, он принес все на кофейный столик. Потом пошел на кухню и налил два маленьких стаканчика бренди.
     Он не знал, как Сиренити, но у него было такое чувство, что нелишне будет капельку подкрепиться перед предстоящим решением головоломки.

***

     Полчаса спустя список был готов. Он вышел не очень длинным; и большинство имен было Калебу знакомо. В него были включены имена всех членов его семьи, жены Гордона Патриции, горсточки жителей Вентресс-Вэлли, а также одной-двух второстепенных политических фигур, имевших влияние в то время, а ныне давно покойных.
     Сиренити изучала список.
     - Все эти люди могли знать о твоем прошлом, но среди них нет никого, кто мог бы знать обо мне и о снимках, которые сделал Эмброуз.
     - Этого мы точно не знаем. Надо будет нанять частного детектива, чтобы проверить некоторые иа этих имен, - сказал Калеб.
     Сиренити тревожно вскинула на него глаза.
     - Если ты пошлешь в Вентресс-Вэлли человека, который будет задавать вопросы о том давнем скандале, то обязательно поднимется шум.
     - Неужели ты думаешь, что это меня остановит? - Нахмурившись, Калеб рассматривал порванную атласную подкладку, выстилавшую крышку шкатулки. - Сейчас меня волнуют только ответы. И я собираюсь получить их.
     - Я понимаю, - тихо проговорила Сиренити. - Просто хотелось бы сделать это как-нибудь иначе. И так уже немало испорчено.
     - Знаешь, здесь есть что-то странное. - Калеб взял шкатулку в руки. - Я собираюсь это разломать.
     - Вижу и могу понять. Знаешь что, Калеб? Я думаю, что кровь действительно сказывается. Стоит тебе встать на определенный путь, как ты становишься в точности таким же упрямым, как твой дед.
     Он быстро взглянул на нее.
     - Ты не поняла. Я собираюсь ломать не прошлое, а всего лишь эту шкатулку.
     - Шкатулку?
     - Этот разрыв в подкладке какой-то странный. Какой-то слишком уж аккуратный. Как будто подкладку разрезали бритвой или ножом. Все другие дыры от износа.
     Сиренити внимательно посмотрела на разрез в выцветшем голубом атласе подкладки.
     - Ты правда думаешь, что здесь что-то особенное?
     - Да.
     Калеб взял зеркальце за уголок и одним движением оторвал его от внутренней стороны крышки. Вместе с ним оторвался и большой лоскут тонкого голубого атласа.
     Наружу выпала спрятанная за подкладкой черно-белая фотография. Она легла лицевой стороной вверх на ящичек для колец.
     Калеб смотрел на лежащую перед ним фотографию трех человек. Среди них - Кристал Брук. Она в скромном платье с высоким воротом, по моде тридцатилетней давности. Широкополая шляпа элегантно сидит на ее платиновых волосах. Наклонив лицо, она улыбается ребенку, которого держит на руках.
     Рядом с ней стоит Гордон Вентресс, нежно обняв ее за плечи одной рукой. Он смотрит прямо в объектив фотоаппарата с безошибочно узнаваемой улыбкой счастливого отца.
     - Калеб. - Сиренити наклонилась вперед, чтобы лучше видеть, и глаза ее сияли от радостного удивления. - Это же семейный портрет. Это ты и твои родители.
     У Калеба не нашлось ни одной умной фразы. И он не мог глаз оторвать от фотографии.
     - Похоже на то.
     - Настоящий семейный портрет. - Сиренити засмеялась от восторга. - Это совершенно потрясающе. Какой же ты счастливчик - у тебя теперь есть фотография, где вы сняты все втроем. Посмотри, как счастливы твои родители. Они просто сияют. Ясно, что они очень любили и друг друга, и тебя.
     Калеб все смотрел и смотрел на фотографию, пока не заметил, что видит ее нечетко, расплывчато. Oн раздраженно помигал несколько раз, и его обычно превосходное зрение полностью восстановилось.
     - Интересно, почему ее засунули за подкладку.
     Сиренити чуть повела плечом.
     - Я вполне могу себе представить, что твоя мать спрятала ее туда, чтобы сохранить на память, а потом забыла об этом.
     - Должно быть, дед не видел ее, когда клал в шкатулку вырезки. Если бы нашел, то обязательно бы уничтожил.
