голомозыми!  -  сказал
кто-то из старшин.
   Молодой  доктор  богословия  и  канонического  права  только  вздохнул,
взглянув на старшину.
   - Поэтому мы и не поддерживаем войну на Балканах. Мы  только  понемногу
портим кровь туркам, - сказал Сулима под одобрительный смех казаков.
   - Наши люди снова  должны  подняться  против  турок!  Но  кому-то  надо
разбудить их, воодушевить и возглавить! А кто у нас  осмелится  на  такое?
Болгары  никак  не  могут  очнуться  после  разгрома  восстания  турецкими
войсками. А ваши казаки... О, мы хорошо знаем их по партизанской борьбе  в
Италии.
   - В Италии?.. О ком вы говорите? - встревожился Сулима, догадываясь, на
что намекает Парчевич.
   - О лисовчиках Кривоноса, об украинских казаках,  которые  сражались  в
Италии! - спокойно произнес Парчевич.
   Сулима вскочил, следом за ним поднялись с бревен казаки и старшины.
   - Вы знаете нашего Кривоноса?  -  приблизился  Сулима  к  Парчевичу  и,
схватив его за обе полы мундира, потянул к себе. Тот даже растерялся...
   - Так мы же  вместе...  протаптывали  горные  тропы  в  Италии,  вместе
боролись за свободу и справедливость. Но это  было  давно.  Храбрый  казак
Кривонос ушел из Италии, - словно оправдываясь, продолжал Парчевич.
   - Ушел из Италии? А куда? Ведь Кривонос - наш друг! К нему на помощь  и
идем мы в Италию... - наконец объяснил Сулима, только сейчас поняв и  сам,
куда и зачем идет он с казаками.
   - Кривонос ваш друг? Но и наш! - оживился болгарин.
   Казаки попросили Парчевича рассказать им все, что ему было  известно  о
Кривоносе и его друзьях. Но больше того, что отряд  казаков  во  главе  со
своим атаманом Кривоносом несколько лет  партизанил  вместе  с  болгарами,
итальянцами, испанцами и даже с изгнанными из своей страны турками в горах
и лесах Италии, - Парчевич не знал.
   -  Восстание  было  жестоко  подавлено  испанскими   правительственными
войсками. Вдохновителя восставшего  народа  Кампанеллу  с  трудом  удалось
спасти  французским  друзьям.  А  куда   деваться   партизанам,   особенно
чужеземцам? И разбрелись они кто куда, как и мы. Вот  крадемся  на  родную
землю, - все так же спокойно говорил Парчевич. И, спохватившись,  добавил:
- Правда, двое моих друзей снова хотят вернуться в отряд...
   - Не тяни, браток, жилы!  Убежал  Кривонос  или  нет?  -  торопил  Юрко
Лысенко, особенно интересовавшийся Кривоносом.
   - Пошел Кривонос в наемные войска французов, поддавшись  на  уговоры...
папского нунция Мазарини, любимца папы Урбана. Уж очень этот нунций  любит
Францию... А ваш Кривонос будто бы его  старый...  приятель!  -  улыбнулся
Парчевич, вспомнив, что еще не рассказал  самого  интересного  о  "дружбе"
партизана Кривоноса с сицилийским дворянином Мазарини.
   - Ежели Мазарини любимец папы, так  какой  же  он,  черт  возьми,  друг
Кривоноса? - допытывался Богун.
   - Что же, бывают чудеса! Ведь папа Урбан уважал  и  Кампанеллу,  считал
себя другом Галилея!..
   - А кто такой Галилей? Наверно, такой же папа? - не утерпел Вовгур.
   Болгары переглянулись.
   - Галилей самый крупный ученый на земле.  Но  бог  с  ним  с  Галилеем,
братья! Кривонос пошел за Кампанеллой во Францию. Воины и там  нужны...  А
мы завернули сюда, чтоб предупредить вас,  братья.  Беглер-бек  Аббас-паша
помирился с поляками и ведет свою грозную армию с  Днестра  на  Дунай.  Он
грозится уничтожить весь ваш отряд!
   - Так, может, и нам  повернуть  следом  за  Кривоносом!  Смогли  бы  вы
показать нам  дорогу  к  нему?  Ведь  говорите,  что  двое  из  вас  хотят
направиться туда? - вмешался Юрко Вовгур.
   - Да, двое наших собираются разыскать Кривоноса.
   - И я с вами, братцы! - воскликнул Юрко Вовгур.



