суньской катастрофы, как вечное проклятие,  лишила  сна.  Он  отказался
теперь от кровати, спал ночью по-спартански на голой скамье.
   Не спал Калиновский и в эту ночь. Он давно перестал молиться, а  свежий
воздух раздражал его, как  пса  на  привязи.  Жажда  мести  вытеснила  все
остальные чувства польного гетмана. И только она давала ему силы.
   А когда созвал совет старшин, когда  один  за  другим  начали  говорить
небезызвестные  в  Речи  Посполитой  рыцари  сказочных  побед,  -   Мартин
Калиновский спал!
   Польный гетман спал, когда Станислав  Ланцкоронский,  пересыпая  родную
речь латинскими словами, доказывал целесообразность нападения на  Винницу,
а не на Брацлав. Спал он и тогда, когда старшины,  перебивая  друг  друга,
торопились высказаться, будто они уже рубили  этого  "изменника,  лайдака,
опришка, мародера" Ивана Богуна. Но он проснулся, когда ротмистр  Корецкий
сказал:
   - Нашим рыцарям легче снести  позор  поражения  от  Ивана  Богуна,  чем
победить Данила Нечая!
   Эти слова прозвучали слишком замысловато  даже  для  тех,  кто  не  без
основания считал себя бесстрашным  воином.  И  большинство  присутствующих
ответили на это лишь пустой, даже шутовской улыбкой. Они окинули ротмистра
тупыми взглядами, - возможно, и  забыли  бы  о  его  словах,  если  бы  не
заговорил проснувшийся гетман:
   - Виват, черт возьми, пан ротмистр! Почему вы умолкли,  панове  рыцари?
Или, может быть, credo gvi absurdum  est  [верю,  потому  что  это  абсурд
(лат.)], как говорят мудрецы. Я жду ваших возражений, доводов! Прошу  пана
ротмистра яснее изложить свою мысль.
   -  Зачем  яснее,  ваша  милость,  пан  гетман?  Здравый  смысл,  а   не
патриотический  порыв  должен  руководить  нами  в  этой  кровавой  битве!
Известно рыцарям, шляхте и всему миру, что  Данило  Нечай  -  это  любимый
вожак плебса. Фатальная любовь эта может  привести  к  восстанию  во  всей
стране, если мы нападем на Нечая. А воевать с плебеями, когда они  в  пылу
гнева отстаивают свои права, да еще  и  подстрекают  наших  хлопов,  прошу
уважаемых панов согласиться, Речь  Посполитая  сейчас  не  готова.  Такого
гусара, как полковник Станислав  Хмелевский,  сняли  с  полка,  да  еще  и
судить,  как  ребелизанта,  собираемся!  Польские  жолнеры,  даже   гусары
изменяют нам,  население  Заподолья  и  Холмщины  поддерживает  восставших
украинских хлопов! На сторону Хмельницкого перешел уже  почти  целый  полк
этих изменников - жолнеров и гусар. А в  наших  ли  интересах  сейчас  еще
больше озлоблять население края, которым мы хотим  управлять?  Если  Богун
только бесстрашный воин, то Нечай олицетворяет собой  непримиримых  врагов
шляхты и Короны... Молниеносная победа над Нечаем еще не является  победой
над нечаевскими идеями, государственными устремлениями украинцев, а только
приведет к усилению их...
   Вдохновенную  речь  Корецкого   слушали   как   какое-то   пророчество.
Присутствующие  озирались  вокруг,  словно  ища  такого  же  вдохновенного
оппонента. Что-то не шляхетское звучало в пророческих словах князя, но что
можно возразить против его разумных доводов?
   Шум, поднявшийся в, замке,  неожиданно  отвлек  внимание  шляхтичей.  В
комнату,  где  несколько  часов  продолжался  совет  старшин,  вошел   Ежи
Скшетуский, только что соскочивший с седла.