     - Наверняка ты этого не знаешь, - мягко сказала Сиренити. - Во всяком случае, нет смысла гадать о том, что мог бы сделать Роланд тридцать четыре года назад.
     Калеб постарался подавить этот поток непонятных эмоций, грозивший захлестнуть его. Давать какую-то волю чувствам тоже неплохо время от времени, но эти чувства иногда могут чертовски мешать. Его спокойствие, методичность и логика начинали давать сбои, когда вмешивалась эмоциональная сторона его натуры.
     Усилием воли он вернул себе ясность и четкость мысли.
     - Фотография интересна, но это не основная зацепка.
     - Наверно, ты прав.
     - Сиренити? - Калеб убрал фотографию в шкатулку и закрыл крышку.
     - Да?
     Он сделал глубокий вдох и ощутил, как медленно и тяжело пульсирует у него в венах кровь.
     - Ты выйдешь за меня замуж?
     Ее рот открылся в беззвучном восклицании. Казалось, у нее что-то случилось с горлом.
     - За тебя замуж? - Ее голос звучал выше, чем обычно. - С какой это стати ты хочешь на мне женитъся?
     Он посмотрел на нее.
     - Вероятно, с той, что я консервативный, занудный и старомодный тип.
     - Вот как.
     - В чем дело, Сиренити?
     - Ни в чем, - быстро ответила она. - Ты просто застал меня врасплох, вот и все. Мне и в голову не приходило, что ты думаешь об этом... о женитьбе.
     - Да? А ты об этом не думаешь?
     - Я не знаю. - Она сделала глотательное движение. - Я хочу сказать, почему именно сейчас?
     - Я тебе сказал почему.
     - Ну да, ты консервативный, занудный и старомодный. - Она с беспокойством смотрела ему в глаза. - А я нет. То есть не консервативная, не занудная и не старомодная. У нас в Уиттс-Энде все делается иначе.
     - Правда?
     - Ну да, посмотри вокруг и увидишь. - Она помахала рукой. - Джулиус и Бетэнн поженились только в прошлом месяце. До этого они прожили вместе много лет. Джесси и Эмброуз вообще не поженились. Мои настоящие родители не были женаты.
     - Мои тоже не были женаты, надеюсь, ты не забыла? Но мне что-то не хочется повторять именно эту конкретную часть прошлого.
     - Калеб, куда нам спешить? Я не беременна. Mы еще даже не успели как следует узнать друг друга.
     Он почувствовал, как все похолодело у него внутри. Она пытается отстраниться от него. Хочет держать его на расстоянии. Может, она хочет его не так сильно, как он ее. Он подавил в себе прилив отчаяния.
     - Уверяю тебя, что ты знаешь меня лучше, чем кто бы то ни было на всем белом свете. - Громадным усилием воли он заставил голос звучать спокойно.
     Она смотрела ему в лицо с каким-то странным выражением ожидания в своих павлиньих глазах.
     - Калеб, ты любишь меня?
     Вопрос заставил его не дышать целых три или четыре секунды. Она имеет право получить ответ, подумал он. Но ответа у него не было. Его охватило отчаяние. Он не может потерять ее из-за нескольких простых слов.
     Скажи ей. Ведь это только слова.
     Она - самое важное у него в жизни. Если он потеряет ее, то потеряет часть самого себя, ту часть, которая научилась чувствовать снова.
     Бесполезно. Он готов убить ради нее, но солгать ей не сможет. Если и солжет, то ничего хорошего из этого не выйдет.
     - Я не знаю, - резко сказал Калеб. Он снова начал терять свою материальную оболочку. Он буквально чувствовал, как это с ним происходит прямо здесь, на диване.
     Сиренити наблюдала за ним. Она казалась созданием лунного света и волшебства, случайно попавшим в полосу слишком яркого солнечного света. Она мигнула раз и еще раз, потом улыбнулась своей загадочной улыбкой.
     - Нет, конечно, откуда тебе знать, любишь ли ты меня, - сказала она. - Когда в последний раз кто-то тебе говорил, что любит тебя?
     - Не помню. - Почему она не отвечает на его вопрос? Все, что ему нужно, это простой ответ. - Какое, черт побери, это имеет отношение к тому, о чем я спросил?
