и...  В
любом случае, он докажет  Бадди, что не боялся  Бабули. Он подойдет  к
ней - что ж, по крайней мере тот не назовет его трусливым щенком.
    Руки с длинными желтыми ногтями уже почти касались Джорджа,  когда
слева от него раздался звон стекла,  и сквозь разбитое окно в  комнату
ворвался ветер, кружа  залетевшие листья и  какие-то бумаги,  развевая
волосы и сорочку Бабули.
    Теперь Джордж  смог  кричать. Он  отпрянул  от протянутых  рук,  и
Бабуля издала странный шипящий звук, сжимая и разжимая в воздухе  свои
клешни, шевеля толстыми бескровными губами.
    Ноги все  еще не  слишком слушались  Джорджа, он  упал на  пол  и,
продолжая кричать, пополз из  комнаты. Бабуля медленно поднималась  из
кресла - огромная, жирная туша,  нависающая над обезумевшим от  страха
ребенком. Мертвая -и в  то же время живая,  куда более живая, чем  все
эти 4 года...  Джордж понял  вдруг, ЧТО  означает это  объятие, и  это
открытие поразило его. Бабуля схватила его за рубашку, и Джордж ощутил
на мгновение  холод мертвого  тела, он  отчаянно рванулся,  оставив  в
цепкой старой руке кусок своей рубашки - и оказался на кухне.
    Он убежит в ночь. Немедленно. Сейчас. И пусть кого-нибудь  другого
обнимает злая  ведьма,  его Бабуля.  А  мама, когда  вернется,  увидит
живого сына.
    Но в  дверях  выросла  огромная  уродливая  тень.  Отступать  было
некогда, и смертельный, леденящий кровь ужас охватил Джорджа... В  это
мгновение зазвонил  телефон. Джордж  схватил трубку  и закричал  -  он
просил помощи, умолял, чтобы его спасли - но ни звука не вырвалось  из
сдавленного страхом  горла. Бабуля  стояла в  дверях в  своей  розовой
рубашке, опираясь огромными  руками о косяк,  желтые волосы  обрамляли
оплывшее зловещее лицо... Она усмехалась.
    - Руфь? -  это был  голос тети Фло,  едва слышный  сквозь треск  и
завывание. - Руфь, это  ты? - тетя Фло  из Миннесоты, две тысячи  миль
отсюда.
    - Помогите! - прокричал Джордж, и все, что вырвалось из него,  был
сдавленный хриплый шепот.
    Бабуля медленно  двинулась  к  нему,  протягивая  руки,  сжимая  и
разжимая их в воздухе.  Она ждала этого  объятия 5 лет  - и теперь  не
хотела отступать.
    - Руфь, ты  меня слышишь?  Здесь такая  буря, и  мне... мне  стало
страшно... Связь плохая... Руфь, я не слышу!
    - Бабуля, - произнес наконец Джордж. Желтая туша нависла над ним.
    - Джордж? - голос тети Фло неожиданно стал прекрасно слышен, будто
она была рядом. - Джордж, это ты?
    Он отступал  от надвигающихся  рук  - и  обнаружил, что  сам,  как
последний идиот, отрезал  себе путь  к отступлению,  забившись в  угол
между раковиной и кухонным шкафом. Ужас сковал все его существо, и  он
мог только повторить в трубку снова и снова:
    - Бабуля! Бабуля! Бабуля!
    Холодные руки прикоснулись к его  горлу, и Джордж уже едва  слышал
далекий, словно доносящийся не только с расстояния в тысячи миль, но и
пролетевший сквозь года голос тети Фло:
    - Скажи ей лечь, Джордж. Скажи, что она должна это сделать во  имя
твое - и во имя ее отца. Ее духовного отца звали ГАСТУР. Успокойся,  и
скажи ей это...
    Морщинистая  рука  с  неожиданной  силой  дернула  шнур.   Телефон
отключился. Джордж сжался в комок в своем углу, огромная зловещая тень
накрыла его...