   Он был утомлен и голоден - это заметили все по  его  давно  не  бритому
лицу, усталой походке. Да и они сами с тех пор,  как  вернулся  к  войскам
Мартин Калиновский, забыли, когда спали спокойно. Правда, открытой войны с
войсками Хмельницкого сейчас не вели. Но и настоящего мира, о чем писалось
в договоре, в стране не было. Вспыхивали восстания  посполитых,  сражались
отдельные отряды в отдаленных воеводствах. Гусары и немецкие рейтары ловят
посполитых, челядинцев и десятками казнят их. Сотням отрезают  носы,  уши,
избивают розгами,  кнутами  или  сапогами,  покуда  Хмельницкий  стремится
продлить  мирную  передышку.  Стон  и  проклятия  этих  несчастных   людей
преследуют рыцаря, когда он остается один, не дают ему уснуть...
   Никто не пожалел утомленного  дорогой  Скшетуского,  все  хотели  сразу
выслушать его. Они даже не знали, откуда он прибыл.  Но  и  это  не  столь
важно, их интересовали вести из Варшавы, где определялась политика Короны,
и из Езуполя,  где  гетман  Николай  Потоцкий  отсиживался  после  страха,
переживая позор второго плена, ждали новостей и из  Чигирина,  может  быть
даже еще больше, чем из Турции, или Молдавии, или даже из Москвы.
   - Прибыл я, уважаемые панове, из Чигирина, - начал Скшетуский.
   - Из Чигирина, от Хмеля?!
   В этом возгласе  шляхтичей  звучал  явный  страх.  Разгром  шляхты  под
Пилявцами, последовавший после поражений у Желтых вод и  Корсуня,  надолго
останется в их памяти,  как  возмездие  провидения.  Чигирин!  Этот  город
ассоциировался в воображении  шляхтичей  с  окровавленным  мечом  и  кучей
пепла, оставшегося после сожжения их гербов  и  привилегий.  Ведь  поручик
Скшетуский собственными глазами видел все эти ужасы! Он пахнет дымом  этих
пожаров!..
   Даже Мартин Калиновский первым поприветствовал прибывшего  Скшетуского,
забыв в этот миг, что он  польный  гетман  коронных  войск  и  ему  должны
выражать свое почтение прежде всего. Он подошел к поручику,  протянув  обе
руки и не скрывая тревоги.
   - Поведж, поведж [рассказывай, рассказывай (польск.)], пан  Скшетуский.
Вовремя успел на наш военный  совет.  Лайдаки  бунтуют  не  только  по  ту
сторону  Зборовской  границы.  Мы  должны   воспользоваться   затруднением
Хмельницкого и отомстить за поругание Речи Посполитой. Речь идет только  о
том, на  какой  город  прежде  всего  надо  напасть,  чтобы  мечом  нашего
правосудия  заставить  покориться  украинское  быдло.  Рыцари   предлагают
Винницу, а не Брацлав. Какое ваше мнение, поручик?
   Ежи Скшетускому льстила такая честь, славолюбие туманило голову.  Но...
Брацлав, Гелена и грамота московского царя... По требованию гетмана должен
был рассказать  о  своих  приключениях  в  Чигирине,  в  пути.  Польщенный
вниманием, он так увлекся, что сам не помнил, что в его рассказе правда, а
что плод необузданной фантазии. Ведь тут нет никаких свидетелей!
   - Так вот, уважаемые  панове,  будучи  грубо  оскорбленным  полковником
Худолеем, я потребовал его наказания. На коленях  лайдацкий  гетман  молил
меня простить Худолея, но я был непреклонен, и он  вынужден  был  на  моих
глазах казнить этого грубияна!..
   Поручик врал безудержно, как он требовал  от  Хмельницкого  уважения  к
себе, как не хотел принимать подарки, оскорблял хлопских старшин.
