е?  -  заинтересовался  этой
новостью Богдан.
   Он знал, что Жолкевский вместе с королевой взяли его под  защиту  после
событий, происшедших во Львове, на площади Рынка. Он был благодарен за это
своему высокому патрону.  И  все  же  юноша  затаил  в  душе  недоверие  к
шляхетским милостям. Ведь Богдан не  только  избавил  от  казни  Ганджу  и
Юркевича, но еще и  пренебрег  королевским  прощением  -  не  вернулся  по
амнистии отцов администраторов в коллегию, даже не  дал  о  себе  знать  и
уехал с купцами. Иезуиты и шляхтичи, наверное,  видят  в  этом  проявление
неблагодарности и "своеволия хлопского"...
   С  этими  воспоминаниями  невольно  пришла  мысль  и  об  увлечении  им
торговлей во Львове. Еще недавно хотелось ему строить свою жизнь так,  как
от души советовали добродетельные львовские купцы-армяне,  особенно  самый
мудрый из них - Корнъякт, убеждавший Богдана стать купцом...
   Но какой непреодолимой стеной  оградили  его  от  купечества  стычка  с
турецкими захватчиками на Могилевщине и их закон кровной мести! В торговле
тех времен первостепенное место занимал турецкий рынок  Стамбула.  А  ведь
именно турки и заарканили Богдана на  одном  из  их  торговых  путей.  Уже
тогда, спасшись от волосяной петли, Богдан почувствовал острую неприязнь к
купцам  Стамбула,  которые  торговали  награбленными  в   других   странах
товарами...
   Пока Богдан раздумывал, его окончательно убедили в том,  что,  если  бы
они теперь захотели вернуться  назад  с  переправы,  им  уже  не  было  бы
возможности. Беспрерывным  потоком  двигалась  с  шумом  и  песнями  масса
вооруженных людей, увлекая за собой Хмельницких. На правом  берегу  Днепра
пришлось   задержаться,   пока   проходила   конная    хоругвь    казаков,
направлявшаяся к зданиям монастыря. Казаки большей частью вели  на  поводу
измученных разномастных коней, разминая затекшие от долгой езды  ноги.  За
спинами казаков покачивались длинные копья, сбоку висели кривые  сабли.  У
многих за плечами торчали ружья, но не видно  было  ни  единого  лука  или
колчана. Богдан искал глазами сотников, есаулов,  хорунжих.  Самые  звания
эти были для юноши чудесной музыкой. Хорунжий!..
   К старшему Хмельницкому подъехал молодой, но, видать, уже закаленный  в
боях всадник. У него за спиной не было  ни  копья,  ни  ружья.  Только  за
поясом, по-турецки сплетенным из зеленого сафьяна, торчали два  пистолета.
Серая смушковая шапка валахской работы, с голубым  донышком,  лихо  сбитая
набекрень, едва держалась на бритой потной голове.
   - Эй, чьи люди, кто такие? - еще не подъехав вплотную  к  Хмельницкому,
крикнул он.
   - Подстароста Чигиринского староства, молодец Дмитро, - ответил Михайло
Хмельницкий, узнав запорожца Гуню.
   - Эвва-а!  Дай  бог  здоровья,  пан  Михайло,  -  улыбнувшись,  ответил
запорожец, также узнавший Хмельницкого.  Он  присматривался  к  всадникам,
жмуря глаза. - Твой? - спросил, кивнув головой в сторону Богдана.
   - Как же, сын, пан Дмитро. Здравствуй, казаче. Давненько не видались мы
с тобой.
   - Давненько, что и говорить. С позапрошлого  года,  еще  когда  Лаща  с
Яцком провожали, не был я в Чигирине. Вот с каких пор,  пан  Михайло...  А
это  тот  рыцарь  Богдан?  Слышали,  слышали,  казак.  Максим  Кривонос  с
Подольщины не нахвалится тобой. И конячка  у  тебя  подходящая...  -  даже
вздохнул он, поглядев на своего измученного гнедого. -  На  казацкий  Круг
приехали, пан Михайло?
   Михайло Хмельницкий громко засмеялся. Этого еще недоставало! И без того
староста упрекает его при всяком удобном случае: якшаешься,  говорит,  пан
подстароста, с прощелыгами!
   - Да бог святый с вами, молодец! Вольны ли мы, подстаросты, иметь  дело
с казаками?
   - В неслужебное время, пан Михайло,  чигиринскому  подстаросте  это  не
мешает... Вместе с вами прикордонье для коронной шляхты охраняем...
   - А Максим в Терехтемирове? - поторопился Богдан переменить  неприятную
для отца тему разговора.
