Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
ой Батог он вернулся раненым, и сейчас левая
рука у него была подвешена на шелковом платке. Ганна вытащила еще девичий
платок, который долго хранился в сундуке, как ценность, ради этого
запоздалого их праздника. У подножия горы возле Днестра Богдан добыл себе
славу победителя, разгромив войска польного гетмана Калиновского, своего
давнего соперника, голову которого разрешил пронести перед полками
победоносных казачьих войск. Богдан вернулся с Днестра с уверенностью, что
это была его последняя победа на поле брани.
- А все-таки жаль, что Стефан Чарнецкий остался жив, - с огорчением
говорил Богдан. - Кроме меня, некому больше пронзить сердце этого самого
заклятого соперника и врага казачества.
- Не суши себе голову, - утешила его Ганна, торжественно проходя меж
клейнодами казачьей славы ее мужа.
Дьякон восстановленной церкви собрал большой хор из казаков
Чигиринского полка и нескольких десятков отроковиц, головы которых, как на
Ивана Купала, были украшены венками из живых цветов. У ворот церкви Богдан
оглянулся, заслушавшись пением слаженного хора:
И сполаети деспота...
Он усмехнулся, услышав кантату, которой славили воинов. Оказывается,
для свадебной церемонии священники использовали совсем не церковную
кантату.
- Что-то перестарались отцы праведные с казаками, совсем не свадебные
песни поют для нас, Ганна, - с улыбкой прошептал Богдан на ухо своей
невесте.
- Ну и что же, пусть поют! Я не прислушиваюсь к этому, лишь бы пели,
как поют и наши с тобой души. Опоздали мы пропеть свои песни, так уж и не
возражай. Поздний мед такой же сладкий, хотя и утратил аромат первого
цветения.
- Поздний мед, говоришь, Ганна? Да я согласен пить и деготь, вспоминая
о нашей первой встрече. "А, цыц ты, пакостный!.." - крикнула ты на злющего
пса, лаявшего на привязи. Никогда не забуду ни слов этих, ни твоего
голоса. Как первое признание прозвучали они для меня. Ведь это меня
защищала ты, Ганна! - крепче сжимая ее руку в своей, промолвил Богдан.
Ганна с благодарностью взглянула на Богдана, словно подтвердила, что и
она помнит все это. На ее лице расцвела улыбка.
- Да, так было, - по-женски вздохнула она. - Спасибо, напомнил мне о
радостном дне нашей юности...
За молодыми ехали конные казаки. Впереди Карпо Полторалиха вел
оседланного Богданова коня, на котором он возвратился после победы под
Батогом. За ним ехали полковники Джеджалий и Богун, на скрещенных саблях,
покрытых ковриком, они везли гетманскую булаву. А дальше около десятка пар
старшин на конях на таких же скрещенных саблях везли чужеземные клейноды,
добытые Хмельницким в боях, в бурные годы его гетманской и казацкой славы.
Затем ехал на ретивом жеребце Мартын Пушкаренко, высоко подняв правой
рукой драгоценный пернач, подаренный французским графом Конде. Позади на
вороном коне с поднятой для торжественного приветствия саблей гарцевал
молодой полковник Иван Серко, наконец вернувшийся из Франции.
Возле ворот гетманской усадьбы стояла четверка белых лошадей,
запряженных в разукрашенную карету. Белые арабские кони прядали ушами,
испугавшись длинной пестрой процессии, проходившей по улице, веселых
криков чигиринцев. Управлял ими Матулинский.
Эти кони вывезли карету с женихом и невестой на взгорье по дороге на
Субботов. Богдан и Ганна сидели молча, словно угнетенные этой последней
торжественностью в их жизни.
А на холме, когда уже вдали показался Субботов, карету снова окружили
конные казаки полковника Вешняка. Богдан велел Матулинскому остановить
лошадей и вышел из кареты поздороваться с казаками. Ганна осталась в
карете.
- Может быть, поедешь без меня и похлопочешь с братом Иваном о приеме
гостей? - спросил, словно советовался с нею. Но Ганна поняла, что он не
советовался, а приказывал. Он уже несколько дней нетерпеливо ждал
возвращения Федора Вешняка из "Москвы.
- Здравствуй, друг, рад видеть тебя! - воскликнул Богдан, идя навстречу
соскочившему с коня Вешняку.
А Ганна поехала по субботовской улице к восстановленной усадьбе. Следом
за ней двинулся и свадебный кортеж с гетманскими клейнодами, свидетелями
его воинской славы.
Вешняк сообщил гетману о том, что вместе с ним приехали послы и что уже
добились соглашения с царем.
- А вот к тебе, Богдан, еще гости! - указал Вешняк на толпу людей,
стоявших возле оседланных коней.
Он словно окаменел, только теперь присмотревшись к этим людям. Затем
быстро прошел вперед и прямо упал на грудь дальнего гостя. Из далекой
балканской страны снова прибыл к нему посол болгарского народа Петр
Парчевич! И вдруг подумал о том, как много еще надо сделать ему и
потомкам.
- О стремлении болгарского народа я напомню его величеству царю Алексею
Михайловичу!.. - пообещал Хмельницкий Парчевичу, когда они уже
приближались к воротам его субботовской усадьбы. Там брат Ганны полковник
Иван Золотаренко принимал гостей.
...Вот так было! Летели годы, сгорали в пламени освободительной войны
лучшие сыновья вольнолюбивого народа. Но народ помнил о них и продолжал
бороться за освобождение страны от шляхетского угнетения, от панской
неволи. Украинские люди всем сердцем и душой стремились в этой борьбе к
воссоединению с великим народом России!
1939-1964