ень - как полная чаша тепла.
   На правом берегу Днестра от июньского солнцепека стали выгорать поля  и
луга. По прибрежным холмам, покрытым  сухой  колючей  травой,  проносились
ветры-суховеи, поднимавшие в открытой  степи  столбы  пыли.  Лето  было  в
разгаре.
   На голый холм  крутого  берега  выезжал  отряд  вооруженных  всадников.
Пустые колчаны за плечами, силуэты  изогнутых  луков.  Грустные  воины  на
изнуренных конях, словно траурная процессия, медленно двигались  за  своим
вожаком Мухамедом Гиреем. Властный полководец, возглавлявший десять  тысяч
хорошо вооруженных всадников и в два раза большее пешее войско, с вьючными
лошадьми, арбами  для  перевозки  трофеев,  известный  своей  смелостью  и
отвагой, опытный воин, происходящий из крымского  ханского  рода,  Мухамед
Гирей ехал впереди  с  опущенной  на  грудь  головой,  сдвинувшимся  набок
малахаем, с нагайкой в руке.
   Наконец он остановился. Своего сивого красавца коня в темных яблоках  в
последние дни печальных  неудач  и  позора,  видимо,  хозяин  не  особенно
баловал. Конь стоял, прядая ушами, и кровавая пена стекала с его подвижных
губ.   Ему    словно    передавалось    невыносимо    тяжкое    настроение
хозяина-всадника.
   Мухамед Гирей  обернулся  к  Днестру  и  взглядом  затравленного  волка
посмотрел на противоположный берег, принадлежавший казакам.
   В  Турции  этот  берег  обычно   называют   польским.   Но   непокорный
военачальник крымского хана, так  же  как,  впрочем,  и  некоторые  турки,
считал, что Заднестровье - казацкая сторона. Мухамед Гирей на  собственной
шкуре  убедился  в  этом,  столкнувшись  с  казаками  в  нынешнем,   таком
исключительно неудачном для него походе.
   Мухамед Гирей, истый мусульманин и  убежденный  сторонник  воинственных
традиций Османского государства, рвал и метал от злости: вместо того чтобы
задобрить черствую  душу  султана  Ахмета,  войти  в  доверие  дивана,  он
потерпел непоправимое поражение. У пего оставалась единственная надежда  -
ждать катастрофического упадка могущества Турции, который, несомненно, уже
начинался, и добиваться независимости Крыма. Однако  крымские  татары  уже
привыкли к опеке над ними могущественной Турции  и  ее  султанов,  ставших
властелинами всего мусульманского мира от Средней Азии до Египта! И потому
Мухамед Гирей не только добивался  власти  над  Крымским  ханством,  но  и
стремился  закрепить  свое  положение  в  Анатолии,  стать"   полноправным
турецким пашой!
   Так размышлял ошеломленный неудачей строптивый  претендент  на  ханский
престол, нетерпеливо ожидая вестей с казацкой стороны. Позор, словно тугой
аркан, душил его. Что теперь скажет султан Ахмет,  пред  "пресветлые  очи"
которого Мухамед Гирей должен был явиться после завершения этого похода, с
тем чтобы снова просить для себя  Крымское  ханство?  Ведь...  "пресветлые
очи" были против этого рискованного похода, даже и  под  предводительством
такого "искателя приключений", как прощенный бунтарь Мухамед Гирей. Только
настойчивость лукавой, влиятельной султанши сломила волю Высокого  Порога.
А сделав уступку в одном, султан не мог  отказать  любимой  жене  и  в  ее
просьбе - отправить в поход также новую  гвардию.  Здесь  имелись  в  виду
несколько целей: и поддержание султанского престижа на  Днепре,  и  боевая
закалка гвардейцев, и надежная охрана красавца, наследника крымского хана,
которому симпатизировала султанша.
   И вот теперь на высоком берегу Днестра стоял сивый в яблоках конь, грыз
железную уздечку, брызгая окровавленной  слюной,  а  в  седле  неподвижно,
точно тесанный из гранита, сидел Мухамед  Гирей,  в  будущем  правая  рука
султана на утихомиренном Крымском  полуострове.  Он  смотрел  на  казацкую
сторону реки, а  представлял  себе  хмурое  лицо  недовольного  султана  с
тяжелым бунчуком в руке, разочарованную его неудачей султаншу Мах-Пейкер -
"Лицо месяца", злорадство хана Джаны-Бек Гирея.
