бы  услышать  от  нее
слова раскаяния, чтобы винить во всем обстоятельства, безжалостную судьбу.
С душевной болью вспоминал он отца. Он старался скрыть  свои  переживания,
но разве скроешь их от матери? Она понимала сына. Теперь и он понимал, как
трудно было ей совместить долг материнства с любовью к мужу!..
   Матрена радовалась, что ее муж сумел подобрать ключи к  замкнутой  душе
Богдана. Он вел с ним задушевные беседы. Рассказывал  о  своей  службе,  о
недавнем заседании сейма, на котором он сам, по долгу королевской  службы,
присутствовал.
   - Казацких послов-полковников и выслушать не захотели. А король хотя  и
принял казаков, но... больше отчитывал за "своеволие".
   - Только и делают, что орут, как на батраков!  И  как  не  надоест  это
нашим людям! - не стерпел Богдан.
   - Надоело уже, будь они... Нереестровые казаки как бельмо  на  глазу  у
шляхты, потому что они  свободны.  Казацкие  полковники-послы  прибыли  на
заседание сейма непрошеными гостями, без вооруженной  поддержки,  не  так,
как известные сенаторы  да  спесивая  шляхта,  которые  ездят  на  сейм  с
войском. Свобода украинских людей очень тревожит шляхту. Послушал  бы  ты,
казаче, выступление сенатора Юрия Збаражского. Он в  каждой  речи  требует
покончить с вольным казачеством, "не  успокаивать,  говорит,  их  надо,  а
избавиться от этой напасти!..". А так думает не только сенатор Збаражский,
но и все члены правительства, которые захватили на  Украине  самые  лучшие
земли и заводят там имения!.. Да  и  королю  зачем  нужны  сейчас  казаки,
толкующие о свободе, а в последнее время бунтующие  из-за  земли?  Королю,
шляхтичам нужны не казаки, а крепостные, которые обрабатывали бы их земли!
Вот поэтому король и орал на полковников - казацких послов.
   Богдан слышал об этом уже кое-что, по это были только слухи.  А  сейчас
он беседует со свидетелем этих разговоров.
   - Получается, что землепашцу не так-то легко бороться со  шляхтой?..  -
спрашивал Богдан у отчима, теперь уже глядя на него иными глазами.
   - Еще король упрекал казаков за их нерассудительный союз с крымчаками.
   - Какой союз?  Может,  за  нападение  на  них?  Крымчаки  же  подданные
турецкого султана.
   Ставецкий рассмеялся. И Богдан понял, что его  отчим  не  просто  тешит
себя разговорами о неприятных  казацких  делах.  Вчера  он  убедился,  что
многие мужики в селе интересовались долей казаков, как своей собственной.
   - Крымчаки стали напористее! Как только получил Мухамед Гирей  Крымское
ханство, он сразу поднял голову. Человека только допусти до власти,  а  уж
он сумеет воспользоваться ею. Мухамед Гирей вышел из повиновения султана и
подговаривает казаков вместе с ним выступить против турок. А  казакам  это
на руку, они испокон века враждуют с турками. Кажется,  они  еще...  хотят
поддержать вместе с Гиреем и сына гречанки,  претендующего  на  султанский
трон.
   - Турки этого не стерпят. Не вмешивались бы в это дело...
   - Да разве у казаков ума нет? Зачем  им  вмешиваться  в  их  грызню  за
шаткий трон?.. Турки прогнали Мухамеда, да еще и  пожаловались  королю  на
казаков. Как видишь, сам черт не  разберется  в  этой  путанице:  если  не
королевские, то султанские прихоти. А людям потом... тошно  становится  от
королевского гнева.
   - А не кажется ли белорусам, что людям тошно не от султанских прихотей,
а больше от потворства короля шляхтичам? Они что  хотят,  то  и  делают  с
нашими людьми. Не они ли вместе с Веной  натравливают  и  этого  афинского
наследника султана? Коронные гетманы не  прочь  натравить  кого-нибудь  на
турок.
   Отчим  отошел  от  изгороди,  оглянулся:  не  подслушивает  ли  кто  их
разговоры? Нравился Богдану этот разговор!  "Что  хотят,  то  и  делают  с
нашими людьми"! Как он будет вести себя, когда переедет жить  в  Субботов,
где кипит ненависть казаков?
   - Конечно, шляхтичи, есть... шляхтичи! А казак  жизнью  рискует...  Вот
поэтому король и накричал  на  казацких  полковников,  -  снова  продолжал
Ставецкий прерванный разговор, - хотя среди полковников  было...  двое  из
реестровых казаков. Откуда им знать, в какую  петлю  лучше  сунуть  голову
прижатому в неволе крестьянину?