     - По-моему, очень большое. Но сейчас это не важно. - Сиренити прикоснулась к его щеке. - Я люблю тебя, Калеб. Но не могу уехать из Уиттс-Энда. Ты ведь понимаешь? Мне здесь нужно кое-что сделать.
     - Я не собираюсь требовать, чтобы ты уехала.
     - Но ты ведь не можешь остаться здесь навсегда, - грустно сказала она. - Я знала это с самого начала.
     - Ты ошибаешься. Я могу оставаться здесь, сколько захочу. Это как раз наименьшая из проблем. Я могу руководить своей фирмой и отсюда.
     - Правда?
     - Мы живем в век компьютеров и факсов, ты что, забыла? Центр управления может быть где угодно.
     - И ты захочешь здесь остаться? - спросила она.
     - В своем ли ты уме? - прошептал он. - Что может заставить меня уехать отсюда? Из единственного места на земле, где я чувствую себя абсолютно живым?
     - Калеб! - Она бросилась к нему на грудь и одарила его страстным объятием. - Да. Да, я выйду за тебя замуж, если ты этого хочешь.
     Дыхание вернулось к нему. Он так крепко прижал ее к себе, что она слабо пискнула - наполовину смеясь, наполовину протестуя.
     - Прости, - пробормотал он ей в волосы. Он ослабил объятия, но лишь чуть-чуть. От ее теплого запаха в глубине его существа всколыхнулась масса каких-то неопределенных эмоций. Ему было безразлично, что это за эмоции и как они сказываются на его способности мыслить логически. Важно было лишь то, что они есть, что они сильны и что он их ощущает.
     Он не призрак.
     Он живой человек. У него есть будущее.
     У него есть Сиренити.

Глава 17

     - Ты собираешься выйти за него замуж? - Зоун резко опустила крышку большой бочки с пшеничной мукой и порывисто обернулась. Ее оранжево-шафранные одежды взлетели и закружились, словно им передалось ее волнение. - О чем ты говоришь, Сиренити? Зачем тебе вздумалось выходить замуж за Калеба?
     - Потому что я люблю его. - Сиренити смахнула пыль с ряда банок с тростниковой мелассой. - А он любит меня. Просто он этого еще не знает.
     - Если он этого не знает, то не кажется ли тебе, что выходить за него замуж, может быть, чуточку преждевременно?
     - Вероятно. - Сиренити пошла по проходу туда, где были сложены пакеты с лапшой. - Но мне кажется, что ждать я не смогу.
     Зоун пристально посмотрела на нее.
     - Ты беременна?
     - Нет.
     - Тогда почему ты не можешь подождать?
     - Это трудновато объяснить, Зоун. - Даже себе самой. Она знала, что рискует, пытаясь угадать истинные чувства Калеба.
     К сожалению, ей стало совершенно ясно, что сам Калеб не очень хорошо разбирается и справляется со своими эмоциями. Она подозревала, что он слишком долго учился не думать о своих потребностях, стараясь удовлетворить бесконечные требования семьи, слишком долго выполнял все то, к чему обязывала его фамилия Вентресс. Он не осознавал полностью своей ответственности перед самим собой.
     Годы, потраченные на расплату за грехи родителей, вселили в него глубочайшее недоверие к собственному желанию любить и быть любимым. Ей казалось, что он даже не понимает истинного значения этого слова или, во всяком случае, понимает его не так, как она.
     Однако неспособность Калеба дать правильное определение любви отнюдь не означает, что у него нет к ней скрытого таланта, оптимистически думала Сиренити. Она уловила в нем этот талант с самого начала. По сути, этот талант и был одной из черт, привлекших ее к нему на начальной стадии их отношений.
     Этим утром она по-прежнему была уверена в своей правоте относительно его способности любить. В последние несколько дней она замечала тлеющий огонь у него в глазах, ощущала нежность в его прикосновениях, мельком заглядывала в самые потаенные уголки его души.
     Человек такой глубины наверняка должен обладать способностью давать и принимать любовь.
     Прошлым вечером она пришла к выводу, что Калеб слишком узко понимал любовь - в этом и заключалась настоящая проблема. Ведь человек, по существу, узнает о любви на примере.
     Сиренити поняла, что до ее появления единственным известным Калебу видом любви была любовь на определенных условиях.
