нственный пыл запорожцев. Особенно у нескольких  сотен  пеших  казаков.
Каравелла  с  пушками  не  стояла  на  одном  месте.  Она   передвигалась,
проклятая, вдоль берега в зависимости от обстановки на  поле  боя.  Сейчас
каравелла с пушками довольно рискованно приблизилась к крайнему  северному
крылу оборонительного рубежа Дюнкерка.
   Хмельницкий на совете  больше  молчал,  давая  возможность  высказаться
старшинам. Пушкаренко тоже возбужденно  говорил  о  пушках  на  каравелле,
находившейся совсем близко от правого фланга казаков:
   - Вот если бы нам  такие  пушки  под  Кумейками,  мы  не  потерпели  бы
поражения... Тогда Потоцкий словно на турок  напал,  проклятый...  А  этих
надо по-нашему бить, как запорожцы турок!
   - Поэтому я и советую, - сказал Золотаренко, - сосредоточить  все  наши
силы и стремительно обрушиться на врага! Я  заметил,  что  испанцы  боятся
нашей конницы, а это нам на руку. Возможно, она даже еще страшнее для них,
чем их галера с пушками для нас. Разреши мне с полком прорваться вперед  и
прогуляться - сто чертей им в  печенку!  -  так,  как  это  умеют  казаки.
Прогуляться так, чтобы тошно было их командирам. Ведь они являются для нас
главной опасностью, поскольку не достигают до них ни наши пули, ни  острые
сабли казаков Юхима Беды... Тут  важны  внезапность  и  боевой  азарт.  И,
конечно, никакой пощады! Позавчера Беда набрал пленных да "парля", "парля"
с ними. А они, проклятые, вон видишь, ружья свои  портят  перед  тем,  как
поднять руки. Я приказываю рубить таких  без  сожаления,  миловать  только
тех, кто сдается в плен с исправным оружием!
   - Да живые испанцы - это тоже оружие,  -  возразил  Беда.  -  Мы  более
трехсот испанцев передали французам. Они уже не будут воевать против  нас!
При удачном нападении не каждый испанец  успеет  испортить  оружие,  думая
прежде всего, как бы свою душу спасти. В  моей  сотне  многие  казаки  уже
научились обращаться с этими чудо-ружьями. Надо  приказать  нашим  бойцам,
чтобы в спешке не забывали подбирать пистоны к ружьям!
   - Это правильно, брат Юхим! - поддержал Хмельницкий Беду, впервые подав
голос на этом совете казацких старшин.  -  Но  неплохое  и  наше  казацкое
оружие - внезапное нападение. Ружье плюс внезапность, о которой мы  сейчас
говорим!..
   Неожиданный отдаленный гул боя, ружейная стрельба как будто бы  в  тылу
противника,  встревожил  старшин.  По  побережью  прокатывалось   эхо   от
выстрелов. Хмельницкий вопросительно посмотрел на полковников, сотников:
   - Чья сотня, панове сотники, находится в дозоре?
   -  Кажется,  молодого  запорожского  сотника  ирклеевских  казаков   да
запорожских пушкарей...
   -  Николая  Подгорского?  Пан  Пшиемский,  вы   предупредили,   как   я
приказывал?
   - Я не успел его  предупредить,  спешил  на  совет  старшин...  Передал
приказ связным пана Беды...  Казак  поскакал  к  нему.  Но  Подгорский  во
вчерашнем бою слишком углубился в  расположение  противника  и,  очевидно,
самопалы ищет в оврагах...
   Шум боя быстро отдалялся  к  морю.  Время  от  времени  среди  ружейных
выстрелов раздавались отчаянные вопли людей.
   - Чувствуется рука запорожцев!
   - Ирклеевские казаки тоже умеют схватить врага за  горло!  -  сдерживая
волнение, воскликнул Юхим Беда. -  Николай  советовался  со  мной  сегодня
ночью. Собирался идти к испанцам одалживать пуль для ружей. Ведь неспроста
и я посылал к Подгорскому связного казака.
   А бой отдалялся, то утихая, то снова вспыхивая на морском берегу. Вдруг
послышался звон сабель и отчаянные крики людей.
   - Заседание совета прекращаем! -  приказал  Хмельницкий.  -  Полковнику
Беде  со  своей  сотней  немедленно  отправиться  на  помощь  Подгорскому!
Молодой, горячий запорожец так и погибнуть может. Остальным полковникам  и
сотникам тоже на коней и... в решительный бой, по-нашему, по-казацкому!
   Три  мощных  залпа,  содрогая  воздух,  эхом   прокатились   по   морю.
