меня и того нет.
     - Должно быть, это странное ощущение, когда не знаешь, как выглядели твои родители.
     - Да, странное, - прошептала Сиренити. - Но иногда я чувствую какую-то связь с ними. Прошлой ночью вот это спасло мне жизнь. - Она инстинктивно дотронулась до фигурки грифона, которая снова вернулась на свое место у нее на шее. Единственное, что досталось мне от них в наследство. И те приемы самообороны, которым обучил меня Блейд. Если бы не все это вместе взятое, я бы погибла.
     - Не напоминай мне, - помрачнел Калеб. Сиренити опустила руку.
     - Странно, правда?
     - Что странно?
     - То, как мы все связаны друг с другом, даже когда думаем, что мы одни на всем белом свете, даже если не очень-то и хотим быть связанными. Как будто к нам пристали кусочки других людей, нравится нам это или нет. Взять, например, тебя и Блейда.
     Калеб скорчил гримасу.
     - Что там такое со мной и Блейдом?
     - Вы вместе пережили в пещере приключение, которое наверняка оставило свой отпечаток на каждом из вас. Никто, кроме вас с Блейдом, так никогда и не узнает, что там произошло. Теперь до конца своей жизни всякий раз, когда будете думать об этом, каждый из вас вспомнит другого, потому что вы это пережили вместе.
     - Навеки быть психически прикованным к Блейду. От этой мысли мороз по коже. - Калеб со стуком поставил свою кружку на стол. - Кажется, мы уже отклоняемся в область метафизики. А это несколько за пределами моего поля деятельности. Я - консультант по вопросам бизнеса, ты не забыла?
     - Один из самых лучших на всем северо-западе тихоокеанского побережья. По крайней мере ты сам все время так мне говоришь.
     - Правильно, черт возьми. И предпочитаю функционировать каждый раз в одной математической плоскости, а не в нескольких сразу, если ты не против. Вернемся к дяде Франклину.
     - Я слушаю.
     - Как я начал объяснять до того, как меня прервали, моя теория состоит в том, что он завладел этими фотографиями и послал их тебе, надеясь для начала, что ты признаешь свое поражение в игре и тихонько уйдешь со сцены. Если же ты этого не сделаешь, если рискнешь рассказать мне о фотографиях, то, по его расчету, положу всему конец я сам.
     - Но вместо того чтобы порвать со мной и с моим проектом, ты поехал за мной в Уиттс-Энд. И сообщил мне, что никто из нас не может аннулировать контракт, потому что ты обязан поддерживать свое бесценное деловое реноме.
     Калеб поднял брови и отпил глоток кофе.
     - По моей теории, когда дядя Франклин понял, что его план не сработал и что я все еще сильно увлечен тобой, так сильно, что привез тебя домой знакомить с родными, он запаниковал и решился на более крутые меры.
     - Позвонил тебе и заявил, что его шантажируют.
     Калеб кивнул.
     - Он сказал мне, что я должен перестать встречаться с тобой, потому что некто угрожает отправить твои фотографии в "Вентресс-Вэлли ньюс".
     - А значит, снова вывалять в грязи твое благородное семейство. - Сиренити немного подумала. - До определенного момента это имеет смысл. Но есть парочка вопросов, которые требуется прояснить.
     - Да, действительно. - Калеб откинулся на спинку стула и стал задумчиво разглядывать дверь магазина, которая была видна ему из окна кафе. - Первый большой вопрос вот какой: как дядя мог узнать, что эти фотографии вообще существуют?
     - Вот именно. Он же банкир. Он не из тех, кто захочет якшаться с обитателями Уиттс-Энда. Кто мог ему сказать, что фотографии существуют и что он может купить их у Эмброуза Эстерли?
     - Сам Эстерли, вероятно, - сказал Калеб. - Я все-таки думаю, что это он заварил всю кашу. Но не потому, что хотел остановить процесс перемен здесь, в Уиттс-Энде. Он ставил перед собой более простую цель. Ему нужны были деньги. Судя по тому, что я слышал о твоем приятеле Эмброузе, он все время кого-то уговаривал одолжить ему денег на новое фотооборудование, верно?
     - В общем, да, - неохотно признала Сиренити. - Это правда.
     - Если принять, что он на самом деле знал о том старом скандале благодаря своей страсти к чтению газет, то можно принять и то, что сам он и направил тебя ко мне - чтобы открыть доходное шантажное дело.
