ьск.)]  наступила,
уважаемый пан полковник.
   - Да, конечно, наступила, пусть  мне  простит  уважаемый  пан  коронный
гетман. Сыну Скшетуского, погибшего от руки  Наливайко,  есть  из-за  чего
нервничать! Почему так позорно погиб  мой  отец,  уважаемый  пан  Николай?
Потому, что неразумно вея себя с простыми людьми,  не  так,  как  подобает
благородному человеку, уважаемый пан коронный гетман!.. Было время,  когда
польские паны позволяли себе шляхетские вольности. Посмотрите, какое пламя
народных  восстаний  охватило  Европу!  Чего  добивался  граф   Конде   от
Хмельницкого, нам  неизвестно.  Однако  мы  уверены,  что  Хмельницкий  не
замышлял ничего худого против приднепровского  народа...  Пора  бы  и  нам
более осмотрительно вести себя с людьми. Почему мы так  не  по-человечески
относимся к украинцам?
   У  Потоцкого  все  шире  и  шире  открывались  глаза,  он  не   понимал
полковника, беседовавшего  с  ним,  как  шляхтич  со  шляхтичем.  Но  ведь
Хмельницкий не шляхтич, и  устранение  его  является  победой  шляхты  над
врагом. Неужели шляхтич, потомок знатного рода поляков, не понимает этого?
Неужели он не понимает, что Хмельницкий становится грозной  силой,  и  это
ясно не только знатной шляхте, силой которой, к большому сожалению,  хочет
воспользоваться  и  король  в  борьбе  за  самовластье!  А  это   страшно.
Хмельницкий может  стать  опасным  оружием  Владислава  в  его  стремлении
ограничить права шляхтичей!
   - Ведь Хмельницкий не шляхтич, пан  Скшетуский,  а  хлоп,  обученный  в
иезуитской коллегии по милости великого  гетмана  Жолкевского!  Разве  пан
Тобиаш не знает о том, что ученого хлопа надо бояться больше, чем бешеного
пса! Хмельницкий сейчас в наших руках, благодарение Езусу, - поднял  вверх
руку коронный гетман, словно хотел дотянуться к наивысшему для него судье.



24

   В пылу спора,  раздумий  и  тревожных  настроений  коронный  гетман  не
заметил, как в зал вошел по-дорожному одетый взволнованный воин.
   - Что еще случилось? Снова гонец и  снова  экстренный?  -  встревоженно
спросил Потоцкий.
   - Хмельницкий сбежал из-под ареста! - тихо произнес гонец, словно прося
у хозяина прощения за то, что испортил ему праздничное настроение.
   - Будьте прокляты, сволочи!.. Посадить на кол! -  исступленно  закричал
коронный гетман.
   - Но, уважаемый пан коронный гетман, некого сажать на кол. Хмельницкого
освободили сами гайдуки, которые охраняли  его  в  холодной!  -  продолжал
гонец, предполагая, что гетман не понял его сообщения.
   Потоцкий растерянным взглядом окинул гонца, потом  Скшетуского,  прижал
руки к груди и даже посинел от ярости и испуга.
   - Как это произошло, докладывай, хлоп! - наконец  промолвил  гетман.  -
Где в это время находился мой сын, пан Александр?  Где  были  его  войска?
Почему и каким образом удалось этому гунцвоту вырваться из холодной?  Ведь
мне докладывали, что отковали новые запоры, сам подстароста позаботился об
этом...
   - Вот я и докладываю вашей милости  коронному  гетману,  что  запоры-то
сделали новые, а людей для  охраны  Хмельницкого  поставили  тех  же.  Сам
подстароста назначил четырех самых исправных гайдуков. Все они  чигиринцы,
ну и убежали вместе с заключенным. Все они  ушли  к  Карпу  Полторалиха...
