!.. Я сейчас один. Время полдевятого. В доме тихо,
но... Я нашел мистера Буна в беспамятстве, за письменным  столом.  Потом
он уснул. Конечно, там, в подвале, он вел себя  как  герой,  пока  стоял
парализованный страхом!
   Его кожа восковая, холодная. Жара,  слава  Богу,  больше  нет!  Я  не
отважусь перенести его или оставить, чтобы сходить в деревню. Если бы  я
и ушел, то кто бы из деревни  пришел  помочь  ему?  Кто  придет  в  этот
проклятый дом? О, подвал! Твари в подвале, именно они  бродят  в  стенах
дома!

22 октября 1850 года

   Дорогой Бони, я снова пришел в себя, хотя слаб, так как пролежал  без
сознания тридцать шесть часов. Снова пришел в себя... Какая  зловещая  и
мрачная шутка! Я никогда больше не стану таким как  прежде,  никогда.  Я
лицом к лицу столкнулся с безумным и отвратительным, стоящим  по  другую
сторону человеческого восприятия. И это еще не все.
   Если бы не Кел, верю, в  эту  минуту,  я  был  бы  уже  мертв.  Он  -
единственный остров  здравомыслия  в  этом  океане  безумия.  Теперь  ты
узнаешь обо всем.
   Для исследования нашего подвала мы взяли свечи, и их света  оказалось
вполне достаточно... Более чем  достаточно!  Келвин  пытался  отговорить
меня, ссылаясь на мою  недавнюю  болезнь,  говоря,  что,  вероятно,  для
начала было бы неплохо использовать отраву для крыс.
   Но я оставался тверд, на что Келвин вздохнул и ответил:
   - Тогда поступайте как вам угодно, мистер Бун. Вход в  подвал  был  в
полу на кухне (Кел, как он уверял меня, крепко его заколотил), и  теперь
мы расчистили вход с большими усилиями.
   Зловонный запах,  переносить  который  было  выше  человеческих  сил,
дохнул на нас из темноты, но  запах,  не  похожий  на  тот,  который  мы
почувствовали в покинутом городке на  берегу  Королевской  реки.  Свеча,
которую я держал, осветила уходящую вниз лестницу,  ведущую  в  темноту.
Ступени были в ужасном состоянии и нуждались в ремонте;  в  одном  месте
ход сворачивал... И легко  было  представить,  как  несчастная  Марселла
нашла здесь свою смерть.
   - Будьте осторожны, мистер Бун! - предупредил Кел. Я сказал ему,  что
ничего опасного тут не вижу; и мы продолжали спускаться.
   Пол подвала оказался земляным, а стены из заплесневелого гранита.
   Подвал не выглядел крысиным раем. Нигде не было видно крысиных гнезд:
ни в старых коробках, ни в рассохшейся мебели, ни в остальном мусоре. Мы
опустили свечи, очертив маленький световой  круг,  но  все  равно  могли
видеть очень немного. Пол полого опускаются, и ход вел дальше  под  нашу
гостиную, под столовую и т.д., вел на запад. Туда  мы  и  пошли.  Стояла
абсолютная тишина. Зловонье становилось все сильнее,  и  темнота  вокруг
нас сгущалась; словно она ревновала нас к свету, который временно  сверг
ее после столь многих лет неоспоримой власти.
