- Погоди, погоди. Так с одним из Потоцких мы вместе  воевали  и  вместе
были взяты в плен, - вспомнил Богдан.
   - Это Николай, сенатор, двоюродный брат  моего  друга  Станислава.  Его
родственники будут рады услышать от тебя о вашей жизни в  турецком  плену.
По всей Польше собирали  деньги,  чтобы  выкупить  их.  Пан  Збаражский  в
Стамбуле и сейчас продолжает переговоры с турками о выкупе из неволи  всех
пленных  шляхтичей.  Нашему  сенатору  Николаю  Потоцкому   всегда   удача
сопутствует.  Еще  зимой  ходили   слухи,   что   польское   правительство
договаривается с турками о подписании мира.



10

   Хмелевский  не  предполагал  встретить  у  Потоцких  и   своего   друга
Станислава. Когда Хмелевский и Богдан приехали  в  имение  Потоцких,  весь
двор был заполнен джурами, лошадьми,  дворовой  и  приезжей  челядью.  Это
несколько встревожило ротмистра. Оставив своих  коней  и  джур  во  дворе,
Хмелевский и Богдан разыскали маршалка дома, который принимал гостей и  их
слуг, прибывавших из далеких областей страны.
   - Я Станислав Хмелевский. Прошу пана доложить  обо  мне  хозяйке  дома.
Приехал со своим другом, - представился суетящемуся маршалку, который  тут
же торопливо направился в дом.
   "Что тут творится, боже милостивый?"  -  ломал  себе  голову  ротмистр,
когда  они   поднимались   по   широким   каменным   ступенькам   крыльца.
Стилизованные амуры с обеих сторон ступенек поддерживали корзинки с живыми
цветами. Дом гудел, как пчелиный улей.  Хмелевский  был  приятно  поражен,
когда навстречу ему выбежал на крыльцо Станислав. Его  друг,  оказывается,
здесь.
   Станислав  Потоцкий  искренне   обрадовался   неожиданной   встрече   с
Хмелевским, которого он, верный традиционной дружбе, связывавшей их отцов,
считал своим названым братом.  Даже  военные  увлечения  Хмелевского,  его
неожиданные связи с лисовчиками, воевавшими на стороне цесаря, по-юношески
искренне интересовали  молодого  "парижанина"  Потоцкого.  Когда  маршалок
доложил о Хмелевском, тот выбежал на крыльцо и  бросился  обнимать  своего
тезку. Ведь не виделись целых шесть лет!..
   - Как хорошо, мой  милый  Стась,  что  ты  приехал  именно  сегодня,  -
радостно воскликнул он,  обнимая  Хмелевского.  Царившая  в  доме  радость
передалась и ему.
   - Здесь, кажется, кроме тебя, Стась, есть еще и  другие  гости?  Извини
великодушно - не знал. Да и тебя не надеялся встретить тут. Ведь ты  же  в
Париже! Так, может... - заколебался Хмелевский.
   - Никаких извинений,  никаких  разговоров,  Стась!  Ты  знаешь,  именно
сегодня у нас в семье самый  большой  праздник:  наш  Николай  только  что
вернулся из турецкого плена!
   -  Сегодня?  Так  мы...  Ну  извини,  милый  Стась.  Веришь,  не  знал.
Разумеется, поздравляю и сердечно приветствую! Да я не  один,  -  смущенно
сказал Хмелевский, оборачиваясь к Богдану, который стоял в сторонке.
   - Стась! В такой  день!  Да  заходите  вместе!  У  нас  такое  семейное
торжество. Наступает "Велька ноц" во  всех  смыслах.  Пасха,  как  говорят
хлопы. А он... Кто же он, твой друг? Мне писали  в  Париж  и  говорили  по
приезде сюда, что  ты  последовал  за  каким-то  романтически  настроенным
полковником, ищущим славы!
   Молодой и энергичный Потоцкий подошел к Богдану, с ног до головы окинул
взглядом его  крепкую  фигуру  в  затасканной  военной  форме.  Не  совсем
подходящий наряд для такого торжественного дня. Но зато настоящий  боевой.
Романтика! Потертые от езды в седле голенища сапог,  венгерская  сабля  на
боку, пистолет за поясом,  как  у  настоящего  рыцаря  чести  и  славы.  И
обыкновенная поношенная казацкая шапка на голове!
   Хмельницкий смущенно снял шапку и взмахнул ею перед собой, поклонившись
хозяину.
   - Вижу, друзья мои, нелегко было вам умиротворять чехов  у  цесаря.  А,
орлы? Разрешите, - протянул Богдану руку.
   - Это -  Зиновий  Хмельницкий,  прошу,  -  поторопился  Хмелевский.  Но
Потоцкий прервал его:
   - Ах это твой... товарищ по учебе во львовской коллегии? Как  же,  знаю
пана по рассказам Стася. Будем знакомы, уважаемый бакалавр и  рыцарь  пана
Жолкевского! Так пан Зиновий, кажется, тоже...
   - Да, уважаемый пан Станислав, тоже из турецкой неволи возвращаюсь. Мне
приятно узнать, что пан полковник  именно  сегодня  возвратился  домой  из
плена. Но ведь у пана гости!.. - вдруг покраснел Богдан, посмотрев на свой
наряд. Потоцкий тоже оглядел Богдана и вдруг воскликнул:
   - Чудесно, друзья  мои!  Из  неволи,  как  и  мой  кузен,  пан  Николай
Потоцкий, как и другие гости в нашем доме! Все они в таком, а может  быть,
еще в более непрезентабельном, если можно так выразиться, виде. Никто и не
заметит. Все - коллеги пана Зиновия по войне и плену!..