Передавали люди, что Хмельницкий был на  могиле  своей  жены,  -  говорят,
плакал. Будто бы, давая клятву казакам, сказал, что  смерть  жены  на  все
открыла ему глаза. "Не Данило Чаплинский, - сказал он,  -  а  целая  шайка
великопольской шляхты делает  украинских  детей  сиротами.  Мы  им  этого,
оказал, не простим никогда..." А тут еще одна новость,  ваша  милость  пан
коронный гетман.
   -  Какая?  Говори!  Вижу,  хороший  подарок  решили  преподнести   мне,
коронному гетману, верноподданные Короны в канун рождества!
   - Из Австрии возвращаются наши жолнеры и  казаки.  В  Европе  подписали
мир...
   - Ну и что же тут за новость, черт возьми!
   - Да еще какая! Вместе  с  этим  войском  возвратился  из-под  Дюнкерка
какой-то сын Кривоноса с целым полком  казаков,  вооруженных  французскими
самопалами. Полковник Мартын Пушкаренко с таким же оружием вернулся оттуда
в Лубны. Иван Золотаренко тоже уезжал из Чернигова на войну во Францию,  а
когда вернулся оттуда, был незаслуженно обижен паном Адамом  Киселем.  Вот
он и окопался с целым полком казаков в Нежине,  объявив  себя  полковником
Нежинского казацкого полка...
   Коронный гетман махнул рукой. Хватит, хватит! Подошел  к  столу,  налил
кубок вина и залпом выпил. Затем повернулся лицом к Скшетускому,  упершись
обеими руками в стол, и почти шепотом сказал:
   - Что вы теперь скажете, пан  полковник?  Как  видите,  пламя  народных
восстаний разгорается не только в Европе!
   - Пока что могу повторить то же самое, ваша  милость  пан  гетман.  Мне
было известно о возвращении из Европы войск наказного Хмельницкого.  Этого
и следовало ожидать после такого оскорбления и унижения их атамана.  Но  в
полках реестрового казачества насчитывается и без них  свыше  шести  тысяч
человек!
   - Не все же вернулись, уважаемые панове, -  промолвил  снова  гонец.  -
Какой-то полковник  Иван  Серко  остался  под  командованием  французского
гетмана...
   - Где сейчас Хмельницкий? - прервал его Потоцкий,  с  трудом  сдерживая
гнев.
   - Где он сейчас, не знаю, уважаемые панове. Пушкаренко привел из Европы
и его сотню чигиринских казаков из полка пана Кричевского.
   - Казаки этой сотни тоже ушли с предателем?
   - Говорят, что да. А куда ей деваться, если их атаман оказался в  таком
положении?  Теперь  около  трехсот  казаков  объединились   вокруг   него,
оплакивающего свою жену.
   - Где полки королевского стражника?
   Гонец и не собирался отвечать на вопрос, в тоне которого  чувствовалось
смятение, а не гетманская властность.  Он  обо  всем  доложил.  Скшетуский
махнул рукой. Гонец, поклонившись гетману, вышел из комнаты.
   - Должен признаться, Тобиаш, мне тяжело сознавать, что ты  более  мудро
оценил нынешнее положение Речи Посполитой, -  тихо  произнес  Потоцкий.  -
Поэтому тебе придется немедленно выехать на Украину и  гасить  там  пожар,
который мы, шляхтичи, неразумно раздули. Ведь взбунтовался какой хлоп! Под
его началом около трех сотен вооруженных головорезов! Нам надо обезоружить
Хмельницкого. Возможно, придется  восстановить  его  в  том  же  звании  и
назначить на полк, хотя бы и в Белой Церкви.
   Скшетуский понимал состояние коронного гетмана, озабоченного положением
в Чигирине. У Хмельницкого около трехсот казаков, но  чтобы  усмирить  их,
мало одного полка Барабаша!
