Но Еркович не  придал  значения  этим  угрожающим  крикам,  не  проявил
никакого желания договориться с прихожанами. Только посмотрел  на  пятерых
вооруженных жолнеров, с которыми приехал  в  Млиево,  чтобы  занять  место
пастора новоиспеченного костела. Но до "престола" было еще далеко. Еркович
продолжал  идти,  ему  преградили  путь.  Толпа  зашумела,  задвигалась  и
окружила униатского попа вместе с его охраной.
   Только один жолнер вытащил из ножен саблю. Но его схватили за руку двое
товарищей-жолнеров:
   - Что ты делаешь, безумный? Это же люди!.. - воскликнул  один  из  них,
сдавив обеими руками его руку с саблей.
   Этот рассудительный поступок как бы стал призывом для других  жолнеров.
Люди плотнее окружали ксендза  Ерковича,  войта  и  охрану.  Самоуверенный
униат схватил за руку войта, когда тот бросился бежать.
   - По цо? [Зачем? (польск.)]  -  властно  крикнул  Еркович,  устремляясь
вперед, к воротам церкви.
   Но его повелительный окрик только  еще  больше  обозлил  рассвирепевших
прихожан. Руки богомольцев потянулись к ксендзу и словно клещами впивались
ему в плечи, рвали одежду, тянулись  к  шее.  Еркович  все  еще  продолжал
кричать: "Руки прочь, паршивое быдло! Жолнеры!.."  Выписанный  из  реестра
казак сильной рукой схватил ксендза за волосы. Только после этого  Еркович
понял, что оскорбленные люди не будут церемониться с ним, и,  испугавшись,
воскликнул:
   - Панове жолнеры, караул!..
   А жолнеры, оттесняемые толпой верующих от ксендза,  бросились  к  своим
коням. Панический возглас  ксендза  и  его  душераздирающий  крик  уже  не
долетел до слуха жолнеров. Но именно неизвестность о том, что происходит в
толпе, пугала их, подгоняла. Вскоре из толпы выскочил и войт. В изодранной
одежде, с расквашенным носом, он смотрел перепуганными, как  у  загнанного
зверя,  глазами.  А  толпа,  казалось,  уже  не  кричала,  а  стонала   от
неудержимой ярости.
   Спустя некоторое время, так же внезапно,  толпа  расступилась,  из  нее
выскакивали простоволосые, растрепанные женщины и,  не  говоря  ни  слова,
исчезали среди ракит, окружавших хаты. Возле места расправы до сих пор еще
спорили между собой жолнеры. Когда  они  увидели,  как,  словно  очумелые,
разбегались люди, быстро вскочили на коней и ускакали прочь.  Только  один
из жолнеров не сел на коня, держа его в поводу, и со  страхом  посматривал
на  бегущих  людей.  А  когда   увидел   на   земле   изуродованный   труп
священнослужителя, повернулся к коню. Он  вспомнил,  как  удержал  руку  с
саблей своего товарища, как посоветовал другим не затевать драки с людьми.
Теперь ему единственный путь - в казаки!



15

   Сигизмунд III в своем письме  к  коронному  гетману  Конецпольскому  не
настаивал, чтобы он сам возглавил карательную экспедицию польских войск на
Украину. Но гетман уже знал о волнениях в Киеве и в других местах  Украины
и воспринял это письмо как благородный намек короля на то, что он  был  бы
рад, если бы Конецпольский повел войска на  усмирение  украинских  хлопов.
Затяжную войну со шведским королем Густавом можно было бы  пока  оставить,
дабы только  угодить  своему  беспокойному  королю.  Многомесячные  бои  в
Прибалтике, безрассудные потери жолнеров могли подорвать его репутацию как
одного из лучших полководцев Речи Посполитой.
   И Конецпольский рассуждал вслух:
   -  Инфляндцы  -  это  капля  шведской  крови  и  в  роду  королей  Речи
Посполитой...  Не  эта  война  должна  принести  мне   славу   выдающегося
полководца, достойного преемника самого Жолкевского!
   И эта назойливая мысль не давала ему покоя именно в тот  момент,  когда
он должен трезво решить:  возглавить  ли  ему  карательную  экспедицию  на
Украину или  ограничиться  подкреплением  уже  направленных  туда  королем
войск?
   Поэтому, получив дополнительные сведения из коронной канцелярии о  том,
что король весьма озабочен событиями на Украине, Конецпольский с курьером,
доставившим ему письмо Сигизмунда III, послал уведомление из Бара, что сам
идет со своими войсками на усмирение взбунтовавшихся хлопов.
