Аввакум плотно прикрыл ее,  чтобы
не мешать богослужению. Только спустившись по  ступенькам  во  двор,  отец
Аввакум удивленно  развел  руками.  Турок  внимательно  и  с  нескрываемым
превосходством присматривался теперь к этому служителю  храма  "неверных".
То ли в его душу закралось подозрение, то ли он обдумывал какой-то  хитрый
ход. С отвращением сплюнул, надевая на голову малахай, помахал рукой своим
воинам. Казалось, что  теперь  ему  стало  все  понятным.  Турецкие  воины
сошлись вместе и долго совещались в сторонке, настороженно посматривая  на
храм и священнослужителя. Не по себе было отцу Аввакуму от этих  взглядов.
Потом, оставив несколько матросов на страже у  храма,  они  обошли  вокруг
него и с воинственным видом направились снова в лес.
   То ли они убедились, что пошли по ложному следу, то ли решили применить
какую-то свою тактику, чтобы перехитрить монаха. С тревогой в  сердце  тот
вернулся в храм, где по-прежнему продолжалось богослужение.



9

   А Варшава, король, шляхта тоже лихорадочно готовились к войне.
   Страна жила в напряжении, словно натянутая до предела струна. Тревожные
и с каждым днем все более грозные вести с Днестра приходили в  королевский
дворец. Война с Турцией наконец должна была избавить  Польскую  Корону  от
позорной зависимости, от бесконечных прихотей султана. К этому  стремились
не только правители Вены, но и всей Европы.
   Об этом мечтали не только правители великой Польши во главе с  королем,
но и весь народ! Да и султан разошелся не на шутку. Запретил кому бы то ни
было выступать против воины. Казнил всех, кто осмеливался это делать...
   После долгих колебаний и суетливых сборов король Сигизмунд Ваза наконец
сам выехал из Варшавы, чтобы во Львове или южнее его  возглавить  всеобщее
народное ополчение.
   Наконец-то сам король возглавит ополчение!..
   - Сам Иисус Христос и папа римский благословили Речь Посполитую,  чтобы
под моим королевским началом она сбила спесь и высокомерие с  зазнавшегося
султана! -  точно  молитву  произнес  король,  садясь  в  пышную,  хотя  и
тяжеловатую для военных походов карету с золотыми гербами.
   Пять пар подобранных под цвет золотистой  кареты  лошадей  стремительно
ринулись в  путь,  везя  короля  на  поля  кровавых  битв,  где,  напрягая
последние силы, жолнеры и казаки сражались с турецкой ордой.
   Торжественный отъезд короля на политые кровью и усеянные  трупами  поля
сражений у Днестра больше напоминал траурную церемонию,  чем  триумфальное
шествие всемогущего монарха.
   Народ воспрянул духом, восприняв  пышный  выезд  короля  на  войну  как
символ безопасности страны. Правда, продвижение короля  к  месту  сражения
было таким же медленным, как и подготовка к отъезду. Словно и не на  войну
он ехал. Часто останавливался по пути, чтобы подписать все новые  и  новые
послания старостам края. Рескриптами и приказами он поторапливал шляхту  с
ее войсками, чтобы они поскорее объединились в могучую армаду  посполитого
ополчения под его монаршим началом.
   Бесконечные переодевания короля, как того требовал  придворный  этикет,
то  в  походное,  то  в  официально-гражданское  одеяние  отнимали  немало
времени. Они тормозили продвижение королевского военного кортежа.
   Но Сигизмунд III был уверен, что он всегда будет  королем,  что  бы  ни
произошло под Хотином или в другом месте. Пускай кричит Криштоф  Радзивилл
об  опасности,  которая  угрожает  Польше  со  стороны  шведского   короля
Густава-Адольфа.   Сигизмунд   Ваза   больше   верил   в   свою    звезду,
благословленную иезуитами и  папой  римским,  чем  каким  бы  то  ни  было
тревожным депешам и сообщениям гонцов, скакавших к  нему  со  всех  концов
государства.
   Во время остановок в  пути  король  наряжался,  как  для  торжественных
дворцовых приемов. Непременно садился в кресло, надевал на голову монаршую
бобровую шапку. Кружевной белоснежный воротник, плотно  облегавший  шею  и
веером  спадавший  на  плечи,   делал   Сигизмунда   скорее   похожим   на
венецианского дожа, чем на "первого  шляхтича  Короны"  с  великопольскими
традициями и нарядами. Адамасская шелковая мантия, черные парижские  чулки
и лаковые туфли  с  золотыми  пряжками  и  драгоценными  камнями,  как  на
перстнях, были необходимыми атрибутами королевского убранства.
