уся  светлому  пушку  на
губах, стройный казак, приехавший вместе с  Карпом,  понимал,  почему  так
заинтересовались им в семье Хмельницких. Ведь они приехали в дом  Богдана,
наказного  атамана,  возглавившего  такой  ответственный  заморский  поход
казаков! Он сам просился  туда  у  известного  на  Приднепровье  наказного
атамана. Для  этого  он  и  в  Чернигов  убежал  от  родителей.  А  Богдан
Хмельницкий, взяв его обеими руками за плечи, улыбаясь,  посоветовал,  как
отец:
   - Единственному сыну у родителей я не  советую  прямо  из  бурсы  да  в
поход...
   -  Но  такой  поход,  во  Францию!  Хотелось  бы  повидать  свет  после
шестилетнего обучения в бурсе, - умолял юноша.
   - Сначала погляди на этот свет, юноша, у себя на родине... -  И  Богдан
умолк, о чем-то думая. - А не пошел бы, Петр, учителем  к  моим  сыновьям?
Старшему сыну уже пора за учебу браться.
   - Пошлите его в бурсу, пан полковник.
   - Какой я тебе пан? Скорее отец. Ну как, Петр,  договорились?  Вот  мои
хлопцы с Карпом едут в Субботов. Поезжай и ты с ними туда, там и подождете
моего возвращения из Франции. Тимоша, моя надежда, подрастает!  Латинскому
языку его уже немного научили учителя, а вот казацкую науку  постигает  на
улице. А ты его научишь  владеть  саблей,  стрелять  из  пушки.  Пора  уже
приучать хлопца к военному делу. Я давно уже ищу такого человека, как  ты.
Ведь говоришь, что любишь пушечное дело, учился ему у киевских пушкарей. В
доме полковника наставником его сыновей должен быть  хороший,  к  тому  же
молодой воин, вот такой, как ты... Ну, так что, согласен?
   Молодого  Петра  Дорошенко  уговаривать  не  пришлось,  он   сразу   же
согласился. Его привлекала не роль учителя в семье Хмельницкого - он давно
мечтал ближе познакомиться с этим знаменитым в  казацком  краю  человеком.
Поэтому и стремился  отправиться  с  ним  во  Францию!  Возможность  ближе
познакомиться  с  Богданом,  его  семьей  показалось   юноше   еще   более
заманчивой...
   - А где же вы оставили полковника? Не у Золотаренко ли в  Чернигове?  -
спросила Ганна с искренней простотой.
   - Что вы! Да он сам нас оставил там! - восторженно воскликнул Карпо.  -
Не успели мы с ним встретиться, как  пан  наказной  атаман  и  умчался  из
города! Он должен был нагнать полковника Золотаренко. Потому что только  с
ним и с сотником Серко они  должны  раньше  всех  прибыть  во  Францию,  к
Мазарини. Там они будут встречать своих казаков.



21

   В  течение  одной  ночи  казаки  оставили  крепость  Азов,  отошли   по
приазовской степи за Дон и  скрылись  там  в  густых  лесах,  не  опасаясь
преследования турок. Наступила весна.  Бездорожье  и  опасность  поджидали
казаков за каждым буераком.  Измотанные  осадой,  турки,  заняв  Азов,  не
погнались за ними. Теперь казаки остерегались своих внутренних врагов.  На
родной земле приходилось оглядываться  и  прислушиваться.  Ведь  их  землю
заполонили алчные паны колонизаторы, их наемные, не менее жадные войска.
   Сначала  Назрулла  не  раздумывал   над   тем,   куда   ему   податься.
Распространявшийся слух о походе казаков во Францию по  призыву  какого-то
Пьера Шевалье манил и его за  пределы  Речи  Посполитой.  Русским  воинам,
входившим в азовский  отряд,  посоветовал  самим  выбирать  себе  путь,  а
донских казаков отпустил  на  Дон.  Весной  его  небольшому  отряду  легче
пробиться во Францию, раздобывая продовольствие.
