Он помолчал.  Он не хотел  этого
говорить - в общем-то он был неплохой парень,    если  бы  не  влез  в
петлю,- но придется.- Ты можешь даже умереть. Мальчик уставился на не-
го. Губы его дрожали, щеки побелели от страха.
- Ты не будешь дергать наручники, а я уберу шприц. Лады?
- Лады,- прошептал малыш.
- Обещаешь?
- Да.- Ребенок приподнял губу, обнажив белые зубы. На одном из них за-
пеклась кровь Шеридана.
- Клянешься мамочкой?
- У меня никогда не было мамы.
- Дерьмо,- с отвращением произнес Шеридан и снова взялся за руль.  Те-
перь они ехали чуть быстрее, и не только потому, что выбрались на шос-
се.  Этот мальчишка хуже приввдения.  Шеридан хотел поскорее сбыть его
турку, получить деньга и смыться.
- Мой Папся правда очень сильный, мистер.
- Да ну? - спросил Шеридан,  а про себя подумал: "Спорю,   что  так  и
есть. Единственный среди стариков, кто может отжаться на кольцах, так,
что ли?"
- Он найдет меня.
- Угу.
- Он учует меня по запаху. В это Шеридан верил. Он сам чуял запах это-
го ребенка. Что страх имеет запах, он знал еще по прежним своим экспе-
дициям, но от этого ребенка несло какой-то странной смесью пота,  гря-
зи и медленно разлагающейся кислоты  из  аккумулятора.    Шеридан  все
больше убеждался,  что с мальчишкой что-то всерьез не так...  но скоро
это будет проблемой мистера Мага,  а не его,  и берегись,  покупатель,
как говаривали древние люди в тогах.  Берегись,  распроклятый  покупа-
тель. Шеридан опустил стекло со своей стороны.  Слева все тянулось бо-
лото. Блики лунного света отражались в стоячей воде.
- Папся умеет летать.
- Да,- заметил Шервдан,- после пары бутылок "ночного поезда" могу спо-
рить, он летает, как распроклятый орел.
- Папся...
- Хватит этой ерунды про Папсю, ладно? Мальчик замолчал. За семь кило-
метров от этого места болото расширялось, образуя большой пустой пруд.
Шеридан свернул на грунтовку вдаль северного берега пруда.  Через  де-
сять километров он свернет направо и выберется на шоссе
ј 41,  откуда рукой подать до холмов Талуда.  Он  посмотрел  на  пруд,
плоское серебристое зеркало которого мерцало в лунном свете... и вдруг
лунный свет исчез.  Будто его стерло.  Сверху донесся хлопающий  звук,
будто ветер развевал белье на веревке.
- Папся! - закричал мальчик.
- Заткнись. Это просто птица.  Но внезапно он насторожился.  Он взгля-
нул на ребенка. У того снова обнажились зубы.  Зубы были белые и очень
большие. Нет... не большие.  Большие - не то слово.  Они были длинные.
Особенно два крайних... как они называются?  Клыки.  Внезапно у него в
мозгу снова развернулась бешеная скачка со щелчками.  "Я  сказал  ему,
что хочу пить".  "Зачем Папсе ходить туда,  где они..." (он хотел ска-
зать "едят"?) "Он найдет меня". "Он чует меня по запаху". "Папся умеет
летать". Что-то с тяжелым глухим стуком опустилось на крышу фургона.
- Папся! - снова закричал мальчик,  пьянея от радости,  и тут  Шеридан
понял,  что не различает  дороги  -  громадное  перепончатое  крыло  с
пульсирующими венами полностью закрыло ветровое стекло.  "Папся  умеет
летать". Шеридан вскрикнул и надавил на тормоз,  надеясь таким образом
сбросить странное существо с крыши.  Справа снова  послышался  скрежет
изгибаемого металла,  за которым последовал короткий треск.  Мгновение
спустя пальцы мальчишки вцепились ему в лицо, разрывая щеку.
- Он украл меня, Папся! - вопил ребенок странным, птичьим голосом, об-
ращаясь к тому, что сидело на крыше фургона.- Он украл меня,  он украл
меня, злой дядька украл меня! "Ты не понимаешь, малыш,- думал Шеридан.