   - Кривонос, хлопче,  одновременно  бывает  в  трех  местах.  Вездесущий
казак, как бог! Наверное,  здесь...  Если  хотите,  пан  Михайло,  давайте
проедем к монастырской площади, там сейчас все. Охотно помогу разыскать, -
предложил запорожец.
   Он сказал что-то казаку, стоявшему рядом, и тот отъехал к отряду.
   - Очень хотим, пан Дмитро! - вместо отца поспешил ответить Богдан.
   Гуня сразу же повернул коня вправо к площади.



10

   На площади, забитой вооруженными  людьми,  которые,  казалось,  бродили
здесь без всякой цели, становилось все теснее. Казаки то волнами двигались
куда-то, то группировались и горячо о чем-то спорили. Хмельницкие - отец и
сын - пропустили между своими свежими конями Дмитра Гуню на его изнуренном
и сейчас будто приободрившемся гнедом. Казаки узнавали атамана низовиков в
таком, можно сказать, торжественном сопровождении и,  расступаясь,  охотно
давали проезд. Порой кое-кто, не сдержавшись,  хлопал  ладонью  по  сытому
крупу буланого, на котором ехал совсем молодой,  но  на  удивление  бравый
казак. И конь, будто зная, что с ним играют, только водил ушами. Богдан  и
ревновал своего коня, и в то же время испытывал удовольствие  оттого,  что
казаки уделяли ему столько  внимания.  Над  площадью  стоял  гул  голосов,
лошадиное  ржание.  На  деревянной  колокольне  Терехтемировского   собора
колокола пробили полдень.
   - А пропустят ли казаки Левобережья моих чигиринцев?  У  нас  там  есть
женщина, - забеспокоился подстароста, оглядывая площадь, улицу, тянувшуюся
мимо собора, переходившую в дорогу на Межиречье, на Корсунь.
   Все  было  заполнено  вооруженными  людьми.   И   привыкший   управлять
староством  Хмельницкий  ужаснулся:  какой  волей  надо  обладать,   чтобы
руководить этим разбушевавшимся морем! А Гуня успокаивал его:
   - Среди казаков всегда  найдется  кто-нибудь,  если  и  не  в  Чигирине
начинавший казаковать, то неподалеку от него.  А  пани  Мелашку  Пушкариху
уважают и за Порогами еще с той поры, когда, может быть, и самого Чигирина
не было...
   Несколько казаков и джур охраняли вход в монастырь.  На  привязи  возле
тына стояли кони, переступавшие с ноги на ногу.  Дмитро  Гуня  соскочил  с
седла и тихо, как свой человек, спросил одного из часовых:
   - Кажется, Федь? Скажи-ка, паря, нет ли на полковничьей раде Кривоноса?
   - Кривоноса? Это тот из вольных подолян, Максим  Кривонос,  что  на  их
манер "бысь", "мись" говорит?
   - Да тот же, тот. Спрашиваю: не там ли он случаем? - Гуня показал рукой
на деревянный дом, возвышающийся над кустами терна и цветами.
   - А где же ему быть! Но я знать не знаю и ведать не ведаю,  не  велено,
пан атаман...
   - Ну и хорошо, раз не велено - не  говори!  -  посмотрел  он  на  своих
громко засмеявшихся спутников. - Возьмите, хлопцы, коней. Нам на раду.
   - И ему? - спросил Федь, кивнув головой в сторону Богдана.
   - Именно пану Богдану и нужен  Максим  Кривонос,  -  решительно  сказал
Гуня, пропуская впереди себя молодого казака в малиновом кунтуше.
   - Подожди, подожди, пан Дмитро! - крикнул дежурный у ворот. - Пускай уж
лучше джура позовет Максима. Беги, Яков! Скажи, пан Кривонос срочно  нужен
атаману... Да вон и сам казак - легок на помине. Пан Максим!..
   - Бегу. Спешу. Сам бог вас посылает!.. - выкрикнул Кривонос.
   Богдан с  Гуней  прошли  в  ворота.  Им  навстречу  по  дорожке  спешил
Кривонос, без шапки, разгоряченный и, по всему  видно,  обрадованный,  но,
как обычно, суровый, с нахмуренными клочковатыми бровями.
   - Со счастливым прибытием, пан Хмельницкий! - крикнул он,  обращаясь  к
стоявшему за воротами подстаросте. - Рад видеть  в  полном  здравии  брата
Богдана!.. - И он крепко, по-мужски, порывисто обнял и поцеловал юношу.