   Но  на  Украине  казакам  Назруллы  пришлось  преодолевать  не   только
полноводные весенние реки. Им преграждали путь отряды  польских  жолнеров.
При первой  же  стычке  с  разжиревшими  на  украинских  харчах  немецкими
драгунами  утомленные  длительным  переходом  азовские   казаки   Назруллы
вынуждены были отступить.
   - Не с таким настроением шли мы сюда!.. - с горечью жаловались  азовцы,
направляясь к казачьим хуторам Приднепровья.
   Однако казаки Назруллы не бросили  оружия,  не  разбежались  по  домам.
Жолнеры Потоцкого вместе  с  кавалерийскими  отрядами  реестровых  казаков
объявили, что они хотят схватить только их атамана полковника Назруллу.
   - Будем  драться!  -  говорили  казаки  Назруллы  поселянам,  жившим  в
низовьях Днепра. - Казаки должны  защищать  не  только  свое  человеческое
достоинство! Мы будем воевать не за то, чтобы попасть в  реестр.  Шляхтичи
составляют его в своих интересах. Но за свободу нашего народа  не  пощадим
мы своей жизни. А полковника нашего Назруллу мы в обиду не дадим!..
   В  приднепровских  селах  все  больше  собиралось  вооруженных   людей,
объединявшихся в отряды.
   Чигиринский полк реестровых  казаков  во  главе  со  своим  полковником
Кричевским вдруг поспешно  отправился  из  Чигирина  в  далекий  поход  на
Подольщину.  Николай  Потоцкий  приказал  Чигиринскому   полку   прочесать
подольские леса и села, усмирить разбойников,  действующих,  как  говорят,
под началом Кривоноса...
   Теперь у чигиринского подстаросты  Данила  Чаплинского  были  развязаны
руки. И  ему  нетрудно  было  сказать,  что  и  на  Чигиринщине  появились
смутьяны. Чаплинский  поспешно  собрал  отряд  из  жолнеров  и  реестровых
казаков, приказав ему изловить всех "разбойников" из  распыленного  отряда
Назруллы. Ближайшим советником у него был Сидор Пешта.
   - Все азовцы, уважаемый пан Данило, настоящие казаки. Стоит ли вступать
с ними в драку -  наши  ведь  люди.  Их  надо  прибрать  к  рукам,  только
попугать, а может быть,  кое-кого  и  лозой  отстегать  для  острастки.  И
разбредутся они по домам, пойдут за панским плугом, как та коза за  возом.
Ловить надо их атаманов! - говорил Пешта Чаплинскому.
   - Кто же они, из чьих хуторов? - раздраженно допытывался Чаплинский.
   - Да это неважно! Ловите, пан Данило, турка! - поучал полковник Пешта.
   - Турка,  турка!  Теперь  сама  пресвента  дева  не  разберет  их.  Все
отуречились,  кому,  где  и  когда  вздумалось.  Со  своим  Назруллой  они
разговаривают только по-хлопски! Попробуй разбери, узнай гунцвота!  А  все
этот Хмельницкий...
   Пешта и успокаивал Чаплинского, и давал ему советы не только  по  долгу
службы - как писарь и полковник реестровых казаков.  Даже  и  не  глубокая
ненависть к казацкой вольнице толкала его на это. Он сам дрожал от страха,
когда думал о встрече с Назруллой. Пешта прекрасно понимал,  что  Назрулла
никогда не забудет и не  простит  ему  то,  что  он  предал  его  и  выдал
разъяренной шляхте!..
   Пешта узнал о  том,  что  рейтары  разгромили  казаков  Назруллы  возле
острова Кодак. Они разбрелись  по  всему  Правобережью,  а  часть  из  них
переправилась на левый берег Днепра. Значит, их надо ждать в Чигирине!
   - Хмельницкий сейчас служит у французского  короля,  теперь  трудно  до
него добраться - руки коротки, - рассуждал Пешта.