11

   Начало сбора в доме Потоцких удивило Богдана, не  привыкшего  вообще  к
великосветской обстановке. Да это  ведь  скорее  торжественная  шляхетская
тризна, а  не  радостная  встреча.  Молодежь,  особенно  женщины,  правда,
несколько оживляла  общество,  украшала  его  привозной,  главным  образом
венской,  модой,  ее  наряды  резко  выделялись   среди   дорожных   одежд
гостей-пленников. Но тон обеду своим унылым  настроением  задавали  именно
они и особенно самый высокий гость - гетман Конецпольский.
   А гости из невоенных, и прежде  всего  женщины,  были  чувствительны  и
ждали от пленников рассказов о тех ужасах, которые им пришлось испытать  в
турецкой  неволе.  Полковник  Николай  Потоцкий,  хозяин  дома,   довольно
вежливо, но решительно отказался поведать что-либо о своих страданиях.  Он
здесь, мол, не один, хотя и самый старший, самый почтенный  мужчина  среди
присутствующих. Большинство гостей были удручены отказом хозяина.
   - Прошу уважаемых панов не унывать! - шутливым тоном сказал  хозяин.  -
Панове еще не успели прийти в  себя  после  утомительного  путешествия,  и
стоит  ли  сейчас,  в  минуты  такой  торжественной  встречи,  предаваться
грустным воспоминаниями. Очевидно панове с удовольствием  послушали  бы...
пана сотника из казацкого чигиринского отряда, который по-рыцарски защищал
в бою сыновей гетмана. Прошу пана Хмельницкого не отказать нашим уважаемым
дамам в их просьбе, - решительно предложил хозяин.
   - С удовольствием послушаем...  -  поддержала  мужа  пани  Потоцкая,  о
которой украдкой уже злословили любопытные дамы. За несколько  дней  после
получения сообщения о возвращении мужа она похудела и  побледнела  больше,
чем за все три года "страданий" по погибшему супругу.
   Богдан, словно специально охраняемый друзьями, сидел  за  столом  между
двумя   Станиславами.   Ему,   утомленному   и   угнетенному   непривычной
обстановкой, не хотелось вспоминать именно в этом кругу о пережитом.  Кому
рассказывать о себе, когда герои  дня  здесь  другие.  Богдан  думал,  что
именно они и расскажут о своей жизни в  плену.  Рассказывать  же  ему  всю
правду о своем пребывании в неволе  неинтересно.  Правда,  здесь  он,  как
слушатель, только мешает им, а своим рассказом, возможно, выручит их. Ведь
он, но являясь ценным пленником, действительно испытал на себе все  тяготы
турецкой неволи... И в нем заговорило чувство  человеческого  достоинства.
Да и молодежь просит, паненки! Ах эти паненки!..
   - Сердечно благодарю за внимание, оказанное мне  уважаемыми  панами,  -
начал  Богдан.  -  Рассказ   о   турецкой   неволе   связан   с   тяжелыми
воспоминаниями. Стоит  ли  на  таком  обеде  говорить  об  этом?  Разве  в
назидание нашему молодому поколению. А  уважаемых  дам  и  милых  паненок,
внимание которых столь дорого для меня, не следовало  бы  волновать  таким
печальным рассказом... Воспоминания о турецкой неволе - это воспоминания о
жестоком и коварном враге, они зажигают в наших сердцах ненависть и  жажду
мести! В классических произведениях Востока - стихах  и  поэмах  -  даются
суровые советы и  наставления:  уничтожать  кровожадных  врагов-людоловов,
оберегать от них тружеников страны и топить их в море, как лишних  щенков!
Еще поэт Навои советовал:

   Адув гар ба-бозу в гардад хароб,
   Ба-нируи допиг фурув кун дероб!