   Во время этих остановок и  приемов,  точно  шумный  рой  пчел,  монарха
окружали многочисленные посланники, кардиналы ордена, адъютанты с высокими
военными  званиями.  Они  стремились  не  к  канцлеру  Льву  Санеге,  а  к
находившемуся в походе королю!
   С каждым днем увеличивалось  число  дипломатов,  иезуитов  и  курьеров,
сопровождавших короля в его походе. Сигизмунда встречали воеводы, старосты
и сопровождали дальше командиры все новых  и  новых  отрядов  поспольства,
призванного в армию.
   По  строжайшему  повелению  короля  на  приемах  в  пути   предпочтение
отдавалось гонцам, прибывшим с поля битвы  под  Хотином.  Они  принимались
королем вне всякой очереди. Ведь где-то под Хотином в обыкновенном полевом
шатре лежит в лихорадке его сын-наследник Владислав. Именно как  наследник
престола он требовал заботы короля, надеялся на нее. Владислав, как сын от
первой из двух жен короля - сестер-австриячек, не был избалован  отцовской
любовью. Но все же он - наследник, предопределенный судьбой!..



10

   Дипломаты,  иезуиты,  воеводы  тянулись  за  королем  тяжелым  хвостом,
надоедая ему своими требованиями, советами. Особенно иезуиты!  Они  готовы
были даже воздух, которым дышит король, заменить крестом и Евангелием.
   - Адъютанта ко мне! - велел Сигизмунд перед очередным приемом.
   Красивый мазур-полковник тотчас явился, бряцнув блестящими шпорами.
   - Кто сегодня прибыл на прием  и...  какие  самые  неотложные  дела?  -
сдержанно поинтересовался король.
   - Очевидно, его милость подканцлер пан Липский... - начал адъютант.
   Но король перебил его:
   - Пан Липский, как и сам канцлер, без предупреждения может lada  chwila
[в любое время (польск.)] заходить  ко  мне,  полковник.  А  кто  есть  из
гонцов?
   "Lada chwila" король произнес особенно подчеркнуто. Адъютант  воспринял
это как признак раздражения короля или иронического отношения к  польскому
государственному языку. Так уж повелось у королей польской шляхты:  король
Стефан Баторий, венгр  по  происхождению,  даже  с  женой  разговаривал  с
помощью переводчика. Да и то - на латинском языке. Его крылатое  выражение
- Non decet regem psittacum esse [королю неприлично быть попугаем (лат.)],
- стало любимым афоризмом и высокомерного Сигизмунда Вазы...
   - Ваше величество, снова прибыли гонцы от королевича  Владислава  и  от
старосты Любомирского.
   - Не староста, а польный гетман, который героически  заменил  покойного
Яна Кароля Ходкевича. Какое-то  проклятие  лежит  на  королевских  польных
гетманах. Вот уже второй пал смертью храбрых  на  кровавом  поле  битвы  в
Молдавии. Кто еще?
   Гонцов, которых надо было  принять  в  первую  очередь,  собиралось  по
нескольку на каждый прием. И так изо дня в день...
   И вот после недельного беспокойного  похода  из  Варшавы  до  Львова  к
Сигизмунду прибыл гонец гусарского оршака, которому Заруцкий лично передал
донесение о казни казацкого атамана Бородавки.
   - Гонец из Киевского воеводства? Да, любопытно, любопытно! По-видимому,
пан  Томаш  Замойский  хочет  испросить  у  меня  совета,  куда  направить
соединение вооруженных посполитых, собранных из пяти украинских воеводств?
   - Гонцы пана киевского воеводы  тоже  со  вчерашнего  дня  ждут  приема
вашего королевского величества. А о соединении  посполитых,  как  изволили
сказать ваша милость, не стоит беспокоиться.  Но  здесь  прибыл  гусар,  -
смутившись, доложил полковник-адъютант.
   Король открыл глаза, чуть приподнял голову и снова опустил ее, сидя "на
тропе". При этом он еще раз взглянул на белоснежный кружевной  воротник  -
признак королевского могущества.
   - О чем докладывают гусары? - на немецком языке спросил король.