   "Обеспокоенный событиями в Киеве и на Приднепровье, сам  отправляюсь  в
Белую  Церковь  и  Черкассы.  Намереваюсь  войска  карательной  экспедиции
объединить с войсками из Бара, немецкими рейтарами и полками  Потоцкого  и
Тишкевича, которые по приказу вашего величества двинулись на Украину.  Мне
кажется,  ваше  королевское  величество,  на  Украине  надо  защищать   не
униатскую веру, а честь Речи Посполитой!.. Турецкие султаны господствовали
в покоренных ими странах с православным населением до тех пор,  покуда  не
стали насаждать там мусульманство... Но за  мученическую  смерть  в  Киеве
представителей святейшего папы римского Урбана мы должны  сурово  наказать
виновных,  чтобы  поднять  в  этих  землях  престиж   королевства   вашего
величества!  Мы  должны  положить  конец  этим  беспорядкам  и   проводить
королевскую политику в этом краю. Правильно ли мы проводим ее  -  не  мне,
покорному слуге  вашего  величества,  судить.  Но  я  считаю,  что  Короне
следовало бы найти опору среди  украинских  хлопов,  предоставив  наиболее
выдающимся и влиятельным из них шляхетство и соответствующие привилегии!..
Дальновидный хозяин волкодавами и псарню охраняет!.."
   Так рассудительно писал коронный гетман своему королю, выезжая из Бара.
Воевода Хмелевский возглавил двухтысячную армию  нерегулярного  войска.  А
гетман с несколькими полками гусар, с отрядами немецких  рейтар,  четырьмя
пушками, с обозом ядер, пороха, средств долговременной осады  двинулся  на
Украину.


   Казацкий гонец неожиданно прискакал из Канева в Сечь. Белая пена падала
из-под удил оседланного коня, выступала  из-под  подпруг  седла.  На  коне
прискакал Роман Харченко, прозванный Гейчурой.
   -  Мне  к  наказному.  Где  он?  -  торопливо   спросил   юноша,   ведя
разгоряченного коня.
   - Кто  же  ты  будешь,  откуда  прискакал?  -  допрашивал  его  пожилой
запорожец, охранявший вход в курень наказного атамана.
   - Разве по коню не видно, кто я? Зачем за  здорово  живешь  я  гнал  бы
такого коня? - с достоинством ответил гонец. - Не  видишь  разве,  папаша,
что я гонец из Канева! Пустите меня к наказному. Скажите, Гейчура  прибыл,
- меня знают.
   - Гейчура? Так ты и есть тот Гейчура, которого под Васильковом ранило?
   - Вот это другой разговор! А то... допрашиваете тут. Что-то не помню  я
вас, папаша, в том бою.
   - Не помнишь потому, что я там не был. А зовут меня  Оныськом  вот  уже
шестьдесят лет. А о Гейчуре и тут был разговор. Тебя же в терехтемировском
шпитале оставили.
   - Когда это было, отец!.. Так есть пан наказной или нет? -  нетерпеливо
спросил Гейчура, привязывая коня.
   Приоткрылась дверь из куреня, и оттуда донеслись  голоса  споривших,  а
вскоре вышли несколько представительных полковников разного возраста. Они,
выходя, продолжали спорить.
   - Видишь? - спросил Онысько. - Советую и тебе, казаче,  идти  на  Круг.
Потому, что сейчас  казаки  собираются  выбирать  наказного,  готовятся  к
морскому походу...
   Но возле Гейчуры уже остановились старшины и  полковники,  вышедшие  из
куреня.
   - Что это за гонец, откуда? - спросил голый по  пояс  рослый  старшина,
искусанный луговой мошкой. Вьющиеся густые  волосы  на  груди  серебрились
сединой, как и оселедец на блестевшей от загара бритой голове.
   - Да это же я, пан Нестор, Гейчура! Дай бог вам  доброго  здоровья.  От
каневцев я...
   - Роман Гейчура!.. Гляди, выздоровел уже. Не гонцом ли прибыл к нам  на
таком коне? Здравствуй, здравствуй, казаче!
   - Гонцом, пан полковник! К наказному послали меня каневцы. Там такое...
   - Погоди, если к наказному. Айда на круг, там  наказного  сейчас  будем
выбирать. Готовимся к морскому походу. Хочешь с нами?
   - Не на море надо было бы, батько, готовиться.  Польские  полковники  с
войсками и пушками на Украину хлынули!
