слушаться, и  мы
в самом деле услышим, как ветер кружит печально у дома и проникает к  нам  в
нерушимую тишину.
     Что касается миссис Гаммидж,  то  Стирфорту  удалось  растормошить  эту
жертву уныния так, как никому не удавалось со дня смерти ее "старика", о чем
сообщил мне мистер Пегготи. Он просто не оставил ей времени предаваться  без
помех меланхолии,  и  на  следующий  день  она  заявила,  что  ее,  по  всей
видимости, околдовали.
     Но он нисколько не старался быть в центре нашего внимания или завладеть
беседой. Он сидел и молча нас наблюдал, когда малютка Эмли  сидя  по  другую
сторону очага, отважилась - все еще, правда, смущаясь,  -  напомнить  мне  о
наших былых прогулках по морскому берегу в поисках раковин  и  камешков;  он
молчал, внимательно слушал и задумчиво наблюдал нас,  когда  я  спросил  ее,
помнит ли она, как я был влюблен в нее, а также и тогда, когда мы краснели и
смеялись, вспоминая доброе старое время, которое казалось нам  теперь  таким
неправдоподобным. Эмли сидела на своем прежнем месте - на сундучке в углу  у
очага, а Хэм там, где, бывало, сидел я - рядом  с  нею.  Не  знаю  почему  -
потому ли, что она хотела немного помучить его или  потому,  что  девическая
скромность  заставляла  ее  смущаться  нашего  присутствия,  но  сидела  она
вплотную к стене, отодвинувшись от Хэма; и я заметил, что она сидела так, не
меняя позы, весь вечер.
     Помнится, мы стали прощаться, когда время подошло к полуночи. С  ужином
из сушеной рыбы и сухарей было уже покончено, покончено было и с  бутылочкой
джина, которую Стирфорт достал из кармана и мы, мужчины, осушили, - теперь я
могу писать: "мы,  мужчины",  не  краснея.  Мы  прощались  весело.  Все  они
столпились у двери, чтобы осветить нам,  насколько  возможно,  дорогу,  и  я
видел ласковые голубые глаза малютки Эмли, выглядывавшей из-за плеча Хэма, и
слышал ее нежный голосок, призывавший нас идти осторожно.
     - Прелестное создание!  -  сказал  Стирфорт,  беря  меня  под  руку.  -
Странное место и странная компания. Мне  еще  не  доводилось  встречаться  с
такими, как они...
     - И до чего же нам повезло, - подхватил я, - что мы пришли  как  раз  к
помолвке и были свидетелями их радости!  Я  никогда  не  видел,  чтобы  люди
бывали так счастливы. До чего приятно это  видеть  и  разделить  с  ними  их
честную радость, как разделили ее мы!
     - А не слишком ли этот малый простоват  для  такой  девушки?  -  сказал
Стирфорт.
     Он был так сердечен с Хэмом и со всеми остальными,  что  меня  поразило
это неожиданное холодное замечание. Но, мгновенно  повернувшись  к  нему,  я
увидел его смеющиеся глаза и с облегчением сказал:
     - Ах, Стирфорт! Бросьте вы подшучивать над бедными людьми! Сражайтесь с
мисс Дартл, старайтесь прикрыть шуткой сочувствие к беднякам,  но  я-то  вас
знаю лучше! Когда  я  вижу,  как  вы  понимаете  их,  как  тонко  вы  можете
постигнуть ликование простого рыбака или любовь ко мне моей старой  няни,  я
хорошо знаю, что и  радость,  и  печаль,  и  любое  чувство  этих  людей  не
оставляют вас равнодушным. И за это, Стирфорт, я люблю вас и восхищаюсь вами
еще в двадцать раз больше!
     Он остановился, посмотрел мне в лицо и сказал:
     - Я верю, Маргаритка, что вы говорите  серьезно.  Вы  славный.  Хорошо,
если бы мы все были такими!
     Он весело  запел  песню  мистера  Пегготи,  и  мы  быстро  зашагали  по
направлению к Ярмуту.

