аивая свидание Хмельницкого с королем, пытался  трезво
оценить неблагоприятные для  полковника  условия,  сложившиеся  в  стране.
Варшава - столица!  Именно  в  ней  плетется  сеть  коварных  политических
интриг, ополячивания  украинского  народа.  Именно  тут  решается  и  его,
Богдана, судьба.
   - Может быть, пану наказному атаману лучше в закрытой карете поехать на
свидание   с   его   величеством   королем   Владиславом?   -    советовал
предусмотрительный  и  опытный   в   подобных   делах   дипломат   Иероним
Радзиевский.
   - Мне нечего прятаться в карете, я не преступник, а наказной атаман его
величества короля Речи Посполитой! - возразил Богдан Хмельницкий. - А если
нападут на  меня,  буду  отбиваться!  Пусть  жители  Варшавы  увидят,  как
шляхтичи воздают почести воинам  королевской  службы.  Я  здесь  отстаиваю
честь своего народа. Заодно и свою жизнь защищаю...
   На свежем гнедом коне из  конюшни  Радзиевского  Богдан  ехал  рядом  с
каретой сановника. Пятеро казаков во главе с Петром Дорошенко ни на шаг не
отступали от кареты, составляя своеобразный кортеж. Для варшавян это  было
привычно. Еще продолжались  бурные  заседания  сейма,  по  улицам  столицы
проезжали сенаторы из провинций необозримой Речи Посполитой. Сопровождение
у сенаторов всегда было пышным.
   Заранее предупрежденный, король готовился к встрече с  Хмельницким.  Не
много осталось у него прославленных полковников, которых он мог бы принять
как своих доброжелателей. Его нескрываемые симпатии к казакам приводили  к
козням и заговорам сенаторов против него. А это не только нервировало,  но
и  серьезно  настораживало  Владислава,  принуждая  его   подбирать   себе
преданных  сторонников.  Король  приказал  маршалку  двора  никого,  кроме
Хмельницкого, не принимать - он болен!
   Богдан тоже волновался, вспоминая о разговорах с Радзиевским в  корчме.
Трагедию  своего  положения,  опасность,  нависшую  над  семьей,  позорное
изгнание из родного  дома  он  воспринял  как  тяжелый  крест,  взваленный
врагами на его плечи. Но нести ли  это  бремя  -  решит  после  встречи  с
королем. На разъезжавшие по улицам Варшавы  кареты  сенаторов  не  обращал
внимания. Он был погружен в думы, как полководец окруженной врагами армии.
   Король  ждал  приезда  Хмельницкого.  Когда  ему  доложили  о  прибытии
Радзиевского с казачьим  полковником,  поспешно  кивнул  головой.  Тут  же
поднялся с кресла, пошел навстречу, хотя дверь была еще закрыта и шагов не
слышно было. "Разве  он  не  в  полковничьей  форме?  Или  шпоры  у  воина
заржавели в далеких походах?.." - подумал Владислав.
   Но в этот момент дверь, как всегда во время приемов,  резко  открылась,
зазвенели   шпоры.   Иероним   Радзиевский   вежливо   пропустил   Богдана
Хмельницкого к королю, ожидая, когда тот пригласит и его.
   Но приглашения не последовало. Возможно,  озабоченный  король  забыл  о
Радзиевском. Ведь он принимал своего наказного гетмана, возглавлявшего его
войска во Франции!
   Дверь  закрылась.  Встреча  короля  со  своим  подчиненным   фактически
превратилась во встречу окруженного врагами полководца с одним из немногих
преданных ему воинов.
   - Не надо, прошу пана!.. - сказал король, когда  Хмельницкий  опустился
на колено, чтобы приветствовать монарха. - Владислав  Четвертый  хотел  бы
принять вас не как слугу, а как союзника, соратника и друга, да будет  вам
известно, уважаемый пан полковник! Да, да, пан полковник!
   - Но мне стало известно... - порывался Богдан.
   - И мне известно.  Королю  должно  быть  все  известно,  уважаемый  пан
Хмельницкий! Могу лишь посочувствовать  вашему  горю.  На  Украине  сейчас
находится пан Осолинский. Будем  надеяться,  что  он  призовет  к  порядку
дебоширов!.. Недавно на сейме шляхтичи  разбирали  десятки  подобных  дел.
Напали на Ольбрихта Арцышевского, на заседателя  суда  Мартина  Скжицкого,
особенно отличается нападениями  и  разбоем  князь  Вишневецкий...  Такова
реальная действительность Польского государства. Дурную славу создает себе
знатная  шляхта  Речи  Посполитой.  Сейм  рассмотрит  и  позорное  дело  о
нападении на усадьбу полковника Хмельницкого! Я, как король, своей властью
потребую этого!