   - Погоди, пан Сидор. Да и тут, под рукой,  можно  ему  насолить.  Турок
считается побратимом  Хмельницкого.  Ходили  слухи,  что  джура,  побратим
владельца субботовского хутора, причастен к вооруженному нападению донских
казаков на турецкого посла, чтобы освободить Назруллу. Очевидно,  Назрулла
захочет повидаться со своим спасителем...
   И Чаплинский  в  сопровождении  большого  вооруженного  отряда  задумал
посетить Субботов. А  какие  у  Хмельницкого  мельницы,  пруды,  сенокосы!
Откуда все это взялось у простого хлопа, не шляхтича, какой богатый урожай
собирает он каждый год! Послать бы туда хороших карателей, чтобы  проучить
его за турка-выкреста, за укрытие государственного преступника! Кому,  как
не подстаросте, следует нагрянуть с отрядом рейтар  на  хутор,  разыскивая
преступника Назруллу. По  долгу  службы  он  может  заглянуть  и  в  покои
субботовского хозяина!..
   А  Назрулла  в  это  время  уже  находился  на  Веремеевском  хуторе  у
Джеджалиев. Мелашка ночью проводила его вместе  с  Карпом  за  Тясьмин.  А
позже сама же и подстаросту к столу пригласила, радушно угощала. Ведь пани
Ганна совсем занемогла.
   Отряд Чаплинского продвигался  медленно,  ища  удобного  повода,  чтобы
проникнуть в пределы Субботова.



22

   Еще ночью рыбаки перевезли Назруллу с Карпом через Днепр, высадив их на
веремеевском берегу.  Густая  шелюга  да  ивы  приветствовали  полковника,
помахивая желтыми сережками. Не только казаки, но  и  рыбаки  знали  этого
прославленного атамана, защищавшего Азовскую крепость.  Знали  также  и  о
том, что хотя он и турок, но крещеный, носит  на  шее  большой  серебряный
крестик,  сделанный  в  известном  Афонском  монастыре.  То  ли  он  хотел
подчеркнуть всем своим естеством, что он казак, то ли вызывал на  поединок
иезуитов, осудивших его на смерть!
   - Да тут немало и азовцев  укрывается,  наверно,  встретитесь  с  ними.
Только, казаче, не зная броду, не сунься в воду.  Будь  осмотрительным,  -
советовали рыбаки.
   - Спасибо, друзья! - старался Назрулла правильно выговаривать слова.
   К вечеру они выбрались из зарослей лозы, приблизились к хутору.  А  там
уже три дня поджидали их  гайдуки,  наблюдавшие  за  берегом  Днепра.  Они
окружили  хутор  Джеджалия  и,  как  говорили,   собирались   этой   ночью
переправиться на противоположный берег Днепра.
   В Лубнах поднялась суматоха. Непоседливый лубенский магнат  Вишневецкий
в это время приехал домой. Ему тут же сообщили о том,  что  турок-выкрест,
которого донские казаки отбили у ехавшего из Варшавы турецкого посла, ушел
из Азова на Приднепровье!
   - Кто-нибудь видел этого выкреста  или  только  болтают  со  страху?  -
поинтересовался Вишневецкий, возвратившийся домой после долгого пребывания
в Варшаве, на сейме, в хорошем расположении духа. Он  не  жалел  денег  на
содержание вооруженной охраны староства, состоявшей из  отрядов  гайдуков,
возглавляемых молодыми ротмистрами из обедневших шляхетских семей.
   - Говорят, что это правда, - смущенно отвечали родные, скрывая страх.
   Если бы Вишневецкому об этом выкресте-турке, осужденном на  смерть,  не
напомнил еще и Николай Потоцкий, возможно, он и сам  поехал  бы  со  своим
войском  прочесывать  прибрежные  леса  и  луга  у  Днепра.  Но  натянутые
отношения, даже ссоры с Потоцким, теперь уже коронным  гетманом,  сдержали
Вишневецкого. Он лишь  приказал  двум  молодым  ротмистрам  проехаться  по
левому берегу Днепра и проверить эти слухи.