   Гейчура не только  сообщал  об  угрожающих  событиях,  но  и  советовал
старшинам и полковникам, как опытный воин. Весь Каневский полк снимается и
идет вдоль Днепра на соединение с черкассцами, чтобы вместе встретиться  с
запорожцами!
   Сообщение неожиданного гонца  ломало  все  планы  запорожцев.  С  каким
усердием они готовили чайки, подбирали  рулевых  и  старшин  для  морского
похода! Ни одного реестрового казака не брали с  собой  в  этот  свободный
поход. Полковники и старшины  собрались  у  куренного  атамана  на  совет,
готовясь избрать старшого этого похода. Недолго спорили, выдвинув на такой
ответственный пост Михайла Дорошенко. Старый, опытный  казацкий  полковник
всегда был правой рукой и у Сагайдачного.
   Большой Круг запорожцев, собравшийся на лужайке, окруженной  столетними
осокорями, уже поджидал старшин и полковников,  совещавшихся  у  кошевого.
Разбившись на группы, казаки стояли или лежали под кустами, обсуждая, кого
выбрать наказным в этом морском походе. Большинство из них были оголены до
пояса, хотя уже наступил конец лета. Но все они вооружены, чисто  выбриты,
а длинные оселедцы свисают у них  за  ушами.  Из  рук  в  руки  передавали
расписные  табакерки,  рожки  с  нюхательным  табаком.  Время  от  времени
раздавались взрывы хохота, аппетитное чиханье, выкрики.
   - Братья казаки, просим внимания!  -  обратился  к  запорожцам  кошевой
атаман Олекса Нечай, тяжело поднимаясь на бревна.
   Его окружили полковники, сотники, есаулы. Срубленные деревья служили им
помостом. На эти бревна и поднимались атаманы. Собралось  более  полусотни
известных каждому казаку атаманов, отличившихся "в бурях  своей  фортуны",
как говорили в казацкой среде. Острянин что-то  говорил  куренному,  когда
они торопливо взбирались на помост.  Михайло  Дорошенко  до  сих  пор  еще
спорил с Нестором Жмайло.
   - Не время, говорю тебе, Нестор, не  время.  Такая  хорошая  погода!  А
неделя нашей казацкой осени целую зиму кормит! Этому учили нас отцы...
   - Вернешься ли, Михайло, с добычей на  кош,  ежели  и  впрямь  коронные
гетманы со своими войсками преградят нам путь? - горячо возражал Жмайло. -
Конецпольский не потащится на Днепр, чтобы только подразнить наших  людей.
Нужно разобраться, пан Михайло. Разобраться и сначала тут навести порядок.
А идти на турок вместе с крымчаками или без них можно и зимой.  Да  и  эта
неожиданная дружба с крымчаками  в  такую  пору  не  по  душе  мне.  Не  с
крымчаками бы надо союзничать казакам...
   Иван Сулима, стоявший на помосте, протянул руку  Жмайлу,  чтобы  помочь
ему подняться.
   - Горелым запахло, брат Нестор! Не время сейчас думать о походе, да еще
с такими ненадежными союзниками...
   Казаки поднялись с бревен, с земли. Теснее сбивались  группы,  затихали
разговоры. Нечай уже стоял на помосте, впереди полковников. Он  откашлялся
и сообщил казакам неприятную весть, принесенную гонцом из Канева:
   - Около трех тысяч вооруженных каневских казаков  отошли  на  Черкассы.
Очевидно, не от хорошей жизни пришлось им на зиму сниматься  с  насиженных
мест. Да пускай сам казак Роман обо всем вам скажет.
   - Каневские полковники уже собрали казаков, чтобы отходить, когда  меня
послали к вам, - громко начал Роман. - Два полка королевских  войск  вышли
из Белой Церкви. Следом за ними идет  и  сам  коронный  гетман  со  своими
чванливыми гусарами, пушками и немецкими рейтарами. На  письменный  запрос
Каневского полковника Потоцкий не ответил. Думаю, братья казаки, что не  с
добрыми намерениями и не в гости идут они.
   Дорошенко протянул вперед руку, отстранил речистого казака и, заняв его
место, продолжал:
   - Панове казаки! Коронные войска, как мы знаем, не впервые приходят  на
Украину.  Ясное  дело,  без  надобности  король  не  послал  бы  их   сюда
вооруженными до зубов... Да как будто бы и нет  никакого  повода...  Разве
что  проклятые  снова  собираются  реестры  пересматривать.   Я   советую,
товарищество  наше  запорожское,  послать  навстречу  коронным   шляхтичам
доверенных людей с полковником...