Просвистели ядра, падая на предместье Дюнкерка или, возможно, и в море.
   Хмельницкий взмахом руки приказал джуре подать ему коня. Атаманы быстро
ускакали к своим сотням. Лишь густой  перелесок  отделял  место  заседания
совета старшин от передовых позиций казаков.
   Хмельницкий  оставил   вместо   себя   наказным   атаманом   полковника
Пшиемского, а сам помчался в  ту  сторону,  где  вел  бой  молодой  сотник
Николай Подгорский. Иван Серко понял, что Хмельницкий  поручает  ему  полк
подольских казаков, поскольку полковника Пшиемского взял к себе.



29

   Казакам уже после первых столкновений с испанцами не понравилась  такая
война.
   Молодой сотник Николай Подгорский  хотя  еще  и  не  успел  побывать  в
больших походах запорожцев на Черное море, но уже не один раз  сражался  с
крымскими татарами. Война в далекой Фландрии показалась ему  совсем  иной.
Но казаки постепенно приноровились и к ней. Казак  из  сотни  Юхима  Беды,
посланный для связи с Подгорским, согласился пойти вместе с его казаками в
глубокую разведку. Им было интересно выяснить, с кем  приходится  воевать,
чего надо остерегаться. Да и скорострельные пистонные ружья не  давали  им
покоя. Слышали они и о том, что сотники двух смежных сотен выслали  казака
"обманщика". Сам Хмельницкий присутствовал, когда  отправляли  в  разведку
этого храбреца...
   Казацкие разведчики, где во весь рост, а  где  и  ползком,  пробирались
среди прибрежных кустов.  Испанские  воины  безмятежно  спали,  убаюканные
тишиной  прохладного  утра.  Потому  что  еще  со  вчерашнего  дня,  после
наступившего перемирия для захоронения погибших  на  поле  боя,  им  стало
известно от казака  "беглеца"  о  том,  что  украинские  казаки  не  хотят
участвовать в этой войне, выражают недовольство ею.
   Разведчики-казаки и не нарушали этого затишья.  Они  выкрали  у  сонных
испанских солдат ружья и тихонько вернулись  к  себе  еще  до  наступления
утра. Гордились не только захваченными скорострельными ружьями, а  и  тем,
что хорошо изучили оборонительные укрепления противника.
   - Лафа, брат Николай! Они спят как убитые, ей-богу, у них можно забрать
не только ружья, но и пушки на галерах, - докладывал  Сидор  Белоконь  при
молчаливой поддержке казака из сотни Юхима Беды.
   - Что бы ты с ними делал?  -  удивленно  спросил  Подгорский.  -  Пушка
хорошо стреляет, когда она стоит на удобной позиции. Да и хороший  пушкарь
для этого нужен.
   - Иногда, Николай, лучше, когда она совсем не стреляет. А  нам  бы  это
было на руку.
   - Это правда, хлопцы, лучше, чтобы она не стреляла. Хотя среди нас есть
и пушкари!.. Много ли испанцев охраняют пушки?
   - Да есть,  конечно,  на  то  и  война.  Но  и  нас  немало  под  твоим
командованием! Дорогу уже  знаем.  Если  незаметно  проскочить  по  этому,
оврагу и внезапно напасть на них -  одни  слева,  а  другие  устремятся  к
морю... Проснувшиеся испанцы вынуждены будут бежать, - во  всяком  случае,
те, что возле моря. У них же не будет вооруженной поддержки. Вот их  бы  и
надо добивать, покуда опомнятся в Дюнкерке...
   А глаза, глаза так и горят у казака! Он  с  восторгом  то  потрясает  в
воздухе  "одолженным"  ружьем,  то  шепотом  докладывает,  как  необходимо
внезапное нападение.
   - Хватит!  Поведешь  ты,  Сидор!  А  я  с  ирклеевскими  казаками  буду
сдерживать испанцев, что находятся  с  конницей  слева  от  нас,  -  решил
Подгорский.
   - Да господи боже мой, разве мне впервой! Под Кременчугом  мы  с  Гуней
вон какую кашу заварили! Поведу! - согласился казак, хотя не спал всю ночь
- только что вернулся из разведки.