   - Не драться с ними посылаю я вас,  а  только  отогнать  их  за  Днепр!
Пускай уж там пан коронный гетман займется еще и выкрестами  казаками.  Уж
очень он любит освещать себе дорогу по Украине факелами из горящих  людей.
Пускай ловит, пускай тешится кольями...
   Ротмистр Самойлович, один  из  молодых  придворных  стражей  лубенского
магната, неожиданно нагрянул со своим отрядом на хутор Джеджалия.
   - Эй, матушка Богуниха-Джеджалиха! -  крикнул  ротмистр,  не  слезая  с
коня. - Пан Вишневецкий послал предупредить вас, что где-то здесь шатается
азовский полковник-выкрест с казаками...
   - Кто такой, кем крещенный? Да ты бы с коня слез, пан ротмистр. А то не
пойму  никак...  Или  и  вы,  лубенцы,  гоните  нас,  православных  людей,
прилучаете к той унии, или... - замысловато говорила Марина Богун.
   Услышав такие слова старой женщины, ротмистр  засмеялся.  Неохотно,  но
все же соскочил с  коня,  передавая  поводья  джуре.  Видел  ли  он  между
скирдами хлеба,  стоявшими  в  конце  усадьбы,  оседланных  коней,  трудно
сказать. Так и пошел следом за хозяйкой в хату.
   Ротмистр не  отказался  и  за  стол  сесть,  приглашенный  хлебосольной
хозяйкой. Он только год как возглавляет сотню гайдуков  у  Вишневецкого  и
сегодня впервые выехал  за  пределы  Лубенского  замка  выполнять  военное
задание.
   - Мы, матушка, тоже крещеные, православной веры, как и вы.  Видел  я  и
нескольких изморенных  оседланных  коней,  что  стоят  между  скирдами,  -
засмеялся он, словно поймав хозяйку на преступлении.
   - Тьфу  ты,  чтоб  им  пусто  было,  матерь  божья!  Вот  запамятовала,
поверьте, даже забожусь. Да-да, казацкие  кони,  из-под  Азова  прискакали
сюда, - непринужденно говорила Марина, угощая гостя.
   Ротмистр улыбался, внимательно  слушая  хозяйку.  Он  но  отказался  от
предложенной кружки варенухи, а в ответ на ее признание одобрительно кивал
головой. В этот момент и вошел в хату Филон Джеджалий.  Вошел  как  хозяин
дома, но с саблей на боку и с пистолем за поясом  -  настоящий  казак!  Он
оглянулся на закрытую за собой дверь.
   - Челом, пан ротмистр! - произнес, слегка наклонив голову.
   - Челом и тебе, пан хозяин! - дружелюбно ответил  молодой,  значительно
моложе Филона, ротмистр. - Не в поход ли собрался, казак?
   - Ясно, что в поход. Вот тут к  нам  приехали  казаки-азовцы,  -  смело
ответил Джеджалий.
   - Азовцы? Так,  очевидно,  и  их  атаман-выкрест  с  ними?  -  поспешил
ротмистр, почувствовав, как у него падает хорошее  настроение.  Перед  ним
стоял коренастый, вооруженный и  далеко  не  гостеприимный  хозяин.  А  он
оставил Своих гайдуков за воротами...
   - Конечно, пан ротмистр. Понятно, и полковник Назрулла вместе со своими
казаками! Отправляются в военный поход во Францию, - донесся чей-то голос.
Отворилась дверь, и в дом вошел Карпо  Полторалиха  с  тремя  чигиринскими
казаками. Все они были при полном снаряжении.
   Самойлович вскочил из-за стола, с упреком посмотрел на хозяйку.
   - Что же это, заговор? - встревоженно спросил.