   В дальнем конце подвала гранитную стену сменило полированное  дерево,
которое казалось совсем  черным  и  не  отражало  бликов.  Здесь  подвал
заканчивался альковом. Мы оказались в углу и теперь нужно  было  куда-то
повернуть, чтобы продолжать осмотр подвала. Мы так и поступили.
   Казалось,  словно  мы  постепенно  погружались  в  зловещее  прошлое,
встающее перед нами.
   В алькове стоял стул, а  над  ним,  прикрепленная  к  балке  наверху,
покачивалась сгнившая веревка - кусок пеньки.
   - Здесь он повесился, - прошептал Кел. - Боже! -  Да...  И  труп  его
дочери лежал у его ног... Точнее, на ступенях, ведущих в подвал.
   Кел замолчал и я увидел, как его глаза  расширились,  уставившись  на
что-то у меня за спиной. Потом он завопил.
   Как, Бони, я могу описать зрелище, открывшееся нашим глазам? Как могу
я описать тебе отвратительных обитателей наших стен?
   У дальней стены что-то зашевелилось, и из темноты показалось  злобное
лицо - лицо с глазами из эбонита; лицо, оскалившееся в  агонии.  Беззубо
зиял рот. Желтая, разлагающаяся рука потянулась к нам!  Чудовище  издало
громкий, мяукающий звук  и,  покачиваясь,  шагнуло  вперед.  Свет  свечи
коснулся его... И я увидел полуистлевшую веревку у него на шее! А у него
за спиной двигался еще кто-то. Я буду видеть это во сне до  самых  своих
последних дней: девушка с бледным, покрытым плесенью лицом  красавица  с
трупным  оскалом;  девушка,  чья  голова  вывернулась   в   поклоне   на
недопустимый для человеческой анатомии угол.
   Они хотели схватить нас. Я знаю... Я знаю! Они схватить нас, затащить
во тьму, хотели сделать нас своей  собственностью.  Я  не  смог  бросить
свечу прямо в существо, а метнул ее в стул, над  которым  висел  обрывок
веревки.
   Потом все смешалось. Мое сознание  помутилось.  Я  очнулся,  как  уже
писал, в своей комнате. Рядом со мной сидел Кел.
   Если бы я смог уйти, я бежал бы из этого дома, от его ужасов, прямо в
домашних тапочках.
   Но я не мог. Я - пешка в древней, темной драме. Не спрашивай,  откуда
я это знаю. Но я - знаю. Миссис Клорис была права, когда  говорила,  про
зов крови. Насколько она оказалась права, когда сказала,  что  есть  те,
кто смотрят, и те, кто сторожат. Боюсь, что  я  разбудил  силу,  которая
спала в том мрачном городке -  Жребии  Иерусалима,  уже  полвека.  Силу,
которая убила  моих  предков  и  превратила  их  в  ужасных  "Носферату"
немертвых. Я пережил такой страх, Бонн! Я видел всего лишь малую  часть.
Если бы я знал... Если бы я знал все!
   Постскриптум.
   ... И, конечно, я пишу это только для себя.  Мы  отрезаны  от  Причер
Корнерс. Не осмелюсь отнести свой горячечный бред на почту, да и  Келвин
не оставит меня. Вероятно, если Бог смилостивится, это письмо  достигнет
тебя каким-нибудь способом... Чарльз.
   (Из записной книжечки Келвина МакКена).

