в
общем, совсем болезненный вид. Маленького роста, с большим  животом,  он
был кругл как шар и фигурой до смешного напоминал  известного  персонажа
из сказки Джанни Родари - Сеньора Помидора.
   Но даже  находясь  в  таком  плачевном  состоянии,  Чайкин  оставался
жизнерадостным и легкомысленным, как прежде. Он не  придавал  серьезного
значения своим недомоганиям.
   - Вот подлечусь  и  снова  буду  силен,  как  зубр!  Еще  с  молодыми
потягаюсь! - уверял он приятелей, отправляясь в  очередной  раз  в  свой
любимый Кисловодск.
   Но и самые лучшие спецсанатории ему что-то плохо помогали.
   -  Василий  Семенович,  здравствуйте!  -  приветствовала  его   Раиса
Павловна, соседка Розановой, спускавшаяся ему навстречу: она  дружила  с
Лидией Сергеевной и хорошо его знала. - Вы не захворали часом?
   Чайкин стоял на площадке четвертого  этажа  -  отдыхал,  вытирая  пот
носовым платком.
   - Уж больно лестница крутая... - отдышавшись, ответил он,  игриво  ей
подмигивая. - Ты, Раечка, не смотри на мой живот, я еще ого-го!
   - Да уж знаю твою прыть, дамский угодник, - в  тон  ему  откликнулась
Раиса Павловна. - Давно у врача был? Что-то выглядишь неважно.
   - Не люблю эскулапов... Им только в руки дайся - залечат! То  нельзя,
это - не рекомендуется... Тьфу! - Он скривил презрительную гримасу. - Уж
лучше сразу белые тапочки надеть, - Чайкин остался верен себе.
   Лидия Сергеевна его ждала; услышав чутким ухом поворот ключа в  замке
входной двери, выбежала в прихожую.
   - Входи,  родной!  Что,  опять  лифт  не  работает?  Вот  бездельники
проклятые! За что квартплату берут! - бранилась она, помогая  ему  снять
пальто и глядя на него с любовью и нежностью.
   Выше его ростом  на  целую  голову,  все  еще  интересная,  эффектная
женщина, она не знала и не хотела знать никого,  кроме  этого  смешного,
жалкого на вид человека. Он ей мил, он один занимает все ее помыслы.

***

   Лидия Сергеевна  знала  из  телефонного  разговора  с  Чайкиным,  что
долгожданный суд уже назначен, и жаждала узнать подробности.
   - Проходи, Васенька, отдохни! - приговаривала она,  оправляя  на  нем
костюм. - А я пока на стол накрою.
   - Как там твоя лесбиянка?  Ведет  себя  тихо?  На  суде  фортелей  не
выкинет?
   Немного позже  сидели  на  своих  местах  в  светлой,  уютной  кухне,
привычно бражничали.
   - Да не пикнет! Пусть только попробует... Закон у нас  насчет  всяких
этих гомиков и прочих строг! -  беспечно  ответил  Чайкин,  устремив  на
верную подругу взгляд, в котором читалось проснувшееся  желание,  -  как
всегда, после второй-третьей рюмки. - Меня это не беспокоит, суд-то  нас
разведет. - И погрустнел, представив неприятную перспективу. - Боюсь все
же осложнений на  работе...  Какая-нибудь  сволочь  интриговать  начнет,
слухи распускать, подрывать авторитет... А-а, ничего, думаю, сейчас  все
обойдется. - К нему вернулся обычный оптимизм.  -  Не  те  времена,  что
раньше, - легче смотрят. Да и знают давно, что жена плохая, детей нет...
Все! Рубикон перейден. Давай чокнемся за нас, за нашу новую жизнь!
   Выпили,  обменявшись  горячими,  любящими  взглядами,  чувствуя  свое
неразрывное  единство.  Обильные  возлияния,  хорошая   закуска   всегда
приводили Лидию Сергеевну и ее друга в активное эмоциональное  состояние
- их любовная страсть со временем не угасла. Почувствовав прилив  сил  и
желания, они расстелили ложе и заключили друг друга в объятия.
   Василий Семенович физически сдал, зато  Лидия  Сергеевна  была  полна
энергии и ее активность компенсировала его недостаток. Все  шло  хорошо,
как обычно, - оба стонали от наслаждения; вдруг, в самый решающий момент
Чайкин мучительно вскрикнул, схватился обеими руками за сердце  и  замер
неподвижно... Почувствовал ужасную боль в груди и  сразу  понял,  в  чем
дело. "Боже мой,  умираю!.."  -  только  и  успел  подумать  он,  быстро
холодея. Смерть наступила мгновенно. ("Обширный инфаркт" - такой диагноз
поставили позже врачи.)
   Несчастная Лидия Сергеевна поняла только,  что  ему  стало  плохо,  и
растерялась. В последние годы бывали случаи, когда Василий  Семенович  в
процессе  встреч  испытывал  недомогание,  но,  терпеливый  по   натуре,
мужественно  переносил  боль  и  плохое  самочувствие.   Лишь   принимал
лекарства, всегда стараясь делать это  незаметно,  чтобы  не  беспокоить
подругу.
   На этот раз она так перепугалась, что даже не  заплакала.  Первым  ее
порывом было - скорее к телефону, вызвать "неотложку"!..  Но  глаза  его
остекленели, он не дышит... Боже! Он  мертв!..  И  завыла,  как  раненая
волчица, слезы полились ручьем, в голове все перемешалось... До сознания
никак не доходила реальность постигшего ее  несчастья.  Она  рухнула  на
постель рядом с холодеющим трупом, повторяя как безумная:
   - Этого не может быть!.. Это несправедливо! Боже мой, за что?..
   В таком ужасном состоянии застала ее  Надежда,  вернувшись  домой  от
отца.  Услышав  громкие,  страшные  причитания  матери,   она,   оставив
незапертой входную дверь, стремглав бросилась в  ее  комнату.  При  виде
неподвижного тела Чайкина и рыдающей в истерике матери замерла на пороге
как пораженная громом. Чайкин не подает никаких признаков жизни... Да он
умер!.. Надя страшно перепугалась; стояла и растерянно смотрела на  мать
- вот сейчас она очнется и  начнет  действовать...  Но  Лидия  Сергеевна
оставалась невменяема.  "Скорую"  вызвать...  в  милицию  сообщить...  -
лихорадочно думала Надежда, не зная, что предпринять.  -  Какой  ужасный
день!.."