   Приближался рассвет, с моря на перелески подул  свежий  ветер,  донесся
крик чаек. Сотня под  командованием  Сидора,  оставив  десяток  казаков  в
резерве, пробралась по оврагу в  тыл  испанского  отряда,  состоявшего  из
моряков и кондотьеров. Отряд получил подкрепление в составе двух  десятков
конников. Они должны были удерживать участок  обороны,  проходившей  возле
русла высохшего ручья. Их  кони  под  присмотром  нескольких  кавалеристов
паслись на лугу, остальные кавалеристы спали. Прекрасно  спится  утром  на
морском берегу! Даже чайки пели им колыбельную песню. Еще вечерам  испанцы
узнали от казацкого "пленного" о том, что  украинские  казаки  тоскуют  по
родине, собираются менять свои  боевые  порядки,  пеших  будут  сажать  на
коней, а бывшие конники будут идти следом...
   "Можно и поспать, противник отвоевался", -  смеясь,  успокаивали  своих
испанские офицеры.
   - Впереди лошади! - шепотом  сообщил  Белоконь,  первым  выбравшись  из
оврага.
   - Возьмешь запорожцев...
   - Всех?
   - Хотя бы и всех. Мне хватит ирклеевских казаков. Айда! А море,  гляди,
проклятое, как у нас, шумит! Да смотрите в оба!
   - Такое скажешь. На то и море... Разве мы не бывали на морском берегу у
турок...
   Первый выстрел раздался со стороны луга,  где  паслись  кони  испанцев.
Кто-то выстрелил, кто-то завопил смертельным криком.  Подгорский  старался
не прислушиваться. Своих ирклеевских казаков он разбросал по  оврагу,  как
сеятель зерна из горсти, вмиг отрезав  испанцев  от  их  лошадей.  Изредка
раздавались  выстрелы,  доносился  стон  умирающих.   Ирклеевские   казаки
действовали тут саблями, пиками. Теперь только  случайная  пуля  могла  их
настигнуть.
   Рассветало, когда стрельба перенеслась к  самому  берегу  моря.  Сотник
прислушивался к этой стрельбе и к крикам людей.
   - Не наши ли кричат? - махнул рукой. - Нет, это испанцы орут, леший  бы
их взял. Ирклеевцы! Драться - как за родную землю, слышите! Мы и здесь  ее
защищаем! Бейте их, проклятых, беспощадно, покуда не опомнились, руби -  и
наутек!
   Сам размахивая саблей, точно косарь, первым ворвался  во  встревоженный
муравейник захваченного врасплох противника. У Белоконя была крепкая рука,
молодецкая храбрость  и  какое-то  особое  чутье  в  выборе  своих  жертв.
Выбирать жертв не было времени, когда противник бросал  оружие,  падал  на
землю,  Николай  перескакивал  через  него  и  настигал   следующего,   не
бросавшего оружие. Он преграждал путь каждому,  кто  стремился  проскочить
направо, к коням или к галерам, стоявшим на морском берегу.
   Запорожцы Белоконя за несколько  минут  уже  сидели  верхом  на  конях.
Испанцы неохотно отдавали казакам лошадей, тем паче что к седлам некоторых
из них было прикреплено оружие. И теперь уже на конях, размахивая саблями,
казаки двинулись к морю. Ни прибрежная  охрана,  ни  часовые  у  пушек  на
галере не ожидали нападения. Впереди у  них  находились  такие  знаменитые
кабальерос! Лишь услышав топот лошадей  и  увидав,  как  летели  головы  у
стоявших на часах воинов, пушкари бросились  рубить  швартовые  канаты:  в
море их спасенье!
   Но Сидор Белоконь и тут оказался смышленее их. Он на  бегу  соскочил  с
коня и одним выстрелом уложил пушкаря рубившего топором  канат.  Остальные
испанские пушкари побросали свои орудия, потому что стрелять по  отдельным
казакам бессмысленно. Они стремглав  бросались  в  море,  на  ходу  снимая
одежду.
   В этот момент и прозвучали три орудийных выстрела из  испанских  пушек.
Прозвучали не одновременно, а один за другим. Казаки  теснили  испанцев  к
морю, чтобы не дать им прорваться в лес, где  завязывался  настоящий  бой.
Казаки Белоконя обрубили уцелевшие канаты  якорей,  отталкивали  галеры  в
море, прислушиваясь к завязавшемуся бою.
   - Наконец-то казаки Золотаренко вступили в бой! Слышишь, Сидор?
   - Слышу! Чего  разглагольствуешь,  как  у  тещи  в  гостях,  зажигай-ка
фитили, что лежат на ядрах. Черт с ними, с этими пушками. И айда  в  челн,
на берег! - приказал Белоконь и последним прыгнул с галеры в челн.
   Едва пристав к берегу, они опрометью помчались в овраг к лошадям. А  на
галере разгорались фитили на пушечных ядрах.
   - Ложись, хлопцы! - крикнул напоследок.