23 октября 1850 года

   Он сегодня выглядит лучше. Мы недолго говорили об ужасах в подвале. Я
согласился, что они не галлюцинация,  не  восковые  муляжи,  а  реальные
создания. Подозревает ли мистер Бун, как и я, об  их  истинной  природе?
Возможно.  Шумы  стихли,  но  угрожающе  усиливаются  с  приходом  ночи.
Кажется, нам предстоит заглянуть в Глаз Бури... Нашел пакет бумаг на дне
ящика заброшенного письменного стола, стоящего на лестничной площадке  у
его спальни. Какая-то корреспонденция, расписки, счета  привели  меня  к
мысли, что спальня раньше принадлежала Роберту Буну.  Интересная  запись
оказалась найдена среди заметок на обратной  стороне  рекламного  листка
мужских  кастровых  шляп.  Сверху  можно  было  прочитать:  "Благословен
смиренный".
   Ниже    был    написан    следующий    абсурд:    БКАЛОХЛЕВМНХМСРЕНКЫ
ЛЛГМСООРЛРССИХЕДНДЙ.  Надеюсь,  это  ключ  к  записям  в  библиотеке   к
запертой, зашифрованной  книге.  Шифр  оказался  простым.  Один  из  тех
шифров, что использовали воины  за  независимость  и  был  известен  как
"Фенс-Рейл". Чтобы его разгадать, нужно вычеркнуть каждую вторую букву в
обеих строках. Вычеркнув, получилось.
   БАОЛВНМРНЫ ЛГСОЕСИЕНЙ Читать нужно сверху вниз, а не слева направо. В
результате я прочитают: Благословен смиренный.  До  того,  как  отважусь
показать это, мне надо прочесть книгу.