12

   Теперь выбирай, атаман, какие пути безопаснее: на чайки и  в  море  или
немедленно отправляться за Дунай, к австрийскому цесарю? Болгарские друзья
сообщили Сулиме о поражении войск паши на Днестре. Молодой турецкий султан
в  гневе  повелел  повернуть  войска  и  истребить  до  единого   казаков,
прорвавшихся во владения правоверного султана.
   - Аллах повелевает устами падишаха,  -  сообщали  гонцы,  -  немедленно
очистить  придунайские   земли   от   неверных   гяуров   этого   злейшего
шайтана-запорожца, богопротивного Сулимана!
   Атаман засмеялся, услышав, как  исказили  мусульмане  его  имя.  Но  им
овладела и тревога: ведь он привел сюда не подвижной, небольшой  отряд,  а
более тысячи казаков!
   После встречи с болгарскими патриотами Сулима сразу  же  повернул  свои
войска к болгарскому побережью Черного моря.
   - Два года побродили по свету, хватит! Пора и домой возвращаться.
   - Так Аббас, сказывают, уже и Дунай перешел возле Килии!  Хватит  ли  у
нас сил  отбиться  в  случае  столкновения  с  его  ордой?  -  тревожились
ближайшие друзья Сулимы.
   -  Не  на  суда  же  посадит  Аббас  тридцатитысячную  орду!  Этот  пес
обязательно пройдет со своей оравой по равнине между морем и  Дунаем.  Для
этого чайки ему не нужны, да и безопаснее, чем на море!.. А нас  горсть  в
сравнении с его ордой. Да и чайка для казака - словно колыбель матери.
   -  Намытарились,  что  и  говорить!  Хотим  на  море,  батько  Иван,  -
поддерживали Сулиму и молодые казаки. - Давай наказ!
   - Наказ, друзья мои, будет один:  не  щадя  коней,  скакать  как  можно
быстрее к морю! Захватите все суда на берегу.
   - А как же кони? Кони для казака - его жизнь! - зашумели казаки.
   - Да черт с ними, с конями! Оставим болгарам, ежели уцелеют после такой
бешеной скачки. Все, что окажется лишним, придется сжечь. Сами видите, что
армада озверелых турок уже спешит сюда. Успеть бы и нам!..
   До ближайшего болгарского берега казаки Сулимы добрались только  спустя
две недели. Временами им приходилось  вступать  в  бои  с  турками,  снова
возвращаться к Дунаю.
   Казаки с радостью встретили море, потому что  в  него  впадали  и  воды
Славутича-Днепра. Но бурлящее море было безграничным и бездонным.  Его  не
перепрыгнешь, как ручеек. Казак без чайки  на  море,  как  и  без  коня  в
походе, если не воронью в степи, то хищным рыбам на съедение достанется...
   - Лето, братцы мои, вода как парное  молоко!  -  восхищенно  воскликнул
Карпо, первым добравшись с разведкой к морю.
   - Айда искать челны, панове казаки! - приказывал  Сулима,  хотя  хорошо
понимал, как трудно раздобыть их в чужом, опустошенном турками  краю.  Это
не Запорожье с его столетними вербами, где каждая из них,  можно  сказать,
челн.
   - Позволь мне, атаман, вместе с другими желающими пробиться за Дунай, к
