азносит запах гари, неспроста  прибыл  в
наши края из-под Каменца Калиновский. Объединяет  свои  полки  с  войсками
Ланцкоронского!.. Свернем, хлопцы, да проедем  через  восточные  ворота  к
замку.
   - Лучше было бы заехать в корчму в местечке. Казакам и коням  отдохнуть
надо.
   - Не ерепенься, Иван. Вон те виселицы возле церковных ворот  все  время
стоят у меня перед глазами. Да еще и паненка одна...
   - Повешена?
   - Вспоминать тяжело... Приемная дочь подсудка, сирота.  Только  и  того
что католичка, а может, она из бедной польской семьи.  Э-эх,  Иван!  Такая
красавица, что и сам Сатанаил с ума сошел бы! В бездну, а  не  то  что  на
курган убежишь от всего этого. Как пес на луну взвоешь! Глаза у  нее,  как
море, синие, глубокие и бездонные. Порой я сравниваю с бездонным небом,  в
котором готов утонуть!..
   Сотник пришпорил коня, догнал казаков и направил  их  к  реке,  где  на
возвышенности стоял замок. Затем он снова подъехал к брату, а  в  ушах  до
сих пор звучали необычные для Нечая слова.
   - Э-эх, Иван!..
   - Казнили, спрашиваю?
   - Да нет, что мы - ляхи, казнить девушек! Но  если  паненка  эти  слезы
заменит враждою к нашим людям... могу и сам укоротить ей жизнь!
   - Где она? - поинтересовался сотник, уважая чувства брата.  Не  узнавал
он Данила, храброго воина и безразличного к женщинам. Он  впервые  услыхал
такое признание брата. Прежде, бывало, говорил: жена казаку -  его  сабля,
вместе с ней проходит его молодость... А тут такими словами заговорил, что
растревожил и его душу.
   - А где эта паненка? - переспросил Иван. - Может, отвезти ее в Брацлав,
пусть бы Степанида...
   - Хватит, сотник! - махнул рукой Данило. - Не  думаешь  ли  ты  сделать
меня предателем-бабником? Как люди скажут,  так  и  поступлю  с  паненкой.
Травит она мою душу, проклятая дивчина. Даже имени не сказала.
   - Ты сам спрашивал?
   - Григорий Кривенко и Матвей спрашивали. Вдова-шинкарка приютила ее  по
моему приказу. Да чего ты пристал ко мне с нею? Не поеду я  в  Брацлав  на
свидание с Геленой, вот и весь мой сказ! Нечай сам знает себе  цену  и  за
полк на границе отвечает перед народом да гетманом.
   Круто повернул коня, словно увидел злейшего своего  врага,  ударил  его
плетью и нырнул в черную пасть густых столетних  верб  на  взгорье.  Потом
вдруг вынырнул  из  темноты  и  как  ветер  понесся  на  гору.  Только  на
серебряных украшениях сбруи да  на  подковах  блестели  холодные  лучистые
искры.
   - Пропал полковник! Вот пакостная дивчина, все-таки влип Данило! Теперь
пропал...
   Оглянулись брацлавские казаки. Их сотник пришпорил изморенного  коня  и
помчался догонять брата.



22

   Снежное поле покрылось грязными заплатами,  но  сверху  хлопьями  валил
снег. Приближался вечер, крепче подмерзал снег  на  дорогах.  Взъерошенные
грачи по-хозяйски расхаживали вдоль казачьего шляха, по которому  ехала  в
санях Гелена. Она  все  чаще  стала  оглядываться,  спрашивала  кучеров  и
сопровождавших ее казаков, не следовало ли дать лошадям отдохнуть.
   Вдруг их догнал казак с подставным конем. Это был Карпо Полторалиха.
   - Подставного коня прислал  тебе,  Гелена,  пан  гетман!  -  воскликнул
Карпо, подъезжая к ее саням.