   То есть:

   Если коварный враг не убит в бою,
   То силой знания порази его!

   Таким образом, всеми средствами надо уничтожать негодяев!  А  это,  как
известно, обязанность воина! Как-нибудь в другой  раз  я  охотно  расскажу
уважаемым панам, что мне пришлось увидеть и пережить за  эти  два  года...
Сегодня же давайте попросим у нашего  уважаемого  пана-хозяина  разрешения
выпить этот бокал за его здоровье, за счастливое  освобождение  выдающихся
наших шляхтичей из этого ужасного плена. Виват пани  хозяйке,  виват  пану
гетману, панам шляхтичам!
   Да он не лишен ума! Женщины горячо зааплодировали, одобряя  предложение
единственного  в  этом  кругу  постороннего   "казацкого   сотника",   как
представил Богдана Станислав Потоцкий.  По  традиции,  мужчины  поддержали
женщин. Тост Богдана произвел неодинаковое впечатление на  присутствующих.
Женщинам он импонировал, потому что был произнесен как-то по-особенному, с
подъемом. Неспроста так романтично рекомендовал казака Станислав... Богдан
даже уловил ласковый взгляд одной  из  паненок.  Он  словно  коснулся  его
юношеского сердца. Молодые же мужчины были задеты несдержанностью сотника.
Кто он, откуда взялся? Сын подстаросты,  возможно  ставший  последователем
Магомета! Или тоже шляхтич?..
   Только поседевшие, почтенные мужи  спокойно  реагировали  на  поведение
пана Конецпольского и хозяина. Они не осуждали Потоцкого,  который  учтиво
взял в руки бокал и держал его поднятым до окончания  тоста  Богдана.  То,
что в глазах Конецпольского на миг вспыхнул пускай даже и холодный огонек,
гости расценили  как  поддержку  казака,  отказавшегося  поделиться  перед
знатными шляхтичами воспоминаниями о неволе. А внимание,  с  каким  слушал
гетман его речь, восприняли как проявление высокого благородства.  Правда,
Станиславу Хмелевскому показалось, что гетман не без  зависти  смотрел  на
державшегося с достоинством Хмельницкого. Кому, как не Хмелевскому,  знать
Конецпольского. Именно с ним и его братом, сверстником Сигизмундом, еще  в
Кракове готовились постигнуть основы великой науки... Старший на несколько
лет Станислав Конецпольский уже тогда ненавидел их  за  то,  что  они  так
легко и быстро усваивали науки, которые ему давались с трудом. К  тому  же
он страдал заиканием, что травмировало его, делало замкнутым и нелюдимым.
   А хозяин в этот день был  рад  приветствовать  такого  образованного  и
умного гостя - казака. Он невольно делал ему приятное -  именно  на  людях
праздновать свое возвращение  на  родину,  в  кругу  знатной  шляхты  Речи
Посполитой! После такого тоста казацкому сотнику можно и потанцевать!
   ...Богдан категорически отказался танцевать,  сославшись  на  усталость
после дальней дороги. Ему было неприятно, что  все  обращают  внимание  на
него, незваного гостя на этом аристократическом обеде у магната. А ну их к
лешему! Где же паненка, которая обласкала его  своим  взглядом?  Кто  она?
Может, нерассудительно, да и... неучтиво было не пригласить танцевать.
   Но ему сейчас не  до  танцев.  Поскорее  бы  выбраться  отсюда.  И  эта
музыка...
   - Пан Станислав, что это  за  новая  музыка,  которой  увлекаются  наши
уважаемые шляхтичи? - спросил у Потоцкого, кивнув в сторону танцующих.
   - Его королевское величество увлекается  итальянской  музыкой,  которая
все больше вытесняет нашу  национальную.  Вот  послушал  бы  пан  жалобное
стенание  венецианских  чертенят  в  исполнении  янычарской  капеллы   при
дворе... Мода! Даже у поляков, для которых имена  Скарги,  Замойского  или
Анны Ягелонки... никогда не станут пустым звуком.
   Слова  Потоцкого,  сказанные  с  такой  душевной  горечью,   растрогали
Богдана. И он подумал о том, как бы избавиться от всего  этого  окружения.
Боясь нарушить этикет, проронить лишнее слово и  не  вовремя  ответить  на
улыбку дамы, Богдан все время находился в  напряжении,  отчего  не  только
устал, но и почувствовал головную боль. Пленник! Более двух лет  прожил  в
атмосфере правоверного мусульманства!..
   Богдан не преминул воспользоваться  возможностью  уединиться  на  время
вместе с вельможными шляхтичами в укромном уголке. Ведь  хозяин  предложил
мужчинам, разумеется с согласия Конецпольского, пройти в малый зал, где их
ждали чубуки, набитые лучшим, привозным табаком, -  сюрприз  гостеприимных
хозяев, и прекрасное вино.
   Богдан  с  радостью  пошел  за  хозяином,  не  поддавшись   искушениям.
Хмелевский одобрительно улыбнулся другу и  тоже  присоединился  к  знатным
панам.
   - Не о плене следует говорить  сейчас,  уважаемые  наново,  -  произнес
Николай Потоцкий, направляясь с гостями в  другой  зал.  -  Мы  должны  не
только словами, но и делом помочь отчизне избавиться от  этого  несчастья.
Такая беда!