ГЛАВА XXII 

     Старые места и новые люди

     Больше двух недель пробыли мы со Стирфортом в этих  краях.  Разумеется,
мы почти все время проводили вместе, но  случалось  нам  и  расставаться  на
несколько часов. Он был прекрасным моряком, а у меня не  было  склонности  к
морскому делу, и когда он с мистером Пегготи выходил на лодке в море  -  это
было любимым его развлечением, - я обычно оставался на берегу. Поселившись у
моей Пегготи, я, в отличие от него, был в какой-то мере стеснен: я знал, как
усердно ходит она по целым дням за мистером  Баркисом,  и  не  хотел  поздно
возвращаться домой, а Стирфорт, живя в гостинице,  мог  поступать,  как  ему
вздумается. Потому-то до меня и доходили слухи, что в тот час, когда  я  уже
лежу в постели, он устраивает пирушки для  рыбаков  в  излюбленном  трактире
мистера Пегготи "Добро пожаловать", а лунными ночами, облачившись в рыбацкий
костюм, пускается в море и возвращается с утренним приливом. К тому  времени
я уже понимал, что неугомонная и отважная его натура всегда  ищет  какого-то
исхода и находит его в тяжелом труде, в борьбе с ненастной погодой и  вообще
в любых волнующих  впечатлениях,  которые  ему  новы;  и  его  поведение  не
удивляло меня.
     Была еще одна  причина,  разлучившая  нас:  мне,  разумеется,  хотелось
бывать в Бландерстоне и посещать старые места, знакомые с детства, тогда как
Стирфорт, съездив туда со мною однажды, не  испытывал,  разумеется,  особого
желания посетить их снова. Вот  почему  я  отчетливо  припоминаю,  что  раза
три-четыре, тотчас же после раннего завтрака, мы отправлялись  каждый  своей
дорогой и встречались только за обедом. Я понятия не имел, чем занимался  он
в это время, и знал лишь, что он пользуется большой популярностью в Ярмуте и
находит десятки способов развлекаться там, где другой на его месте не  нашел
бы ни одного.
     Что до меня, то, скитаясь в одиночестве и проходя по старой  дороге,  я
припоминал каждый ярд ее, и никогда не надоедало  мне  бродить  по  знакомым
местам.  Я  бродил  так  же,  как,  бывало,   в   своих   воспоминаниях,   и
останавливался там, где задерживался мысленно в более юные годы,  когда  жил
вдали отсюда.  Я  останавливался  неподалеку  от  могилы  под  деревом,  где
покоились мои родители, - могилы, на которую  я  смотрел  с  таким  странным
чувством жалости, когда там лежал только мой отец, и близ  которой  я  стоял
такой безутешный, когда она вновь разверзлась, чтобы принять  мою  красавицу
мать и ее ребенка. Верная  Пегготи  содержала  могилу  в  полном  порядке  и
разбила вокруг нее настоящий цветник. Могила находилась в  тихом  уголке,  в
стороне от кладбищенской аллеи, но так близко от нее, что  я  мог  прочитать
имена на каменной плите, когда ходил взад и  вперед,  вздрагивая  при  звуке
церковного колокола, отбивавшего часы, ибо для  меня  он  звучал  как  голос
умерших. В это время я всегда размышлял о том, кем стану я в будущем и какие
великие дела совершу. И эхом этих мыслей отдавались мои шаги, упорно  твердя
все об одном и том же, словно я  вернулся  домой,  чтобы  строить  воздушные
замки подле матери, пребывающей среди живых.
     Большие перемены произошли со старым моим домом.  Исчезли  растрепанные
гнезда, столь давно покинутые грачами, потеряли прежний свой вид  деревья  -
ветви и верхушки у них были срублены или обломаны. Сад одичал, а многие окна
в доме  были  закрыты  ставнями.  Теперь  там  жил  только  один  несчастный
умалишенный джентльмен да пекущиеся о нем домочадцы. Он  постоянно  сидел  у
моего маленького оконца и смотрел на кладбище,  а  я  задавал  себе  вопрос,
мелькают ли когда-нибудь в  его  больной  голове  те  фантастические  мысли,
которые, бывало, занимали меня в розовеющее утро, когда я в ночной рубашонке
выглядывал из того же самого оконца и в лучах восходящего солнца видел мирно
пасущихся овец.
     Прежние наши соседи, мистер и миссис Грейпер, уехали в Южную Америку, и
дождь протекал сквозь крышу их опустевшего дома и оставлял пятна плесени  на
стенах.  Мистер  Чиллип  женился  вторым  браком  на   высокой,   костлявой,
горбоносой женщине, и у них был  сморщенный  ребеночек  с  тяжелой  головой,
которую он не мог поднять, и с жалкими вытаращенными  глазками,  всегда  как
будто вопрошавшими, зачем он родился на свет.