   - Доколе будем им кланяться да просить?! -  воскликнул  стоявший  среди
казаков старшина Дмитрий  Гуня.  -  Кланяемся,  упрашиваем,  а  они  прут.
Реестрами, словно путами, хотят стреножить наших  людей,  узду  надеть  на
нас, чтобы остальных легче было гнать на панскую ниву!
   - Не горячись, Дмитро, - прервал его Нечай. - Для того чтобы  управлять
казацкими войсками на Украине, мы прежде всего  должны  избрать  наказного
атамана.
   - Зачем избирать его? - снова выкрикнул кто-то.  -  Чтобы  стать  перед
Потоцким на колени, просить мира и милости, для этого наказного не нужно.
   - Дорошенко наказным! Он умеет ладить с коронными...
   - Жмайло!..
   - Пускай Нестор Жмайло ведет! Со шляхтичами без сабли не  договоришься.
Ведь они и пушки везут!
   Казаки зашумели, разгорелись страсти. Один за другим выступали сотники,
старшины, казаки. Еще раз заставили Гейчуру поклясться на кресте, что  это
он не сам все придумал, а что его послали к запорожцам за помощью.
   Только к  вечеру  угомонились  казаки,  словно  после  тяжелой  работы.
Полковник Дорошенко сразу сообразил, что его шансы падают, и своим  зычным
голосом перекричал всех:
   -  Да  не  орите,  ради  Христа,  как  свекровь  на   невестку!..   Раз
товарищество наше склоняется отказаться от морского похода и с  оружием  в
руках договариваться с королевскими войсками, то пускай и поход  возглавит
бывалый воин, полковник Жмайло! Согласны выбрать Жмайла наказным?
   - Согласны! Жмайло!
   - Жмайло! - неслись дружные голоса, эхом отражаясь в лесах  и  буераках
острова, окутываемого вечерними сумерками.
   Казачество почувствовало себя военной силой и было  готово,  как  и  во
времена Наливайко, скрестить свои сабли с саблями карателей! Путей к  миру
и дружбе не видели ни королевские, ни народные казацкие воины.
   Самому старшему из казацких полковников - Нестору Жмайло  -  выпало  на
долю возглавить эту борьбу с  королевскими  войсками.  "Такая  уж  военная
фортуна у Жмайло!" - говорили на Приднепровье.



16

   Конецпольский  еще  из  бара  послал  гонца  к  чигиринским  реестровым
казакам. Скрытой целью коронного  гетмана  было  разведать,  что  делается
сейчас в стане казаков. Разговаривая с казацкими  послами,  прибывшими  из
Канева, а спустя некоторое время и из Черкасс, он так и не понял,  удирают
ли казаки от его карательных войск или же объединяют свои силы,  заманивая
королевские войска на "казацкие военные нивы".
   Доверенным гонцом,  посланным  на  разведку  в  Чигирин,  был  ротмистр
Скшетуский, приближенный гетманом к себе за услужливость и  настойчивость.
К тому же у ротмистра были и свои счеты с казаками. Но коронный гетман так
и не дождался  возвращения  Скшетуского.  Он  назначил  встречу  со  своим
посланцем-разведчиком в Белой Церкви.
   После ухода Конецпольского из Бара  по  пути  в  Белую  к  его  войскам
присоединялись все новые и новые отряды. Первым  пристал  к  нему  бывалый
воин,  не  раз  сражавшийся  с  казаками  на  украинских  полях,   воевода
Хмелевский, отец гетманского адъютанта. Следом за Хмелевским прибыл Мартин
Казановский и другие воеводы со своими отрядами, состоящими из крестьян...
   При отъезде последним попрощался с гетманом  Конецпольским  князь  Юрий
Збаражский.
   - Я посылаю своих семьсот воинов во главе с князем Четвертинским! Князь
исповедует ту же греческую веру, что и казаки. Пусть знают, что  не  из-за
веры идем усмирять их, бунтовщиков. В ложке воды утопил бы князь  всю  эту
приднепровскую сволочь!.. -  торжественно  и  гневно  сообщал  князь  Юрий
гетману. - А уж самому мне, как  видит  уважаемый  пан,  тяжеловато...  Не
неволь, вашмость, пан коронный! Какой из  меня  воин,  да  еще  в  осеннюю
непогоду, мой многоуважаемый пан коронный гетман?
   Конецпольский  даже  не  улыбнулся  в  ответ  на   такое   унизительное
заискивание князя, который, всем известно, любил воевать... чужими руками.