   Он даже вздрогнул от таких дум. Ему хотелось пришпорить коня,  ринуться
в степь и мчаться до самого Аккермана, спрятаться там от  людей  и  забыть
обо  всем.  Забыть  султаншу,  уверенную   в   его   победе,   забыть   ее
очаровательную улыбку, вселяющую надежду на получение ханства.  Он  глядел
бы  не  нагляделся  на  Мах-Пейкер,  если  бы   не   другая,   еще   более
очаровательная  юная  синопская  красавица  Фатих-хоне,   младшая   сестра
Ахмет-бея. Неужели наследнику гордого, прославленного  хана  Менгли  Гирея
так и не придется жениться на мусульманке и он останется без  благородного
ханского наследника,  лишь  довольствуясь  мимолетным  счастьем  случайной
любви с невольницей молдаванкой?..
   В решающий момент боя под  Белой  Церковью  Мухамед  Гирей  получил  от
разведки Ахмет-бея сведения  о  том,  что  Сагайдачный  успел  перебросить
большие силы запорожцев из-под Канева к Паволочи,  с  намерением  окружить
войска Мухамеда Гирея и... взять в  плен  их  вожака,  будущего  крымского
хана. Ахмет-бей через своего гонца передал Мухамеду Гирею, что он со своей
гвардией попытается задержать казаков. Но -  на  каких-нибудь  полдня,  от
силы - на день. Мухамед должен воспользоваться этим...
   Он и воспользовался. Во время смертельного боя Ахмет-бея с  Сагайдачным
Мухамед Гирей не стал рисковать своей жизнью и укрылся на  противоположном
берегу Днестра. Отсюда безопаснее добраться до Аккермана.  Но...  вот  уже
несколько дней прошло в тревожном ожидании, а от Ахмет-бея никаких вестей.
Пускай молодой хан был и в полной  безопасности,  но  это  тревожило  его.
Каждый день он посылал новых разведчиков на противоположный берег Днестра.
   "Ахмет-бей, ты моя надежда при султанском дворе!.." Накануне похода  на
Украину он успел заручиться  согласием  родителей  его  сестры,  синопской
красавицы Фатих-хоне, на брак с ней. День свадьбы  должна  была  назначить
сама султанша по возвращении  Мухамеда  Гирея  из  счастливого  похода  на
казаков. Поход обещал богатый ясырь, а значит, и подарки для султанши,  и,
кроме того, должен был закрепить за Крымским ханством владения  на  нижнем
Днепре вплоть до Киева. Это значительно  усилило  бы  Турцию  в  борьбе  с
Россией  и  Польшей.  Пусть  Ахмет  первый  вынашивает  свои   миролюбивые
намерения и мечты,  зато  захватнические  планы  всех  султанов,  потомков
прославленного  завоевателя  Баязеда,  горячо   поддерживает   влиятельная
султанша  -  эта  восточная  звезда!  Северное  побережье   Черного   моря
перестанет быть границей Турецкого государства, она  будет  отодвинута  до
ненавистных Сарыкамыш - Желтых вод, казацкого плацдарма...
   Мухамед Гирей, привыкший к победам еще в войсках бунтовщика Кара-Язиджи
и его брата Дели-Хасана, видел  себя  верховным  визирем  турецких  войск,
одним из верных приближенных султана, занявшим почетное место в диване!  И
вдруг такое позорное поражение, да еще и от  кого?  От  казаков,  которыми
пугал его султан, возражая против этого похода!..
   Все  погибло:  завоевания,  диван,  симпатии  султанши,  дружба  с   ее
фаворитом, родным  братом  Фатих-хоне,  надежды  на  женитьбу  на  богатой
синопской красавице... Самоуверенный бунтарь,  наследник  хана  едва  спас
свою жизнь. У Мухамеда Гирея, благополучно,  хотя  и  не  без  трудностей,
переправившегося через  реку  Днестр,  была  последняя  надежда  на  брата
Фатих-хоне, боевого командира порученной  ему  султанской  гвардии,  героя
багдадских сражений с персами, Ахмет-бея.
   В страшный час разгрома казаками крымских войск, когда речь шла о жизни
самого  военачальника  и  о  судьбе  султанской  гвардии,  -  искал   себе
оправдание Мухамед Гирей, - не мог же он уговаривать Ахмет-бея, чтобы  тот
отказался от самопожертвования во имя спасения оставшихся  войск.  "Судьба
султанской гвардии..." - вертелось в голове встревоженного молодого  хана.
Султанша выдвигает своего фаворита Ахмет-бея,  возлагая  на  него  большие
надежды в очередной дворцовой интриге. Болезненный  султан  Ахмет  заметно
теряет свой авторитет среди воинственных кругов дивана, а старший, любимый
его брат по своему уму был неспособен к управлению  государством.  Молодая
жена султана мечтает о султанском престоле для своего юного сына Османа.