Он потянулся за шприцем и достал его.- Я не злой дядька,   просто  так
сложились обстоятельства". И тут рука, больше напоминавшая коготь, вы-
шибла боковое стекло и вырвала шприц из рук Шеридана - вместе с  двумя
пальцами. Минуту спустя Папся сорвал водительскую дверцу,  и петли об-
висли блестящими кусочками бесполезного скрученного металла.   Шервдан
увидел развевающуюся пелерину,  черную снаружи,  подбитую красным шел-
ком изнутри, и галстук этого существа... хотя это скорее был шарф,  но
действительно синий - мальчик говорил правду.  Папся вышвырнул Шерида-
на из машины; его когти, прорвав пиджак и рубашку, глубоко вонзились в
плечи. Зеленые глаза Папси вдруг налились кровью и сделались красными,
словно розы.
- Мы пошли в универмаг,  потому что мой внучек захотел ниндзей-черепа-
шек,- прошептал Папся,  и из его рта запахло засиженным мухами мясом.-
Которых показывают по телеку.  Все дета их хотят.  Ты должен был оста-
вить его в покое. Оставить нас в покое. Он тряс Шеридана,  как тряпич-
ную куклу, несмотря на его вопли. Шеридан слышал,  как Папся спрашивал
ребенка, хочет ли он еще пить, а тот отвечал,  что да,  очень,  плохой
дядька его обидел, и у него все горло пересохло. Лишь на секунду Шери-
дан увидал ноготь большого пальца Папси,  прежде чем тот  вонзился  во
впадину у него под подбородком, толстый, обгрызенный ноготь.  Этот но-
готь перерезал ему горло прежде, чем он сообразил,  что происходит.  И
последнее, что он увидел перед тем, как погрузиться в вечную тьму, был
мальчик, подставлявший ладошки,  подобно тому как сам Шеридан ребенком
подставлял их под водопроводный кран в жаркий летний день...  И Папся,
нежно трепавший волосы внука.



   Стивен Кинг.
   Верхом на пуле


     © Copyright Stephen King "Riding the Bullet"
     © Copyright перевод с английского Илья Гусев


     Я никогда и никому не рассказывал эту  историю, но совсем не потому что
я боялся быть не понятым, точнее.. мне было стыдно, да и это касается только
меня - это  мое, личное.  Рассказывая ее я понимаю, что тем самым она теряет
всякую  ценность, становясь  более  приземленной  и похожей на что-то  вроде
обычных россказней о  привидениях перед сном. Хотя быть может больше всего я
боялся  того, что рассказывая ее  кому-то вслух, я бы мог  сойти с ума. Но с
тех пор как умерла моя  мать,  я постоянно просыпаюсь в липком поту  и  меня
мучают  кошмары.  Я боюсь выключать свет, но и  при включенной лампе мне  не
спится. Ночи полны теней, вы  не  замечали? Они  не исчезают даже при свете.
Стоит только подумать как длинная тень превращается  в  фантазии, таящиеся в
глубине вашей души.
     Ничто.
     Я  был  еще  сосунком  учившимся  в  университете  штата Мэн  когда это
произошло. Мой отец умер, когда я еще  был слишком мал чтобы его  помнить, я
был всего лишь ребенком, и был  лишь только Алан  и Джин Паркер, один против
целого мира. Однажды миссис  Мак-Курди, жившая  от нас чуть выше  по дороге,
позвонила  мне  в  комнатушку,  которую  я  делил  вместе  с  тремя  другими
студентами. Мой  номер телефона  она нашла на магнитной  доске,  висевшей на
холодильнике с тех самых пор, как его написала мама.
     "У нее был инфаркт" сказала она в своей неизменной манере тянуть  слова
с отчетливым американским акцентом.  "Все произошло в ресторане. Но не думай
паниковать, это лишь  только то что я слышала. Доктор  кстати, считает что в
этот раз  все  обошлось.  По  крайней  мере она  в  сознании  и  даже  может
говорить."
     "Да? С чего вы взяли что я буду паниковать?" спросил  я. Изо всех сил я
пытался сохранить  спокойный, где-то даже  скучающий  тон, хотя сердце сразу
забилось быстрее  и  в  комнате  стало  необычайно жарко. Поскольку  все мои
соседи находились  на учебе  и обычно возвращались только к  вечеру,  я  был
абсолютно один и предоставлен сам себе на протяжении всего дня.
     "Ох,  ахух. Первым  делом она попросила меня  позвонить тебе, но только
постараться не напугать. Полна заботой тебе не кажется?"
     "Ага."  Конечно я  был напуган. Еще  бы,  когда  кто-то  звонит  тебе и
говорит что  у твоей матери приступ и ее  прямо  с работы увезли в больницу,
как вы себя чувствовали, черт побери?
     "Твоя мать попросила  тебя остаться до конца  недели  и  уладить дело с
учебой, а потом ты можешь приехать навестить ее."