     Странное, смешанное чувство грусти и умиротворения испытывал я  обычно,
бродя по родным местам, пока зимнее солнце, начиная краснеть, не  возвещало,
что пора отправляться в обратный путь. Но когда эти места оставались  позади
и в особенности когда мы со Стирфортом весело садились за обед  у  пылающего
камина, радостно было думать, что я там побывал. И едва ли  меньшая  радость
охватывала меня, когда я приходил вечером домой, в свою  опрятную  комнатку,
и, перелистывая книгу о крокодилах (она  всегда  лежала  там,  на  маленьком
столике), вспоминал с благодарностью  о  том,  какое  счастье  иметь  такого
друга, как  Стирфорт,  и  такого  друга,  как  Пегготи,  и  такую  чудесную,
великодушную бабушку, заменившую мне мать, которой я лишился.
     С этих дальних прогулок я возвращался в  Ярмут  самым  коротким  путем,
переправляясь на пароме. Паром доставлял меня на  равнину  между  городом  и
морем, которую я мог пересечь напрямик, и, стало  быть,  не  идти  далеко  в
обход  по  дороге.  Дом  мистера  Пегготи  находился  на  этой  пустоши,   в
каких-нибудь ста ярдах от моей тропы, и я всегда заглядывал туда  мимоходом.
Стирфорт обычно уже поджидал меня там, и мы вместе шагали по легкому морозцу
в сгущающемся тумане к мерцающим огням города.
     Однажды темным вечером, когда я задержался дольше, чем обычно, - в  тот
день я ходил прощаться с Бландерстоном, так  как  мы  уже  собирались  ехать
домой, - я застал в доме мистера Пегготи только одного Стирфорта,  задумчиво
сидевшего у огня. Он был так поглощен своими мыслями, что  не  слышал  моего
приближения. Впрочем, он мог бы не расслышать тихих  шагов  по  песку,  даже
если бы и не сидел в раздумье, но он не пошевелился и тогда, когда я  вошел.
Я  стоял  совсем  близко,  смотрел  на  него,  а  он,  мрачно  нахмурившись,
по-прежнему о чем-то размышлял.
     Когда я положил руку ему на  плечо,  он  вздрогнул  так,  что  невольно
вздрогнул и я.
     - Вы появляетесь передо мной, словно призрак-обличитель!  -  воскликнул
он почти раздраженно.
     - Должен же я был как-то дать знать о себе, - отозвался я. - Я заставил
вас спуститься со звезд?
     - Нет, - отрезал он. - Нет.
     - Значит, вознестись из каких-то глубин? - продолжал я, садясь рядом  с
ним.
     - Я смотрел на картины, возникавшие в пламени, - ответил он.
     - Но вы не даете мне на них взглянуть! - сказал я, так  как  он  быстро
начал размешивать огонь пылающей головней, высекая из нее сноп красных искр,
которые с гудением взвились вверх по узкому дымоходу.
     - Вы бы все равно их не увидели, - заявил он. - Терпеть  не  могу  этот
сумеречный час... Не то день, не то ночь. Как вы запоздали! Где вы были?
     - Ходил попрощаться с родными местами, - ответил я.
     - А я сидел здесь, - Стирфорт окинул взглядом комнату, - думал обо всех
этих людях, которых мы застали такими счастливыми в  вечер  нашего  приезда,
думал - вероятно, эти мысли навеяло одиночество, - что они могут  рассеяться
по белу свету, умереть или попасть бог весть в  какую  беду.  Дэвид,  как  я
жалею, что эти последние двадцать лет не было у меня отца!
     - Дорогой мой Стирфорт, что случилось?
     - Как я жалею о том, что  не  было  у  меня  хорошего,  рассудительного
наставника! - воскликнул он. - Как я жалею,  что  я  сам  не  был  для  себя
хорошим наставником!
     Горькое уныние, звучавшее в этих  словах,  привело  меня  в  изумление.
Никогда я не предполагал, что он может быть так не похож на самого себя.
     - Насколько было бы для меня лучше родиться этим беднягой  Пегготи  или
его неотесанным племянником, но  только  не  быть  самим  собою,  который  в
двадцать раз богаче и в двадцать раз умнее их... Тогда я не мучился бы  так,
как мучился в этом чертовом  баркасе  последние  полчаса!  -  продолжал  он,
вставая и угрюмо облокачиваясь на  каминную  полку,  причем  взгляд  его  не
отрывался от огня.
     Я был так поражен происшедшей  с  ним  переменой,  что  сначала  только
смотрел на него молча, а он, подперев голову рукой, хмуро глядел  на  огонь.
Наконец с непритворной тревогой я стал просить, чтобы он рассказал,  чем  он
так взволнован, и позволил мне посочувствовать ему,  даже  если  я  не  могу
помочь советом. Не успел я договорить, как он  стал  смеяться  -  сначала  с
досадой, а потом своим обычным веселым смехом.