   - Но это чинило не государство, ваше величество, а...
   - А страна  анархии  шляхты  и  иезуитизма...  Присядем,  полковник,  и
поговорим об этом, как государственные мужи, а хотелось бы и... как друзья
в этом мире.
   Такой прием и тон короля поразили Хмельницкого. Ведь он шел  к  нему  с
жалобой и намерением потребовать  сатисфакции.  А  приходится  выслушивать
жалобы самого короля. В словах короля звучала тревога за судьбу  страны  и
страх за свою собственную жизнь.
   - Король имеет право сказать: моя жизнь - это жизнь страны и ее народа!
А могу ли сказать это я, Владислав Четвертый, королевствуя вот уже столько
лет? Страна, ее народ из года в год скатываются, как  по  крутому  горному
склону, едва успевая удовлетворять алчные аппетиты шляхтичей. Не король, а
шляхта  управляет,  подчиняя  интересы  страны   интересам   собственного,
благополучия. Шляхта взяла на свое вооружение религию. Иезуиты завлекают в
свои сети влиятельнейших магнатов,  даже  королевского  брата,  наследника
престола, втянули!
   -  Что  я  слышу,   ваше   величество?   Да   королю   же   подчиняются
государственные люди, сенаторы, наконец, армия, гетманы, полковники.
   - Все это фикция, уважаемый пан полковник. Фикция в условиях господства
распущенной знатной шляхты! В этой стране есть король, но  в  ней  есть  и
зловещее либерум вето! Именно этим страшным правом  и  пользуется  шляхта,
лишая короля всякой возможности проводить законы в  сейме,  отказаться  от
ежегодной выплаты позорной дани султану... Королю Речи Посполитой не с кем
разговаривать вот так,  как  с  вами,  пан  Хмельницкий.  Я  сожалею,  что
своевременно,  присваивая  вам  звание   полковника,   не   назначил   вас
главнокомандующим вооруженных сил страны. Весьма сожалею...
   -  Это  на  десяток  лет  раньше,  ваше  величество,  сделало  бы  меня
банитованным.  Даже  существование  на  земле   покорного   слуги   вашего
величества давно бы стало таким же проблематичным, каким  оно  есть  ныне.
Ведь из-за благосклонности  ко  мне  вашего  величества  моих  детей,  как
щенков, выгнали из родного дома, меня самого по навету  предателя  осудили
на смерть.
   - Знаю. Но я еще король и имею хоть какую-то власть.
   В это время отворилась дверь и вошла  королева  Мария  в  сопровождении
Иеронима Радзиевского.  Ее  высоко  поднятая  голова  свидетельствовала  о
неуважении к своему мужу  -  королю  Речи  Посполитой.  Придерживая  подол
своего длинного платья, она прошла мимо Владислава, даже  не  взглянув  на
него, подчеркивая этим пренебрежительное отношение к нему, о чем знали  не
только в столице.
   - Прошу простить меня, ваше величество,  за  мое  вмешательство,  но  я
хотела опередить коронного гетмана пана Николая Потоцкого,  который  хотел
сейчас войти к вам. Я  считала  своим  долгом  спасти  вас  в  создавшемся
положении или хотя бы предупредить. Королева в  любое  время  имеет  право
зайти  к  своему  мужу.   Пан   коронный   гетман   взволнован,   озабочен
неблагополучием в нашей стране...
   Король Владислав бросил растерянный взгляд на  Радзиевского,  посмотрел
на Хмельницкого, как бы умоляя дать ему какой-нибудь совет.
   - Что я  могу  посоветовать  вашему  величеству?  Пан  коронный  гетман
согласно конституции... - начал было Радзиевский, подбирая слова, чтобы не
разгневать ни короля, ни королеву.
   - К черту вашу конституцию, знаю! У меня на приеме полковник,  которого
мы по милости ее величества посылали во  Францию,  чтобы...  чтобы  в  его
отсутствие обесчестить гнусной клеветой, обвинить в измене  родине  и  тем
временем поглумиться над семьей!.. Конституция!..
   - Но коронный гетман настаивает, в его руках армия!
   - Лучше бы с этой армией устраивал парады в честь шляхты...  Пригласите
сюда пана коронного гетмана!  -  приказал  Владислав  стоявшему  в  дверях
маршалку, едва сдерживая себя.