***

   Призвав на помощь все свое хладнокровие  и  мужество,  она  старалась
найти выход  из  этой  жуткой  ситуации,  постепенно  осознавая  всю  ее
скандальность.
   - О Господи! - вырвалось у нее, когда  она  с  отчаянием  представила
себе  картину,  которую  застанут  прибывшие  представители  власти   и,
конечно, вездесущие соседи.
   Да уж, такое чрезвычайное событие в доме долго не забудут!  "Были  бы
они женаты... - размышляла она в полном замешательстве.  -  А  теперь...
хоть на другую квартиру переезжай. Ведь проходу не дадут..."
   Но делать нечего, сообщить о происшедшем придется. Преодолевая  страх
и отвращение, Надя попыталась одеть Чайкина. Нельзя, чтобы его застали в
таком виде! И без того выйдет порядочный конфуз. - Взяла  со  стула  его
одежду, без труда натянула на голое  тело  нижнее  белье,  носки;  затем
облачила его в  сорочку,  брюки...  Но  когда  стала  надевать  ботинки,
возникла проблема; ступни уже одеревенели, и ботинки не налезали...
   Лидия Сергеевна  невидящим  взором  наблюдала  за  мучениями  дочери.
Плакать она перестала, но все происходящее видела словно во сне.
   - Что ты делаешь? Зачем? - наконец прошептала она, садясь на кровати.
   - А, очухалась? Я  уж  думала,  и  тебе  врач  нужен!  -  раздраженно
отозвалась Надя, продолжая свои настойчивые попытки.
   К счастью, Чайкин носил обувь на размер  больше,  и  ей  удалось-таки
вбить ему на ноги ботинки, - слава Богу, хоть на резинках, зашнуровывать
не пришлось...
   - Он... живой еще?.. - с робкой надеждой выговорила Лидия  Сергеевна,
не в силах  смириться  с  безвозвратной  потерей.  -  Ты...  "неотложку"
вызвала?
   - Какую еще "неотложку"? Тут катафалк нужен! - огрызнулась  Надя;  на
грани нервного срыва, она не в состоянии была в данный момент сострадать
горю матери. - Ты лучше... оденься-ка побыстрее!  Сейчас  "скорую"  буду
вызывать и милицию.
   Пока мать одевалась, постепенно приходя в себя и вновь теряя  чувство
реальности от постигшего ее удара  судьбы,  Надя  попыталась  перетащить
тело Чайкина с кровати в  кресло.  Рослой,  сильной  девушке,  ей  такая
тяжелая ноша все же  казалась  не  под  силу  -  тут  мужик  здоровенный
нужен...
   "Как бы грыжу не заработать!" - серьезно  забеспокоилась  она,  делая
бесполезные попытки ухватить и сдвинуть с места грузное тело.  Отчаяла