   Хаотические взрывы ядер на галере слились в один страшный гром. С ревом
и свистом летели чугунные осколки на берег, падали в море, поднимая  снопы
брызг.
   Галера перевернулась, затем закружилась,  как  бешеная  собака,  словно
искала подходящего места на дне. Закипела вода, заклубился пар  на  месте,
где погружалась в море пылающая галера с четырьмя бортовыми пушками.
   - Айда, братья пушкари, на помощь нашим! Ты, Григорий,  бросай  второго
коня и скачи к сотнику. Доложи: приказ выполнен. Пушки теперь стрелять  не
будут! - радостно воскликнул Белоконь.
   А кому доложишь, где найдешь сотника в таком  жарком  сражении?  Казаки
начали первое, по-настоящему казацкое наступление  на  обманутых  казацким
"языком" испанцев. Хмельницкий скакал впереди всех на глазах  у  врага,  -
казалось, что и пули почтительно кланялись  этому  бесстрашному,  храброму
воину.



30

   Можно было бы сказать, что вот так и день проходил. Но он не  проходил,
это страшное побоище казалось бесконечным. Испанцы бросались то в одну, то
в другую сторону. И не потому, что они пытались нащупать  слабое  место  в
боевых  порядках  казаков.  Сам  бой,  внезапно  навязанный  им  казаками,
принуждал их действовать быстрее, искать выхода.  Но  они  снова  и  снова
попадали в страшную сечу. В эту ночь казаки были в ударе, а известно,  что
настоящую  казацкую  сечу  пока  не  выдерживал  ни  один  враг.   Конница
полковника Золотаренко, как буря, налетала на бегущих испанцев, сметая их.
И тут же громила кичливых испанских кабальерос, зайдя с тыла.
   Не заставил себя ждать и полковник Пушкаренко. Его отдохнувшие казаки с
остервенением бросились на  испанцев.  Они  не  сговаривались  с  казаками
Золотаренко, действовали, как подсказывал разум, им надоели неудачи первых
боев в этих далеких краях.
   Хмельницкий еще на заре побывал в каждом из  этих  полков.  Рассказывал
старшинам и казакам о беспримерном подвиге  сотника  Подгорского.  В  этот
день двоих коней джуры сменили Хмельницкому,  несколько  раз  почти  силой
вытаскивали его из опасной сечи - ведь он был  наказным  атаманом  храбрых
украинских воинов, сражавшихся далеко от своей родины!
   В  полдень  Хмельницкий  приказал  своему  джуре  пригласить   к   нему
полковника Пшиемского и находящихся при нем французских офицеров. Казацкие
войска продвинулись вперед на пятнадцать миль, приблизившись  к  Дюнкерку.
Взяли в плен более тысячи испанцев, которых  на  поляне  в  лесу  окружили
вездесущие казаки Юхима Беды. Перепуганные, обесславленные испанцы  падали
на колени, в отчаянии молились своему ангелу-хранителю: "Спаси и помилуй!"
- думая теперь только о спасении души. У каждого из них  была  семья,  был
дом. А ненавистные войны, то в Италии, с  партизанами  Мазаньело,  то  вот
тут, на севере Европы, отнимают у них лучшие годы жизни...
   Связной полковника Пшиемского нашел Богдана Хмельницкого среди  пленных
испанских офицеров, совсем недавно таких заносчивых.
   - Пан атаман,  -  обратился  к  нему  связной,  -  полковник  Пшиемский
приказал...
   - Кому приказал полковник? Может, связной из вновь  прибывших  войск  с
Украины? - прервал его Хмельницкий.
   - Приказали... - поправился связной, - что курьеры из  Парижа  прибыли,
велели подождать Конде!
   - Конде, Конде... Граф  Конде,  полководец  могущественной  Франции,  -
совсем миролюбиво поправил Хмельницкий связного. - А не  сказали  курьеры,
когда надо ждать самого графа Конде?
   - Нет, не сказали, прошу прощения.  А  пан  полковник  Пшиемский  велел
передать вам о том, что пан Конде встревожен и из Парижа  курьеров  к  нам
прислал. Сам следом за ними отправился.
   Хмельницкий подозвал к себе полковника Беду:
   - Сам Конде решил посетить нас! Оставляю тебя тут для связи, полковник.
Сотню поручи толковому казаку, пленных надо доставить живыми.
   - Но как их доставить, пан Хмельницкий?