    - Ложись! Успокойся! Именем Гастура! Гастур! Ложись!
    Ее руки смыкаются на шее Джорджа, холодные как лед и...
    - Ты  должна!  - кричал  мальчик.  -  Тетя Фло  сказала  -  именем
Гастура! Моим именем!
    ...  и  сжимают   ее  в  объятии,   неотвратимом,  как   смерть...
сжимают...
    Когда огни  старенького авто  часом  позже загорелись  вдалеке  на
дороге, Джордж сидел за  столом перед так  и не прочитанным  учебником
истории. Он встал, подошел к  двери, отпер ее... Телефон с  оборванным
шнуром безжизненно  молчал.  Ветер  на  улице,  чуть  утихнув,  шуршал
желтыми листьями. Мама вошла, стряхнула прилипший к пальто лист:
    - Ах, такая непогода. У  тебя как, все нормаль... Джордж!  Джордж,
ЧТО   СЛУЧИЛОСЬ?!   -   кровь   отхлынула   от   ее   лица,   ставшего
мертвенно-бледным, глаза расширились.
    - Бабуля, - сказал мальчик. - Она умерла. И заплакал.
    Мать обняла его и устало прислонилась к стене, словно из нее разом
ушли все силы.
    - Джордж...  что-нибудь еще?  Что ЕЩЕ  случилось? -  Ветер  разбил
веткой окно в ее комнате. Мама отпустила его, вгляделась в лицо и,  не
говоря ни слова, быстрыми шагами направилась в комнату Бабули.
    Она вернулась с обрывком  зеленой ткани в руках  - это был  клочок
рубашки Джорджа. - Я вынула из ее рук, - прошептала мама.
    - Я ни о чем не буду  сейчас говорить, - устало ответил Джордж.  -
Слишком хочется спать. Позвони тете Фло, если хочешь. Спокойной  ночи,
я пойду.
    Он пошел в комнату, оставив приоткрытой дверь, чтобы слышать,  что
делает мама. Она так и  не позвонила тете Фло  ночью - потому что  был
поврежден шнур.  Не  будет этого  и  следующим вечером  -  потому  что
незадолго до ее прихода домой Джордж произнесет пару десятков странных
слов (некоторые изуродованная Латынь, другие - заклинания друидов) - и
за две  тысячи  миль  отсюда  тетя  Фло  скоропостижно  скончается  от
инфаркта.
    Он разделся и  лег в  постель, заложив руку  за голову.  Медленно,
постепенно на лице его проступила зловещая жуткая усмешка. Теперь  все
- ВСЕ - будет по-другому. Например, Бадди.
    Бедняга, он  ведь,  вернувшись,  опять возьмется  за  свое:  Пытка
Краснокожих и прочие  щенячьи штучки, -  и Джордж, возможно,  позволит
ему поразвлечься на виду у других...
    Но ночью, когда они останутся одни в этой темной спальне... Джордж
беззвучно рассмеялся. Как говорит тот же Бадди, это - Классика!



Стивен Кинг
Перевод с английского Б. Любарцева

                          "КАДИЛЛАК" ДОЛАНА

Месть - блюдо, которой лучше есть
холодным.
Испанская пословица

Я ждал и выслеживал его семь лет. Я наблюдал,  как он входит и выходит
- Долан. Как вплывает в роскошные рестораны с женщиной под руку - каж-
дый раз с другой, всегда в сопровождении двух телохранителей.  Как его
волосы из сероватого приобретают модный серебристый оттенок, тогда как
у меня они просто выпадали, пока я совсем нс облысел.  Как он регуляр-
но отбывает из Лас-Вегаса на Западное побережье;  как возвращается от-
туда. Пару раз я наблюдал с боковой дороги, как его "седан девиль" то-
го же цвета,  что и шевелюра,  проносится по  шоссе  ј  71  в  сторону
Лос-Анджелеса.  Доводилось мне видеть - хоть и не часто,- как он  нап-
равляется из своего дома в Голливуде на том  же  сером  "кадиллаке"  в
сторону Лас-Вегаса. Я школьный учитель.  Учителя и опасные преступники
нс имеют возможности для подобной свободы передвижсния  -  это  просто
экономическая данность.  Он не знал,  что я выслеживаю его,- я никогда
нс приближался настолько,  чтобы он это заметил.  Я был осторожен.  Он
убил мою жену или подстроил убийство: это все равно,  в конце  концов.