24 октября 1850 года

   Дорогой Бони, удивительное  событие...  Кел,  всегда  молчащий,  пока
абсолютно не будет уверен в себе (редкая и  восхитительная  человеческая
черта!) отыскал дневник моего дедушки Роберта.
   Документ оказался  зашифрован,  но  Кел  разгадал  шифр.  Он  скромно
сообщил, что это открытие - случайность, но я подозреваю, что упорство и
тяжкий труд - не последнее в этом деле. В любом случае, он  пролил  свет
на завесу наших тайн! Первая запись датирована первым  июня  1789  года,
последняя - двадцать седьмым октября 1789 года.
   Эта история усугубляющегося наваждения - более того, безумия,  делает
отвратительно ясными связь между братом деда - Филиппом, городком Жребий
Иерусалима и книгой, которая покоится в проклятой церкви.
   Сам  городок,  как  пишет  Роберт  Бун,   предшественник   Чапелвэйта
(построенного в 1782 году) и Причер Корнерс (известного как Причер  Рест
с 1741 года), который был основан отколовшейся группой  пуритан  в  1710
году. Сектой руководил суровый религиозный фанатик по имени Джеймс  Бун.
Вот от кого пошел мой род, я так думаю. Миссис  Клорис  могла  оказаться
права, говоря о суеверном зове крови. Зов крови  решающая  вещь  в  этом
деле, и я  с  ужасом  вспомнил  ее  ответ  относительно  Филиппа  и  его
отношения к этим местам. "Кровавое", - сказала  она,  и,  я  боюсь,  она
оказалась права.
   Город  Жребий  Иерусалима  стал  возводиться   вокруг   церкви,   где
проповедовал Бун. Мой дедушка намекает,  что  старый  проповедник  также
организовал торговлю женщинами.  Он  уверял,  что  наставляет  купленных
рабынь на  Божий  Путь  и  проповедует  им  Добро.  В  результате  город
постепенно стал становиться не  таким  уж  обычным.  Такой  городок  мог
существовать только в те странные дни, когда вера в ведьм и в Непорочное
зачатие существовали рука об руку. Скрещиваясь между собой,  деградируя,
религиозный городок управлялся полоумным священником, который принял  за
истину два писания: Библию и "Демон Двеллингс" -  "Обитель  демона".  То
была  община,  где  регулярно  проводились  ритуалы  экзорцизма;  община
кровосмешения, безумия и физических уродств, которые часто  сопровождают
грех кровосмешения. Я подозреваю, верю, что  Роберт  Бун  тоже  один  из
внебрачных детей Буна, из тех, кому раньше удалось покинуть городок  или
кого насильно увезли из Жребия Иерусалима искать удачу на  юге.  Там  он
основал нашу ветвь рода. Я знаю, что  моя  собственная  семья  и  раньше
считала, что наш клан жил в этой части Массачусетса, которая позже стала
известна как Независимый Штат Мэйн. Мой прадед - Кеннет Бун стал богатым
человеком, торгуя пушниной. Его деньги, увеличивающиеся  со  временем  и
мудро вложенные в строительство, после его смерти в 1763 году  дали  нам
состояние. Его сыновья:  Филипп  и  Роберт,  построили  Шапелвэйт.  "Зов
крови", - сказала миссис Клорис. Мог ли  Кеннет  быть  потомком  Джеймса
Буна? По крайней мере, он избежал безумия своего предка  и  его  города,
вырастил сыновей... Но как они, все зная, могли  построить  дом  в  двух
милях от родового истока Бунов? Если это правда,  то  мне  кажется,  что
какая-то огромная и невидимая рука направляет все наши поступки...  Судя
по дневнику Роберта, Джеймс Бун был древним старцем в 1789 году... Но он
еще жил.
   Допуская, что Роберту Буну было лет  двадцать  пять,  когда  строился
город, то тогда уже Джеймсу было 104 года. Поразительный возраст. Дальше
привожу выдержки прямо из дневника Роберта Буна: 4  августа  1789  года.
Сегодня  впервые  встретил  этого  Человека,  о  котором  так   сердечно
отзывался  мой  брат;  должен  признать,  что  Бун   обладает   странным
магнетизмом, который расстроил меня  невероятно.  Он  настоящий  Старец,
белобородый и одетый а черную сутану, которая показалась  мне  почему-то
непристойной.  Более  беспокоит  меня  тот  факт,  что  он  был  окружен
женщинами, как султан бывает окружен ими в своем  гареме;  и  Ф.  уверял
меня, что старик вполне активен, по меньшей мере, как восьмидесятилетний
старец.
   В самом городе я был раньше только один раз и больше не посещал  его;
улицы там безмолвны и наполнены только страхом перед старцем.  Я  боюсь,
тут родственники спариваются с родственниками, так как  многие  выглядят
совершенными кретинами, и, кажется, любая дорога, куда бы  я  ни  пошел,
приводит меня клику старца  всегда  такому  изнуренному...  Казалось,  у
граждан отсутствует огонь внутренней жизни, как будто  из  них  высосана
вся жизненная энергия. Я встречал безглазых и  безносых  детей,  женщин,
которые плакали и бормотали  что-то,  бессмысленно  глядя  в  небо.  Они
искаженно  цитировали  священное  писание,  те  места,  где   упоминался
дьявол... Ф. хотел заставить меня  слушать,  но  я  подумал  о  зловещем
старце, который возвышался на кафедре перед жителями города, пораженного
грехом кровосмешения, и отверг  предложение,  оправдываясь  тем,  что...
Записи,  предшествующие  и  последующие  более  выразительно  изображают
Джеймса Буна.