   - Пан Хмельницкий, уважаемый пан гетман, торжественно подарил  мне  при
отъезде  самого  лучшего  коня  и  двести   левков.   Приказал   старшинам
сопровождать чуть ли не до самого Брацлава, а в Городище  сам  Иван  Богун
должен был встретить меня со старшинами...
   И, почувствовав по  настроениям  слушателей,  что  слишком  перехватил,
умолк. А гетман вдруг спросил его:
   - Встретил Богун?
   - Нет, ваша милость пан гетман, - опомнился Скшетуский. -  Сотники  его
коня в моем отряде обманным путем увели, и... я  должен  был  мчаться  изо
всех сил, не пожелав сатисфакции.
   Скшетуский свою ошибку все-таки понял - в этот момент ему изменила  его
собственная фантазия. "Не признаться ли им,  что  в  спешке  вместо  Павла
Тетери назвал полковника Богуна?.."
   - Может быть, пан поручик расскажет нам  что-нибудь  о  войске  Богуна,
находящемся  в  Виннице.  Панове  предлагают  прежде  всего   напасть   на
Винницу... - подсказал Калиновский.
   - В Белой Церкви я нагнал полковника Вешняка с полком, который  шел  на
соединение с Богуном. А это чигиринские казаки,  уважаемые  панове!  Да  и
уманский полковник Осип Глух, который  заменил  погибшего  Назруллу,  тоже
должен выступить на соединение с войсками Богуна.
   - Что же все-таки советует пан поручик? - снова спросил сольный гетман.
   - Д-думаю, что Нечай, коль он не пьян, уважаемые панове, тоже тяжел  на
руку. Но сейчас казацкие праздники,  масленица...  Уверен,  что  полковник
Нечай будет пьян!..
   -  Что  же,  панове  рыцари,  отправляйтесь  к  войскам!   -   приказал
Калиновский.  -  Покуда  прибудут  войска  Вешняка  и  Глуха,  ударим   на
полковника Богуна. С богом, за святую честь польской шляхты!



26

   На следующий день в степи, по дороге на Винницу,  гетман  почувствовал,
что рассказанное Скшетуским встревожило его. Или,  может  быть,  встречный
ветер с морозом так донимал Мартина Калиновского, что он не мог усидеть  в
седле? Доверительный рассказ Скшетуского о  какой-то  грамоте  московского
царя очень заинтересовал его. "Любопытно, что заставило так поступить  эту
шляхтянку, приемную дочь казацкого атамана?  -  размышлял  Калиновский.  -
Забота о чести жены Чаплинского или честь шляхты, овеянной славой  еще  со
времен Ягеллонов?"
   Мартин Калиновский не видел Гелены, но восторженный панегирик  поручика
о ее красоте тронул и его зачерствевшую душу. И он  пообещал  Скшетускому,
что после разгрома Богуна в Виннице отправится в Брацлав.
   Предстоял первый бой гетманских войск  после  позорного  поражения  под
Корсунем!
   Ветер, бивший в лицо, донимал кипевшего от ярости гетмана Калиновского.
В тревожных раздумьях гетман несколько раз хватался за саблю.
   - Это будет  страшная  баталия,  уважаемый  пан  Скшетуский,  -  сказал
Станислав Ланцкоронский.
   - Ну, уж пан Мартин  покажет  свое  умение!  -  в  тон  ему  поддакивал
Скшетуский.
   Приближались сумерки, но от белого снега  было-еще  совсем  светло.  На
опушке леса показалась группа людей. Вокруг  них  гарцевали  всадники,  но
люди не спешили, шли медленно. Гетман  видел,  как  всадники  замахивались
нагайками, как отскакивали от них  посполитые.  Он  свернул  с  дороги  на
обочину, завяз в снегу, но  продолжал  ехать.  Остановился  только  тогда,
когда поднялся на бугорок у опушки леса.
   За  гетманом  вынуждены  были  последовать  и  другие  шляхтичи.  Князь
Корецкий немедленно послал отряд драгун. Они протаптывали по снегу  дорогу
для польного гетмана.