лисовчикам Стройновского! Ведь на всех челнов все равно не хватит?
   Иван Сулима вздрогнул от неожиданного предложения Золотаренко.
   - Что это ты вздумал, Иван! Тогда уж всем вместе пробиваться, хотя бы и
к лисовчикам.
   - Вместе, вместе... Как ты пробьешься с такой саранчой,  как  у  нас?..
Лучше разделиться. Молодежь пошла бы со мной, обманем турок, собьем  их  с
нашего следа...
   И увидел,  что  эта  мысль  не  испугала  Сулиму,  а  понравилась  ему.
Полковник словно очнулся. Неожиданное, но и спасительное предложение!
   А по болгарскому побережью Черного моря все больше и больше разносились
слухи не только о поражении Аббаса и его перемирии с поляками, но и о том,
что турецкая конница уже находится возле устья Дуная, направляясь в погоню
за казаками.
   Услышали об этом и казаки Сулимы.
   - Будем же молить бога, панове  товарищество,  чтобы  нам  благополучно
окунуться в эту казацкую купель,  -  говорили  пожилые  казаки,  собираясь
отправиться вместе с Сулимой в морской поход.
   - Разве вам впервые! - подбадривал их  Карпо.  Он  первым  поддержал  и
Золотаренко.
   Следом  за  Карпом,  словно   сговорившись,   закричала   и   молодежь:
"Согласны!" И снова казаки объединялись в сотни, курени. Сулима  предложил
уходящим вместе с Золотаренко выбрать самых лучших коней. Казаки  делились
порохом, уходящим в море отдавали лучшую одежду. Одного дня хватило, чтобы
разбиться на два отряда. Сулима  с  грустью  отметил,  что  большая  часть
казаков ушла с Золотаренко.
   Вечером  того  же  дня  и  распрощались.  Казаки,  решившие   пойти   с
Золотаренко,  сердечно  провожали  казаков,   отправившихся   с   Сулимой.
Последним сел в атаманскую чайку Иван Сулима.
   "Отчего мне так грустно расставаться с  ними?"  -  спрашивал  он  себя,
вглядываясь в даль. Там, на чужом берегу, оставались его дети!
   - Не задерживайтесь и вы, братья. Не  забывай,  Нечипорович,  что  тебе
надо  вернуть  на  Украину  и  казаков-лисовчиков,  обманутых  полковником
Стройновским и королевскими наемниками  цесаря.  Непременно  вернуть!  Сам
знаешь, украинская  земля  стонет  в  ярме.  Сейчас  Украине  нужны  свои,
надежные войска! Понял?.. - уже отплыв от берега, кричал Сулима,  все  еще
не отрывая глаз от оставшихся на берегу.
   Но с  берега  уже  доносилась  походная  казацкая  песня.  Затянули  ее
старшины, окружавшие подвижного Карпа Полторалиха,  и  тут  же  подхватили
молодые казаки. И песня, удаляясь вместе с берегом, казалось, то плыла  по
спокойному морю, то терялась в густом лесу.
   И кто кого провожал в далекий путь на этом болгарском берегу  -  трудно
было определить. Казаки расходились в разные стороны, но дорога у них была
одна - к победной славе, если даже придется и умереть за нее!