12

   Думал ли хозяин, что этими словами он расшевелит осиное  гнездо.  Почти
все гости остановились, услышав то, что так тревожило каждого  поляка.  Но
не каждый и не всюду мог говорить об этом так открыто и прямо.
   - Если бы  это  зависело  от  наших  разговоров,  уважаемые  панове!  -
насмешливо произнес кто-то из шляхтичей.
   Потоцкий вдруг остановился  и  обвел  взглядом  присутствующих,  словно
спрашивая: от кого же это зависит? Кто это сказал - храбрец  или  трус?  А
сказавший тоже понял, что он только  растравил  рану,  посыпав  ее  солью.
Сообразил и решил не выдавать себя.
   Богдан улыбнулся: оказывается, шляхтичи способны и на такие, не  совсем
благородные поступки. А знавшие, кто это сказал, не  выдали  его.  Значит,
гости уже разбились на две группы.
   Хозяин встретился взглядом с Конецпольским,  слегка  кивнул  головой  и
обратился к  Богдану,  новому  здесь  человеку.  Кто,  как  не  он,  может
объективно, не оглядываясь, высказать свое мнение по поводу этой реплики.
   -  Очевидно,  слышали,  пан  сотник...  о  комиссии,  назначенной   его
величеством королем по настоянию покойного гетмана Ходкевича. Будто бы она
будет  рассматривать  претензии   казаков   и   представлять   к   награде
отличившихся в Хотинском сражении.
   Удивленный Богдан только пожал плечами. Он ничего не знал  об  этом.  К
благопристойной  попытке  хозяина  завязать  дружескую  беседу  с  гостями
присоединился и пан гетман.
   - Да, уважаемый пан Николай,  это  верно.  Комиссию  уже  назначили,  -
подтвердил Андрей Потоцкий, младший брат полковника.
   Эти слова сняли с души Богдана тяжелый камень. О  такой  комиссии  даже
Конецпольский ничего не знал.  Андрею  Потоцкому  успел  сказать  об  этом
двоюродный брат Станислав. Гетман Конецпольский  решил  тут  же  высказать
свое мнение.
   - Это не-е  п-первая  комиссия,  уважаемые  панове,  за  время  мудрого
правления его  королевского  величества,  -  высокомерно  произнес  он.  -
Е-ед-динственное, что  может  сделать  эта  в-высокая  комиссия,  так  это
затормозить  на   некоторое   время   растущее   недовольство   украинских
х-хлопов...
   -  Их  требования  известны,  -  вмешался  пан  Струсь,  больше  других
пострадавший в плену.
   - Но  никакие  хитрости  короля  здесь  не  помогут,  тут  нужны  более
радикальные меры, уважаемые п-па-панове!.. - горячился Конецпольский.
   Это уже заговорил гетман. И на устах шляхтичей  заиграли  одобрительные
улыбки, они переглядывались друг с другом. О Богдане сразу  все  позабыли,
кроме его друга Станислава Хмелевского, который взял его под руку. Видимо,
и Станислав Потоцкий в эту минуту вспомнил о единственном госте,  которому
не  следовало  бы  слышать  подобных  речей  гетмана.  Но  он,  увлеченный
разговором, лишь вопросительно посмотрел на Богдана. А тот даже бровью  не
повел - хорошую школу прошел во Львовской коллегии иезуитов.
   Хозяин дома многозначительно  посмотрел  на  брата  Станислава.  В  его
взгляде - вопрос или даже тревога: одобряет ли  он  действия  короля  или,
может, как и бросивший реплику, критикует его.
   Станислава не удивил взгляд брата. Не испугала  его  и  поднятая  снова
гетманом старая проблема обуздания казачества.  Только  на  несколько  лет
старше его, Станислав Конецпольский, пользуясь своим военным  званием  как
буллой,  мог  позволить  себе  так  смело  критиковать  непоследовательную
политику правительства.
   - Вы правы, пан гетман, - поторопился Станислав Потоцкий. - После битвы
под Хотином прошло уже более полугода. А жолнерам, как и казакам,  до  сих