   - Конечно, полковники не согласились с королем  и  обо  всем  расскажут
людям. Вот так и разжигается вражда.
   - Что можно сказать об этих полковниках? От запорожцев был только один,
который изложил королю требования казаков. А  два  полковника  реестрового
казачества говорили только о вере да об открытии церквей. Король  пообещал
им.  Но  сейм,  узнав  об  этом  обещании  короля,  отложил   рассмотрение
религиозных вопросов до следующего созыва...
   Прощанье было таким же теплым  и  искренним,  как  и  встреча.  За  две
недели, проведенные в гостях у  матери,  у  Богдана  на  многое  открылись
глаза.
   - Не вмешивайся, Зиновий, в эти распри со шляхтой. У нее власть и сила!
- непосредственно и чистосердечно советовал отчим Богдану. - Да если бы  у
меня были такие знания, как у тебя, я пошел  бы  служить  войтом  в  Киев!
Пускай уж казаки воюют.
   - Спасибо за совет. Но я тоже казак, и... отращивать для них бороду  не
буду! Не так ли, мама? - засмеялся он.
   По настоянию Матрены отчим достал сбрую и  запряг  Богдановых  коней  в
легкую белорусскую телегу. На дно  телеги  положили  седла  и  праздничные
подарки сватам. Ганна,  вопреки  предупреждениям  свекрови,  как  девушка,
подпрыгнула  и  села  в  телегу,   поправив   рядно,   застланное   поверх
прошлогодней  гречневой  соломы.   Только   тогда   Матрена   торжественно
произнесла:
   - С богом, дети!..
   Тронули отдохнувшие кони. Ставецкий  торопливо  и  громче,  чем  нужно,
давал последние наставления. Королевский  жолнер  хорошо  знал  дороги  не
только на своей белорусской стороне, но... может, еще лучше  и  дороги  на
Украину.
   Обратно им пришлось ехать в объезд Мозыря. Ставецкий заверил их, что по
этой дороге они на пятый день будут уже в Чигирине.



13

   Богдан, словно молодой, неопытный аист, устраивался в бывшем  отцовском
гнезде. Он хотел найти покой, занявшись хозяйством в  Субботове,  и  рьяно
взялся за дело, по крайней мере в первые дни после своего возвращения.
   Только год спустя судьба снова привела Богдана в Киев. Жена его до  сих
пор жила у брата в  Переяславе.  После  покрова,  последнего  престольного
праздника в переяславской церкви, Ганна родила  дочь.  Степанидой  нарекли
девочку в честь покойной бабушки. Ганна никогда  не  видела  своей  матери
Степаниды, она умерла от родов...
   Богдану начало надоедать каждый раз ездить из Чигирина в  Переяслав.  В
Субботове он, на удивление, быстро освоился с обстановкой. Тут  нужен  был
хороший хозяйский глаз, и  Богдан  весь  день  проводил  в  хлопотах.  Но,
несмотря на  это,  отдыхал  душой,  найдя  здесь  покой.  Никто  тобой  не
помыкает, не попрекает куском  хлеба.  Распахивай  дикие  целинные  земли,
только спасибо тебе скажет за это челядь - казацкие  сироты  и  крестьяне,
выгнанные из собственных домов.
   Зачем же хозяйке сидеть в Переяславе у брата?
   - Вроде бы и мы не безрукие! Женщине с ребенком лучше бы дома  жить,  -
сказала однажды Мелашка Богдану.
   Хмельницкий не сомневался в ее искренности. Когда он вернулся от матери
в Субботов, он прежде всего сказал Мелашке:
   - Прошу вас, как сын: оставайтесь и  впредь  моей  матерью  и  хозяйкой
дома!..
   Только потом рассказал ей о своей дружбе с Карпом:
   - Он для меня как родной. А знаете, что он сказал? Будто бы его бабушка
Мария...
   - Мария? - вздрогнула Мелашка.
   - Вы знаете, мне кажется, что Мария Полтораколена... - осторожно  начал
Богдан.
   Но Мелашка не дала ему закончить:
   - Мария Полтораколена? Неправда, не может быть. Бабушка, говорит?..
   - Да, называет бабусей и живет у нее. Мать его утопилась с горя, узнав,
что муж, сын этой Марии, погиб на войне...  Вы  не  тревожьтесь,  мама,  я
разыщу Карпа, и он вам обо всем сам расскажет. Чего только не случается  в
жизни! Ведь я тоже словно из мертвых воскрес...