     - С трудом в это верится, но, наверно, Эмброуз мог так отчаянно нуждаться в деньгах, что связался с твоим дядей после того, как устроил мою встречу с тобой.
     - Он сказал Франклину, что имени Вентрессов вновь грозит скандальная история, а потом предложил продать ему фотографии замешанной в ней женщины. Дальше дело было за Франклином. - Он купил фотографии за пять тысяч долларов, - сказала Сиренити, обдумывая ситуацию по ходу дела. - Сначала с их помощью попробовал отпугнуть меня. Когда это не сработало, он обратился к тебе, утверждая, что его шантажируют.
     - В этом есть какая-то логика, - заметил Калеб.
     - Хорошо то, что, если верить твоей теории, нам не нужно беспокоиться о том, не бродит ли где-то поблизости еще один шантажист, - продолжала Сиренити.
     - Да, всю эту историю можно объяснить алчностью Эстерли и заботой дяди Франклина о чести семьи.
     - Но почему исчезли негативы? - не успокаивалась Сиренити. - Сделка купли-продажи с Франклином была законной. Эмброуз задокументировал ее, как если бы это была обычная коммерческая операция. Эмброуз никого не шантажировал. Ему нечего было скрывать. Он имел право продать эти снимки.
     - Может, он и негативы продал Франклину. Тот обязательно захотел бы приобрести их.
     - Может быть. И что ты собираешься делать? - спросила Сиренити.
     По глазам Калеба было так же трудно о чем-то догадаться, как и глядя на воду источника видений.
     - Съездить сегодня в Вентресс-Вэлли и проверить свою теорию.
     Сердце Сиренити тревожно сжалось, но она заставила себя сохранить внешнее спокойствие.
     - М-м-м, но как ты думаешь узнать, прав ты или нет относительно связи между Эмброузом и твоим дядей?
     - Собираюсь поговорить в открытую. Я намерен собрать всех - Франклина, Филлис и деда - в одной комнате и выяснить отношения с Франклином. Заставлю его признаться, какую роль он во всем этом играет.
     - Калеб, я не уверена, что это такая уж хорошая идея.
     Калеб посмотрел на нее.
     - Вероятно, Франклин думает, что я буду ходить на цыпочках вокруг этой истории. Он делает ставку на то, что я отступлю перед угрозой так называемого шантажа ради семьи. Но он ошибается. Я собираюсь с треском его разоблачить.
     - Твой дядя пытался лишь защитить доброе имя семьи. Конечно, надо признать, что он заходит слишком далеко, но ты ведь можешь понять, почему он так делает. Мне кажется, ты должен поступить в этом случае как-то деликатно и тактично.
     - Деликатно и тактично? - Улыбка Калеба была еще холоднее, чем его глаза. - Всю свою жизнь я именно так и поступал по отношению к семье, и что я этого теперь имею? Я делал все, что от меня ожидалось. Я соглашался со всеми требованиями, выполнял все, о чем меня просили, старался удовлетворить всех и каждого. Но этого всегда было мало.
     - Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что этого всегда было мало?
     - Что бы я ни делал, мне никогда не удавалось загладить проступок родителей. Всякий раз, когда дед и другие смотрят на меня, они видят не меня, а фатальную ошибку моего отца и дурную кровь моей матери. Всякий раз, когда я смотрю им в глаза, я вижу, что они наблюдают за мной и ждут того великого дня, когда я докажу, как они правы во всех подозрениях относительно меня.
     - О Калеб. - Сиренити прикоснулась к его руке.
     - И вот наконец этот великий день настал. - Калеб поднялся из-за стола и протянул руку за курткой, которая висела у него на спинке стула.
     - Погоди, - быстро сказала Сиренити. - Калеб, я не хочу, чтобы ты поступал необдуманно.
     - Необдуманно? Смешно это слышать от тебя. - Калеб нагнулся и крепко поцеловал ее в открытые губы. Когда он поднял голову, его глаза светились. - Этo ведь ты научила меня значению этого слова.
     Она схватила его за рукав, когда он повернулся, чтобы уйти.
     - Послушай меня. Если ты пойдешь на такое выяснение отношений, находясь в своем теперешнем настроении, то можешь вызвать разлад в семье.
     - Ну и что? Плевать я на это хотел.
     - Калеб, это ведь твоя семья.