   - Вижу в окно, вы подъезжаете к воротам.  И  кстати  же  ты,  Богданко,
прибыл! Здесь как раз такая перепалка идет  между  нашими  полковниками...
Знаю ведь... Богдась у иезуитов латынь  изучал,  а  пан  Дорошенко  поспал
джуру к батюшке-настоятелю, чтобы он  полковникам  ту  латынь  прочитал  в
послании гетмана Жолкевского к казакам. Может быть, ты, Богданко, поможешь
им справиться с клятым посланием королевского гетмана? Батюшка ведь только
по-церковному умеет, а пан Петр Конашевич до сих пор не приехал из  Киева.
Минута дела, пан подстароста. Отпустите хлопца, а  то  полковничий  писарь
ничего не смыслит в панской грамоте!.. Пан Дмитро, - обратился он к  Гуне,
словно уже получил  согласие  Богдана,  -  пусть-ка  ваши  казаки  устроят
где-нибудь пана чигиринского подстаросту на постой с его людьми, а немного
погодя я приведу туда казака Богдана...



11

   В  Белую  Церковь  по  западной  дороге  прибыл  с  войсками  Станислав
Жолкевский. Гетман, которому уже было под семьдесят лет, чувствовал, что с
каждым  днем  ему  становится  все  тяжелее   и   тяжелее   носить   бремя
"прославленного  победами  рыцаря   Речи   Посполитой".   Оглядываясь   на
пройденный путь, убеждался, что в самом деле сделано немало. Но и все-таки
долго топчется что-то он на одном месте. Еще  в  славные  времена  Стефана
Батория, после  победы  над  шведами,  он  вышел  на  это  политое  кровью
гетманское поле деятельности. И идет с той поры, не минуя  луж  крови,  не
закрывая  ушей  от  громких  стонов  сраженных.  После  смерти   друга   и
родственника Яна  Замойского  он  должен  был  бы  занять  пост  коронного
гетмана, уступив поле брани более молодым. И вот уже  скоро  будет  десять
лет, как он ждет этой королевской милости, таская саблю  польного  гетмана
по тернистым путям возвеличенной его победами Польши...
   И в этот раз снова прибыл усмирять казацкую вольницу.
   - "Казацкая вольница"... - вслух высказал свою мысль и засмеялся. -  Не
считает ли пан Януш, что в этот постулат "вольница",  прямо  как  в  бога,
веруют хлопы, выросшие на украинских просторах? - спросил Жолкевский Януша
Острожского, одного из самых рьяных членов сеймовой  комиссии,  выделенной
для усмирения казаков.
   - Нет, прошу вельможного пана гетмана, о чем здесь думать,  -  скучающе
заговорил Януш. Он укладывался на ковер, в тени раскидистых груш во  дворе
замка, чтобы отдохнуть от дорожной жары. - Просто хлопы распустились, беря
пример с лайдацкого низового  казачества,  и  сами  же  мы  виноваты,  что
распустили...
   Вельможный гетман промолчал. Он понимал, что казацкая  часть  населения
на  Украине  не  только  увеличивалась  количественно,  но  и  все  глубже
осознавала свои человеческие права.  Гетман-магнат  даже  в  таком  зрелом
возрасте должен был кривить душой, соглашаться на словах с общим  мнением,
твердить о том, что "хлопы  распустились".  Это  уже  стало  аксиомой.  Он
скрывал  трезвое   мнение   убеленного   сединой   человека,   обладавшего
государственным опытом, опасаясь  уронить  шляхетскую  честь,  опасаясь  и
настойчивости, с которой  украинский  народ  требовал  обещанных  казацких
прав.


   Уже два дня гетман сидит в  Белой  Церкви,  поджидая  остальных  членов
комиссии. Мог бы и не  ждать,  но  что  сделаешь,  имея  с  собой  горстку
жолнеров,  окончательно  разложившихся  во  время  пацификации  украинских
хлопов, избалованных легкой добычей. А Жолкевский иначе и  не  представлял
себе разговора с "прощелыгами", как на языке оружия. Одно дело понимать, к
чему стремится люд украинский, а другое - идти ему на уступки.
   Нет покоя Речи Посполитой. Каждый  день,  каждую  ночь  нужно  быть  на
страже, ожидая нападения турок... Наша политика на границе превратилась  в
какой-то  туго  затянутый  мертвый  узел.  С  одной   стороны   казаки   -
внушительная в современных условиях вооруженная сила,  на  которую  Корона
опирается в борьбе с теми же турками, а с другой  -  эта  сила  становится
страшной угрозой могуществу шляхты! Вот и выбирай тут!