1 сентября 1789 года

   Филипп был крещен в церкви Буна. Его брат записал тогда:
   Я удивлен и испуган... Мой брат изменился на моих  глазах.  Он  даже,
кажется, стал взрослее и напоминает одного из тех  несчастных...  Первые
упоминания книги датированы 2 июля. В дневнике Роберта по  этому  поводу
только краткая запись:
   Ф. вернулся из города сегодня ночью  с  совершенно  диким  лицом.  Он
только  сказал,  что  Бун  ищет  книгу  под  названием  "Тайны   Червя".
Поддавшись на просьбы Ф., я обещал написать письмо Джонсу и Гудфеллоу  с
просьбой достать эту книгу. Ф. почти раболепно благодарен.

Следующая запись от 12 августа

   ... Сегодня на почте получил два письма. Одно от  Джонса,  второе  от
Гудфеллоу - она письма из Бостона. У них  есть  Большая  Книга,  которая
заинтересовала Ф. В стране есть только пять  копий  этой  книги.  Письмо
достаточно холодное; действительно необычно. Я же достаточно знаю  Генри
Гудфеллоу.

13 августа

   Ф. безумно возбужден письмом Гудфеллоу. Отказывается сказать  почему.
Он только говорит, что Бун чрезвычайно обеспокоен существованием  копий.
Не могу понять, почему; судя по заглавию, книга - всего лишь  безвредный
трактат по садоводству... Беспокоюсь за Ф... Он стал неузнаваемым. Хотел
бы я, чтоб мы никогда не приезжали сюда. Лето  жаркое,  гнетущее,  полно
всевозможных предзнаменований... Дальше в дневнике  Роберта  только  еще
два раза упоминается та Книга (он, кажется, не понимал важного  значения
книги до самого конца).

Из начала записи от 7 сентября

   Я хотел попросить Гудфеллоу  воздействовать  на  Ф.,  как  агента  по
недвижимости, хотя мои лучине чувства восставала против  этого.  Но  как
тут можно проявить сдержанность? Не его ли это собственные  деньги  ?  Я
взял с Филиппа обещание,  отречься  от  отвратительного  баптизма...  И,
конечно, он на грани чахотки, близок к  лихорадке.  Не  доверяю  ему!  Я
беспомощен...

Наконец 16 сентября

   Книгу прислали сегодня, вместе с письмом Гудфеллоу, где тот  написал,
что он больше не хочет участвовать в моих торговых делах. Ф.  возбужден.
Он вырвал книгу у меня из рук.
   Она написана на странной латыни,  а  местами  руническим  письмом,  в
котором я ничего не понимаю.  Книга  казалась  почта  теплой,  когда  ее
касались, и дрожала в моих  руках,  словно  содержала  в  себе  огромную
силу... Я напомнил Ф. его обещание  отречься,  и  он  только  безобразно
засмеялся с видом сумасшедшего и сделал знак... Сунув книгу мне под нос,
он выкрикивал снова и снова: "Она  у  меня!  Она  у  нас!  Червь!  Тайны
Червя!" Сейчас он убежал, полагаю, к своему сумасшедшему  "благодетелю",
и я больше сегодня его не видел.
   О книге больше ничего нет, но я сделал определенные  выводы,  которые
кажутся мне правильными. Во-первых: книга, и то, что говорила мне миссис
Клорис, стала предметом ссоры между Робертом и Филиппом. Во-вторых,  она
- хранилище нечестивых заклинаний и, возможно, порождение друидов (много
кровавых  ритуалов  друидов  сохранилось   после   того,   как   римские
завоеватели покорили Британию во имя Империи, множество  адских  книг  с
рецептами их магии затерялось в мире). В-третьих:  Буна  и  Филиппа  эта
книга  привела  к  смерти...  Вероятно,  путь  был  ложным.  Они  хотели
использовать книгу... Но не верю в то, чтобы им удалось это  сделать.  Я
скорее поверю, что они сами еще раньше  нашли  какие-то  безликие  силы,
стоящие по ту сторону мироздания, силы, которые могли находиться  по  ту
сторону самой материи Времени. Последняя запись  дневника  Роберта  Буна
достаточно мрачная, но пусть она скажет сама за себя.

26 октября 1789 года

   Сегодня в Причер Корнерс были сказаны ужасные слова, Крэалн,  кузнец,
схватил меня за руку и сказал:
   - Ваш брат - безумный антихрист, пусть он убирается отсюда!
   Гуди  Рэндол  утверждал,  что  он  видел  в  небе  знамение.   Грядет
Величайшее бедствие!
   Корова отелилась двухголовым теленком.
   Что касается меня, то я знаю,  откуда  исходит  угроза.  Все  дело  в
безумии моего брата. Его волосы поседели за одну  ночь!  Под  глазами  у
него огромные мешки и,  кажется,  сам  дьявол  не  выдержит  блеска  его
безумных глаз. Он улыбается все время и  что-то  шепчет.  По  непонятным
причинам, он стал часто спускаться в подвал, но я редко  вижу  его,  так
как большую часть времени  он  проводит  в  Жребии  Иерусалима.  Козодои
собрались вокруг дома на лужайках. Их громкие крики в тумане сливаются с
шумом моря, превращаясь в дикую, режущую слух какофонию звуков,  которые
не дают никому покоя.