   - Не поздновато ли беремся за ум, ваша милость? Боюсь,  слишком  резким
поворотом своей политики в  отношении  казачества  мы  лишь  выкажем  свой
испуг, хотя я и согласен с тем,  что  мы  должны  изменить  политику.  Ибо
похоже на то, что и без нашего вмешательства политика  в  отношении  наших
восточных границ претерпит обновление, подобно тому как это  происходит  с
деревьями, которые сбрасывают  с  себя  пожелтевшие  листья,  чтобы  снова
зазеленеть...  Но  нам  при  этом  следует  проявить  гибкость   и   ум...
Разумеется, я должен быть там, как уполномоченный пана коронного  гетмана.
Мне надо успеть уговорить, успокоить Хмельницкого, - может, и удержать  от
необдуманных действий. Он не шляхтич, но думаю, этой беды  можно  было  бы
уже давно избежать. Надо только не подчеркивать его происхождения во время
наших переговоров с  ним.  Если  и  зайдет  об  этом  речь,  признать  его
шляхетское происхождение. Надо спешить, чтобы он  в  таком  настроении  не
успел уйти на Сечь. Потому что если Хмельницкий отправится туда,  то  нам,
уважаемый пан Николай, трудно будет его вернуть  обратно.  Это  неразумно.
Путь к Сечи нам навсегда преградила Кодацкая крепость. Казаки обходят ее в
обоих направлениях, а нам...  Теперь-то  уже  и  в  одном  направлении  не
пройти. И последнее: советую вам, пан  гетман,  держать  при  себе  своего
сына. Тут он вам определенно пригодится...
   Скшетуский  звякнул  шпорами,  разбудив  задремавшего  маршалка   дома,
который  собирался  торжественно  сообщить  о   приезде   первых   гостей,
приглашенных на праздник.



25

   Черной ночью накануне рождественских праздников собрались в чигиринском
лесу возле Субботова казаки, ожидая приезда Богдана.  Именно  черной  была
эта молчаливая и морозная рождественская ночь в  лесу.  Казаки  передавали
друг  другу  весть,  что  реестровые  казаки,   возглавляемые   Барабашем,
выступили  из  Черкасс,  направляясь  через  леса   на   Смелу.   Комиссар
реестрового войска  Станислав  Потоцкий  с  жолнерами  спешит  в  Чигирин.
Возвратился из Киева к войскам и сын Потоцкого Стефан.
   Хмельницкий бродил по пожарищу субботовского хутора, словно привидение,
когда Карпо сообщил ему горестную весть о  продвижении  королевских  войск
вдоль Днепра.
   - Успеют ли  наши  хлопцы  поговорить  с  людьми  в  полках?  -  словно
очнувшись от задумчивости, спросил Богдан.
   - Несколько человек я послал еще позавчера, а Лукаш  днем  "сбежал"  от
меня...
   - Думаешь, они поверят, что он сбежал от нас?
   - Должны поверить...
   Карло помчался на Чигиринскую  дорогу,  выполняя,  возможно,  последнее
желание Богдана.
   Именно за этой дорогой  и  следил  Хмельницкий,  бродя  по  пожарищу  и
прислушиваясь к биению собственного сердца да к топоту  конских  копыт  на
дороге. Богдану подали коня. Он вскочил в седло, не расспрашивая, чей  это
конь, молча выехал на Чигиринскую дорогу. Навстречу  показались  всадники.
Кони их храпели от бешеной скачки.
   - Эй, кто на конях? - крикнул он, как было условлено.
   - И в седлах! - откликнулся Карпо.
   Придержали разгоряченных  коней.  Одновременно  с  Карпом  соскочил  со
своего коня и Станислав Кричевсккй. Это за ним ездил Карпо в Чигирин.
   - Полковника чигиринского или  друга-побратима  вижу  я!  -  воскликнул
Хмельницкий.
   - И полковник и друг, мой Богдан!  -  отозвался  Кричевский.  -  Друзья
встречаются по велению сердца, а полковники, может, и по воле злой судьбы.