пор еще ничего не заплатили. Ведь  они  воевали,  мир  Короне  обеспечили!
Скоро, говорят, будет  жолнерская  конфедерация.  Казаки  тоже  не  спешат
расходиться по волостям, а сосредоточиваются в Киеве. Они совсем не  тоном
счастливых подданных выражают свое недовольство рациональной, так сказать,
политикой его королевского величества. Ведь созданная комиссия должна была
объявить волю короля о сокращении реестра  казаков.  А  украинские  хлопы,
наоборот, вынуждены продолжать набеги, чтобы добывать себе ясырь...
   - А пан С-стась, вижу, мог бы заслужить  р-расположение  казаков  своей
беспристрастной защитой их, уважаемые панове! Как  вы  думаете,  уважаемый
п-пан с-сотник? - обратился Конецпольский к Богдану на  украинском  языке,
воскресив в его памяти воспоминание о первой  встрече  с  тогда  еще  юным
поручиком польских войск Конецпольским...
   - О, уважаемый пан  гетман!  Ваши  соображения  весьма  интересны,  это
верно. Но я, уважаемые панове, какое-то время был оторван от  этого  мира.
Сам с удовольствием послушал бы, что скажут уважаемые панове.
   Ротмистр Хмелевский понял, что Богдана  надо  отвлечь  от  этой  острой
политической дискуссии, затеянной шляхтичами.
   - Думаю, что нам бы не помешало попробовать вина из погребов хозяина, -
многозначительно намекнул он Богдану.
   - Ты прав, Стась, если и впрямь в этих погребах хранится  не  березовый
сок, а настоящее вино, - засмеялся  Богдан.  -  Ибо  у  меня  руки  как-то
озябли... от этого шляхетского сквозняка.
   Когда же выпили по бокалу хорошего вина, Богдан еще  внимательнее  стал
прислушиваться к разговорам знатной шляхты. А они горячились  еще  больше,
спорили между собой.
   - Не прислушивайся, не обращай внимания. Напрасно мы  с  тобой  заехали
сюда ночевать. В этом моя вина.
   - Так,  может,  уйдем  отсюда?..  Только  вот  паненка  таким  ласковым
взглядом одарила меня за столом. Точно солнышко весной!..
   - Это уже совсем другой  разговор!  Заметил  и  я  ее  улыбку.  Но  эта
паненка, казалось бы, и не имела права... собственно, она обручена. Она из
Каменца,  кузина  Станислава  по  матери.   Ну,   так   будем   потихоньку
ретироваться отсюда?
   Богдан лишь кивнул головой в знак согласия. На  них  никто  не  обратил
внимания, когда они проходили через зал к выходу.  В  кругу  разгоряченных
дискуссией шляхтичей оказался и Адам Кисель, любитель  острых  споров.  Об
этом все знали и не тревожились, поскольку его постоянные выпады нисколько
не угрожали шляхте, определявшей политику Короны.
   - В самом деле, пан  Станислав  прав,  -  услышал  Богдан  слова  Адама
Киселя, и, заинтересовавшись, они с Хмелевским остановились  у  дверей.  -
Слишком затянулось это дело с  выплатой  содержания  казакам  и  жолнерам.
Говорят, будто бы уже и приготовили им эти проклятые деньги, которые лежат
во Львове, как приманка в мышеловке.
   В зале захохотали, развеселив и оратора. А он продолжал:
   - А пока что королевские  войска  снова  двинулись  на  Украину,  чтобы
бряцанием сабель, а не обещанными злотыми успокоить храброе казачество!  -
потряс рукой пан Кисель.
   - Как хорошо, пан Адам, что вы любезно согласились  остаться  на  пашем
семейном празднике. Кто  лучше  вас  знает  такие  запутанные,  как  вижу,
казацкие дела,  какими  они  были  еще  с  незапамятных  времен  покойного
Батория.  Прошу,  пан  Кисель,  расскажите  об  этом  пограничном,  всегда
бунтарски настроенном хлопском войске. Пускай  пан  Адам  поподробнее  нам
сообщит о них. Пр