     - Вздор! Все это пустяки, Маргаритка! - вскричал он. -  Я  уже  говорил
вам, дружище, в гостинице, в Лондоне, что бываю скучен самому  себе.  А  вот
сейчас я был себе  страшен  -  должно  быть,  меня  преследовал  мучительный
кошмар. Иной раз, когда сидишь без дела, в памяти всплывают детские  сказки,
но их почему-то  не  узнаешь.  Вероятно,  я  принял  себя  за  того  плохого
мальчика, который "не слушался" и достался на съедение львам... Пожалуй, это
более внушительно, чем быть разорванным  собаками...  Как  говорят  старухи,
мурашки забегали у меня по спине. Я боялся самого себя.
     - Мне кажется, ничего другого вы не боитесь, - сказал я.
     - Пожалуй, а, однако, немало есть такого, чего следовало бы бояться,  -
отозвался он. - Ну, вот и прошло! Больше я не намерен  приходить  в  уныние,
Дэвид, но повторяю, дружище: хорошо было бы для меня (да  и  не  только  для
меня), если бы мною руководил строгий и рассудительный отец!
     Лицо его всегда было очень выразительно, но  никогда  не  видел  я  его
таким мрачным и серьезным, как в ту минуту, когда, не спуская глаз  с  огня,
он произнес эти слова.
     - Довольно об этом! - сказал он, махнув рукой, как будто отбрасывая  от
себя прочь какой-то предмет. - "Уж нет его -  и  человек  я  снова!"  -  как
Макбет *.  А  теперь  обедать!  Если  я,  Маргаритка,  подобно  Макбету,  не
расстроил пиршества, учинив какой-то совершенно непонятный беспорядок.
     - Но хотел бы я знать, где они все! - сказал я.
     - Бог их знает. - ответил  Стирфорт.  -  Разыскивая  вас,  я  дошел  до
переправы, потом забрел сюда, а дома никого нет. Я погрузился в раздумье,  и
в таком состоянии вы меня застали.
     Тут появилась с корзинкой миссис Гаммидж и  объяснила,  почему  в  доме
никого нет. Она отправилась за какими-то покупками и  очень  спешила,  чтобы
поспеть с ними к моменту  возвращения  мистера  Пегготи,  а  дверь  оставила
незапертой на случай, если в ее отсутствие  вернутся  домой  Хэм  и  малютка
Эмли, которая в тот день  рано  кончала  работу.  Стирфорт,  весьма  улучшив
расположение духа миссис Гаммидж веселым приветствием и  шутливым  поцелуем,
взял меня под руку и поспешил увести.
     Он тоже пришел в прекрасное расположение духа, как  и  миссис  Гаммидж,
снова был, по своему обыкновению, весел  и  дорогой  поддерживал  оживленный
разговор.
     - Итак, завтра кончается для нас жизнь пиратов, -  посмеиваясь,  сказал
он.
     - Да, решено, - отозвался я. - Уже заказаны места в карете.
     - Значит, теперь уже все кончено,  -  сказал  Стирфорт.  -  А  я  почти
уверовал в то, что нет других дел на свете,  как  носиться  по  волнам  близ
Ярмута. Да лучше бы их и не было!
     - Только до тех пор, пока это дело не прискучило, - засмеялся я.
     -  Пожалуй,  -  согласился  он,  -  хотя  это  довольно  саркастическое
замечание для такого любезного и простодушного человека, как мой юный  друг.
Ну, что ж! Должно быть, я капризен, Дэвид. Знаю, что  это  так.  Но  я  умею
ковать железо, пока оно горячо. Мне кажется, я уже мог бы выдержать довольно
строгий экзамен на лоцмана в этих водах.
     - Мистер Пегготи говорит, что вы просто чудо, - заявил я.
     - Морской феномен? - расхохотался Стирфорт.
     - Да, он так думает и, конечно, прав. Вы сами знаете, с  каким  рвением
вы беретесь за любое дело и как  легко  с  ним  справляетесь.  Больше  всего
поражает меня в вас, Стирфорт,  что  при  ваших  способностях  вы  работаете
только порывами и довольствуетесь этим.
     - Довольствуюсь? - весело переспросил он. - Я ничем  не  довольствуюсь,
разве только  вашей  наивностью,  нежная  моя  Маргаритка.  А  что  касается
порывов, я так и не постиг искусства привязывать  себя  к  какому-нибудь  из
колес, на которых без конца вращаются Иксионы *  нашего  времени.  Случилось
так, что в годы ученья неумелые наставники меня этому не обучили,  а  теперь
мне уже все равно... А известно ли вам, что я купил здесь судно?