   Гэй, гэй-эй! Була ж слава
   И злэтила, як пава...
   Козак у Царгороди, браття отаманы,
   Сыдыть у нэволи, з горя, з лыха в'янэ...
   Гэй, сыдыть козак, зализом кованый,
   Турка-янычара молыть-умовляе:
   Гэй, пусты, турку, на час, на хвылыну,
   Нэ муч из-за мэнэ й молоду дивчыну!
   Мав бы за хвылынку жиночкою взяты!
   Та й турчынам клятым нэ жыву виддаты!
   Гэй-эй, гэй!

   Казаки Золотаренко двинулись в путь. Петр Парчевич  вместе  с  друзьями
взялся проводить казаков  к  Дунаю.  Они  повели  их  кратчайшей  дорогой,
подальше от лишних глаз.



13

   Стояла горячая для землепашцев пора уборки хлеба. А чигиринцы  тревожно
убирали  усадьбы,  подметали  дворы,  словно  готовились  к  троице.   Они
вынуждены были оставить на токах необмолоченное зерно, на лугах неубранное
сено, прекратить взмет зяби.
   Некоторые белили стены своих хат, подмазывали завалинки желтой  глиной.
На главной улице перед воротами каждой  усадьбы  хозяева  посыпали  желтым
песком.
   Угождая старостам и жолнерам, люди  забыли  о  том,  что  надо  убирать
перезрелую  гречиху.  Матери  покрикивали  на  ребятишек,   заставляя   их
умываться:  ведь  вот-вот  приедет  коронный  гетман!  Люди   настороженно
выглядывали из-за поветей, стогов, соломы и сена. На улицах ни одной живой
души.
   - Уже и по селам стали ездить. Как батюшке в церкви, ковры им под  ноги
стели!.. - недовольно бормотали старики.
   Всадники, гонцы один за другим носились по улицам и  возле  усадеб.  От
двора к двору ходили десятские. На ропот выписанных из реестра казаков  не
обращали никакого внимания, будто и не слышали. Они  уверенно  чувствовали
себя в этом пограничном казацком городе. Ведь это Чигирин, а  не  Каменец,
не Броды!..
   - Не обошла беда и наш  казацкий  край.  Крепости  на  Порогах  строят,
жолнеров, как в покоренной стране, на постой ставят, женщин  бесчестят!  А
наших воинов то записывают в реестры, то  вычеркивают.  Настоящих  казаков
заставляют подчиняться польским командирам - шляхтичам. Казаки... Что  это
за казак, если его муштруют всякие мерзкие щенки, как  этот  богопротивный
Лащ! Тьфу ты, прости, господи!..
   - Щенков, Мирон, у них хватает. А все же охрану новой Кодацкой крепости
гетман и своим жолнерам не доверил! Французских наемников там оставил.
   - Французы уберегут... Тут Наливайко нужен, чтобы проучить их!..
   - Найдется, Мирон, и Наливайко, погоди  немного.  В  казацком  роду  не
перевелись еще Наливайки. А то... совсем прижали нашего брата,  составляют
реестры, людей закрепощают! Лейстровики аль те же  польские  надсмотрщики,
как и Лащ. Разбой, да и только...
   О таких настроениях  знал  и  Конецпольский.  Иначе  незачем  ему  было
оставлять в построенной крепости на Кодаке гарнизон из наемных французских
солдат.