   Остановились  прямо  среди  степи.  Кучера   подпрягали   коня,   Карпо
интересовался здоровьем и настроением Гелены. А она украдкой,  не  скрывая
своего нетерпения, все время оглядывалась назад.
   - Ничего, Гелена, доедем. Теперь я и сам буду  погонять  коней.  Завтра
утром и масленицу встретим у Ивана Нечая.  Я  еще  и  к  сотнику  Шпаченко
непременно наведаюсь, прицеплю ему, прохвосту, колодку.  До  сих  пор  еще
холостякует, хитрец, а мы уже и детишками обзавелись...
   Гелена не догадывалась о подлинных намерениях Карпа.  Считала,  что  он
едет с  военным  поручением  гетмана,  а  ее  встретил  случайно.  И  была
довольна, что он помог ей. В Брацлаве она сама решит, как ей поступить!
   Когда подъехали к городу, Карпо поскакал вперед.
   - Надо же предупредить родственников, - сказал.
   И это хорошо. Вскоре он вместе с сотником Иваном Нечаем встретил ее при
въезде в брацлавские ворота. Карпо теперь сидел на коне,  свесив  ноги  на
одну сторону, повернувшись лицом к ехавшей в санях девушке. Он балагурил с
кучером и сотником, смешил их  так,  что  даже  Гелена  и  ехавшая  с  ней
девушка-служанка хохотали до слез.
   Она уже в Брацлаве! Какие  силы  могут  теперь  удержать  ее,  помешать
вырваться и улететь?.. Выпорхнула-таки из опротивевшего гнезда и вырвалась
на простор. Пусть теперь позади нее гремят громы, пусть молнии пронизывают
черные тучи - она добьется своего счастья!
   А пока  что  ни  молний,  ни  грома.  В  Брацлаве  еще  лежал  снег,  и
неотступное наблюдение за ней Карпа связывало  ей  руки.  В  эти  три  дня
пребывания у Нечая Гелена света  божьего  не  видела  из-за  него.  Иногда
выбегала со двора на улицу, смотрела на дорогу.
   Но вот на третий день она встретила осунувшегося, измученного  Игноция.
У него не было ни гусарского оружия, ни коня. Правую  руку  он  держал  за
поясом. Гелена оторопела от неожиданности, увидев его в таком состоянии.
   - Игноций? Тебя  пан  Янчи-Грегор...  -  И  умолкла,  заметив,  как  он
предостерегающе подмигнул ей.
   - Да нет, прошу прощения у паненки, Игноций, очевидно, мчался за  паном
Скшетуским, - произнес Карпо, показываясь из-за изгороди.
   Гелена  ужаснулась:  откуда  он  взялся?!  И  догадка  обожгла  ее  как
кипятком. Карпо подошел к гусару:
   - Если пан гусар приехал к полковнику Данилу, так он сейчас  у  себя  в
полку. Весна близится, вот он и проверяет готовность своих  воинов.  Может
быть, пану гусару показать дорогу или проводить...
   - Обойдусь и без тебя... - зло ответил Игноций.
   Только теперь Гелена поняла, с какой целью послал гетман следом за  ней
Карпа. И вся похолодела, -  теперь  она  уже  не  чувствовала  себя  такой
героиней. В доме Нечая она прислушивалась к разговорам военных, узнала  от
них о том, что где-то тут поблизости  находятся  войска  польного  гетмана
Калиновского, что пушки увезены из Брацлава в  Красное...  Многое  слышала
она в доме дочери гетмана, где ее принимали как свою. Она узнала и о  том,
что к полковнику Нечаю сотни людей шли из окрестных  сел.  Проведала,  что
они  громили  имения  возвратившихся  шляхтичей,  которые  восстанавливали
старые порядки. И, наконец, ей удалось втереться  в  доверие  к  служанкам
сотника.
   - Карпо, уважаемая паненка, расспрашивал наших девушек  из  челяди,  не
проезжал ли здесь какой-то пан поручик и не расспрашивал ли он о вас...  -
рассказала Гелене одна из служанок.