     - Ничего подобного. Я никогда не был полноправным членом клана Вентрессов. Более того, я прекращаю свои старания стать им. Я все эти годы мирился с массой всего с их стороны, делал все, о чем бы они меня ни попросили, надеясь оплатить долг, унаследованный от родителей. Но ты знаешь, как говорят о шантаже: он никогда не кончается. Единственный cпособ положить ему конец - это перестать платить.
     Сиренити вскочила на ноги.
     - Если ты собираешься в лоб выяснять отношения со своей семьей, мне лучше поехать с тобой.
     - Нет. Я не хочу впутывать тебя в это.
     - Но я и так уже впутана.
     - Ты не поедешь со мной, и точка.
     Дверь кафе открылась. На пороге стоял Уэбстер в своем обычном заляпанном грязью комбинезоне. Расплывшись в торжествующей улыбке, он разжал руку и показал гладкий круглый камень размером с ладонь.
     - Ну как, Вентресс?
     Калеб мельком взглянул на камень.
     - Уэбстер, я сейчас очень спешу. Поговорим об этом, когда я вернусь, хорошо?
     - Это не камень, а конфетка, - сказал Уэбстер. Он хитро посмотрел на Калеба. - И я знаю, где можно достать еще сотню таких же. Настоящих красавцев, как этот.
     - Говорю вам, я сейчас очень тороплюсь.
     - Возьмите его, - не отставал Уэбстер. - Положите его в карман. Поносите пока с собой. Посмотрите, каков он в руке.
     - Хорошо, хорошо, давайте. - Калеб схватил камень и положил в карман куртки. - А теперь дайте-ка пройти, ладно? Мне предстоит неблизкий путь.
     - Конечно, конечно, Вентресс. - Он озабоченно нахмурился. - Вы ведь не насовсем уезжаете, нет?
     - Сегодня вечером вернусь. Мы обсудим потенциальные возможности вашего камня, как только я рассмотрю его получше.
     - Ладно. - Лицо Уэбстера просветлело. - Хотел поблагодарить вас за то, что вы сделали прошлой ночью.
     - Не стоит. Я ничего особенного не сделал.
     - Конечно. - Уэбстер многозначительно подмигнул. - Как скажете, Вентресс.
     Ничего не ответив, Калеб вышел за дверь и быстро зашагал по деревянному тротуару к тому месту, где был припаркован его "ягуар". Сиренити схватила свою куртку.
     - Прости, Уэбстер.
     - А? Ох, извини. Не подумал, что стою у тебя на дороге. - Уэбстер шагнул в сторону, пропуская Сиренити. - Вентрессу понравится камень. Вот увидишь.
     - Я уверена, что понравится. - Сиренити на секунду остановилась и обернулась к Ариадне. - Скажи Зоун, что я уезжаю из города с Калебом. Вернусь вечером.
     - Скажу.
     Сиренити быстро повернулась, выскочила за дверь и помчалась к "ягуару". Калеб уже сидел за рулем. Когда она подбежала к машине, он включил мотор.
     Сиренити рывком открыла дверцу и упала на пассажирское сиденье.
     - Какого черта ты придумала? - спросил Калеб сердито.
     - Я еду с тобой. - Сиренити пристегнулась ремнем.
     - Нет, не едешь.
     - Ты не можешь уехать без меня. - Сиренити откинулась на спинку сиденья и заперла дверцу. - Ты забыл, что ты мой партнер? Я никогда не брошу партнера на произвол судьбы. У меня есть определенные принципы, которые я должна соблюдать.
     - Проклятие, - сказал Калеб.
     Он включил скорость и выехал на дорогу.

Глава 15

     Они проехали десять миль вниз по горной дороге, прежде чем Калеб снова заговорил:
     - Разговор будет неприятный, Сиренити.
     - Я знаю.
     - Я не позволю тебе вмешиваться.
     - Я и не собираюсь вмешиваться.
     - Твое присутствие не повлияет на то, как я решил поступить в данной ситуации.
     - Я это понимаю.
     - Ты не отговоришь меня сделать так, как я решил.
     - Само собой.
     - Еще не поздно. Я могу развернуться и отвезти тебя обратно в Уиттс-Энд.
     Сиренити положила руку на длинную, напряженную мышцу верхней части его бедра.