   Мелашка  слушала  с  замершим  сердцем.  Радоваться  ли  ей,  если  это
взаправду ее мать?
   Мелашка совсем прижилась в Субботове, да ей и некуда было  деваться.  К
кому вернешься в Олыке?
   Мартынко служит в Лубенском казацком полку, собирался на Сечь податься,
если не припишут к реестровцам. В том  же  полку  с  Мартынком  находились
Филонко Джеджалий и Богун Иван. Слыхали они и о женитьбе  Богдана.  Теперь
он словно отрезанный ломоть от их дружной семьи.
   Богдан  приехал  в  Субботов  неожиданно.  Его  тотчас   пригласили   в
Чигиринский полк, предложили стать есаулом или полковым  писарем.  У  него
голова кругом шла! Чигирин - его обетованная земля! Дом староства, криница
с новыми привязями для коней, корыто из  вербы  -  все  стоит  на  том  же
месте... Казаков в Чигирине стало намного больше. Всюду  новые  люди,  они
открыто и смело говорят о  "державе",  о  реестрах,  которыми  уже  начали
пугать чигиринцев.
   Держава! Совсем новое слово  появилось  в  речи  чигиринцев.  Они,  как
родного отца  из  похода,  ждут  возвращения  посла  к  московскому  царю,
которого направил туда святейший киевский митрополит.
   -  Кроме  как  к  царю,  людям  некуда  больше  деваться,  спасаясь  от
католического нашествия и грабежа!.. - говорил один  чигиринец  на  улице,
окруженный толпой не только казаков, но и женщин.
   И Богдану теперь  нетрудно  было  понять  тревогу  шляхты,  королевских
осадников, живущих на украинских землях.
   - Очевидно, придется и мне записаться в  реестр,  коль  так  настойчиво
вписываются в него другие,  -  подумав,  спокойно  ответил  он  на  вопрос
полковника реестровых казаков.
   И все же оттягивал вступление в полк, ссылаясь  на  семейные  дела,  на
запущенность хозяйства после смерти отца. За время семейной  жизни  Богдан
стал солиднее, возмужал. Он вникал в разные хозяйские мелочи. Сразу же  по
приезде  в  Субботов  принялся  обновлять  изгородь.  Время   от   времени
наведывался в Переяслав, к своей жене.
   И вот после Нового года Богдан снова поехал в Переяслав,  чтобы  совсем
увезти жену домой. Выехал  он  вместе  с  казаками,  которые  сопровождали
молодых  запорожских  полковников  Якима  Чигиринца  и  Антона  Лазоренко,
направлявшихся в Киев.
   В  окрестностях  Киева  отряд  запорожцев  с  полковниками  связался  с
казаками, которые жили в  селах  на  вольном  положении,  ожидая  "клича".
Достаточно было одного слова полковников, чтобы  казаки  присоединились  к
ним и через три дня направились в Киев. Вместе с  ними  поехал  в  Киев  и
Богдан.
   - Послание от святейшего отца Борецкого получили мы на Сечи, -  сообщил
казакам полковник Чигиринец. - Король ксендзов засылает сюда. И даже целый
полк жолнеров вместе с ксендзами! С  каким  упрямством  они  делают  наших
людей униатами.  Ополячивают,  хотят  превратить  в  свое  быдло!..  Наших
священников постригают в ксендзы...
   - Это погибель для нашего народа! Начинают с церквей, а потом и за  нас
возьмутся...
   - Да, погибель.  Как  иезуитская  зараза!  Сам  папа  римский  посылает
послания на  пергаменте.  Даже  перед  смертью  не  разрешают  причащаться
православным людям. Как собак должны хоронить, без  креста...  -  объяснял
старшина из киевских казаков.
   Они снова направили заслуженных  казацких  полковников  в  Варшаву,  на
заседание сейма. В этот раз сам Яцко Острянин возглавил послов.  Вместе  с
ним поехали полковники Илья Федорович и Яцко Гордиенко.
   "А как встретят их? Не так ли, как предыдущих?"  -  задал  себе  вопрос
Богдан,  вспомнив  упрямство,  непримиримость  Потоцкого,  правой  руки  и
советника коронного гетмана Конецпольского.
   И Богдан даже не опомнился, как оказался в бурлящем Киеве. Больше всего
здесь было казаков и старшин. Встречались и небольшие  группы  королевских
жолнеров. Богдан не мог объяснить себе,  почему  его  так  влекло  в  Круг
боевых казаков. В этот момент он невольно вспоминал, как шепот искусителя,
заманчивое предложение Конецпольского, сделанное ему  в  Каменце.  Чем  им
мешает вера наших людей?..