   Однажды она подстерегла во дворе Карпа и заговорила с ним как со  своим
человеком. А тот, всегда веселый и разговорчивый, тут же охотно ответил.
   - Не знает ли пан Карпо  кратчайшей  дороги  в  Чигирин?  -  приветливо
спросила она.
   - Забывать их уже начинаю, Геленка. Из Каменца ездили и через Умань, но
можно и через Белую Церковь  или  напрямик,  по  сухолесью.  Может,  будем
готовиться к отъезду?
   - Нет-нет. Хотелось бы весточку батеньке послать...
   - Так зачем дело стало, пожалуйста! Можно хоть и сегодня!
   Но когда Гелена узнала о том, что Карпо  собирается  послать  казака  с
этой весточкой, передумала:
   - Пожалуй, не надо, не  будем  посылать.  Вот  увидимся  с  полковником
Нечаем, а потом вместе и поедем. Пан Карпо не только хорошо знает  дорогу,
но может предотвратить и всякую опасность в пути... - А про себя подумала:
"Прикидывается казак услужливым или действительно получил такой приказ  от
гетмана? Лучше по-хорошему с ним, лаской усыпить его бдительность".
   Она сходила в церковь, подчеркивая  свою  набожность.  И  всюду  искала
глазами Игноция. Наконец увидела переодетого в  толпе  возле  церкви:  "Не
заметил ли его Карпо, этот дьявольски пронырливый надсмотрщик?"
   Еще в Чигирине она убедилась, что казаки не часто посещают  церковь.  И
сейчас на площади возле церкви Карпа не  было  видно.  Она  проталкивалась
сквозь толпу людей, пересмеивалась с  девушками,  но  глазами  следила  за
Игноцием. Кажется, он тоже понял намерение Гелены  и  стал  пробиваться  к
ней. Заметил, как она из-за пазухи вытащила какой-то пакет,  завернутый  в
платочек, и закрыла глаза: что будет, то и будет! Она даже оттолкнулась от
него рукой. Да еще и оглянулась, проверила. А Игноций, прижавшись  к  ней,
молча взял платочек!
   Вихрем проносились праздничные дни  масленицы,  Гелена  стала  веселой,
улыбалась даже Карпу! Она решила играть  большую  игру  и  добиться  своей
цели. Теперь она не тяготилась его настойчивой услужливостью, порой и сама
отвечала на его смешные шутки и остроты.



23

   В Красном еще ночью убрали  виселицы  с  площади.  Настоятель  замковой
церкви отец Стратион по православному обычаю велел ударить в колокола.  Со
всех сторон в церковь устремились люди. Шли  православные,  давно  уже  не
слышавшие привычного колокольного звона, шли и  униаты  и  даже  католики.
Подавив в себе спесь, спешили в церковь, чтобы постоять у звонницы. Пускай
видят жители Красного, с каким уважением они относятся  к  схизматикам.  В
толпе велись благочестивые разговоры о  единстве  бога  в  трех  лицах,  о
единстве человеческих душ, какую бы веру они  ни  исповедовали.  Каким  бы
перстом человек не крестился, лишь  бы  не  ладонью,  как  магометане,  не
закрывал ею от людей свое лицо.
   Здесь не было сказано ни единого слова о виселицах, о казни  панов,  об
огне и крови, о том, что лежало на пути к братскому единению. Ни слова  не
произнесли и о знатной богомолке, которой отец  Стратион  пел  осанну.  На
клиросах соревновались два прекрасных хора казаков.
   Впереди, на женской половине, перед иконой "Всех скорбящих", с  горящей
свечой в руке стояла выкрестка, приемная дочь  гетмана.  Из-за  отсутствия
дьякона отец Стратион сам обходил церковь с кадилом, но он больше кадил на
новую молящуюся, чем на "Всех скорбящих". Молодая панна терпеливо выстояла
всю долгую обедню и первой подошла под  благословение  батюшки.  Никто  не
вышел из церкви раньше ее. Прихожане  расступились,  давая  ей,  как  тени
гетмана, дорогу.