   Мухамед Гирей вспомнил об одном обычном для султанского двора скандале.
Красивая невольница албанка, которую из собственного гарема султан подарил
молодой жене в день бракосочетания, как-то ухитрилась шепнуть султану, что
юный Осман мог родиться и... от месяца. Недаром молодая султанша в  первый
год своего замужества очень любила по ночам  при  свете  месяца  гулять  в
роскошном саду гарема. Недаром она и прозвище получила "Лицо месяца"...
   - Но ведь дочери синопского мурзы, утехе ясных очей султана,  красавице
Мах-Пейкер, наверно, страшно было ночью выходить одной в сад? -  не  понял
султан намеков бывшей своей наложницы, которая тоже родила  султану  сына,
умерщвленного в ту же ночь.
   -  Разумеется,  страшно...  -  вздохнула  невольница.  -  Но  я  всегда
находилась при ней, мой  мудрый  из  мудрейших  повелитель.  Да  и  охрана
гарема... Ахмет-эфенди-бей тоже из Синопа...
   На следующий день невольницы албанки не  стало  при  дворе  султана.  А
молодой Ахмет-бей, в это время уже чауш султанши,  по-прежнему  возглавлял
один из отборных отрядов султанской  гвардии.  Только  султан  еще  больше
охладел к своему сыну, юному Осману.
   Ахмет-бей безусловно мужественный воин. Всего  лишь  каких-нибудь  семь
лет тому назад, во время  войны  с  персами,  во  главе  отряда  синопских
аскеров Ахмет удачно  преградил  путь  коннице  шаха  Аббаса,  пытавшегося
захватить Багдад. Только мужество Ахмета спасло тогда  султанскую  конницу
от неминуемой гибели. Раненый Ахмет стал примером для всей турецкой армии,
героем войны с шахом Аббасом. Не только султанша, заботившаяся  о  будущем
наследнике султанского трона, по и  диван,  да  и  сам  султан  радовались
назначению такого храброго сына Турции на пост  начальника  нового  отряда
султанской гвардии. Янычары - старое войско, охранявшее  трон,  -  не  раз
тревожили Ахмета Первого своими распрями и бунтами, поэтому он, по примеру
европейских дворов, создал свою собственную гвардию, чтобы  в  критическую
минуту было на кого опереться султану во время грозных волнений в  стране.
Но и молодая султанша рассчитывала на  поддержку  гвардии,  подбирая  себе
фаворитов-командиров.
   Мухамед Гирей понимал, что такой воин, как Ахмет-бей, не удовлетворится
службой в гвардии султана. Он может занять подобающее ему место одного  из
столпов государства, в управлении которым столь важную роль играет молодая
султанша.
   Но Ахмет-бей до сих пор еще не вернулся после боя в Наволочи...
   Порой Мухамед Гирей ловил себя на мысли, что было бы неплохо,  если  бы
тот и вовсе не вернулся с поля боя. Ахмет-бей не  только  живой  свидетель
его позорного поражения, но и претендент на  ханство  в  Золото  ордынском
независимом Крыму, о котором так мечтает сам Мухамед Гирей!.. Но, с другой
стороны, Мухамед Гирей - пока что только великодушно помилованный султаном
бунтовщик,  благодаря  стараниям  Ахмет-бея  приближенный   к   энергичной
султанше. Погибнет Ахмет-бей - и перед Мухамедом  Гиреем  закроются  двери
Высокого Порога.  Султанша,  Фатих-хоне,  взлелеянное  в  мечтах  ханство,
степные просторы, выход к Волге... ой-ой, как далеко ты,  золотое  счастье
Чингисхана!..
   Начинало  смеркаться.  И,  хотя   еще   было   душно,   Мухамед   Гирей
почувствовал, как по телу пробежала холодная дрожь. Как-то он проведет эту
ночь, в напряженном ожидании  бесследно  пропавшего  Ахмета?  Ни  один  из
посланных им разведывательных отрядов не возвратился с  казацкой  стороны.
Неужели все разведчики захвачены казаками или изменили ему?
   А Селим?