   - Известный вашему  королевскому  величеству  слуга  ротмистр  Заруцкий
предательски убит джурой полковника Сагайдачного банитованным Вовгуром.
   - Убит Заруцкий? -  Дорожное  Евангелие  тут  же  выскользнуло  из  рук
короля. - Тот самый Заруцкий, которому...
   - Именно он, ваше величество...
   - Поймали, наказали преступника?
   Адъютант многозначительно развел руками. Только спустя некоторое  время
тихо добавил:
   - Точно вихрь налетел этот изменник, как рассказывает курьер. На глазах
у сотни гусар его величества... ускакал в лес. Известно, что это был  один
из любимых джур пана Сагайдачного, а родом...
   Король, словно его кто-то толкнул в спину, поднял голову:
   - На кой леший мне нужна родословная  этого  опришка,  убийцы!  Позвать
гусара  ко  мне.  Сам  желаю  услышать  позорное  донесение,  коль  убийца
доверенного королевского слуги ускользает из рук целого отряда беспомощных
воинов.
   Адъютант  ушел  выполнять  приказание  разгневанного  короля.  Убийство
Заруцкого - чрезвычайное событие для  короля.  Ведь  правительство  шляхты
направляло Заруцкого с особым поручением не без ведома  короля.  Наоборот,
это делалось по его приказу... И только что чрезвычайный гонец  Владислава
известил его о казни Бородавки. Король хотел  услышать  это  и  от  самого
исполнителя воли Речи Посполитой. А казаки, оказывается, уже стали  мстить
за это шляхте. Заруцкий первая жертва. Кто же будет следующей?..
   - Позор! В шляхетской Польше правит не  король,  а  любой  диссидент...
казак, банитованный...
   Сигизмунд Ваза нервно ходил по комнате, ожидая гонца-гусара. Но  увидел
не гусара, а сразу троих совсем нежданных. Одного из  них  он  знал  очень
хорошо. Однако был удивлен появлением его здесь. Изящно  одетый,  молодой,
Ежи Оссолинский первым поприветствовал короля. Оссолинский  завершал  свое
образование в Вене, Париже  и  последнее  время  в  Лондоне,  одновременно
выполняя дипломатические поручения, не гнушаясь и грязных  шпионских  дел.
Что заставило его так поспешно прибыть из Лондона к нему на аудиенцию?..
   Почтительно став на одно колено, этот молодой, но уже бывалый  дипломат
поцеловал протянутую руку короля.  Пересыпая  родную  речь  латинской,  он
произнес:
   - Рекомендую вашему королевскому величеству прославленного  воина  Речи
Посполитой,  ныне  полковника  Стройновского,  шляхтича  из   юго-западных
областей нашей страны! Сам же я приехал  на  несколько  диен  из  Лондона,
чтобы взять жену. И вдруг встретились...
   Запыленный после дальней дороги, добираясь  на  лошадях  из-под  самого
Хотина, давно не бритый, в  потертом  в  боях  полковничьем  мундире  и  в
казацкой шапке с малиновым шлыком, полковник действительно поразил короля.
Он по-военному подошел к королю, учтиво поприветствовал его, склонив  лишь
голову. Порывисто снял шапку и по-казацки сунул ее себе под мышку.
   Король даже улыбнулся в ответ на оригинальное приветствие этого  хорошо
известного  ему  по  рассказам  и  документам  воина,  боевого   побратима
Александра Лисовского.
   - Станислав Стройновский из Стройнова имеет честь  приветствовать  вас,
ваше королевское величество! Сейчас я возглавляю  большой  отряд  польских
воинов, направляющихся  по  приглашению  вельможного  пана  графа  Михайла
Альтана в чешские области австрийской империи.
   Родной полковнику польский  язык  не  удивлял  короля,  хотя  почтенная
шляхта старается разговаривать с королем  если  не  на  латинском,  то  на
смешанном немецко-польском языке. Польского языка король  не  признавал  и
даже ненавидел его. И поэтому с трудом понял только то, что  полковник  со
своим войском  лисовчиков  направляется  на  любимые  королем  австрийские
земли. Его радовало, что они идут помогать цесарю. А ведь полковник прибыл
из-под  Хотина,  где  принимал  участие  в  боях  с  турками,  и  мог   бы
проинформировать короля о положении на фронте.