   Только за дверьми храма она отошла от дочери гетмана Степаниды, которую
тут больше называли Нечаевой, и смешалась с толпой.
   Волна богомольцев  выбросила  ее  из  церковного  погоста  на  площадь.
Молодые казаки оттесняли к ограде пожилых, расступаясь,  чтобы  пропустить
дочь гетмана, не обращая внимания на то, что она покрытка. Из  уст  слегка
улыбающихся парубков, казалось, вот-вот слетят  слова:  при  свете  солнца
шляхтянка нежна со всеми, а при луне - только с нами...
   ...Полковник Данило Нечай еще раз  наведался  в  Ворошиловку,  лежавшую
недалеко от-Красного. Он давал  последние  наставления  сотнику  Шпаченко,
перед тем как начать народный суд над шляхтичами, снова возвратившимися  в
село. Но в это время прискакал джура от Ивана Нечая, сообщивший ему о том,
что Гелена приехала гостить в Красное.
   - Кумушка остановилась у шинкарки Кушнирихи... - в  заключение  сообщил
джура. - По этому случаю отец Стратион затеял файное богослужение!..
   Нечай знал, что Гелена не очень-то разбирается в церковных делах.  Кому
же это понадобилось такое праздничное богослужение в Красном?  И  вынужден
был спешно возвращаться в местечко.
   ...Не  верил  своим  глазам.  Католики,  униаты  смешались   с   толпой
православных прихожан.
   - В  середине  зимы  богослужение  такое,  как  во  время  престольного
праздника, батько Данило, - удивленно говорили полковнику джуры, казаки.
   Не  ожидал  он  такого  проворства  у   молодой   шляхтянки.   В   этом
чувствовалась рука не только самой  распущенной  кумушки.  Присутствие  ее
здесь вносит сумятицу, сказывается на дисциплине полка.
   - Что будем делать, пан полковник? Сотник Иван Нечай  не  пожалел  двух
десятков казаков  для  сопровождения  гетманской  дочки.  Карпо,  побратим
гетмана,  неотлучно  находится  при  ней.  Говорят,  какой-то  жолнер  тут
вертится вокруг нее...
   - Жолнер? Какой еще жолнер, где он?
   - Будто бы один из шляхетных слуг, присматривающих за  детьми  гетмана.
Чтобы развлечь дочь гетмана, сотник решил устроить такой парад, какой  пан
Тетеря устроил для детей Хмельницкого во  время  новогоднего  праздника  в
Чигирине.
   Нечай не понял: шутит  или  издевается  над  ним  казак?  Старался  сам
разобраться в том, что тут происходит.
   -  Чепуху  городите,  хлопцы,  решили  подтрунить  надо  мной.  Передай
Шпаченко, чтобы повременил с судом над панами шляхтичами,  -  приказал  он
джуре. - Отложим до первого понедельника великого  поста.  Да  следите  за
тем, что творится в Баре, и за спокойствием в селе. Прозеваем  -  головами
можем поплатиться. Пан  Калиновский,  вижу,  не  забыл  о  своем  позорном
поражении и о нашей победе над ним.
   Нечай незаметно выехал с улицы на площадь, остановил сопровождавших его
казаков, чтобы не вспугнуть людей.  Издали  увидел  проходившую  вместе  с
девушками улыбающуюся Гелену. И человеческая зависть закралась в его душу.
Какая краснянская девушка могла бы так игриво закинуть свою головку? Разве
только одна...
   Полковник вздохнул, соскочил с коня и отдал поводья джуре.
   - Айда,  хлопцы,  в  канцелярию  полка!  Мне  что-то  не  нравятся  эти
праздники.