     - Удивительный вы человек, Стирфорт! - воскликнул я и остановился,  ибо
впервые услышал об этой покупке. - Да ведь вам, может быть, больше никогда и
не захочется побывать здесь!
     - Этого я не знаю, - возразил он. - Здешние места мне  понравились.  Во
всяком случае, - он быстро зашагал вперед и увлек меня за собой, -  я  купил
судно, которое здесь продавалось, - по словам мистера Пегготи, это  клиппер,
и так оно и есть, - а в мое отсутствие его хозяином будет мистер Пегготи.
     - Вот теперь я вас понимаю, Стирфорт! - возликовал я. - Вы делаете вид,
будто купили его для себя, но все устроили так,  чтобы  выгоду  получил  он.
Зная вас, я должен был догадаться сразу. Мой славный, добрый Стирфорт,  могу
ли я высказать то, что думаю о вашей щедрости?
     - Ш-ш-ш! - зашикал он, покраснев. - Чем меньше слов, тем лучше.
     - Ну разве я не знал, разве я не говорил, что вы никогда не  оставались
равнодушным к радостям и скорбям, к любым чувствам таких  честных  людей!  -
воскликнул я.
     - Да, да, все это вы мне говорили, и на этом  мы  покончим!  Достаточно
слов!
     Я боялся рассердить его, продолжая разговор о том, к чему он  относился
так беспечно, но я не переставал об этом думать, покуда мы шли, все  ускоряя
шаг.
     - Судно нужно оснастить заново, - сказал Стирфорт, - и я оставлю  здесь
для присмотра Литтимера. Тогда я буду  знать,  что  все  в  порядке.  Я  вам
говорил, что приехал Литтимер?
     - Нет.
     - Ну как же! Явился сегодня утром с письмом от матери.
     Я встретился с ним глазами и заметил, что он побледнел, даже  губы  его
побелели, но он очень пристально смотрит на меня. Со страхом я подумал,  что
какая-нибудь размолвка между ним и его матерью довела его до того состояния,
в каком я застал его у покинутого очага. Я высказал снос предположение.
     - О нет! - сказал он,  покачивая  головой  и  тихонько  посмеиваясь.  -
Ничего похожего. Да, мой слуга приехал.
     - И он все такой же? - спросил я.
     - Все такой же, - подтвердил Стирфорт. -  Холодный  и  молчаливый,  как
Северный полюс. Он позаботится о том, чтобы судно заново  окрестили.  Сейчас
оно называется "Буревестник"... Очень нужен мистеру Пегготи "Буревестник"! Я
дам ему другое имя.
     - Какое? - спросил я.
     - "Малютка Эмли".
     Он продолжал пристально смотреть на меня,  и  я  прочел  в  его  глазах
напоминание, что он не желает выслушивать хвалу его  деликатности.  По  лицу
моему было видно, какое удовольствие мне доставила эта последняя новость; но
я ограничился несколькими  словами,  и  он  снова  улыбнулся  обычной  своей
улыбкой и, казалось, почувствовал облегчение.
     - Но поглядите-ка,  вот  идет  сама  малютка  Эмли!  -  воскликнул  он,
всматриваясь вдаль. - И с нею  этот  парень!  Честное  слово,  он  настоящий
рыцарь. Ни на шаг от нее не отходит!
     В ту пору Хэм работал на верфи,  где  строились  суда,  и,  от  природы
способный к этому ремеслу, стал искусным мастером. Он был  в  своем  рабочем
платье и вид имел довольно грубоватый, но мужественный  и  казался  надежным
защитником прелестной девушки, шедшей рядом с  ним.  Его  лицо,  открытое  и
честное, выражало нескрываемую гордость ею и  любовь  к  ней,  что,  на  мой
взгляд, делало его поистине  красивым.  Когда  они  к  нам  приблизились,  я
подумал, что даже и в этом отношении они - подходящая пара.
     Мы остановились, чтобы поговорить с ними, а она робко высвободила  свою
руку из-под его руки и, краснея, протянула ее Стирфорту и мне. Мы обменялись
несколькими словами, затем они двинулись дальше, но она уже не взяла его под
руку и, как будто вес еще робея и смущаясь, шла рядом с ним. Это  показалось
мне  очень  милым,  и,  вероятно,  то  же  самое  подумал  Стирфорт,  когда,
обернувшись, мы смотрели, как исчезают вдали их фигуры  при  свете  молодого
месяца.
     И вот в этот самый момент мимо