     Ну  да! Черта с два я останусь в этой  провонявшей пивом крысиной дыре,
пока моя мать лежит в больнице в ста милях к югу и быть может умирает.
     "Она еще  очень молода, твоя мать," сказала миссис  Мак-Курди.  "Просто
последние несколько лет выдались тяжелыми, ей требуется отдых. Ну и  конечно
сигареты, они  то ее  и  добили. Нет  она просто обязана бросить курить  это
дерьмо."
     Честно  говоря  я  сомневался  что она это  сделает,хотя  мать  отлично
понимала что они здоровья не прибавляют, но все же - моя мать любила курить.
Я поблагодарил миссис Мак-Курди за звонок.
     "Ну что ты, я считаю это своим долгом," сказала  она.  "Так  когда тебя
ждать,  Алан?  В субботу?"  Скорее это был вопрос вежливости, поскольку  она
отлично знала ответ.
     Я выглянул  в окно, стоял  прекрасный октябрьский день  :  казалось что
большие  светлые облака  зависли  над деревьями  усыпавшими  своими  желтыми
листьями всю Милл-стрит. Я взглянул на часы. Три двадцать. Ее  звонок застиг
меня как раз в то время, когда я собирался на мой четырех часовой семинар по
философии.
     "Вы смеетесь" спросил я. "Я приеду уже сегодня."
     Ее смех был сухим и растворился в тишине - миссис Мак-Курди была именно
тем с кем было классно обсуждать то как бросить курить. "Ты молодец! Поедешь
прямо в больницу, а уж потом домой?"
     "Я думаю да" сказал я. В общем-то я решил не объяснять миссис Мак-Курди
что моя старушка уже давно не на ходу, что то случилось  с коробкой передач,
и в ближайшем будущем она  врядли попадет куда-либо кроме  как на  свалку. Я
собирался добраться автостопом до Левистона, а уж от туда до нашего домика в
Харлоу,  конечно, если не будет слишком поздно. Если же  все таки я опоздаю,
то  я  прикорну  на  одной  и  больничных  скамеек.  В этом не  было  ничего
необычного,  поскольку мне часто приходилось ловить попутку  для  того чтобы
добраться из дома в школу, или спать облокотившись на автомат с кокой.
     "Я думаю ключ от двери все еще лежит под  красной тележкой, но я все же
проверю," сказала она. "Ты ведь понял что я имею ввиду?"
     "Конечно." Моя мать  всегда держала  старенькую  красную тележку  около
задней  двери. Летом в ней всегда росли цветы. Задумавшись над этими вещами,
я только сейчас смог осознать что же случилось на самом деле : моя мать была
в  больнице,  маленький, уютный  домик  в Харлоу в котором  я  вырос,  будет
сегодня темным и  не гостеприимным - там совсем пусто и некому включить свет
после захода солнца. Миссис Мак-Курди сказала что мать еще молода, но  когда
тебе самому двадцать один, то сорок восемь кажется уже историей.
     "Будь осторожен Алан. Не гони."
     Моя скорость будет зависеть от того кто меня подберет и я надеялся, что
он  будет нестись  как  черт.  Иначе  мне  никогда  не  успеть в Центральный
Медицинский Центр штата Мэн вовремя.  Впрочем  нет  поводов для беспокойства
миссис Мак-Курди.
     "Обещаю что не буду. Спасибо за все."
     "Не  за что,"  сказала  она.  "Надеюсь  с  твоей  матерью будет  полный
порядок. Я думаю она очень обрадуется увидев тебя."
     Повесив трубку я нацарапал коротенькую записку, в которой в двух словах
написал  что  произошло и куда  я  направляюсь. В  записке я  просил Гектора
Пассмора, на мой взгляд наиболее ответственного из  моих  соседей, объяснить
преподавателям  что  со мной случилось, чтобы меня  случайно не отчислили за
прогулы  - двое или трое из моих учителей были бы совсем  не против. Затем я
положил пару сменного белья в дорожный рюкзак, туда же отправился пожеванный
псом учебник "Вступление в Философию", и вышел из дому. Я пропускал курс уже
целую неделю, но несмотря на данное обстоятельство, проблем  с ним у меня не
возникало. В ту ночь мое понимание мира изменилось до не узнаваемости, и мой
учебник по философии не мог это объяснить как впрочем и принять. Я понял что
существуют вещи, которые недоступны пониманию,  они просто  есть,  и никакая
книга в мире  не может объяснить что они. Иногда бывает лучше забыть что эти
вещи существуют. Если вы можете, ЗАБУДЬТЕ.