     - Я не позволю тебе ввязаться в это одному, помнишь, я говорила, что каждый человек живет с приставшими к нему кусочками других людей?
     - Помню.
     - Не смотри сразу, но к тебе прилип огромный кусок меня. И отлепляюсь я не очень легко.
     Калеб не нашелся, что на это сказать. Она была права, причем даже больше, чем думала и чем могла знать. С каждым проходящим днем и каждой ночью он все яснее осознавал, насколько велик приставший к нему кусок ее и в какой большой степени она стала неотъемлемой его частью - жизненно важной, абсолютно необходимой.
     Калеб взглянул в зеркало заднего обзора и увидел собственное отражение. Оно было плотным и реальным - живым. Я определенно выгляжу взбешенным, подумал он, но плотным и реальным. Настоящим. Живым. Я могу прикасаться к вещам. Я имею значение. И вещи, и люди могут прикасаться ко мне.
     - Черт, - пробормотала Сиренити.
     - В чем дело? Передумала ехать со мной?
     - Нет, проблема не в этом.
     - А в чем?
     Она дернула себя за длинную, свободного покроя блузу из цветастого батика, надетую поверх широких расклешенных брюк из этой же ткани. Линию талии подчеркивал замысловато украшенный пояс с массивной пряжкой.
     - Не успела заскочить в телефонную будку и преобразиться в стиле Городской и Сельской Мисс.
     - Не беспокойся об этом. - Калеб бросил взгляд на ее непокорные рыжие кудри и улыбнулся. - Tы и так выглядишь замечательно.
     - Правда?
     - Можешь мне поверить, ты никогда не выгдядела такой прекрасной. Разве что, пожалуй, на тех снимках, которые сделал Эстерли.
     Сиренити повернула к нему голову с такой быстротой, которая не оставляла сомнений в том, насколько неожиданными были для нее эти слова.
     - Ты ведь так и не сказал мне, что думаешь об этих фотографиях.
     Калеб вспомнил эффект противопоставления простодушной наивности и вечной женственности, так прекрасно схваченный Эстерли на фотографиях Сиренити.
     - Ты была права. Они действительно произведения искусства. У Эстерли ты получилась чем-то вроде мифической лесной нимфы. Изначальной, словно одна из стихий природы. Прекрасной.
     - Я рада, что они тебе понравились. - В голосе Сиренити слышалось облегчение. - Меня немного встревожила твоя реакция. Ты почти ничего не сказал, после того как увидел их.
     - Меня отвлек звонок Франклина, насколько я помню, а потом то одно, то другое мешало вернуться к этой теме. Эти твои снимки просто потрясающие.
     - Спасибо.
     Уголком глаза он увидел, как ее губы начали складываться в довольную улыбку.
     - И когда все это закончится, - добавил спокойно Калеб, - я собираюсь сделать так, чтобы и негативы, и все до одного отпечатки этих снимков оказались в моем безраздельном владении.
     Ее глаза округлились.
     - Почему?
     - Потому что эти фотографии станут частью моей персональной коллекции фотоискусства.
     - Я не знала, что ты коллекционируешь произведения фотоискусства.
     - Просто я не так давно начал.
     Странно, но в этот раз Вентресс-Вэлли показался Сиренити далеко не таким живописным и очаровательным, как в прошлый приезд. Возможно, виной этому был серый свет, который, просачиваясь сквозь свинцовые облака, создавал довольно мрачную атмосферу. Но может быть и так, подумала она, что это ее собственное тревожное настроение преображает пейзаж из красочного кусочка настоящей Америки в декорации, создающие ощущение скрытой угрозы.
     Какова бы ни была причина, но сегодня поля в окрестностях города, где уборка урожая почти закончилась, явно казались пустыми и заброшенными. Не было заметно оживления в магазинах, расположенных вдоль главной улицы Вентресс-Вэлли. Перед церковью на этот раз не толпились нарядные участники свадебной церемонии, что лишало обстановку последней оптимистической нотки.
     - Ты уверен, что хочешь довести до конца задуманное? - Сиренити напряженно застыла на своем сиденье, когда Калеб свернул на длинную подъездную дорожку, которая вела к дому его деда.
     - Уверен.
     - Может, лучше было бы обдумать какой-то иной подход к этой проблеме. Выяснять отношения в лоб всегда неприятно.
     - Я предупреждал, что разговор не будет приятным. И предлагал тебе вернуться в Уиттс-Энд.