   Подъезжая к Чигирину, коронный гетман заблаговременно  послал  в  город
поручика Скшетуского. Он поручил ему принять хлеб-соль  от  представителей
Чигиринского  староства.  Въезжая  в  Чигирин,  гетман  спросил  у   своих
приближенных:
   - Не о-отравлен ли этот хлопский каравай зме-е-иным я-ядом?
   - Да упаси боже, что вы, уважаемый пан гетман! Его  пекли  жены  верных
Короне старшин! К тому же, уважаемый пан гетман, под строгим присмотром...
молодого полкового писаря, пана Чаплинского.
   Конецпольский резко обернулся к полковнику, удивленно спросил:
   - Ведь писарем был па-ан Хмельницкий. Пан  полковник,  очевидно,  забыл
фамилию сво-оего писаря?..
   - Да-да, был, уважаемый пан гетман! - смутился полковник.
   - Зна-аю, он, наверно, до сих пор не в-вернулся с войны... Но  пи-исарь
не джура, уважаемый пан полковник! - резко упрекал гетман, нервничая.  Эти
его слова точно кнутом стегали полковника, только недавно приглашенного  в
полк по рекомендации сенатора Юрия Збаражского.
   -  Так,  вашмость...  Конечно,  так.  Пан  Хмельницкий,  кажется,   уже
вернулся. Но за время его  отсутствия  в  полку  накопилось  столько  дел,
вашмость. А тут князь Юрий Збаражский и Мартин Казановский порекомендовали
хорошего юношу шляхтича... Обо всем этом я писал подробно пану  гетману  в
Броды. В Чигирине нужен постоянный писарь. А пан Хмельницкий...
   - Так, может, пан по-олковник некстати послал пана п-писаря  на  помощь
нам в это-ой войне с Аббас-па-ашой? Если  у  пана  полко-овника  есть  уже
другой писарь, то чем занят сейчас в полку пан Хме-ельницкий?
   Вопрос гетмана был неожиданным для полковника. Но  не  вопрос  тревожил
его. Гетман вдруг соскочил с коня, передал его джуре и пешком направился к
дому староства, словно не хотел видеть ни полковников, ни джур.  Загурский
тоже соскочил с коня, обернулся, будто  искал,  кто  бы  мог  ответить  на
вопрос рассердившегося гетмана. К полковнику подбежал молодой казак Пешта,
который всегда исправно выполнял его поручения.
   - Полковник Белоцерковского полка ищет хорошего писаря, пан  полковник.
Этот полк в два раза больше  нашего...  -  почти  шепотом  говорил  Пешта,
помогая своему полковнику выпутаться из неприятного положения.
   Полковник тут же нагнал гетмана:
   -  Ах,  совсем  у  меня  вылетело  из  головы,  вашмость  пан   гетман.
Белоцерковскому полку нужен хороший писарь.  Полк  действительно  большой.
Как раз для пана Хмельницкого. Да и... от чигиринской вольницы подальше...
- изворачивался полковник, туманно намекая на что-то.
   Гетман остановился, посмотрел на  вспотевшего  полковника.  Но  тут  же
повернулся и пошел к новому двухэтажному дому староства.  Слишком  пузатые
колонны,  потрескавшийся  деревянный  архитрав,  особенно  его  украшения,
вызвали улыбку у Конецпольского.
   - Я са-ам поговорю об этом с паном Хме-ельницким! - уже более  спокойно
сказал он.
   На крыльце гетман остановился и  посмотрел  на  улицу.  От  реки  и  по
спускающейся с холма улице, украшенной как в праздник, шли  пешие  казаки,
миряне.  Среди  них  показался  и  гонец   коронного   гетмана,   старшина
Скшетуский. Рядом с ним шел бородатый  казак,  который  нес  на  полотенце
хлеб-соль. За ним следовали конные и пешие челядинцы староства  и  казаки,
охранявшие город и крепость.