   Он почувствовал, как все больнее ранили его душу тревожные разговоры  в
казацкой  толпе.  На  Подоле  взбунтовались  казаки!   Среди   них   часто
встречались люди в мещанских кунтушах. У  всех  глаза  горели  тревогой  и
ненавистью. Грозно шумела возбужденная и бескомпромиссная толпа.
   - Смотри!.. Не Богдан ли это? -  услышал  Хмельницкий  знакомый,  будто
испуганный голос. Он вздрогнул, повернул голову, ища взглядом  того,  кому
принадлежал этот желанный голос. Сейчас, когда душа в таком смятении,  так
нужна поддержка друга!
   К нему пробивался сквозь толпу воин в форме старшины королевских войск.
Коренастый, с  роскошными,  холеными  усами,  туго  затянутый  ремнем,  на
котором висела сабля и торчал пистоль.
   - Не узнаешь, казаче? Мрозовицкий! - произнес, протягивая обе руки  для
приветствия. - О, благодарение пречистой, наконец-таки узнал!  Здравствуй,
брат мой! Слыхал я и не поверил. Сам Конецпольский хвастался знакомством с
тобой. Думаю, хвастается... А он уверял меня, что виделся с тобой и  после
возвращения из плена!.. Вот так встреча, сто чертей ему в глотку!
   - Вот здорово, что мы встретились с тобой, дружище!.. Что тут творится,
посмотри!  Совсем  рассудок  потеряли   правители!   Насильно   навязывают
православной церкви эту проклятую унию, - удивлялся возбужденный Богдан.
   - Да плюнь хоть ты на "этот суд нечестивых"! С ума сходят одни, а из-за
них делаются безумными и другие. Слыхал, отсекли  голову  киевскому  войту
Ходыке!..  А  теперь  и  униатского  попа  Юзефовича  поймали.  Пользуются
рыцарским правом карать или миловать... - улыбнулся Мрозовицкий.
   - Какой ужас! Как ты можешь так спокойно говорить об этом, пан сотник?
   - То ли ужас, то ли жалость, сам не пойму!..
   - Так, может, следовало бы предотвратить? - заколебался Богдан.
   - Не знаю. У меня есть приказ защищать униатов, которых навезли сюда. А
это ведь спои... Сам дьявол не защитит этих божьих  дураков.  Знаешь  что:
уйдем подальше от греха.  Сами  образумятся,  утопив  двух-трех  попов.  Я
сейчас... - И он окликнул жолнера, который встревоженно пробивался к нему:
- Что случилось, пан Сава?
   - Уже схватили ксендза Юзефовича! Там... к Днепру тащат топить.
   - Кто?
   - Казаки, уважаемый пан ротмистр, кто  же  еще.  Даже  с  Сечи  прибыли
сюда... Понятно, и посполитые,  миряне  засуетились.  Киевского  мещанина,
какого-то Сазона, тоже под лед сунули в Днепре. А сейчас попа ведут...
   - Раз поп, - значит, не ксендз? - засмеялся Мрозовицкий.
   - Католичество он принял! Усердно проповедовал его,  уважаемый  пан,  -
объяснял жолнер.
   Неожиданно хлынувшая толпа отбросила  их  в  сторону  Днепра,  оттеснив
Богдана от Мрозовицкого.
   Люди бежали с  холма.  Они,  точно  овцы,  гонимые  невидимым  чабаном,
кувырком  скатывались  вниз   и   вновь   образовывали   огромную   толпу,
продвигающуюся к скованному льдом Днепру. Река совсем недавно замерзла, на
ней в беспорядке торчали ледяные глыбы. На льду Богдан увидел толпу  людей
с топорами и пешнями в руках. Готовили прорубь!..
   Вдруг раздался нечеловеческий  вопль  и  тут  же  оборвался,  как  туго
натянутая струна. Богдан увидел страшную картину.
   Молодой казак с  распахнутой  грудью,  без  шапки,  словно  только  что
вырвавшийся из драки, приподнял за волосы человеческую голову, только  что
отрубленную  другим  казаком.  Сабля  взметнулась  вверх   и   опустилась.
Перекошенное от злости лицо казака, державшего в руке отрубленную  голову,
повернулось в сторону Богдана.
   - Карпо! - изумленно воскликнул Богдан.
   - Что ты сказал, казаче? - спросил Мрозовицкий, с трудом  пробиваясь  к
Богдану.
   - Я знаю казака, что держит за волосы казненного священника. Какой надо
обладать силой воли?