   И все же  он  направился  к  праздничной  толпе.  Подошел  к  девушкам,
проводив глазами Гелену до самой хаты Кушнирихи.



24

   А в доме Кушнирихи готовили обед. Возле печи хлопотали четыре  женщины,
стряпавшие праздничные кушанья.  На  сковородах  в  гусином  жиру  пыхтели
блины, пахли пампушки с чесноком в макитрах, на противнях дымились жареные
гуси.
   Войдя в комнату, Гелена услышала разговор двух девушек: конопатая  дочь
Кушнирихи и опечаленная красавица сиротка, воспитанница казненного недавно
подсудка.
   - Да ты не горюй, паненка Томилла... - успокаивала девушка. -  Он  ведь
тебе не отец и даже не отчим.
   - Хотя и не отец, прошу... Но пан заменил  мне  родного  отца.  Он  мог
умереть, как и все люди, а не  болтаться  на  виселице,  как  разбойник  и
грабитель.
   - Молись за него, паненка.
   - Уважаемая паненка, не до молитвы мне сейчас. Думаю о том, как бы свою
душу спасти...
   Гелена прислушивалась к разговору девушек и,  по  привычке,  как  будто
искренне, расцеловалась  с  обеими.  Даже  Томилла,  напуганная  недавними
событиями, почувствовала ее теплоту.
   - Боже мой, мне даже завидно, что вы шепчетесь о чем-то? Не о файных ли
казаках? А  впрочем...  масленица  уже  прошла,  разве  что  какому-нибудь
колодку нацепим, - промолвила Гелена.
   Дочь Кушнирихи засмеялась в ответ. У Томиллы повеселели голубые  глаза,
в уголках губ появилась чуть заметная улыбка. Заполнив комнату,  ввалились
женщины, зашумели, словно на свадьбе. Одна из них сказала, как хозяйка:
   - А ну-ка, женщины, кто еще не заквасил свою душу, как капусту на зиму,
давайте развеселим девчат! Паненка Томилла до сих пор еще скорбит,  словно
только что с кладбища пришла. Стефа, обрадуй паненку Томиллу, это же о ней
так заботился пан Иван...
   Когда Гелена собралась уходить,  хозяйка  коснулась  ее  плеча  и,  как
своей, сказала:
   - Останься, дочка, развлечем сироту!
   Гелена подошла к Томилле, как к своей родственнице, взяла  ее  холодную
руку своими обеими. В судьбе сироты она увидела и  свою  судьбу.  Веселого
настроения как не бывало,  несмотря  на  старания  говорливых  женщин.  На
подчеркнуто украинском языке обратилась к несчастной сироте:
   - Поверь мне,  паненка  Томилла,  я  желаю  тебе  счастья.  Я  польская
шляхтянка, осиротевшая в детстве и  искалеченная  в  девичестве.  Считаюсь
дочерью самого Хмельницкого, давно отслужив панихиду по  своим  родителям.
Советую и тебе, милая сестрица, не отказываться от  счастья,  если  оно  в
этом доме светит тебе небесной звездой...
   - Добрая паненка так ласкова со мной, что я...
   - Не будем говорить об этом, Томилла. Считай меня  своей  союзницей,  и
если б... - Гелена предусмотрительно оглянулась.
   Они остались только вдвоем, и благодарная паненка  Томилла  с  девичьей
наивностью тянулась к Гелене, как к своей  единственной  подруге  на  этом
казацком празднике.
   - Прошу милую паненку, что я должна сделать?
   Гелена засмеялась, словно они шутили, потому что  в  это  время  кто-то
заглянул в комнату,  приоткрыв  дверь.  Затем  она  поцеловала  Томиллу  в
порозовевшую щечку с вызывающей зависть очаровательной ямочкой.
   - Не ради хлопского праздника  приехала  и  я  сюда.  Давай  попытаемся
вместе вырваться отсюда, но только надо  веселой  быть,  иначе  ничего  не
выйдет... Этот пан, прошу выглянуть в окно, меня  бардзо  интересует.  Кто
он?