     Больница  находилась в ста двадцати милях  от Университета штата Мэн  в
Ороно по  дороге через Левистон, в  местечке  под названием  Андроскоггин, и
самый  быстрый путь туда лежал по  шоссе 95. Честно говоря магистраль это не
самый лучший выбор  для  путешествий автостопом, поскольку,  копы из полиции
штата, не упустят  своего шанса оштрафовать  водителя, который и остановился
то  только для того,  чтобы взять  попутчика. Обдумав все это, я  решил  что
пойду  по 68-ой  дороге  уходящей  на  юго-восток от  Бангора. Это  обычная,
проезжая дорога, где есть не плохой шанс поймать попутку, если ты конечно не
похож на полного психа. Да и копы здесь встречаются гораздо реже.
     Сперва меня взял на борт слегка мрачноватый страховой агент, и довез до
самого Нью-Порта. Я стоял на пересечении дорог 68-ой и 2-ой около 20  минут,
когда мне наконец повезло. Моим спасителем оказался мужчина в годах, который
направлялся в Боудинхэм.  Не отпуская  руля одной рукой,  другой  он держал,
обхватив свою промежность. Было похоже  на  то, что там  что-то  было, и это
что-то никак не давало ему покоя.
     "Моя женушка, черт побери, говаривала  что я сдохну в канаве с  ножом в
спине,  если  не  прекращу брать попутчиков",  сказал  он, "но когда я  вижу
такого паренька как ты, стоящего на обочине,то я,черт побери, вспоминаю себя
в  твои годы.  Я  тоже  останавливал попутки. Тоже путешествовал.  А  теперь
взгляни  на меня, моя жена умерла четыре года назад,  а все еще езжу на этом
старом Додже. Черт, временами, я так по ней скучаю." Он вновь обхватил рукой
промежность. "Куда направляешься сынок?"
     Я рассказал ему почему так тороплюсь добраться до Левистона.
     "Плохо дело,"  сказал  он.  "Мне так  жаль что  это  случилось с  твоей
матерью!" Столь неожиданная нотка понимания и сочувствия  прозвучавшая в его
голосе глубоко задела меня, и я почувствовал как на глаза навернулись слезы.
Большим  усилием воли  мне удалось  успокоиться. Меньше  всего  на свете мне
хотелось  сейчас дать волю чувствам и  разреветься  сидя  в этой дребезжащей
неуклюжей развалюхе, сильно пахнущей мочей.
     "Миссис МакКурди - та старая леди, которая позвонила мне - сказала, что
все не так плохо. Моя мать еще очень молода, ей всего сорок восемь."
     "И  все же это был удар!" Его голос  был полон неподдельной тревоги. Он
беспокойно  почесал в промежности, скрытой под тканью  зеленых трусов, своей
огромной  ручищей. "Удар, черт побери,  это не шутки!  Сынок, я бы сам довез
тебя до Центральной больницы штата -  и  даже  доставил бы до cамых дверей -
если бы не пообещал своему брату Ральфу, отвезти его в эту частную лечебницу
в Гэйтс. Там находится его жена, у нее это заболевание ... ну когда ни хрена
не  помнишь,  понятия не  имею, как они его называют, толи болезнь Андерсена
или Альвареза, или что-то в таком роде."
     "Болезнь Альцгеймера," сказал я.
     "Хах,  похоже,  я  сам  ее  подхватил.  Дьявол,  я просто  обязан  тебя
довезти."
     "Вам совсем  не нужно этого  делать," сказал я. "Я  без проблем  поймаю
попутку из Гэйтс."
     "Да, но все  же,  "  сказал он.  "У твоей  матери  удар! Ей всего сорок
восемь!"  Он  снова поправил  трусы.  "Хренов стручок!"  крикнул  он,  затем
рассмеялся  -  скорее  это  было похоже  на  смех полный отчаяния.  "Чертова
грыжа!" Знай, сынок,  мы  все у господа под колпаком, и уж он то знает, кому
надо надрать  задницу. Но ты молодец,  что решился  бросить  все  ради своей
матери."
     "Она хорошая мать," сказал я, и снова комок подступил к горлу.