   Больше всего он надеялся именно на этого  отуреченного  грека,  который
долгое время жил  в  Запорожье,  казаковал.  Взятый  в  плен  грек,  желая
избежать тяжестей невольничьей жизни, принял  ислам,  получил  правоверное
имя Селим и некоторое время помогал Ахмету охранять сперва гарем, а  затем
- старинную Черную башню. Несколько лет  закалял  свой  характер,  сторожа
приговоренных к казни. Слыхал он здесь, в башне, передававшийся из  уст  в
уста рассказ о стойком узнике казаке Байде, который, уже  вися  на  крюке,
перед  смертью  потребовал,  чтобы  ему  дали  покурить,  но   не   просил
помилования у султана. Отуреченный грек Захар-Селим,  считавший  уже  себя
настоящим  мусульманином,   немилосердно   издевался   над   невольниками,
сидевшими в башне, особенно над славянами, - он  изменил  их  православной
вере и добивался от них того же. Знание языка, казацких обычаев, духа края
обеспечивало Селиму полный успех в разведке...



2

   Неожиданный шум, донесшийся со стороны холма, будто  разбудил  Мухамеда
Гирея от тревожного сна. Откинувшись назад в седле, он напряг свое зрение,
стараясь разглядеть в вечерних сумерках, что происходит  в  долине.  Может
быть,  там  скачет  разведка,  возвращения  которой  он   ждет   с   таким
нетерпением?
   - Разведка вернулась? Немедленно ко мне! - крикнул он  джурам,  которые
дремали,  сидя  в  седлах.   И,   повернувшись,   стал   всматриваться   в
противоположный берег реки, хотя там не мог увидеть ничего, кроме  черного
силуэта безграничного леса, окутанного вечерней мглой.
   - Чауши от Высокого Порога святейшего его  милости  султана,  -  издали
скороговоркой доложил всадник, галопом выскочив на холм.
   Мухамед Гирей всегда недолюбливал чаушей султана, постоянно наблюдавших
за ним - отпрыском непокорного ханского рода. Во  время  этого  похода  он
оторвался было от чаушей и совсем не ждал их появления в  такой  тревожный
момент. Ведь он не визирь  турецких  войск,  а  свободный  вожак,  потомок
Чингисхана. Зачем нужны на молдавской земле эти султанские чауши?  Прибыли
они  случайно  или  уже  кто-нибудь  успел  сообщить  султану  о  позорном
поражении Мухамеда Гирея? Кто бы это мог, кто посмел это сделать?
   Мухамед Гирей натянул поводья, и усталый конь,  послушно  повернувшись,
тронулся с места. Позор  поражения  не  затуманил  разума  молодого  хана,
понимавшего,  что  он  всего  лишь  наказанный  и  помилованный   султаном
бунтовщик. А чауш обладает  здесь  полнотой  власти,  предоставленной  ему
султаном,  милость  которого  безгранична.  Пусть  вразумит   меня   аллах
всемогущий: как вести себя  с  этими  чаушами?  Повернуть  коня  в  степь,
перейти к казакам, обмануть их бдительность и убежать за Волгу?
   Но Мухамед Гирей не повернул коня и, как кролик в пасть удава, двинулся
навстречу приехавшим. Два чауша в роскошном одеянии,  украшенном  золотом,
на лошадях с дорогой сбруей рысью поднимались на холм. Пышность их нарядов
скрадывалась в вечерних сумерках, но ее ясно представлял себе человек, так
сильно жаждавший быть в числе  приближенных  султана.  Послов  сопровождал
отряд воинственных янычар, которые на своих свежих конях  легко  выскочили
на взгорье.
   Мухамед Гирей, подчинившись воле Высокого Порога, соскочил с  лошади  и
пешком пошел им навстречу. Вытащив из ножен изогнутую саблю - ее,  так  же
как и сивого коня, подарила  султанша  перед  походом,  -  он  почтительно
приложил горячую от жары сталь ко лбу. Идти в  таком  неудобном  положении
было трудно, но зато этим  проявлялось  уважение  к  султану  в  лице  его
послов. Мухамед Гирей хотя не  привык  подчиняться  чьей-либо  власти,  но
покоряться силе султана был вынужден.
   "Скорее бы уже стемнело!.." - нервничая, прошептал  он,  идя  навстречу
чаушам.
   Оба чауша  тоже  остановились,  заметив  достойное  похвалы  проявление
уважения  к  ним  со  стороны  мятежного   сына   хана.   Мухамед   Гирей,
остановившись в нескольких шагах от них, низко поклонился, приложив руку с
саблей к сердцу.
   - Слава всевышнему аллаху и его правой руке на земле, святейшему  среди
мусульман, солнцу  очей  наших,  Высокому  Порогу  в  преддверии  будущего
правоверных, великому султану боевой салем! - не раздумывая, не подыскивая
выражений, сплетал Мухамед Гирей словесный венок покорности и  уважения  к
султану.  Потом  он  выпрямился,  взмахнул  саблей  перед   Искандер-беем,
опередившим своего товарища Али-бея, чауша жены султана.