   - Ах, тен... Это же полковник Нечай.
   - Нечай? - переспросила Гелена. - Об  этом  храбром  казаке  столько  я
наслышана от людей.
   - Моего названого отца казнил на виселице...
   - Страшный человек. Но и время какое, сестрица моя! Нечай...
   Шинкарка снова вошла в комнату, услышав со  вздохом  произнесенное  имя
полковника.
   - Полковник обещал заглянуть  к  нам,  девоньки  мои!  Паненка  Томилла
благодарить бы должна... Полковник добрый к ней.
   - А что я должна  делать,  уважаемая  пани,  чтобы  выразить  ему  свою
благодарность?
   - Пригласить пана полковника к столу или хотя бы прицепить ему колодку.
   - Я? - с ужасом спросила девушка.
   Шинкарка многозначительно  кивнула  головой.  В  это  время  к  Томилле
подошла и Гелена, сообразив вдруг что-то.
   - Верно, моя милая. Ах, как бы это пригодилось в  жизни!  -  промолвила
она и сделала паузу, ожидая, покуда выйдет из комнаты хозяйка. Тогда  живо
подскочила к девушке, начала шептать ей на ухо: -  У  казаков  есть  такой
обычай: если паненка в эти дни прицепит какому-нибудь парню колодку, то он
весной пришлет к ней сватов. Какую-нибудь ленточку молча прицепила бы  ему
и усыпила этим других! Только  заставила  бы  себя  сказать  такие  слова:
"Хлеб-соль пану полковнику..."
   На дворе полковника окружили сотники, джуры, казаки и мещане. Он хвалил
своего брата, что  принял  дочь  гетмана,  как  заведено,  в  Красном.  Ни
виселиц, ни жалоб со стороны шляхтичей, да и церковь открыли.
   Краснянские  жители  почтительно  расступились,  давая  дорогу   сироте
Томилле. Она побледнела, и это  неудивительно:  ведь  полковник  дарил  ей
жизнь, - как же не поблагодарить за это.
   Паненка робко поклонилась полковнику, как это делают невесты, приглашая
на свадьбу. В руке у нее заблестела ярко-желтая лента, только что снятая с
праздничного наряда  Гелены.  Она  шагнула  к  полковнику,  а  он,  словно
заколдованный, смотрел на ее щеки с ямочками, на дрожащие губы, в  глубину
печальных глаз и млел от неожиданности. Он даже не противился,  когда  она
привязывала  к  его  сабле  ленту  и  чуть  слышно  произнесла   заученное
поздравление:
   -  Хлебом-со...лью  по...здравляю  полковника,  чтобы  не   пренебрегал
сиротой...
   - Боже мой! Да это же колодку прицепила мне эта ласточка! - воскликнул,
растерявшись, Нечай.
   Окружавшие их люди снисходительно засмеялись,  девушка  смутилась.  Она
пятилась назад. Нечай тоже смутился, потрогал рукой ленту, прицепленную  к
сабле, слегка улыбнулся и воскликнул под дружный хохот толпы:
   - Хорошо, ласточка!.. Готовь ужин, приду!..



25

   Польного гетмана Калиновского мучила бессонница, не спалось ему в Баре.
После ханского  плена  он  словно  переродился.  Отказался  от  шляхетских
привычек, и вкусы у него  изменились.  Когда-то  он  отдавал  предпочтение
венгерским винам, баварскому пиву. А теперь употреблял только воду. Прежде
он знал толк в одежде, по блеску ганзейского сукна или итальянского шелка,
освещенного свечами роскошного канделябра, определял их стоимость.  Теперь
же он носил простую одежду. Его не клонило ко сну,  как  прежде.  Чарующая
картина  победоносных  сражений,  приснившаяся   ему   в   ночь   накануне
кор