14

   Обед был простой, но гетман за время  походной  жизни  привык  к  такой
пище, даже любил ее. Для Конецпольского накрыли отдельный стол в покое  на
нижнем этаже, который своей  задней  стенкой  упирался  в  глиняную  гору.
Угощал гетмана сам полковник чигиринских реестровых казаков Загурский.
   После обеда гетман снова заторопился  в  путь.  Уже  на  ходу  напомнил
Загурскому, чтобы бесперебойно снабжали провиантом  гарнизон  в  Кодаке  и
каждую неделю меняли жолнерские постои у местных жителей.
   Спускались сумерки, пустели улицы. Только на площади перед  староством,
где обедал Конецпольский, толпились казаки из свиты коронного гетмана.
   Полковник надеялся, что гетман больше не вспомнит о писаре Хмельницком.
А Конецпольский, выйдя во двор и поджидая джуру с конем, все-таки спросил:
   - Па-ан Хмельницкий еще не при-ибыл?
   - Да, вашмость, до сих пор его нет, - ответил Загурский.
   - Посылали за-а ним? Верну-улся ли джура,  что  доложил?  -  настойчиво
спрашивал гетман.
   - Да, уважаемый... - запнулся полковник.
   - Так посылали и-или не-ет, па-ан?.. - допытывался  Конецпольский,  еще
больше заикаясь.
   - Джура, вашмость... до сих пор...
   - Не-е ве-ернулся! Пло-охие у вас джуры, пан Загурский! Выну-ужден буду
прислать  вам  более  исполнительных!  Очевидно,  мне  надо  было   самому
ра-аэобраться в писарских делах полка... Но е-если  до-онесе-енне  о  пане
Хмельницком  действительно  направили  ко   мне...   Нех   пан   полковник
позаботится  о  том,  чтобы  сле-едом  за  мно-ой  приехал  в  Броды   пан
Хмельницкий... А сейчас по-о коням!  -  скомандовал  и  по-военному  легко
вскочил в седло. И в ту же минуту выехал со двора староства.
   Конецпольский не заметил, как за воротами староства от свиты полковника
отделился его джура Сидор Пешта и поскакал на взгорье, по дороге,  ведущей
в Субботов. Полковник  только  сейчас  облегченно  вздохнул:  "Что  дальше
будет, увидим! А пока что встречу субботовского писаря с коронным  оттянул
на долгое время..." Загурский был уверен, что  коронный  гетман  сразу  же
уедет на Инфляндскую войну, а со временем и совсем забудет о Хмельницком.
   Над Чигирином уже сгущались сумерки, когда конный кортеж Конецпольского
тронулся в путь. Небо было затянуто тучами, надвигалась темная,  безлунная
ночь, но гетман не обращал на это внимания. В его полной  забот  и  хлопот
военной жизни стирались грани между днем и ночью. Он  лучше  поспит  днем,
чем упустит ночь, чтобы скрыть свои переезды.  У  первого  гетмана  всегда
неотложные, важные дела. У него первое кресло  в  сенате,  каштелянство  в
Кракове! Ему некогда нежиться на мягких подушках!  Тем  более  в  казацких
краях. Здесь не поспишь, и гетману в самом деле лучше ночью  передвигаться
по этим степным дорогам вдоль Днепра.
   Только когда гетман подъезжал к реке Тясьмин, в небе появились  светлые
полосы, возвещавшие о восходе луны.



15

   Во дворе хлопотали Ганна и Мелашка, снаряжая Богдана в дальнюю  дорогу.
Утро было особенное, - может, последнее  теплое  утро  с  первой  холодной
росой. Вот-вот роса превратится в утренние заморозки.
   - Если думаешь взять с собой хлопцев с подменными  лошадьми,  то  лучше
бери кого-нибудь из  казаков.  Может  быть,  из  полка  попросил  бы...  -
советовала более опытная Мелашка.
   - Упрошу Назруллу поехать со  мной,  -  сказал  Богдан,  седлая  своего
любимого, черного, как воронье крыло, коня.
   - Ведь только что приехал из похода... - сочувственно начала Ганна.
   Но в это время на крыльце появился Назрулла. Он щурил глаза  от  яркого
солнца, поднявшегося из-за Днепра.
   - О, Назрулла! Наверно, мы разбудили тебя? - как бы  извиняясь,  сказал
Богдан.
   Назрулла приехал днем. Хвастливый  джура  полковника  Загурского  Сидор
Пешта так и не разглядел в темноте, кто гостит у Хмельницкого.
   Богдан и сам собирался заехать в  полк  объясниться.  Но  теперь  решил
немедленно ехать догонять Конецпольского и просил джуру известить об  этом
полковника. Но что делать  с  Назруллой?  Задержаться  еще  на  денек  или
уговорить Назруллу поехать с ним? Только  женщины,  особенно  Мелашка,  не
советовали поступать так: Назрулла - турок, из-за него можно нарваться  на
неприятности.
   - Разве ведаешь, как сложится дальше судьба, -  советовала  Мелашка.  -
Сегодня они тебя спихнули с должности писаря, а завтра придерутся к турку,
да еще из реестра исключат! Тогда, как говорится, скачи,  враже,  как  пан
каже...
   - Да и теперь этот прокл