7

   Когда маршалок вернулся и с поклоном открыл дверь, король уже  сидел  в
кресле. Усталость делала преждевременно  состарившееся  лицо  озабоченного
правителя серым и непроницаемым. Владислав достал  платочек  с  золотистым
гербом короны и вытер чело.
   Вошел гетман Потоцкий, звякнув шпорами. На его сабле и  поясе  блестели
золото и драгоценные камни. Пышные усы придавали лицу родовитого  шляхтича
особенную горделивость.
   Потоцкий, пристально посмотрев  на  короля,  королеву  и  Радзиевского,
смерил Богдана грозным взглядом всесильного.
   - Произошло что-то страшное в войске, пан коронный  гетман?  -  торопил
король, стараясь быть твердым, хотя голос его дрожал.
   - Произошло, ваше величество... Произошло то, чего  не  должно  быть  в
цивилизованной стране!.. - Потоцкий гневно посмотрел  на  Хмельницкого.  -
Произошла измена, позорная для чести Речи Посполитой! Об этом я  уже  имел
честь докладывать вашему величеству и сейму!
   - Что же именно? - Король поднялся с кресла.
   - А то...  Да  что  же  меня,  коронного  гетмана  государства,  король
принуждает  говорить  обо  всем  этом  в  присутствии   изменника   нашего
государства?
   - Имя? - глухо промолвил король.
   - Полковник  Хмельницкий!..  -  далеко  не  тоном  победителя  произнес
Потоцкий.
   - Ложь! - воскликнул Хмельницкий.  -  Вы  изменяете  государству  своей
политикой попирания прав украинского народа! Вот  это  является  настоящей
изменой отечеству! Не мир и спокойствие страны нужны вам,  а  междоусобная
война! - И Хмельницкий вызывающе шагнул навстречу Потоцкому.
   Потоцкий не ожидал такой смелости от  обвиненного  в  измене  человека,
такой достойной шляхтича независимости в отстаивании своей чести. И стоял,
словно заколдованный. Позор! Коронному гетману на приеме у  короля  нечего
возразить этому банитованному изменнику. Ведь ему следовало  бы  приказать
маршалку позвать свою охрану, чтобы арестовать Хмельницкого и  заковать  в
кандалы...
   Успеют ли? Законы подобных поединков по-своему  решают  секунды.  Казак
вооружен. Хмельницкий значительно скорее  выхватит  саблю,  чем  подоспеет
вооруженная охрана гетмана. А слава об этом казаке уже разнеслась по  всей
стране!
   - Имеет ли право заподозренный в  измене  воин  приходить  на  прием  к
королю вооруженным и так открыто апеллировать к  его  величеству,  возводя
оскорбительную клевету на  всю  королевскую  Речь  Посполитую?  Пусть  пан
полковник устанавливает  свое  алиби  перед  сеймом,  -  спокойнее  сказал
Потоцкий.
   - И установлю! Но только  ли  перед  сеймом,  на  котором  безраздельно
господствуют  сенаторы  и  его  милость  пан  Потоцкий,  а  не  наделенные
государственным умом представители народа!
   Потоцкий хотел было ответить Хмельницкому, но король,  стоя  у  кресла,
поднял руку:
   - Пусть так бендзе! [будет  (польск.)]  Дело  чигиринского  полковника,
наказного атамана наших войск во  Франции  Богдана  Хмельницкого  еще  раз
вынесем на  обсуждение  сейма.  И  непременно  в  его  присутствии!..  Пан
коронный   гетман   позаботится   о   безопасности    полковника    и    о
беспристрастности при рассмотрении  дела,  касающегося  его  чести...  Пан
Потоцкий хочет еще о чем-то поговорить с королем?
   -  Да,  ваше  величество.  Но  хотел  бы...  -  Потоцкий  посмотрел  на
Хмельницкого.
   - Разумеется, без посторонних,  как  всегда,  -  согласился  Владислав,
довольный своей победой.



8

   Обездоленный Богдан ждал  в  Варшаве  решения  сейма  до  самой  осени.
Сенаторы пожелали выслушать и вторую сторону в рассматриваемом ими деле  и
послали гонца за Чаплинским. А Потоцкий лично советовал Хмельницкому:
   - Полковнику лучше всего ждать решения сейма в корчме Радзиевского.
   Нужны ли теперь Богдану, выбитому из колеи, какие-то решения сейма? Его
судьба всецело зависит от подстаросты Чаплинского. Но стоит ли и возражать
против предложения коронного гетмана? Да. Он  ждал  справедливого  решения
сейма, хотя уже и убедился в том, что  ему  самому  нужно  искать  пути  к
лучшему своему будущему.