Хотите подробности? От меня их не услышите. Если вам так уж интересно,
поднимите старые подшивки газет. Ее звали Элизабет.  Она преподавала в
той же школе, где и я преподаю по сей день. Она учила первоклассников.
Они ее любили. Думаю,  некоторые нс забыли се до сих пор,  хотя теперь
они уже в выпускных классах.  Я любил ее и люблю поныне.  Она была  не
красавицей, но весьма хорошенькой.  Тихоня,  но могла и посмеяться.  Я
тоскую по ней.  По ее карим глазам.  Для меня никогда не  существовало
других женщин.  И не будет существовать.  Он выкрутился - Долан.   Это
все, что вам надо знать. А Элизабет оказалась не там, где положено,  и
все видела. Она пошла в полицию, а полиция отослала се в ФБР, и там ее
допросили, и она сказала,  что да,  она даст показания.  Они пообещали
защитить ее,  но то ли поленились,  то ли недооценили Делана.   Скорее
всего, и то, и другое. Как бы там ни было,  однажды вечером она села в
машину,  и динамит,  подсоединенный к системе зажигания,  сделал  меня
вдовцом. Он сделал меня вдовцом - Долан. Свидетелей не было, и его оп-
равдали. Он вернулся в свой мир,  а я в свой.  Ему - роскошные апарта-
менты в Лас-Вегасе, мне - пустая комната.  Ему - куча женщин в мехах и
вечерних платьях с блестками, мне - полная тишина. Ему - серый "кадил-
лак" (за эти годы он  их  сменил  четыре  раза),    мне  -  старенький
"бьюик-ривьера". Ему - седина, мне - лысина. А я следил. Я был осторо-
жен - о, да! Крайне осторожен. Я знал, что он такое,  на что способен.
Я понимал, что он раздавит меня, как червяка, если учует, что я замыш-
ляю.  Поэтому я соблюдал осторожность.  Три года назад во время летних
каникул я сопровождал его (на почтительном расстоянии) в Лос-Анджелес,
куда он часто ездил.  Он давал приемы на своей роскошной вилле (я наб-
людал за сборами и разъездами,  укрывшись в безопасной  тени  в  конце
квартала,  замирая,  когда мимо проносились полицейские патрули),  а я
ночевал в дешевом отеле, где постояльцы включали радио на полную гром-
кость,  а напротив располагался стриптиз-бар,  огни которого всю  ночь
отражались в окнах.  В те ночи я мечтал о карих глазах Элизабет,   мне
снилось, что ничего не случилось, и я просыпался в слезах.  Я уже поч-
ти утратил надежду. Его хорошо охраняли, видите ли,  даже чересчур хо-
рошо. Он никуда не выезжал без двух вооруженных до зубов горилл, а его
"кадиллак" был бронирован и снабжен огромными самозатягивающимися  ши-
нами - такие обожают диктаторы в малых неспокойных странах.  Только  в
последний раз я понял,  как это можно сделать,  но  лишь  после  очень
опасного прокола. Я последовал за ним в Лас-Вегас,  стараясь держаться
позади на расстоянии не менее мили, а то и двух-трех. Когда мы пересе-
кали пустыню с запада на восток,  его машина иногда казалась солнечным
бликом на горизонте, и я думал об Элизабет, о том,  как солнце отража-
лось в ее волосах. В тот раз я прилично отстал. В середине недели дви-
жения на федеральном шоссе ј 71 почти не бывает. Когда машин мало, ви-
сеть на хвосте очень опасно - это знают даже учителя средней школы.  Я
проехал оранжевый знак "ОБЪЕЗД ЧЕРЕЗ 5 МИЛЬ" и еще  сбросил  скорость.