   Человек  тридцать  крестьян,  окруженных  отрядом  конницы,  растерянно
посматривали на гетмана. Они вынуждены были идти, потому что их  подгоняли
жолнеры, наезжая на них своими лошадьми.
   В руках у кавалеристов обнаженные сабли, за поясами - пистоли.
   - А ну-ка, оборванцы, мерзкие завистники! Что мы  тут,  до  ночи  будем
возиться с вами?
   Драгуны Корецкого подскочили к толпе людей, остановили  их.  Среди  них
были две женщины, едва тащился седой старик, несколько пожилых  мужчин,  а
остальные - молодежь, парни. Корецкий врезался в толпу, чуть было не  сбив
с ног молодицу.
   -  Тьфу,  бешеный  конь,  проше  ясновельможного  пана,  -  воскликнула
молодуха, защищаясь рукой, словно от удара.
   - Цо? - крикнул князь больше для  видимости.  В  его  возрасте  женская
красота еще много значила.
   А крестьянка, раскрасневшаяся от мороза, показалась ему такой красивой,
что можно было сменить гнев на милость.
   - Красивой хлопке надо бы не коня, а всадника бояться... Что  за  люди,
откуда идут? - спросил.
   - Хлопы, проше пана. Взяты по приказу пана гетмана  как  "языки".  Есть
среди них ворошиловские, краснянские...
   - Краснянские? - поинтересовался гетман, подъезжая к толпе.
   К Калиновскому подскочил старшина и доложил ему, что большинство из них
схвачены в лесу - собирали сухие ветки на топливо. Около  десятка  краснян
вершами ловили рыбу в озере. Одна молодуха шла с мужем из Красного в гости
к родителям в Ворошиловку. Муж ее убежал, прыгнув  в  провалье  на  опушке
леса, а она заговаривала зубы жолнеру...
   - Лайдачка, пся крев! Ко мне ее, - приказал польский гетман.
   Молодуха, с которой заигрывал  князь  Корецкий,  пугливо  взглянула  на
грозного гетмана.
   - Ясновельможный пан меня зовет? -  показала  рукой  на  свою  грудь  и
шагнула к Калиновскому.
   - Из Красного?
   - Да, из Красного, паночку.  Явтухова  теперь  я  с  масленицы.  Ориной
зовут. С мужем  своим  Явтухом  Голодрабенко  к  родителям  шли  заговенье
отметить.
   - Хватит болтать!
   - Вот те и на, люди добрые...
   - Ну!.. Отвечай, раз спрашиваю, быдло украинское!
   - Спрашивайте, паночку.
   Из толпы вышел вперед пожилой крестьянин:
   - Она... молодая еще, только что женщиной стала. Глупая, уважаемый пан,
что она там знает. Может быть, пан у нас, мужиков, расспросили бы?
   - Молчать,  лайдак!  -  Гетман  ткнул  саблей  прямо  в  черную  бороду
крестьянина и яростно повернул ее. Мужчина замертво упал на снег.
   - Л-лайдак! - выругался гетман, запнувшись. - Кто сейчас в Красном?!  -
грозно спросил он Орину.
   - Да уже... прошу прощения у пана, как вам угодно, люди там.
   - Не о том спрашиваю, грязная схизматка! Какое войско в Красном?
   - Матушка моя  родимая!..  -  застонала  молодуха.  -  О  каком  войске
спрашивает пан? Жолнеров, как и у пана, несколько...
   - Какие жолнеры? Врать вздумала, пся крев, хлопка!..
   Орина только вскрикнула и закрыла лицо руками, чтобы  не  видеть  своей
смерти.
   Но даже  рассвирепевший  гетман  считал  бессмысленной  ее  смерть.  Он
почувствовал, что ничего не добьется от крестьян. Ему нужна правда,  а  не
их трупы.