     Я не помню, чтобы я так скучал по дому, когда  учился в школе, ну разве
что совсем немного в  первую неделю учебы,  но и этой недели мне хватило.  У
меня не  было никого  ближе мамы  на  этом  свете.  Я  просто  не  мог  себе
представить жизни  без нее. "Все не так плохо..", сказала  миссис  МакКурди,
"..удар..", "..могло быть и хуже..". Черт, только бы она сказала мне правду,
только бы все  так и было на  самом  деле. Мы  ехали молча. Это  не было той
быстрой ездой, на которую я так рассчитывал, старик придерживался стабильных
сорока-пяти миль в час, иногда пересекая разделительную линию, чтобы сменить
полосу движения, но  мне  показалось, что мы ехали целую вечность, и в  этом
было мало что хорошего. 68-ая магистраль, пронеслась мимо нас, уходя на мили
в  глубь  лесов,  разделяя  маленькие городишки, которые  то появлялись,  то
исчезали  лишь  изредка мерцая.  В  каждом из  них был свой бар и  маленькая
заправочная   станция:  Нью-Шэрон,  Шэрон,  Офелия,  Вест  Офелия,  Ганистан
(который  однажды  был  Афганистаном,  невероятно  но  факт),  Механик-Фолс,
Кастл-Вью,  Кастл-Рок.  Яркая  небесная  синева  темнела,  с  тем  как  день
постепенно переходил в вечер.  Водитель,  сперва  включил  парковочные огни,
вслед за этим зажглись передние фары Доджа. Он казалось, не замечал ни огней
своего автомобиля, ни огней, от встречных машин, направленных прямо на него.
     "Жена моего брата, даже не помнит своего имени," сказал он.  "Она уже и
слов то не помнит, "за", "да", "нет", "или",  "быть может", все  это для нее
пустой звук. Вот что с тобой делает эта болезнь Андерсена, сынок. А ее глаза
словно кричат  ...  'Заберите  меня  отсюда'...  я  уверен, что она  бы  это
сказала, если бы помнила, как это делается. Ты ведь понимаешь о чем я?
     "Да,"  сказал  я.  Сделав глубокий вздох,  я подумал,  интересно,  быть
может, запах мочи в машине, был из-за собаки старика, которую он иногда брал
с собой в дорогу. Я спросил, не будет ли он против, если я немного приоткрою
окно. Так и не  дождавшись  ответа, я  все-таки открыл окно,  но  старик  не
заметил этого, как не замечал он и света  фар от встречных машин. Около семи
часов мы въехали  на холм в западной  части Гэйтс и  тут мой шофер закричал,
"Смотри-ка, сынок! Луна! Будь я проклят, если она не похожа на открывашку!"
     Она и  в  правду была похожа  на  открывашку - огромный оранжевый  шар,
медленно  поднимающийся над горизонтом. И все же в ней  было  что-то пугающе
необъяснимое,  и это что-то было куда менее приятнее, чем просто открывашка.
Она казалась одновременно чистой  и порочной. Глядя  на поднимающуюся  луну,
внезапно  мне в голову пришла ужасная  мысль: что  если моя мать  не  узнает
меня, когда я  приеду в  больницу? Что если она потеряла память, и не помнит
даже  слов "за", "да", "нет", "или",  "быть может"?  Что будет,  если доктор
скажет что нужен, кто-то,  кто будет постоянно ухаживать за ней, до конца ее
дней? И этим кем-то, конечно, буду я, потому как больше было не кому. Прощай
колледж. Как быть с этим, друзья и соседи?
     "Загадывай  желание,  боуу!" крикнул  старик. От  возбуждения его  крик
заставил  меня поморщиться - как будто осколки стекла попали в ухо. Он резко
дернул себя за член, и тот  издал какой-то щелкающий  звук. Я никогда еще не
видел, чтобы кто-то мог, так себя дернуть за конец и  при этом  не  лишиться
его.
     "Желания, загаданные в полнолуние сбываются, черт побери, так говаривал
мой отец!"
     И я пожелал чтобы моя мать узнала  меня, когда я зайду к ней в комнату,
чтобы радостный огонек загорелся в ее глазах и она произнесла бы мое имя.
     Пожелав это,  я тут  же начал  ругать  себя за это. Мне  казалось,  что
желание  загаданное  на  эту  нездоровую  луну,  не  принесет  ничего  кроме
неприятностей.
     "Эх, сынок!",  сказал  старик.  "Как  бы я хотел,  чтобы  моя жена была
сейчас здесь! Я бы попросил у нее прощения за каждое сказанное  мной  грубое
слово!"
     Двадцать минут спустя,  с тем как день полностью погрузился во тьму, мы
прибыли в Гэйтс Фаллс.
     Перед  желтым указателем, стоявшим  на  перекрестке,  старик свернул  с
дороги на обочину,  чуть  задевая передним  правым колесом Доджа  за бордюр.
Этот звук отдавался болью у меня в зубах. Он посмотрел на меня  диким полным
возбуждения  взглядом,  казалось  он  свихнулся, хотя  я не заметил  этого в
начале, старик  был  похож на психа. И