Да к черту подобные разговоры в такую суматошную ночь! У нас  нет  на  это
времени.
   - Даже ад не лишит нас времени, дорогой кум!
   Положили руки друг другу на плечи, обнялись, как  настоящие,  искренние
друзья.
   -  Какая  злая  доля  разъединила   нас,   Богдан,   и   забросила   на
противоположные берега жизни!  Приходится  украдкой  встречаться  на  этом
пожарище, у могилы покойницы скрывать свои чувства.
   - Не хотелось бы мне, мой друг Стась, слышать это! Доля или обездоленье
одного из нас, как у близнецов, ранит  обоих.  Единственное  утешение  для
меня, что мне не нужно рассказывать тебе, все уже сказано  моими  злейшими
врагами. Хочу только обнять тебя на прощанье. А расстаемся мы с тобой,  по
всему видно, надолго, - может, и навсегда...
   - Не говори так, Богдан.  То,  что  расстанемся  надолго,  может,  и  к
лучшему. Ибо я верю, что время смоет всю эту  гадость.  Отправляйся  же  в
путь поскорее, потому что я уже получил приказ выступить с полком в погоню
за тобой.
   - Так ты выступаешь? - спросил его Богдан.
   - Да, Богдан, обязан выступить! Но не раньше  рассвета,  да  и  то  без
полковника Пешты. Поэтому хорошенько подумай, дружище,  -  пожалуй,  будет
лучше, если ты уйдешь немедленно отсюда. О том, что я уже изменил им, тебе
известно. Но изменить побратимству ой как тяжело!  А  что  тут  придумаешь
умнее, если таким, как я есть, пригожусь еще тебе, да и совесть моя  будет
чиста.
   Богдан уже не сдерживал своих чувств.
   - Нет, драться с тобой, Стась, не буду, - пускай рука у меня  отсохнет.
Даже если тебе придется напасть на меня, разве что своих хлопцев пошлю.  И
тогда велю тебя не трогать. Да, мне лучше уйти.
   - Уходи, друг, покуда не поздно, потому что могут настичь.  А  ведь  от
полковника Пешты на такой кляче тебе не убежать, это ясно.
   Оба умолкли, еще раз обнялись, прощаясь.
   - Если хочешь смерти Пеште, пошли его вдогонку за мной... Братское тебе
спасибо, Стась, за эти радостные минуты нашей встречи. Я все-таки заеду  к
детям, покуда твой Пешта соберется в погоню за мной.
   Хмельницкий направился к Карпу, державшему его коня.
   - Погоди, Богдан, - остановил его Кричевский. - Садись на моего коня, и
тебя на нем не только Пешта, но и сам нечистый не догонит. Так  велит  мне
чувство дружбы. На этой кляче ты далеко не уйдешь. Оставь ее  мне.  Скажу,
что  напали  казаки  Хмельницкого,  и  если  бы  не  доброта  пана   Карпа
Полторалиха, может быть, и  живым  не  остался  бы...  А  тебе  по-братски
советую: немедленно уходи отсюда! С детьми еще свидишься. Карпо присмотрит
за ними.
   Богдан вскочил на Стасевого коня. Конь зафыркал, присел на задние ноги,
словно брал разгон. А в  следующее  мгновение  заплясал  на  месте,  будто
примеривался, с какой ноги пускаться вскачь.
   - Убегаю, чтобы крепла наша дружба. Лучше бы нам не встречаться в  бою!
- крикнул Богдан, поворачивая  коня  в  лес.  Он  не  услышал,  как  Карпо
провожал его друга и ратного соперника.