   - Нех пан воевода  допрашивает  свое  непокорное  быдло,  -  сдавленным
голосом велел Ланцкоронскому, отъезжая от толпы крестьян, чтобы не  видеть
страшного взгляда зарубленной молодухи.
   Приближался вечер. К воеводе  один  за  другим  подходили  перепуганные
люди.  Ланцкоронский  каждого  спрашивал,  знают  ли  они   своего   пана.
Оказалось, что знают, а о чем-то другом не осмеливались говорить.
   Наконец воевода спросил их о Нечае.
   - Вот это, пан воевода, полковник! Сказывают, что взял  быка  за  рога,
разорвал голову до самых ноздрей, когда разгневался!.. - сказал стоявший в
толпе парень.
   - Я не о рогах спрашиваю. Что делает этот полковник в Красном? Ведь его
полк должен быть в Брацлаве...
   - Да мы его видели без полка. Как, бывало, заскакивал летом...
   - Спрашиваю: что он делает сейчас в Красном?
   Парень развел руками, оглянулся на людей, словно просил их подтвердить.
   - Может быть, сейчас, когда вечер наступил... А утром  его  не  было  в
Красном. Нас черт понес за этой рыбой.  А  люди  паши  собирались  просить
попа-униата, чтобы службу отслужил в церкви...
   - Зачем врешь, разбойник? Ведь Нечай  уже  несколько  дней  тому  назад
привел полк в Красное! Да и батюшку униата повесил, пся крев!
   - Вот так  новость,  все-таки  повесили  униата,  -  словно  удивляясь,
произнес парень. - Царство небесное батюшке...
   Ланцкоронский даже стонал от бессилия, неспособный преодолеть стойкость
этих людей, стоящих перед ним как нерушимая стена.  Он  пробовал  отводить
пленников в сторону, шепотом допрашивал их, соблазнял золотом, угрожал. Но
каждый раз вынужден был выслушивать о чем угодно, только не о Нечае. Будто
этот полковник существовал лишь в воображении или в легендах.
   - Мы с дорогой душой рассказали бы милостивому пану и больше, но у  нас
давно уже не пели о нем кобзари, - словно сожалел парень. -  Сейчас  такие
заносы, учтите, пан, разве пробьется человек, хоть он и кобзарь...
   - Казнить! - приказал гетман, стоявший в стороне.
   Жолнеры, гусары, драгуны набросились на беззащитных крестьян...



27

   Совсем стемнело, гетман торопился в село. Окровавленный  снег  стоял  у
него перед глазами. Не от этого ли и на сон теперь  потянуло?  Двуперстным
крестом осенил чело.
   Но в этот момент из лесу или просто из вечерней темноты выехал всадник,
тащивший на веревке еще одного несчастного. Тот, спотыкаясь, вынужден  был
временами бежать, чтобы не тащиться за конем.  К  его  счастью,  снег  был
утоптан, а конь под всадником притомился.
   Отважный казак с пленником на веревке привлек внимание гетмана. Сон как
ветром сдуло, и он двинулся навстречу  воину.  Тот  не  спеша  подъехал  к
лощине, но не спустился вниз, а остановился в отдалении от места расправы.
Когда всадник увидел трупы  на  покрасневшем  от  крови  снегу,  в  первое
мгновение лицо его застыло. Но спустя минуту раздался его отчаянный вопль:
   - Орина!.. Ах, проклятые ляхи!..
   Казалось, и ветер утих и ослабел мороз. Этот крик словно ножом  резанул
слух людей, смерть которых на несколько минут  задержал  своим  появлением
казак.
   - Явту-ух! - в один голос закричали крестьяне, протягивая свои  руки  к
молодому Орпниному мужу.
   Конь под казаком выскочил из снежной ямы, заржал и мчался прочь.  Явтух
дернул своего пленника за веревку, и когда тот упал, бросил ее. Следом  за
ним рванули через лощину драгуны и гусары. Они мчались гурьбой, мешая друг
другу, а когда выбрались на бугор, увязли в глубоком снегу и остановились.