27 октября 1789 года

   Следил, за Ф., когда он отправился в Жребий Иерусалима.  Держался  на
безопасном расстоянии, чтобы он не заметил моего  присутствия.  Окаянные
козодои стаями летали по лесу, наполняя округу  своим,  леденящим  душу,
пением.  Я  не  отважился  перейти  мост.  Город  лежал,  во  мраке,  за
исключением церкви, которая излучала призрачное,  красноватое  мерцание,
что превращало ее пикообразные окна в  Глаза  Ада.  Какие-то  голоса  то
усиливались, то стихали в дьявольском молебне...  Иногда  там  смеялись,
иногда рыдали.
   Даже сама земля, казалось, вздымалась и стонала подо мной, словно  ей
было тяжело нести дьявольский вес, и я убежал изумленный и переполненный
ужасом.
   Адские пронзительные крики козодоев доносились до меня, когда я бежал
через переполненный тенями лес.
   Все шло к непредсказуемой кульминации. Я больше не хотел видеть  снов
и не хотел просыпаться от ужасов, приходящих ко мне во  сне.  Ночь  были
полна  ужасными  звуками,  и  я  боялся...  И,  конечно,  я   чувствовал
необходимость идти вновь, чтобы посмотреть... Казалось, что Филипп зовет
меня, и Старец вместе с ним... Птицы...
   ... Будь он проклят, будь  он  проклят,  будь  он  проклят.  На  этом
дневник Роберта Буна обрывается. Конечно, ты должен  заметить.  Бони;  в
заключение Роберт заявляет, что  Филипп  зовет  его.  Мое  окончательное
мнение сформировали различные события: рассказ миссис Клорис  и  других,
но в большей степени те ужасные фигуры в  подвале...  Те,  что  когда-то
умерли, но остались живы. Наш род  несчастнее  других,  Бони.  Проклятие
тяготеет над нами; оно живет ужасном жизнью - жизнью теней в нашем доме,
в том городе. Кульминация уже близка. Я последний из рода Бунов.  Боюсь,
что кто-то знает об этом, и я  связан  с  чем-то  злым,  лежащим  по  ту
сторону моего понимания.
   Приближается День Всех Святых.  Он  наступит  через  неделю.  Что  же
делать дальше? Если бы ты был здесь, то смог бы посоветовать  мне!  Если
бы ты только был здесь!
   Я должен узнать все. Я должен вернуться в заброшенным город. Моя вера
придаст крепость моему духу.
   Чарльз.
   (Из записной книжечки Келвина МакКена).

25 октября 1850 года

   Мистер Бун спал почти весь день.  Его  лицо  побелело,  и  он  сильно
похудел.
   Я боюсь, что у него начинается лихорадка мозга. В  любой  момент  она
может вспыхнуть с новой силой... Меняя воду в графине, я натолкнулся  на
два неотправленных письма, адресованных  мистеру  Грансону  во  Флориду.
Мистер Бун собирается вернуться в Жребий Иерусалима.
   Если я допущу это, то убью его. Отважусь ли я проскользнуть в Притчер
Корнерс и нанять кабриолет, чтобы увезти его из этих мест? Я должен  так
сделать. А что, сети он проснется?
   Я-то вернусь, а он уже уйдет.
   Снова в стенах поднялся шум. Благодарю Бога за то, что мистер Бун еще
спит! У меня самого в голове все перепуталось от происходящего... Позже.
   Я принес мистеру Буну обед на подносе. Он собирался  встать  позже  и
мое появление вызвало у него недовольство. Конечно,  я  пойду  в  Причер
Корнерс. Мистеру Буну когда-то прописали сонный порошок. У меня осталось
немного. Я насыпал одну дозу в чай, и мистер Бун выпил  его,  ничего  не
подозревая.
   Оставить  его  бодрствующим  наедине  с  тварями