   - Сатанинской силой гнева, хочешь сказать, казаче!
   - Да... Народ не прощает!..



14

   Молва о киевских событиях быстро распространялась, зажигая сердца людей
ненавистью к латинянам. Народ почувствовал, что шляхтичи в тесном единении
с католиками готовят еще более тяжелое ярмо для  украинского  крестьянина.
Крестами ксендзов, как раскаленным железом, будут выжигать у людей мечту о
свободе.
   Богуславские  богомолки,  узнав,  что  церковь  Пантелеймона-исцелителя
закрыли, заголосили и толпой двинулись к ней.  Услышав  крики,  прискакали
туда и казаки. В это время из церкви выбежал староста и закричал:
   - Мир крещеный! Что же это творится?.. Храм божий опечатывают люциферы,
чашу даров Печерской лавры забирают. Спасите мою душу, православные!..
   Староста не договорил, его схватили за воротник  униаты  и  потащили  в
церковь, удаляя от мирян.  Но  возле  церкви  появились  уже  казаки!  Они
восприняли действия униатов как  вызов  и  стали  бить  в  дверь  бревном,
принесенным крестьянами. Под ударами бревна церковная дверь раскололась на
щепки.
   Женщины бросились в проломленную дверь. Церковь загудела  от  воплей  и
криков казаков.  Как  ни  старался  униатский  поп  запугать  мирян  карой
господней, как ни уговаривали их казаки - ничто не  могло  сдержать  гнева
разъяренных прихожан. Женщины схватили униатского попа, в безумном  порыве
повалили его на пол и потащили за ноги из  церкви.  Защитить  униата  было
некому.
   - С кручи его, в Рось! - надоумил кто-то.
   Несколько мужчин бросились, чтобы помешать  женщинам,  просили  казаков
спасти беднягу. Узнав о намерении мужчин,  женщины  еще  плотнее  окружили
униата.
   Еще живого попа столкнули с красной гранитной скалы в Рось.


   Словно волшебным кольцом окружили миряне Млиева ограду  церкви,  закрыв
выход. Дети прибежали  к  родителям  на  луг,  где  они  косили  траву,  и
рассказали, что к  войту  приехали  шляхтичи,  униаты  из  Киева,  связали
веревками настоятеля церкви священника Исидора и заперли его в холодную.
   - Батюшка только успел крикнуть: "Люди добрые, спасайте храм  божий..."
Но жолнер ударил его по голове...
   Люди бросили работу и побежали в церковь. А в управлении не торопились,
стараясь вырвать у бедного священника ключи. Жолнеры вначале  привели  его
сюда, чтобы добиться, у кого же ключи от церкви. У ктитора их  нет,  да  и
его самого чуть живого оставили в холодной.
   А верующие уже преградили путь униатам в церковь. Словно  заколдованные
неожиданным вероломством  королевских  властей,  прихожане  стояли  вокруг
церковной ограды.
   Как раз наступала пора жатвы, ранних  посевов  овса  и  ржи.  Будто  на
пожар, сбежались сюда крестьяне, не по собственной воле бросив свои  дела.
Рубахи у них грязные  и  мокрые  от  пота,  волосы  на  головах  слиплись.
Встревоженные, они еще сдерживали себя. Гнев только  зарождался,  вытесняя
страх. По улицам, через огороды, со всех сторон  бежали  женщины  и  дети.
Церковь уже окружили тесной толпой, спаянной единой волей:  не  допустить,
не позволить надругаться  над  своей  церковью  Марии  Магдалины,  которой
гордились во всей округе, вплоть до Городища.
   Когда униаты с привезенным из Лупка ксендзом направились к  церкви,  по
улице мимо управления проскакал всадник. Это был  гонец,  которого  миряне
послали в Городище, чтобы поднять православных людей на защиту  их  храма.
Войт села Млиева сообразил, куда поскакал всадник. Сказал об этом  и  отцу
Ерковичу. Но униатский поп торопился в  церковь,  ни  на  что  не  обращая
внимания. Даже высокомерно назвал войта трусом.
   - Уважаемые панове миряне! - обратился  Еркович  к  молчаливо  стоявшим
суровым прихожанам. - Нех простит пан Езус и матка Мариам  сие  проявление
непокорности глупых хлопов. Искренними молитвами в костеле...
   - Не позволим осквернить нашу святыню! -  воскликнул  впереди  стоявший
крестьянин, приглаживая дрожащей рукой волосы. По  волосам  нетрудно  было
узнать в этом человеке недавнего казака, исключенного из реестра.
   - Не по-озво-олпм! - грозно закричали и другие казаки.