   Еще летом он отправил из Варшавы на Украину своих друзей казаков.  Мало
осталось их у него. А сколько гонцов ему  нужно  разослать  во  все  концы
этого суетного мира!
   - Обо мне, Петр, не беспокойся, - успокаивал Богдан  Дорошенко,  -  сам
король приставил ко мне надежную охрану. В Чигирин  буду  ехать  не  один.
Вишь, как охраняют меня...
   - У панов шляхтичей свои порядки. Король велит одно, а коронный гетман,
говорят люди, делает по-своему. Боюсь я за тебя, пан Богдан, - беспокоился
Дорошенко.
   - Ах, если бы ты знал, Петр, как осточертело мне это  слово  "пан",  да
еще когда так обращаются свои люди! Не тревожься. Не в лесу же  я  остаюсь
среди разбойников. Потоцкий и  без  короля  отдавал  такое  же  приказание
гусарам. Да если и случится что, буду защищаться, покуда смогу  держать  в
руке саблю. Мне теперь все равно. Поезжайте, на великие дела провожаю вас!
Да не забудь сказать, что "убегаешь в полк", оставив  банитованного.  А  в
Москве...
   - Знаю, что в Москве, Богдан!.. Добраться бы до  нее,  воспользовавшись
этой суматохой...  Так  что  же,  ждать  тебя  в  приказе  или  встретимся
где-нибудь?
   - Подождешь у путивльского воеводы, но уже с вестями от царя.
   Дорошенко взял с собой двух казаков, а еще двоих  направил  к  Серко  и
Золотаренко во Францию. Они должны были передать им приказ Хмельницкого  о
немедленном возвращении казачьих войск на Украину.
   Богдан остался ждать решения сейма в Варшаве лишь с одним  субботовским
казаком  Гаркушей.  Разъехались  его  казаки,  словно   вырвались   из-под
надоевшего заключения.  Для  вида  они  даже  поругались  между  собой  на
конюшне, чтобы не вызывать подозрения. Ночью и выехали из Варшавы,  словно
бежали от полковника.
   Хмельницкий дождался еще большего позора. Сенаторы в  своем  кругу  уже
решили его судьбу. На сейме свели, словно  двух  петухов,  Хмельницкого  и
Чаплинского с его "шляхетскими претензиями". И осмеяли Богдана,  опозорили
публично.
   - Вопрос о донесении полковника Пшиемского советую, панове, передать на
суд Чигиринского полка, как вопрос об  измене  сотника  их  полка...  -  в
заключение предложил коронный гетман сенаторам.
   Краткая, но пламенная речь одного из провинциальных  сенаторов  о  том,
что таким решением шляхта сама подрубает сук, на  котором  сидит,  вызвала
только злое осуждение со стороны Потоцкого.
   После этого уже никто не решился выступить против предложения коронного
гетмана. Даже король и тот воздержался. Казалось всем,  что  будет  лучше,
если" решит дело беспристрастный и справедливый полковой суд.
   Даже сам Хмельницкий не возражал против этого  соломонова  решения.  Он
выходил из дворца вместе с  депутатами  сейма.  Шел,  пошатываясь,  словно
пьяный, думая о своей дальнейшей судьбе. И не видел перед собой  никого  и
ничего.
   А его ждал не только Гаркуша. На привязи стояло трое коней, а не  двое.
Вдруг он увидел Станислава Хмелевского, шедшего ему навстречу.
   - Не грезится ли мне, Стась? Боже мой, как нужен мне именно сейчас  ты,
твой совет! - обрадовался Богдан. - Скажи,  что  мне  делать,  где  искать
правды, спасения?..
   - Постой, постой, Богдан! Ради этого и приехал сюда. Я  сию  же  минуту
должен исчезнуть, пока никто не заметил нас вместе.  Сенаторы  сейма,  как
Иуду за сребреники, склонили  на  свою  сторону  коронного  гетмана.  Тебя
ошельмовали и обрекли на смерть... Надо спасаться! Как друг,  предупреждаю
тебя:  предательство!  Уже  снаряжены   отряды   гусар,   которые   должны
сопровождать тебя до Чигирина. Среди  них  есть  такие,  которым  поручено
расправиться с тобой. Берегись! Приказано заковать тебя в цепи или  отсечь
голову и привезти ее Потоцкому!
   В отчаянии Хмелевский наскоро пожал Богдану руку,  вскочил  на  коня  и
вмиг исчез, словно ветром его сдуло.