   - Как полагается! Сам поговори  со  всеми  полковниками.  Ивана  Серко,
этого способного полковника, назначаю наказным  нашего  войска.  Бой  надо
продолжать до тех пор, покуда враг будет сопротивляться. Но если побегут с
поля боя, не надо преследовать  их.  Приближается  вечер.  Пленных  пускай
своих казаки направляют навстречу нам. Ну, ни пуха ни пера,  Юхим!  Что-то
мне как снег на голову этот неожиданный приезд графа Конде.
   Хмельницкий нагнулся в седле, протягивая руку Беде на прощание:
   - Да, Юхим, всем полковникам передай от меня дружеский привет. И сообщи
им, что целый полк наших казаков под  командованием  Назруллы  движется  с
Украины. Вместе с ним жду вестей из Субботова, от Карпа, что-то тревожится
у меня душа за них.
   В сопровождении многочисленной свиты из полковников и джур  поскакал  в
свой штаб. Но принц Конде Луи де Бурбон прибыл туда раньше его.
   Хмельницкий предполагал, что граф Конде прибудет к ним в  сопровождении
большой  свиты,  состоящей  из  генералов  французской  армии,  с  сотнями
адъютантов и джур, с полками отборных сторожевых войск.  А  он  приехал  в
сопровождении лишь одного полковника-адъютанта и двух десятков  гусар.  Их
едва хватило, чтобы окружить походную карету графа, запряженную  четверкой
оседланных гусарских коней. Кони еще не остыли, с  их  удил,  которые  они
беспокойно жевали, слетала на землю пена.
   Главнокомандующий   французских   вооруженных   сил   первым    заметил
приближение Хмельницкого, когда тот выскочил из леса на поляну. В  тот  же
миг он поднял руку, останавливая полковника  Пшиемского.  И  сам  двинулся
навстречу Хмельницкому.
   Хмельницкий соскочил с коня.
   - Искреннее уважение пану  великому  гетману  могучих  вооруженных  сил
французского народа! - Непривычно для уха француза прозвучало это  пышное,
но искреннее приветствие наказного атамана казачьего войска.
   Молодой самоуверенный граф дружески улыбнулся и воскликнул в ответ:
   - Салют мосье Хмельницкому! Прекрасно воюете, господа! В  Париже  стало
известно о поражении казаков в первых сражениях с испанцами. Вынужден  был
отложить свои дела и двинуться в эти прерии,  чтобы  выяснить  обстановку,
при надобности и помочь. Да здесь, вижу...
   - Виктория, мой господин!
   - Мне бы хотелось  услышать  не  "господин",  а...  Есть  ли  на  языке
запорожцев еще более мягкое слово, чем "друже"? Хотя я слышал из уст ваших
помощников месье Серко и Золтенко, - кажется, так?..
   - Золотаренко, прошу...
   - Да, да, Золотаренко. На их языке слово "друже" звучит как  надежда  в
беде! - с трудом объяснил граф, обеими руками пожимая руку Хмельницкому.
   -  За  "друже"  я  тоже   буду   рад.   Это   слово   означает   полное
взаимопонимание, надежду и веру. Но, наверное, пан граф, так называть друг
друга годится лишь за столом гостеприимных хозяев. Вот и я, выпив  с  вами
по кубку бургундского вина, с радостью назову  вас  своим  другом.  Но,  к
сожалению, здесь мы пока лишь воины!
   - Согласен.  Сейчас  будет  бургундское  вино.  -  Конде  повернулся  к
сопровождавшему его полковнику и что-то сказал.
   В этот момент из леса донесся беспорядочный шум, а вскоре показались  и
первые военнопленные. Их сопровождали вытянувшиеся в цепочку казаки  Юхима
Беды с саблями наголо.
   - Прошу господина графа назначить старшего для принятия от нас пленных,
- сказал довольный Хмельницкий. - Других трофеев наши казаки пока  что  не
берут. Получил донесение  о  том,  что  с  Украины  движутся  сюда  свежие
подкрепления...
   В   шатре   полковника   Пшиемского    долго    продолжался    разговор
военачальников. Говорили не только граф  Конде  и  Хмельницкий.  Выслушали
здесь и полковников, и пленного испанского "капитана-гидальго", и  старшин
Франции и Украины.
   - Война в этой стране еще не завершена, уважаемый господин граф.  Но  с
прибытием нового казачьего пополнения она будет завершена именно так,  как
мы с вами договорились в Париже, - закончил.  Богдан  Хмельницкий,  словно
поставил точку на этом важном разговоре с командующим вооруженными  силами
Франции. Он чувствовал, судя по некоторым намекам графа,  что  тот  желает
еще о чем-то поговорить с ним. С минуту на минуту Хмельницкий ждал  гонцов
с докладом о прибыт