   - Упаси боже, какой  там  заговор,  уважаемый  пан  ротмистр,  -  снова
заговорила хозяйка. - Разве вам не известно, что Карпо, как и мой Иван, да
и Филон... всегда гостят друг у друга, переезжая через Днепр? Очевидно,  и
оседланные кони, что вы видели между скирдами, их...
   Хозяйка говорила так просто и убедительно, что ротмистр поверил ей.  Он
снова присел к столу, взял в руки кружку с брагой.
   - Разумеется, знаем про Карпа, а как же... Только мы  прискакали  сюда,
чтобы поймать выкреста, полковника из Азова. Сказывают, что  он  вместе  с
остатками своих казаков направляется сюда. Вы, матушка, передали  бы  ему,
пускай лучше обойдет Лубенское воеводство.  Пусть  уходят  его  хлопцы  на
правый берег Днепра.
   - Именно по левому берегу пойдут и наши казаки, держа  путь  к  атаману
Хмельницкому во Францию. Разве он  помешает  панам,  если  пройдет  по  их
дороге? - снова вмешался в разговор Карпо Полторалиха.  Он  совсем  близко
подошел к столу и, лукаво улыбаясь, продолжал, глядя на ротмистра: -  Ведь
пан Иван тоже военный человек.
   - Ну, так что? -  спросил  ротмистр,  осторожно  ставя  на  край  стола
недопитую кружку браги. Он почувствовал что-то недоброе. В душе ругал себя
за беспечность. Ведь он много слышал об этом Карпе, ближайшем подручном  и
побратиме субботовского полковника...
   А Карпо, добродушно улыбаясь, даже сел на ту скамью, с которой поднялся
ротмистр.
   - Я думаю, пан  Самойлович,  что  тебе  не  стоит  оставлять  кружку  с
недопитой брагой из-за какой-то там домашней  кутерьмы.  Ей-богу,  мы  все
сядем на коней и среди бела дня  поедем  вдоль  Днепра  на  Чернигов.  Да,
собственно, может быть, и  во  Францию  отправимся!  Ведь  его  величество
король призывал казаков принять участие  в  этом  походе...  Или  ты,  пан
Самойлович, пойдешь против воли короля и француженки королевы? Тогда так и
скажи, ссориться с тобой не будем, но и из хаты в таком случае не выйдешь.
Это уж я обещаю тебе!..
   - Зачем же мне перечить вам? Сказал же,  идите  по  правому  берегу,  -
осмелел ротмистр.
   - Правый берег пускай, братец, остается уж для пана Вишневецкого. Любят
шляхтичи,  как  те  индюки,  дуться  друг  на  друга,  вот  и  пускай  пан
Вишневецкий позлит  немного  коронного  гетмана.  Кстати,  новый  коронный
гетман отличается тем, что любит  сжигать  людей  живыми.  А  Вишневецкий,
сказывают люди, так ни до чего и не  договорился  в  сейме.  Калиновского,
черниговского старосту, говорят, уломали...
   В это время снова открылась дверь и в хату вошли трое казаков-азовцев в
полном боевом снаряжении.  Следом  за  ними  вошел  и  Назрулла.  В  глаза
бросились его длинные, опущенные книзу усы, черный, с  синеватым  оттенком
толстый казацкий оселедец, уложенный за ухом. За  красным  поясом  у  него
торчали два пистоля, а сбоку висела длинная  турецкая  сабля.  На  красных
сафьяновых сапогах позванивали серебряные шпоры.
   Самойлович, как ошпаренный, вскочил из-за стола, но выйти  ему  помешал
Карпо. Он ближе пододвинулся к нему и  положил  руку  на  стол,  преградив
ротмистру путь.
   - Челом пану ротмистру и рыцарское уважение,  -  произнес  Назрулла  и,
сняв шапку, слегка поклонился. Левая его рука лежала на рукоятке сабли.