26

   Коронный гетман вынужден был отложить поездку в Краков на  традиционные
рождественские праздники. Не до праздников было ему. Голова  раскалывалась
от дум, душу терзали сомнения, зароненные словами Скшетуского. Может быть,
болезнь пристала к сгорающему от злости коронному гетману.  С  Поднепровья
присылали гонца за гонцом. Тревожно начался  новый  год.  А  тут  еще  два
черкасских  полковника  прислали  ему  изменника.  Это  был  жолнер  Лукаш
Матулинский. Жолнер  уверял,  что  он  убежал  от  предателей  казаков  из
Чигирина. Полковник Барабаш, кажется, верит раскаявшемуся жолнеру, а Илляш
Караимович  теперь  не  доверяет  ни  одному  воину,  который  побывал   у
Хмельницкого.
   Так  доложил  Потоцкому  нарочный,  доставивший  Матулинского.   Гетман
пожалел, что именно сейчас нет рядом с ним полковника Скшетуского.  Он  бы
занялся этим нудным делом.
   - Если жолнер королевского  войска  изменяет  присяге,  он  заслуживает
смертной казни. Известно об этом пану жолнеру? - спросил коронный  гетман,
пристально глядя в глаза Матулинского.
   - Известно,  что  это  самое  справедливое  наказание  изменнику,  ваша
милость пан коронный гетман, - спокойно ответил Матулинский. - Но  я  ведь
не  изменял,  когда  по  приказу  вашей  милости  сопровождал   полковника
Хмельницкого...
   - По моему приказу? - удивился гетман.
   - А как же, ваша милость... Пан Радзиевский приказал: глаз не  спускать
с него, так велел его милость  коронный  гетман.  Так  и  действовали  мы,
покуда...
   - Почему же пан жолнер оказался у какого-то Дорошенко... или Карпа?
   - Потому, что не так-то легко нам, жолнерам, вырваться из их когтей.  У
каждого из них огнестрельное  оружие,  добытое  у  французов  или  немцев.
Должен был обдуманно поступать, ища путей к возвращению.  Вот  и  попал  к
черкасским полковникам. Думал, что они защитят меня, а получилось...
   - Хорошо пан рассказывает,  но  пусть  это  проверяют  сами  черкасские
полковники, - прервал Потоцкий оправдывавшегося жолнера. - Верните жолнера
к полковнику Илляшу, пускай он своим судом допрашивает и судит его. Или...
- вдруг он вспомнил свой разговор с полковником  Скшетуским.  -  Разыскать
полковника Скшетуского и передать ему этого жолнера. Пусть он разберется и
накажет...
   - Полковник Скшетуский выехал из Бара, ваша милость, - доложили гетману
джуры.
   Но гетман махнул рукой, - мол, приказ отдан.
   Старшина из отряда гетмана  лишь  руками  развел.  Где  теперь  найдешь
полковника Скшетуского, коль он так поспешно выехал из Бара. Очевидно,  он
по кратчайшей дороге через Умань направился в Чигирин. Возможно, он  и  не
остановится в Умани, - полковник не любит вслепую нарываться на опасность.
   Пришлось отправить Матулинского в сопровождении жолнеров по  кратчайшей
дороге в  Умань.  Жолнеры  торопились,  уже  приближался  вечер.  Старшего
гусара, возглавлявшего отряд из пожилых  жолнеров,  беспокоила  и  трудная
зимняя дорога, да и сам опасный заключенный.
   - Тебе, пан Лукаш, лучше  было  бы  умереть,  чем  тащиться  по  такому
бездорожью неизвестно куда, - сказал гусар, подъехав к  возу,  на  котором
везли Матулинского.
   - Умереть, говоришь, братец? Хорош совет, даже страшно слушать. За  что
я должен умирать, пан гусар? Разве я не мог бы вот так, как и  вы,  панове
жолнеры, вести какого-то изменника? Все-таки служба, а дома дети  ждут  на
праздник.
   - О детях уж лучше бы и не вспоминал, пан жолнер, - будь проклята такая
наша жизнь. Зарубим тебя где-нибудь в лесу -  кто  станет  проверять  нас?
Каждый изменник пытается бежать.