   - На когда приготовить  пану  полковнику  гусар  для  сопровождения?  В
Чигирин или в Киев направится пан Хмельницкий? - не моргнув глазом спросил
молодой ротмистр уже возле корчмы Радзиевского.
   - Думаю, что задерживаться мне здесь незачем, пан  ротмистр.  Наступает
осенняя распутица, развезет дороги. Если можно, хотел бы  выехать  завтра,
после завтрака. И, конечно, в Чигирин, в полк, ведь  пан  ротмистр  и  сам
видит, что со мной остался только один казак!  -  с  неподдельной  горечью
сказал Хмельницкий.
   Поверил ли хитрый ротмистр? Кажется, поверил. Но сейчас Богдан  уже  не
доверял даже собственным впечатлениям.
   ...Утром, как условились, отряд гусар во главе с  ротмистром  прибыл  к
корчме Радзиевского.
   Но при въезде во двор им сообщили:
   - Хмельницкий,  вызванный  королем,  еще  в  полночь  выехал  со  своим
казаком.
   И гусары, словно гончие  псы,  бросились  к  коронному  гетману,  чтобы
уведомить его об этом. Решили узнать у короля. Сначала король удивился,  а
в  душе  обрадовался,  что  Хмельницкому  удалось  бежать.  Он   долго   и
настойчиво,  словно  сообщник,  расспрашивал  придворных  о   Хмельницком.
Наконец через маршалка сообщил:
   - Полковник Хмельницкий всю ночь, до рассвета, ждал приема у короля, но
король не смог принять банитованного.
   Потоцкий догадывался, что его  ловко  обвели  вокруг  пальца.  И  лично
отправил гонца в Киев и Чигирин с приказом:
   - Поймать! Заковать и доставить ко мне на суд! Будет  сопротивляться  -
снять голову! И король дал звание полковника такому лайдаку!
   -  Как  это  могло  случиться,  пан  полковник?  -  вмешался  полковник
Скшетуский, стараясь показать своему грозному гетману, что он  не  обратил
внимания на проявление такого непочтения к королю.
   - Вот так и случилось, уважаемый пан полковник! С  этой  минуты  судьбу
этого изменника Корона вручает в руки вооруженных гусар. Посылаю в  погоню
за ним и свой отряд во главе с вашим сыном, пан полковник. Нех пан  мчится
за этим бандитом! - в заключение подчеркнул Потоцкий.



9

   Еще днем  Хмельницкий  спокойно  разговаривал  с  Горуховским  о  своей
встрече с королем:
   - Удивляюсь, пан Янчи-Грегор, почему так поздно назначил его величество
пан Владислав это свидание. Ведь утром  я  должен  выехать  с  гусарами  в
Чигирин. Там полковой суд должен окончательно  разобраться  в  моем  деле.
Большое спасибо пану за гостеприимство и приют.
   - Стоит ли благодарности? Для всех один закон, уважаемый пан полковник.
Пан Иероним уже мне намекал о недовольстве коронного гетмана тем,  что  мы
приютили пана Хмельницкого.  Пан  Иероним  всю  вину  свалил  на  меня,  -
очевидно, придется мне нести  наказание  за  это.  И,  говоря  откровенно,
трепещу в предчувствии грозной немилости пана коронного  гетмана.  Гетманы
по-своему измеряют век слуг корчмы. Учился при отце на часового мастера, а
что будет дальше со мной, не знаю...
   Богдан  встревожился  перед  отъездом,  увидев  во  дворе  двух  хорошо
вооруженных, даже с самопалами, воинов  на  оседланных  конях.  Спросил  у
Гаркуши:
   - Что это за всадники? Куда едут?
   - Признаюсь, пан Богдан: это я подговорил их ехать с нами,  -  виновато
промолвил чигиринский казак. - Недовольны хлопцы, ропщут на свою судьбу...
   - Хватит, наслужились у пана Иеронима, хотим бежать от  этой  проклятой
жизни к казакам, - подъехав к Богдану, сказал один  из  всадников.  -  Пан
Гаркуша согласился взять с собой и нас. В  дальней  дороге  одного  казака
пану полковнику мало...
   - Так сразу и согласился? - удивился Богдан.
   - Да что вы, пан полковник! О казацкой свободе мы уже давно беседуем  с
Гаркушей, еще с первых дней нашего знакомства  на  этом  постое.  Коронный
гетман  вооружил  нас,  своих  крепостных,  навоевались   уже.   А   снова
становиться крепостными не хотим, уважаемый пан полковник. Хотя и нелегкая
судьба ждет нас на Днепре, но все же - сам себе пан!
   Поверил или только с