   "Да, действительно, недавно был только польным, а теперь стал  коронным
гетманом!.." - подумал Конецпольский.
   Конецпольский задержался и в Белой Церкви, послав свои войска следом за
Каневскими казаками. "Что за люди эти приднепровцы! Какая-то  загадка  для
Короны, а может, угроза  для  знатной  шляхты?"  Эти  тревожные  мысли  не
оставляли его в покое на протяжении всего длинного пути к Днепру. "Знатная
шляхта... Знатная или же самая закоренелая в своем убеждении превосходства
над посполитыми людьми?" - роились мысли у него в голове. Не  ошибется  ли
он, делая ставку на таких людей, как Хмельницкий? Ведь украинский народ не
может слепо покоряться разным Юриям Збаражским и чужим для них королям. До
сих пор еще королей избирают и навязывают им ненавистные  враги  -  шляхта
типа Збаражских... Короне следовало бы не озлоблять этот народ  оружием  и
средневековыми казнями, а проводить более гибкую политику, расположив  его
к себе.
   -  Я,  сын  украинского  воеводы,  такого  же  мнения,  уважаемый   пан
Станислав, - сдержанно сказал Конецпольскому его первый адъютант Станислав
Хмелевский. - Не вооруженными силами  нам  надо  бы  сопровождать  папскую
буллу на окатоличивание этой богатой страны с воинственным народом.  Нужны
государственная мудрость и благосклонное отношение к ним!
   - Еще о "но-обилитации" забыл, пан Станислав. Но-обилитацию ввести, как
и в землях старой Польши! Шля-яхетство выдающимся и... дове-ерие людям!  -
задумчиво соглашался коронный, направляясь далеко не с мирными  целями  на
Приднепровье.
   - Вашей милости, коронному гетману,  и  решать  бы  эту  проблему!  Как
говорится, вам и карты в руки!.. Пускай себе молятся, как кому хочется.  А
оружием вряд  ли  удастся  королю  завоевать  сердце  этого  воинственного
народа, - снова подчеркнул адъютант, вызывая на откровенность и  коронного
гетмана.
   - Силой, уважаемый па-ан Станислав, и медведя за-аставляют плясать...
   - А колечко в носу продергивают?
   - Не-е верю я в расположение плебса, по-окоре-ен-ного оружием.  К  тому
же са-ам этот плебс прославился во всей Европе своим оружием.
   И умолк, тяжело вздохнув. Да, видно, не оставляли его в покое тревожные
мысли. Ведь он идет усмирять людей, которых неразумной политикой в области
религии довели до самосудов. Схизматики, как  он  убедился  в  этом  после
разговора с Хмельницким в Каменце,  наконец  перешли  грань  страха  перед
правительственными  войсками.  Схизматики  повторяют  то,  что  было   при
Наливайко! Они подымаются на кровавую борьбу с католицизмом, теперь уже со
значительно большими силами и опытом, чем их солоницкий сказочный герой. И
снова силой,  а  не  мудрым  королевским  словом,  решается  эта  кровавая
ссора!..
   Предаваясь таким размышлениям, Конецпольский никак не мог избавиться от
надоедливой мысли о Хмельницком. Этот молодой казак глубоко  запал  ему  в
душу. Может, просто зависть? Воевал, как лев. Даже в неволю  попал  не  от
бессилия, а из-за какой-то благородной солидарности!.. Сын простого  отца,
с не хлопской амбицией и достоинством знатного шляхтича... Неужели и он?..
   Гетман все время напоминал адъютанту Хмелевскому, чтобы  он  узнал,  не
возвратился ли Скшетуский.
   - Пан Стась, должно быть, и сам по-онимает, как соученик и друг сотника
Хмельницкого, что он может стать на-астоящим воином... и го-осударственным
мужем!
   - Вы не только правы, ваша милость, но и проявляете благородство, давая
объективную оценку украинцу! Если бы  пан  гетман  видел  этого  спудея  в
коллегии, когда я, освистанный, оказался один против всех легатов,  против
одураченных соучеников!..
   - Зна-аю, слыхал  об  этом  бла-агородном  поступке  схизматика!  Порой
ду-умаю, что если сам гетман вооруженных сил Речи Посполитой ошибся в этом
ка-азаке, то... - Конецпольский  сделал  паузу,  подыскивая  более  веские
слова. - Лучше  уж  было  бы-ы  и  гетманскую  булаву  отдать  кому-нибудь
другому!
   - Кому? О чем говорит ваша милость?  -  с  детской  непосредственностью
спросил Хмелевский.
   - Да ра