   - Вот так угостила пани Богунша, спасибо... - от досады выдавил из себя
обеспокоенный ротмистр лубенского магната. Он  понял,  что  теперь  сможет
спасти свою жизнь, только уронив достоинство слуги Вишневецкого.
   Поднялся и Карпо Полторалиха. К удивлению Самойловича,  он  по-дружески
протянул ему руку.
   - Значит... мир и благоденствие! Я говорил этим чудакам: пан Иван, мол,
такой же православный человек, как и мы, хотя и служит у князя-отступника.
Взгляни на них, пан ротмистр,  -  казаки  орлы,  иначе  не  назовешь!  Ну,
пройдут вдоль Днепра каких-нибудь две-три сотни...
   - Надо только подумать, под чьим началом?!
   - Разумеется! Да что тут долго думать. Под моим, конечно, да...
   - Можно и Филона Джеджалия поставить старшим нашего отряда! -  поспешил
Назрулла.
   - Или, может быть,  пан  Самойлович  хочет  предложить  нам  полковника
Назруллу?  Что  же,  мы  приднепровские  казаки,  умеем  подчиняться  тому
старшому, который по душе придется нашему союзнику  в  борьбе  с  Николаем
Потоцким, - соглашался Карпо.
   - Идите хотя бы  и  во  главе  с  Джеджалием!  -  искренне  посоветовал
Самойлович. Он все-таки вышел из-за стола, украдкой поглядывая на  каждого
из присутствующих в хате и пожимая плечами. Но к сабле  не  прикасался.  -
Так давайте и я со своими гайдуками пройдусь с вами...
   - Именно мы так и думали, - завершил разговор Назрулла. - Коль я уже не
старший отряда, то пойду со своими казаками с паном ротмистром! Чтобы  все
время быть у пего на  глазах,  -  добавил  он,  развеселив  этими  словами
казаков.
   - Вот вам пример покорности и уважения! Учись, пан Самойлович,  на  всю
жизнь пригодится! - вставил словцо Карпо под хохот казаков.



23

   Некоторое время вдова Ганна,  сестра  полковника  Золотаренко,  жила  у
брата в Чернигове. До этого жила с мужем, словно  угождая  кому-то,  а  не
себе. Ее муж,  родом  из  обедневших  шляхтичей,  будучи  военным,  больше
находился в разных походах, чем дома. Ганна за десять  лет  замужества  не
почувствовала себя своей  в  его  семье.  Только  и  того,  что  считалась
замужем.
   - Хотя бы кто-нибудь подбросил вам какого-нибудь племянника  для  меня,
коль сами неспособны, - порой шутливо упрекал Иван любимую  сестру.  После
смерти матери увез ее с приднепровских хуторов к себе,  чтобы  присмотрела
за его детьми.
   На хуторе остался старый отец, остался там и сад,  и  соловей,  который
щебетал ей о первой девичьей любви.  Там  провожала  она  единственного  в
жизни казака, который так страстно посмотрел ей в глаза,  словно  пригубил
полный бокал чистой девичьей любви...
   Страстный взгляд юноши спалил ей тогда крылья, и она с грустью в сердце
ждала его,  подолгу  выстаивая  у  калитки.  В  призрачных  мечтах  у  нее
отрастали опаленные крылышки. И тогда она  с  детской  непосредственностью
открыла свою тайну не матери, а брату. А он увез сестру к себе в Чернигов,
выдал  замуж  за  пожилого  вдовца,  полковника  Черниговского   гарнизона
старосты  Калиновского.  Полковник  Филипп,  увлеченный  военной  службой,
казалось, забыл о своей молодой жене и семейных обязанностях.  Поэтому  не
было ничего странного в том, что Ганна очень часто ходила на  богомолье  в
Киевскую лавру, училась у брата грамоте, чтобы на досуге хотя бы  Псалтырь
почитать.
   Отслужив в Лавре панихиду по матери и  мужу  в  годовщину  его  смерти,
Ганна пошла с б