   После разговора с двумя разными по своему положению и возрасту людьми у
короля сразу поднялось Настроение. У него вылетели из  головы  все  нудные
заботы о посполитом рушении, а вместе с тем и мысли об этой ужасной  войне
с турками.
   К тому же в комнате находился еще и  третий  воин,  вошедший  вместе  с
этими двумя. Молодой, запыленный  в  пути,  вооруженный  по-походному.  На
голенищах желтых сапог еще виднелись следы  от  ремней  шпор.  Нахмуренные
брови   делали   его   каким-то   слишком   суровым,   сосредоточенным   и
неприветливым. Войдя, он тотчас сорвал с головы шапку и,  остановившись  у
порога, поклонился королю.
   Поздоровавшись  с  Оссолинским  и  Стройновским,  король  взглянул   на
третьего гостя. Вошел вместе с ними  -  очевидно,  по  одному  и  тому  же
государственному делу. Потом вопросительно посмотрел на Ежи  Оссолинского,
как на близкого к Короне человека.  Но  на  немой  вопрос  короля  ответил
полковник Стройновский:
   - А это, прошу ваше королевское величество, приднепровский казак, джура
Петра Сагайдачного Лысенко-Вовгур.
   Король нервно вздрогнул, услышав имя убийцы Заруцкого.  Именно  в  этот
момент Лысенко сделал шаг  от  двери,  почтительно  и  в  то  же  время  с
независимым видом поклонился королю.
   - Так это и есть Вовгур, джура полковника Сагайдачного?..
   - Да, ваше королевское величество. Это он покарал ротмистра Заруцкого.
   - Поступок... - снова начал  король,  захлебываясь  от  злости  или  от
приступа грудной жабы.
   -  Достойный  королевской  воли  и...  награды!   -   смело   продолжил
Стройновский. И добавил: - Прошу, ваше  величество,  выслушать  до  конца.
Разговор у нас долгий, неотложные дела  заставили  прибыть  сюда,  оставив
своих лисовчиков на границе Австрии.
   Король снова вздрогнул, услышав ненавистное  слово  "лисовчики".  Хотел
было  что-то  возразить,  но   молодой   полковник   предостерегающе,   не
придерживаясь придворного этикета, приподнял  руку.  Король  только  пожал
плечами, покачал головой, готовый  выслушать  Стройновского.  Восторженные
слова о лотровском войске показались королю  проявлением  самовлюбленности
полковника.
   -  Суд  и  казнь  над  казацким  гетманом  Бородавкой  совершена,  ваше
королевское величество, - продолжал Стройновский. - Но ведь Бородавка  был
вожаком сорокатысячной казацкой армии, которая  своей  отвагой  и  умением
побеждать  неверных  в  конце  концов  решает  исход  войны  под  Хотином,
возвеличивая Польскую Корону! Прошу поверить мне,  живому  свидетелю  этой
необыкновенной храбрости казаков  на  Днестре,  охваченных  великопольским
патриотизмом. А  эта...  неожиданная  смерть  прославленного  запорожского
гетмана только усиливает недовольство казаков. Разве такой  награды  ждали
они от своего короля, прошу прощения, ваше величество?! А  ведь  их  около
сорока тысяч прекрасно вооруженных воинов!  Стоит  ли  нам  так  обострять
отношения с приднепровскими казаками,  которые,  искренне  веря  обещаниям
Короны, самоотверженно сражались за Днестром? Ведь они  не  самозванцы,  а
благородное ратное товарищество, богатыри, которые считали за счастье  pro
patria mori [умереть за  отчизну  (лат.)].  Или,  может,  Речь  Посполитая
больше не нуждается в хороших воинах в такое тревожное для нее время?..
   - Но ведь суд!.. - нетерпеливо возражал король, прерывая пламенную речь
полковника. Король не обижался на него. Таков уж своеобразный  характер  у
полковника,  который  так,  можно  сказать,  оригинально  разговаривает  с
королем.
   - Суд и слова покойного гетмана Ходкевича выражали волю короля. На небо
уповал покойный, полагаясь только на казацкую ловкость в военном  деле.  С
такой верой и погиб. Королю, на мой взгляд, именно сейчас ах как не к лицу
так... беспардонно, если так можно выразиться, поступать с казачеством. Мы
должны оценить это и поблагодарить казаков за военную услугу королевству!
   - Такая услуга, ваше королевское величество! Пренебречь ею  -  означало
бы лишиться  наших  ратных  героев!..  -  подчеркнул  молодой,  одетый  по
английской моде дипломат Оссолинский.