   По обычаю, как равные с равным, обнялись чауши  с  сыном  хана  и,  как
принято было в таких случаях, наговорили ему много  лестных  слов.  Однако
Мухамед  Гирей  почувствовал  леденящий  холодок  в  словах  Искандер-бея,
подчеркнутую сдержанность посла султанши.
   Как хозяин степного стана, он пригласил гостей в свой шатер, стоявший в
лощине. Никому из них не хотелось начинать серьезный  разговор  на  холме,
тем более в ночное  время.  Медленно  спускались  они  в  лощину,  изредка
перебрасываясь словами, расспрашивая друг друга о здоровье родственников и
знакомых.  Вошли  в  шатер,   освещенный   четырьмя   сальными   плошками,
разливавшими  неровный  свет.  Следуя  примеру  хозяина,  чауши  совершили
омовение рук, словно воздавали хвалу Магомету, перед началом такой  важной
беседы.
   Мухамед Гирей обратил внимание  на  то,  что  Искандер-бей  внимательно
осматривает убогую обстановку его шатра: потертые ковры,  смятые  подушки,
старый медный чайник, таз для мытья рук. В шатре не было  богатой  добычи,
которая свидетельствовала бы об удачном походе султанского визиря,  и  это
для  опытного  чауша  было  свидетельством  поражения  крымских  войск  на
казацкой земле. Впрочем, о Том же говорил и облик  хозяина  шатра.  Обычно
оживленный, с наглыми  искорками  в  глазах,  развязный  и  самонадеянный,
Мухамед Гирей сидел сейчас словно с креста снятый:  бледный,  осунувшийся,
будто даже постаревший, с дряблым лицом, сухой, как  азовский  лещ.  Глаза
поблекли, черные веки покрылись пылью, губы потрескались. Даже усы гордого
Мухамеда Гирея были растрепаны, не  свисали  черными  серпами  на  редкую,
давно не бритую бороду. Малахай был надвинут  на  уши,  бобровый  мех  его
свалялся от пыли и дождей.
   Да, не сладко  пришлось  воину!..  Один  только  внешний  вид  был  для
Искандер-бея  подтверждением  правдивости  страшных  вестей  о   поражении
зазнавшегося авантюриста.
   Беседа   началась   сразу:   Искандер-бей   почувствовал,    что    ему
представляется возможность удовлетворить свое оскорбленное самолюбие,  так
глубоко уязвленное благосклонностью, которую оказывала молодая влиятельная
султанша этому блудному сыну угасающей славной династии крымских ханов.
   -  Надежда  мусульманского  мира  султан  Ахмет  Первый  обеспокоен   и
встревожен длительным отсутствием вестей от  гордости  славного  крымского
рода Мухамеда Гирея о его походе  на  псов-гяуров  с  целью  присоединения
прадедовских  земель  Орды,  лежащих  за   Сарыкамышем.   Что   случилось,
аллагуакбар? [молитвенное восклицание (турецк.)] Среди войск  -  ропот,  в
шатре визиря - убогость, а среди гвардейцев -  гордости  султана  -  ходят
какие-то  слухи  о  неудачном  поединке  мужественного  богатыря  Мухамеда
Гирея... - начал льстивый и хитрый Искандер-бей.
   - Велю вырвать языки этим  болтунам...  Нам  действительно  не  удалось
дойти... до Киева. Эти днепровские собаки, возглавляемые  самим  шайтаном,
только услышав, что идет Орда, убежали с острова! А оказывается,  все  это
было хитростью, обманом, ялан... [ложью (турецк.)] Нас завлекали  в  глубь
Украины, и казаки беспрерывно и неожиданно нападали  на  нас  из  лесов  и
днепровских оврагов.
   - Всех ли врагов назвал краса  воинственного  Крыма  Мухамед  Гирей?  -
вмешался в разговор чауш молодой султанши Али-бей.
   Мухамед Гирей даже вздрогнул от неожиданности, уловив  в  этом  вопросе
поддержку.
   -  Казацкие  ватаги  бежали  от  такого  большого   крымского   войска,
усиленного султанской гвардией! Поэтому нет ничего  удивительного  в  том,
что сам гетман Жолкевский  торопился  им  на  помощь  со  своими  наемными
жолнерами, вооруженными пороховыми ружьями.  Жолкевский  напал  с  севера