   И снова, вопреки здравому  смыслу  и  собственной  совести,  Жолкевский
торопился разрубить этот сложный узел взаимоотношений  польской  Короны  с
казаками.
   В Терехтемиров он послал с письмом  к  казакам  подающего  надежды,  но
несчастливого  зятя  своего  Станислава   Конецпольского.   Этот   шляхтич
сравнительно молод, энергичен, в расцвете сил и безусловно искренне предан
интересам Речи Посполитой.
   В  своем  послании  Жолкевский  советовал  казакам  не   цепляться   за
устаревшие требования, смириться и разойтись по домам, оставив  в  реестре
лишь около трех тысяч казаков  для  несения  сторожевой  службы  на  южной
границе. Советовал также не забывать и о  том,  что  стало  с  непослушным
Наливайко. Ведь и сейчас он прибыл на Украину не один, а с войском!
   Эти заключительные слова послания немного пугали старого гетмана.  Ведь
войска-то и не было, а была горсточка -  "жменя",  как  говорят  хлопы.  К
счастью, прибыл Януш Острожский с отборным княжеским полком. Это уже  была
сила, и, опираясь на нее, гетман мог пригрозить неугомонным хлопам.
   Как раз во время беседы с князем Янушем под  раскидистой  грушей  джуры
сообщили  о  прибытии  остальных  членов   комиссии   с   немалочисленными
вооруженными отрядами. Наконец-то!  Вместе  с  Янушем  Заславским  прибыли
конные солдаты - рейтары, подошел  подольский  полк  каменецкого  старосты
Калиновского, а с ним и Ян Данилович, явившийся тоже не с пустыми  руками.
Вместе с шестьюстами жолнерами самого гетмана войско старост  представляло
собой надежную вооруженную силу! Теперь-то  голос  гетмана  будет  звучать
убедительно, если придется разговаривать  с  "панами  казаками"  и  языком
сабли. К сожалению, это единственный убедительный разговор,  испробованный
гетманом еще на Солонине!..
   - Наконец, уважаемые паны, наконец! - здороваясь, высказал гетман  свое
удовлетворение тем, что съехались все  члены  комиссии,  да  еще  с  таким
войском. - Никаких радикальных мер, прошу  панов,  я  не  предпринимал  до
приезда членов комиссии.
   - Встречались ли вы, вашмость, с верховодами тамошней казацкой черни? -
спрашивал Данилович, больше на правах мужа любимой дочери гетмана,  нежели
члена комиссии.
   - Пан Янек все с шуточками... - ответил гетман. - Считаю, что принимать
у себя казацких  представителей  -  провозглашать  vivat  [да  здравствует
(лат.)] хлопам - это... сто крот  дяблов!  Кроме  того,  зачем  давать  им
легальную трибуну, с которой  они  могли  бы  требовать  "давно  обещанные
привилегии". Как представитель сеймовой комиссии я направил в Терехтемиров
пана Станислава Конецпольского с ультимативным посланием к их сборищу.
   - И как гетман, прошу вельможного пана, - угодливо добавил Заславский.
   - Паны будут отдыхать или совет держать? - не  спрашивал,  а  предлагал
Жолкевский. Старому вояке надоело ждать.  Он  хотел  действовать.  -  Наши
противники,   уважаемые   паны,   стянули   в   Терехтемиров   не   только
представителей  казацких  полков,  но  также  и  представителей  от   всех
лайдацких шаек,  которые  промышляют  на  Украине.  На  сборище,  кажется,
прибыли и русские казаки с Дона...
   - А по какому поводу явились донцы? - заинтересовался Калиновский.
   - Для разбоя повод один: "поход против басурманов", прошу  панов.  Ведь
наши Дорошенки, Барабаши, Яцки и  поседевший  в  морских  походах  Бурляй,
видите ли, в Европе провозглашены учителями морских баталий!.. - горячился
Жолкевский.
   - Вельможный пан Станислав не назвал еще одну восходящую звезду морских
баталий, пана Сагайдачного, - вставил Януш Острожский.
   Жолкевский,  повернувшись  к  Острожскому,  пытливо  глянул  на   него,
стараясь понять: насколько серьезно говорил тот о воспитаннике  острожской
коллегии. О Сагайдачном у него было  свое  мнение,  на  него  он  возлагал
немалые надежды.
   - У этого обедневшего шляхтича из Самборщины в самом деле, прошу панов,
есть заслуживающий похвалы военный талант... - начал было гетман.