   -  Неужели  шляхтичи  забыли   о   грозном   предостережении   сенатора
Збаражского,  что  потворство  лисовчикам  пагубно  отразится   на   нашей
политике? Казаки, ратные герои... Но ведь они  враги  моей  веры!..  -  не
сдержавшись, раздраженно провизжал король.
   - Вера короля - непоколебимый  столп  нашей  государственности!  Но  не
казаки и тем паче не лисовчики расшатывают ее, ваша  милость.  Возьмите  к
примеру хотя бы Бетлена Габора да и  всю  явную  и  тайную  протестантскую
коалицию, ваша милость... Может быть, и не следует благодарить казаков, но
проявить в какой-то мере монаршее признание их смелости, ловкости и отваги
необходимо. Кстати, и  об  этом  отважном  воине,  который  именем  короля
покарал Заруцкого... Да, да, именем короля, ваша милость.  А  казакам  еще
гетманом Ходкевичем обещано не вступать без их согласия  и  участия  ни  в
какие переговоры с неверными. Вдруг какой-то  Заруцкий  убивает  казацкого
гетмана за спиной короля!.. Таким  образом,  оказывается,  что  король  не
только не причастен к этому, скажем прямо, злодейскому убийству  казацкого
гетмана, по и выразил  милостивую  благодарность  герою,  ставшему  судьей
убийцы...
   Король испуганным взглядом окинул комнату. Его дрожащие монаршие руки в
перстнях опустились, а глазами он искал, на  что  можно  опереться.  Затем
сделал несколько шагов к своему креслу-трону и остановился возле  него.  С
благодарностью посмотрел на молодого и такого надежного  своего  дипломата
Ежи Оссолинского. Однако в его взгляде  чувствовались  и  растерянность  и
восхищение, будто он до сих пор еще сомневался, нет ли здесь  какой-нибудь
оскорбительной  для  чести  короля   интриги,   так   искусно   скрываемой
почтеннейшим дипломатом. Его послали в Англию, а он оказался здесь...
   - Ну что же, право, как король, я... собственно, и не был  уверен,  что
этот nihil hominis novus [ничтожный человек,  выскочка  (лат.)]  Бородавка
казнен. Однако, - он быстрым  взглядом  окинул  гостей  и  остановился  на
Стройновском, - в Речи Посполитой каждого убийцу королевского слуги теперь
всюду подстерегает если и не законная расправа, то месть шляхты.
   - Юноша Вовгур отныне станет воином моей армии, называемой лисовчиками,
хотя под таким именем и воюют уже казаки Бетлена... Мои  лисовчики  уходят
за пределы Речи Посполитой.  Собственно,  с  этой  целью  прибыл  я  сюда,
оставив свое войско на австрийской границе. Война с турками уже окончилась
на Днестре.
   - Как это окончилась?..
   - В передней ждет приема пан Адам Кисель. Он прибыл гонцом  от  гетмана
Станислава Любомирского. Остальное доложит он... Я же  хочу  изложить  вам
свои соображения о все той же большой политике Речи Посполитой.  Шляхта  и
король не могут, не имеют права не реагировать на грозные события в Чехии.
Вам  известно,  что  чешские  плебеи,  называемые  народом,  все  активнее
поддерживают Бетлена и взбунтовавшееся дворянство, освобождаясь от  власти
австрийского цесаря. Что это явное выступление против европейского  плана,
пожалуй, ясно каждому. Но  это  может  послужить  примером  и  для  других
народов, в том числе и для  польского.  Бетлена  Габора  уже  поддерживают
протестанты всей Европы! Да что говорить... В его полках храбро  сражаются
мужественные казаки-лисовчики во главе с командирами из наших банитованных
и осужденных на смерть. Среди них есть поляки, пожалуй, даже шляхтичи типа
Зборовского...  Должны  же  и  мы,  используя   казаков,   помочь   цесарю
расправиться с бетленовским новаторством. Поэтому прошу  ваше  королевское
величество разрешить мне набрать из освободившихся людей новых воинов  для
пополнения поредевших в боях под Хотином моих полков лисовчиков. Не  нужно
бояться названия, как чучела, неразумно брошенного  сенатором  Збаражским.
Суть не в названии, а в  духе  времени.  К  австрийскому  императору  надо
прибыть не с горсткой героев, а с по