     Неудивительно, что он не узнал своих истинных чувств к ней, думала Сиренити, взмахивая своей метелкой из перьев. Для Калеба слово "любовь" имело множество жестких определений. Большинство из них связано с холодными понятиями о долге и ответственности. Негативный, подспудный сигнал, который непрерывно шел к Калебу от семьи, состоял в том, что если он повторит ошибки отца, то будет недостоин любви.
     Любовь для Калеба оставалась всегда увязанной с необходимостью вновь и вновь добиваться признания в семье, которая до конца так и не поверила ему. И не простила ему его прошлого.
     Но к ней, Сиренити, он испытывал какое-то другое чувство, чувство, которого он еще не понимал, потому что оно не было холодным, застывшим и ничего не прощающим, не было похожим на понятие долга. Это было что-то такое, чего он пока не умел ни определить, ни назвать.
     Во всяком случае, она надеялась, что дело обстоят именно так. Потому что если не так, если она обманывает себя, то ей придется расплачиваться ужасной ценой.
     Этот факт оставлял ее один на один с непростым выбором. Она должна либо рискнуть в надежде, что окажется права относительно чувств Калеба к ней, либо не рисковать и упустить свой шанс на любовь.
     - Сиренити, может, тебе стоит подольше подумать над этим решением, - мягко сказала Зоун. - Ариадна говорит, что Калеб совсем не такой, как другие мужчины, которых ты знала.
     - Это правда. - Абсолютно не такой, как все те, кого она когда-либо знала, подумала Сиренити с легкой улыбкой.
     - Сиренити? - Зоун внимательно смотрела на нее. - Что-нибудь не так?
     - Нет, ничего. Я просто думала, не заказать ли Лютеру еще партию домашнего соуса. А то у нас его маловато остается. Калеб говорит, кстати, что он будет пользоваться большим спросом и хорошо пойдет через каталог.
     Зоун вздохнула.
     - Пожалуйста, пойми меня правильно. Я знаю, что у Калеба потрясающие планы относительно этого твоего нового дела с почтовыми заказами. И вообще я ему лично очень и очень благодарна. Можно сказать, они с Блейдом спасли мне жизнь. Но я совсем не уверена, что Калеб подходящая для тебя пара в духовном плане. Хотя он мне и нравится, я все же чувствую исходящую от него опасность.
     - Ты вроде бы решила, что спутала его флюиды с флюидами Ройса Кинкейда.
     Зоун в задумчивости нахмурилась.
     - Да, верно, но теперь я во всем этом как следует разобралась, и все равно с ним не все хорошо. Я улавливаю больше темноты в ауре Калеба.
     - Буду иметь это в виду.
     Зазвонил телефон, не дав Зоун продолжить. Обрадовавшись предлогу, позволявшему прекратить этот разговор, Сиренити положила метелку и заторопилась к аппарату.
     Она нырнула за прилавок, свернула в дверь офиса и схватила трубку.
     - Магазин "Уиттс-Энд гросери".
     - Попросите мисс Сиренити Мейкпис.
     Вечно недовольный голос Филлис не узнать было просто нельзя. Сиренити не хотелось с ней разговаривать. Честно говоря, сегодня она здорово злилась на весь клан Вентрессов.
     Прошлым вечером она с удивлением поняла, что онa, возможно, является первым в истории человеком, который на самом деле сказал Калебу вслух: "Я люблю тебя". Если это так, то она еще спросит с Вентрeccoв по большому счету.
     - Это Сиренити. Чем могу быть вам полезна, миссис Таррант?
     - Мне совсем не нравится, что я вынуждена звонить вам, мисс Мейкпис.
     - Ну, я тоже не в восторге от того, что вынуждена отвечать вам, так что давайте перейдем к делу.
     - Очень хорошо, я буду говорить без обиняков. Я подозреваю, что это единственный подход, который понятен женщинам вашего сорта. Мы обсудили это с Франклином. Сколько вы хотите?
     У Сиренити перехватило дыхание. Но уже в следующую секунду она заговорила, придав голосу легкость, которой вовсе не испытывала.
     - Сколько? О, вы что-то продаете, миссис Таррант? Может быть, косметику? Вообще-то я не очень люблю пользоваться всеми этими вещами, но думаю, что могла бы купить крем для рук или еще что-нибудь.
     - Ваш сарказм ни к чему, мы просто теряем время. Не лучше ли вам говорить со мной так же прямо, как я говорю с вами? Просто скажите мне, сколько вам заплатить за то, чтобы вы оставили всех нас в покое.