Явтух, оставляя позади себя вихри снега, скрылся в густом лесу,  окутанном
вечерними сумерками.
   К связанному подскочил поручик Скшетуский и камнем слетел с коня.
   - Игноций! - застонал Скшетуский, поднимая своего жолнера. На голове  у
него зияла рана, а страх и затянутая на шее петля делали  его  похожим  на
мертвеца. Скшетуский освобождал шею гусара от петли, тормошил его.
   - Цо то есть? - воскликнул, не выдержав, польный гетман.
   - Мой Игноций, уважаемый пан гетман! Тен гусар, что я пану  рассказывал
о нем. Он был с Чаплинской...
   Игноция оттирали снегом, из чьей-то баклаги вливали  ему  в  рот  вино,
перевязывали рану на голове. А он лишь улыбался, как безумный.
   - Ну что ты, Игноций? Говори, что случилось! Где пани Гелена, забрал ли
у нее эту проклятую грамоту? Откуда такой позорный эскорт? -  не  унимался
Скшетуский.
   Гусар наконец пришел в себя, испуганно посмотрел на  Скшетуского,  даже
пытался подняться.
   - Прошу пана поручика... - с трудом произнес он.
   - Тут его милость пан гетман.
   - Тен грабитель... сломал мне шею веревкой, -  сказал  Игноций.  -  Как
хищный зверь, набросился на меня из-за дерева и грамоту московского царя к
Хмелю... Ой, прошу пана гетмана, Красное... скорее в Красное! Пани  Гелена
по моему наущению у шинкарки сегодня ночью будет праздновать с  краснянами
их заговенье... В одиннадцати хатах будет устроена  пирушка  для  сотников
Нечая. А сам он в Ворошиловке с этим разбойничьим сотником Шпаченко...
   - На Красное! - что есть силы крикнул Калиновский.
   Он выхватил саблю из ножен, вздыбил коня.
   -  Пану  ротмистру  Корецкому  поручаю  расправиться  со   Шпаченко   в
Ворошиловке. Получай, пан, селезня, сумей  только  ощипать  его.  Окружить
Ворошиловку, чтобы ни одна душа не вырвалась оттуда... Пан Пясочинский  со
своим посполитым рушением окружит Красное вплоть  до  Брацлавской  дороги,
пану  воеводе  разрешаю  ворваться   в   Красное.   Надо   воспользоваться
возможностью нападения на пьяных и сонных гуляк. Но панну Чаплинскую взять
живой и...
   - Доставить мне...
   - Пану Скшетускому сдать в руки! Легкая  победа  вдохновит  рыцарей  на
дальнейшие подвиги... Нечая живого или мертвого доставить мне! На Красное,
на Нечая!..
   - На Красное! Нех жие шляхта! - эхом прокатилось над лесом.



28

   Для Карпо темная ноченька - что родная матушка.  Заходил  в  просторную
поветь шинкарки, к своему рябому коню, в темноте ощупью проверял, есть  ли
у него корм. Несколько раз подходил к яслям, где  стояли  кони  Гелены.  С
каким-то чувством  мести,  даже  с  наслаждением  протягивал  руки,  чтобы
обокрасть  ее  коней  и  подсыпать  побольше  овса  своему   рябому.   Но,
наталкиваясь на теплые и нежные подвижные губы коней, чувствовал угрызение
совести. Ведь животные же, а не Гелена! Виновато поглаживал головы  коней,
словно просил у них прощения за свои намерения.
   К трем оседланным коням полковника Нечая и его джур не подходил. Оперся
спиной о соху повети и всматривался в затянутое тучами небо, потом,  чтобы
разогнать сон, запел:

   Сокорила курка пивнэм,
   А дивчына куркою -
   Заклыкала, цилувала
   Парубка... ципуро