     Сиренити оставила и эту последнюю попытку отговорить Калеба. Она с самого начала понимала, что ей не удастся предотвратить то, что сейчас произойдет. Ей оставалось лишь быть рядом с ним, когда он будет рвать ткань своего прошлого.
     Дверь большого дома открылась, как раз когда Калеб остановил "ягуар" и выключил мотор. На широкое крыльцо вышла Долорес. Ее лицо осветилось удивлением и радостью. Она торопливо спустилась по ступеням, пока Калеб и Сиренити выбирались из машины.
     - Калеб, что вы здесь делаете? Мы вас не ждали. - Долорес улыбнулась Сиренити. - Приятно видеть вас снова, мисс Мейкпис. Я сейчас же приготовлю вашу комнату.
     - Не беспокойся. - Калеб закрыл дверцу со своей стороны. - Мы ненадолго.
     Улыбка Долорес стала вопрошающей.
     - Что вы такое говорите? Вы только что приехали. Конечно, вы переночуете.
     - Нет, - сказал Калеб. - Мы не сможем остаться. Мне очень жаль, Долорес.
     Улыбка Долорес исчезла совсем.
     - Что-то случилось, да?
     - Это семейное дело. - Голос Калеба звучал сурово и холодно. - Дед дома?
     - Он на конюшне, с Гарри.
     - Тебя не затруднит позвонить от моего имени дяде Франклину и тете Филлис? Скажи им, что их присутствие срочно требуется здесь.
     - Конечно, позвоню. - Долорес бросила еще один быстрый, тревожный взгляд на Сиренити. - Франклин должен быть у себя в офисе, в банке. Он не любит, когда его отрывают от работы.
     - Скажи ему, что дело касается семьи, - велел Калеб. - Скажи, что ему лучше прийти сюда, в противном случае этот разговор состоится у него в офисе.
     - О Боже. - Руки Долорес смяли фартук.
     Сиренити поежилась в своей куртке. Теплая подкладка не очень хорошо защищала от холода, который чувствовался в воздухе.
     В этот момент из-за угла дома появился Роланд. Он вздрогнул от неожиданности при виде небольшой группки людей, стоящих рядом с "ягуаром". Его глаза сразу остановились на лице Калеба. Сиренити могла бы поклясться, что в глубине глаз старика плеснулось что-то теплое и приветливое, что-то похожее, может быть, на надежду. Но этот проблеск почти мгновенно скрыла холодная непроницаемая маска, весьма напоминающая ту, что так хорошо умел носить Калеб. Кусочки других людей.
     - Не ожидал видеть тебя, сынок. Мисс Мейкпис. - Роланд вежливо кивнул Сиренити и снова перевел взгляд на Калеба. - В чем дело?
     - Дело касается прошлого, - сказал Калеб. - И будущего. Пошли в дом. Подождем Франклина и Филлис.
     Все оказалось гораздо хуже, чем представляла себе Сиренити. Атмосфера в гостиной была еще бoлее гнетущей, чем снаружи. И более напряженной. Она смотрела, как Калеб расхаживает взад и вперед перед окнами, словно запертый в клетку лев. От него шел такой мощный поток грозовой энергии, что ей казалось, будто вот-вот рядом с ним сверкнет разряд молнии.
     На нем было сосредоточено внимание всех, кто находился в комнате. Роланд смотрел на него так, как стареющий монарх смотрит на молодого воина, которому предстоит занять его место. То, как он сжимал подлокотники своего кожаного кресла, выдавало степень его напряжения.
     Филлис в чопорной позе сидела на диване, неодобрительно поджав губы. Ее спина казалась прямой, как железный прут, и почти столь же неподвижной Франклин сидел рядом с ней, нахмурив брови. Вид у него был раздраженный и настороженный одновременно.
     - Я думаю, довольно с нас этого спектакля, - произнес Роланд. - Объясни нам, что здесь происходит.
     - Объясняю, - сказал Калеб. - Здесь происходит то, что называется шантажом.
     Филлис задохнулась от изумления и подняла руку горлу. Роланд непонимающе смотрел на внука. Франклин был так ошеломлен, что у него отвисла челюсть. Он смог заговорить лишь после нескольких неудачных попыток:
     - Идиот. Ты хоть понимаешь, что делаешь, Калеб?
     Калеб остановился у окна и посмотрел на него.
     - Я