     - Меня интересуете не вы все, а только Калеб. - Наверно, не следует так провоцировать Филлис, упрекнула себя Сиренити. Но при таких обстоятельствах трудно быть вежливой.
     - Ваш корыстный интерес к Калебу, мисс Мейкпис, мне прекрасно известен. - Голос Филлис стал тонким от напряжения и гнева. - Но этот ваш так называемый "интерес" раскалывает нашу семью.
     - Похоже, что клей, которым склеена ваша семья, вообще неважно держит. Воспитывать мальчишку, внушая ему, что он должен расплачиваться за ошибки родителей, - это не самый лучший способ убедить его в том, что он любим и желанен. И это не самый умный способ добиваться, чтобы у него возникало чувство настоящей привязанности к семье.
     - Идите к дьяволу, - огрызнулась Филлис. - Частные дела семьи Вентрессов не ваша забота. Мы сделали все, что могли, для этого неблагодарного мальчишки, невзирая на проступок его отца.
     - И ни на минуту не переставали напоминать об этом Калебу, верно?
     - Калеб был упрям даже в самом юном возрасте. Было необходимо почаще напоминать ему, что он не должен повторять ужасной ошибки своего отца.
     - Ну, и многого вы добились, вколачивая это ему в голову?
     - В том, что касается вас, мисс Мейкпис, я надеюсь, что здравый смысл изменил Калебу лишь временно. И говорить об этом больше не желаю. Итак, как я уже сказала, мы с Франклином обсудили вопpoc о деньгах. Франклин уже заплатил в общей сложности десять тысяч долларов, чтобы ваши фотографии нe стали достоянием широкой публики. Мы согласны хорошо заплатить вам за то, чтобы вы исчезли из жизни Калеба.
     - Сначала угрожаете мне шантажом, а теперь предлагаете откупные. Просто нет слов. Я вынуждена сказать вам, миссис Таррант, что там, откуда я родом, люди так не поступают. Это считается непорядочным. Прощайте.
     Сиренити хлопнула трубкой, отсекая возмущенный визг Филлис. Несколько секунд она сидела на краю стола, чтобы прийти в себя. Потом снова схватилась за трубку и позвонила в справочную.
     - Какой город? - спросила телефонистка.
     - Вентресс-Вэлли. Мне нужен номер домашнего телефона Роланда Вентресса. - Сиренити стала ждать ответа, боясь услышать, что этот номер не внесен в телефонную книгу.
     Но телефон оказался в книге. Она схватила ручку, записала номер, потом быстро набрала его.
     - Дом семьи Вентресс.
     - Это вы, Долорес? Это я, Сиренити Мейкпис.
     - Мисс Мейкпис? - В голосе Долорес звучали удивление и тревога. - Боже мой, я не ожидала вашего звонка. Подумала, что это, может быть, опять миссис Таррант. Что-нибудь случилось? Я очень беспокоюсь. Тут у нас довольно-таки неприятно.
     Сиренити крепче сжала трубку.
     - Я звоню, чтобы узнать, не собирается ли все-таки мистер Вентресс приехать завтра пообедать с нами?
     После короткой гнетущей паузы Долорес вздохнула.
     - Боюсь, что нет. Во всяком случае, мне он ничего не говорил об этом.
     - Я хочу попросить вас, Долорес, передать ему вот что. Скажите ему, что мы по-прежнему ожидаем его. Скажите ему, что в его власти изменить будущее - надо просто приехать сюда завтра к обеду. Скажите ему, что... ну, я не знаю, что еще ему сказать.
     - Мне бы хотелось чем-нибудь вам помочь, мисс Мейкпис. Все это ужасно неприятно. Мистер Вентресс - прекрасный человек, но и он, и его внук слишком уж горды.
     - Слишком горды. - Сиренити сползла со стола и прислонилась к нему, быстро соображая. - Вот именно. Единственное, что есть общего у всех Вентрессов, - это их проклятая гордость.
     - Да, это так.
     - Послушайте, Долорес, скажите мистеру Вентрессу, что Филлис и Франклин пытались откупиться от меня, но это не сработало. Скажите ему, что если он хочет выяснить со мной отношения, то должен это сделать при личной встрече за обедом завтра вечером. Скажите ему, что у него не получится спрятаться за спиной племянницы и племянника.
     - Мистер Вентресс никогда не станет прятать