   Но  его  невежливо  перебил   Заславский,   который   похвалы   другому
воспринимал как личную обиду:
   - Известно, что Сагайдачный обладает талантом  побеждать  женщин.  А  о
военных победах... впервые слышу, вашмость вельможный пан гетман.
   -  У  пана  старосты  память   коротка.   Нетрудно   вспомнить   походы
Сагайдачного с королевичем под Кромы или  даже  недавнюю  его  победу  над
ордой Мухамеда Гирея, которые, очевидно, убедят пана, что Конашевич  очень
способный  воин.  А  что  касается  защитника  женской  чести,  то   прошу
обращаться  к  пану  Янушу,  отлично  разбирающемуся  в  этом.  Если   пан
Заславский потерпел поражение в поединке с Конашевичем, в таком  рыцарском
поединке, то... можем лишь посочувствовать ему от чистого  сердца,  однако
зачем умалять достоинства победителя...
   Это была шутка, да еще и произнесенная таким уважаемым  человеком.  Что
же тут скажешь? Все весело засмеялись.  Кто  же  из  присутствующих  здесь
старост не знал о том, что обаятельная Анастасия,  урожденная  Павченская,
выскользнула  из  рук  пана  каменецкого  старосты,   став   женой   Петра
Сагайдачного?..
   Серьезный разговор как-то сразу оборвался. Паны старосты еще не знаю  о
скрытых  симпатиях  гетмана  к  этому  многообещающему  казацкому  вожаку.
Жолкевский возлагал на Сагайдачного большие надежды  и  пытался  приручить
его, не учитывая, однако, того,  что  умный  атаман  постепенно  объединял
вокруг себя не только  казаков,  но  и  весь  украинский  народ,  стараясь
опереться на широкие социальные круги.
   Члены комиссии разошлись, чтобы дать указания  старшинам  своих  войск,
решив собраться вечером,  когда  возвратится  из  Терехтемирова  Станислав
Конецпольский.



12

   Наступила теплая украинская ночь. Белая Церковь,  окруженная  коронными
войсками, еще  с  раннего  вечера  настороженно  умолкла.  Совсем  недавно
прошумела здесь грозная и в то  же  время  радостная  буря  -  казаки  под
руководством   наказного   гетмана   Петра   Сагайдачного   разгромили   в
окрестностях Белой Церкви несметную орду татар и турок. По  улицам  города
прошли тысячи вооруженных и обезоруженных людей. Жители Белой  Церкви  всю
неделю приветствовали победителей, принимали  к  себе  в  дома  отбитых  у
захватчиков пленников,  украинских  людей  из  побужских  и  поднепровских
степей.
   И еще не утихли разговоры об этих событиях, не забылся пережитый страх,
как словно из-под земли вынырнули отряды коронных войск и  окружили  Белую
Церковь. Снова, хотя и было воскресенье, девушки не пели на  берегу  Роси,
мещане не выходили  побеседовать  за  ворота  на  улицу,  торговцы  прежде
времени закрывали свои рундуки и корчмы. Люди не поверили гетману, который
объявил, что его  войска  направляются  на  Низ  для  отражения  нападения
крымчаков. В народе ходили разные  слухи,  но  преобладал  один  -  гетман
прибыл сюда для усмирения казачества, в угоду турецкому султану... К  тому
же жители Белой Церкви хорошо помнили недавнюю кровавую  битву  гетмана  с
Наливайко у стен их города. Вот и погасили они каганцы в домах пораньше.
   В  это  самое  время  по  Ольшанской  дороге  мчались  крылатые  гусары
Станислава Конецпольского, будто спешили укрыться от  наседавшего  на  них
врага за спасительными воротами  Белой  Церкви.  В  ночной  темноте,  мимо
охраны  у  городских  ворот,  пронеслись  причудливые   силуэты   пегасов,
проскакавших по мосту в замок.
   У ворот замка посланец гетмана Конецпольский соскочил с коня, отдал его
джуре и, спросив у дежурного старшины, где гетман  Жолкевский,  направился
прямо в его покои.
   Если бы гетман не поднялся со своего кресла и не пошел навстречу своему
посланцу, наверное, члены комиссии так  и  не  сдвинулись  бы  с  мест,  -
слишком кичились они не  столько  даже  высоким  званием  членов  сеймовой
комиссии, сколько своим положением влиятельных  старост  Речи  Посполитой.
Следом за гетманом  первым  медленно  поднялся  Острожский  и  тоже  пошел
навстречу воеводичу. Покручивая усы, вскочил  Данилович.  Затем  поднялись
Заславский и Калиновский.
   - Честь и слава вельможному пану  гетману,  желаем  здоровья  уважаемым
панам!  -  по-моло