   Вначале Матулинскому  показалось,  что  гусар  шутит.  Четыре  жолнера,
ехавших впереди, не прислушивались к разговору, не  оглядывались  на  воз,
зная,  что  их  старшой  бдительно  следит  за  арестованным.  Матулинский
встревожился, подумав о том, что от этого кровожадного изверга всего можно
ожидать...
   - Что это, в честь праздника  шутит  старшой?  -  спросил  Матулинский,
пытаясь найти ключ к душе гусара.
   - Мне не до шуток! Вон, пальцы примерзают к оружию. Где-то у  черта  на
куличках эти Лубны?.. - в словах гусара звучала угрожающая решимость.
   -  Хотя  бы  в  костел  сводили,  чтобы  перед  смертью  очистить  душу
покаянием. Что я вам худого сделал, братья жолнеры, что пан гусар  на  мою
жизнь посягает? Я тоже был таким же подневольным слугой, как и вы,  но  не
убивал невинных...
   - Ты не раздражай меня своим жолнерством! Поймался  на  измене,  вот  и
помирай, а не разглагольствуй... - Старший гусар выхватил саблю из ножен.
   Колонна уже давно двигалась по лесу. Жолнеры, ехавшие впереди,  увидев,
что воз остановился, тоже придержали, коней.
   - Погоди, пан гусар, куда торопиться, вон уже следы видны. Может, скоро
нагоним пана Скшетуского и сдадим ему арестованного. Может, у человека и в
самом деле есть детки... - Конные жолнеры окружили воз, на  котором  лежал
арестованный, взялись за рукоятки сабель. Они стояли молчаливые, мрачные и
загадочные.
   Гусар испуганно оглянулся. Опустил карабелю, вложил ее в ножны.
   - Смотри, поверили!.. Гусары любят пошутить... - захохотал  он  слишком
громко, так что эхо разнеслось по лесу.
   - Поверили или нет, пан старшой,  а  полковнику  Скшетускому  я  обязан
доложить о вашем своеволии. Не так ли, панове жовнежи? - обратился ко всем
коренастый жолнер.
   - Или же давай, пан гусар, отпустим его, пусть  прячется  в  кустах  от
волков. Скажем, сбежал, и делу конец, - посоветовал другой жолнер.
   На дороге они увидели следы  сначала  одного,  а  дальше  целой  группы
всадников.  Возможно,  они  хотят  нагнать  полковника   Скшетуского   или
кого-нибудь другого... Жолнеры переглянулись между  собой,  посмотрели  на
старшого гусара. Однако  не  остановились,  когда  выехали  на  утоптанную
отрядом дорогу.
   - Что теперь скажет пан старшой? - обратились жолнеры к гусару.
   - Очевидно, пан Скшетуский то же самое сделает с ним...
   И не закончил свою мысль. Кто-то в это время из лесной чащи крикнул:
   - Мир или война, панове жолнеры?!
   - Какая там война, панове казаки! Несем королевскую службу, -  вынужден
был ответить гусар.
   - Службу? Гонцы  какие-нибудь  или...  Да,  вижу,  связанного  человека
везете. Кто этот несчастный?
   Жолнеры окружили воз, чтобы закрыть лежавшего на нем  Матулинского.  Им
не хотелось показывать его казакам... Но Матулинский понял, что ему нечего
прятаться от казаков.
   - Они хотят убить меня в лесу. Если бы не эти  честные  жолнеры,  может
быть, уже убил бы меня вот тот  пан  гусар!  -  услышав  украинскую  речь,
крикнул он с воза.
   - Это они умеют делать, - где вздумается, там и режут нашего брата, как
вола. Эй, пан Назрулла, тут какой-то человек в беду  попал!  -  воскликнул
казак.
   Из кустов выехал полковник в сопровождении нескольких казаков.
   - Кто ты? - спросил Назрулла, подъехав к возу. И, не