На объездах в тех местах транспорт буквально ползет,  и я нс хотел по-
падаться на глаза водителю "кадиллака" на пустынном проселке.  Следую-
щий знак гласил: "ОБЪЕЗД ЧЕРЕЗ 3  МИЛИ"  и  ниже:  "ВПЕРЕДИ  ВЗРЫВЫ  -
ВКЛЮЧИТЬ РАДИОСВЯЗЬ". Мне вспомнился фильм,  я видел его много лет на-
зад.  В этом фильме банда вооруженных грабителей заманила  бронирован-
ный автомобиль в пустыню, использовав ложные указатели объезда.  Когда
водитель попался на эту удочку и съехал на грязный проселок (а в  пус-
тыне их тысячи - овечьих и скотопрогонных троп и старых военных дорог,
которые ведут в никуда), воры убрали знаки, обеспечив полную изоляцию,
а потом просто осаждали машину, пока охранники не вышли.  Они перебили
охранников. Я вспомнил. Они перебили охранников.  Я добрался до начала
объезда и свернул.  Дорога оказалась ужасной,  как  я  и  предполагал:
грязь по колено,  двум машинам не разъехаться,  от ухабов  мой  старый
"бьюик" трясся и стонал.  "Бьюику" требовались новые амортизаторы,  но
это роскошь,  на которую учителю приходится копить,  даже вдовцу,   не
отягощенному ни детьми, ни увлечениями, если не считать жажды мести. В
сотрясающемся и захлебывающемся в грязи "бьюике"  меня  осенила  идея.
Вместо того,  чтобы следовать за "кадиллаком" Долана,  когда он в сле-
дующий раз отправится из Лас-Вегаса в Лос-Анджелес или  наоборот,    я
объеду его - вырвусь вперед. Я устрою ложный объезд, как в кино,  зав-
леку его в безмолвную, опоясанную горами глухомань к западу от Лас-Ве-
гаса.  Там я уберу дорожные знаки,  как это сделали ребята в фильме...
Возврат к действительности отрезвил меня.  "Кадиллак" Делана находился
передо мной, прямо передо мной, на обочине пыльного проселка. Одна ши-
на, хоть и самозатягивающаяся, спустила. Нет - не просто спустила. Она
взорвалась, наполовину слетев с обода. Видимо,  эта сволочь напоролась
на острый обломок скалы,  словно на противотанковую ловушку.  Один  из
телохранителей приподнимал домкратом перед машины.  Второй - здоровен-
ное рыло, у которого из-под короткой стрижки струился пот, стоял, зас-
лонив собой Долана. Даже в пустыне, заметьте, они не рисковали.  Долан
расслабился - стройный,  в расстегнутой рубашке и темных брюках,   его
серебристая шевелюра развевалась под ветерком пустыни.  Он курил сига-
рету и поглядывал на своих людей,  будто это происходило где-нибудь на
балу или в кабинете. Он встретился со мной взглядом и отвел глаза, яв-
но не узнавая,  хотя однажды видел меня,  семь лет тому назад (у  меня
еще были волосы!), на предварительном слушании,  когда я сидел рядом С
женой. Страх,  охвативший меня под взглядами из "кадиллака",  сменился
яростью. Я думал: вот сейчас открою окно,  высунусь из машины и закри-
чу: "Как ты смел забыть меня? Как ты смел не заметить меня?" О да, это
будет жест сумасшедшего. Это хорошо, что он меня забыл, это прекрасно,
что он меня не заметил. Лучше быть мышкой за плинтусом, которая перег-
рызает проводки.  Лучше быть пауком высоко на чердаке,  плетущим  свою
сеть. Тот, кто возился с домкратом, помахал мне, но не один Долан ока-
зался забывчивым. Я равнодушно взглянул на водителя, желая,  чтобы его
хватил инфаркт, или инсульт, или и то и другое сразу. Я проехал дальше
- но сердце у меня билось так,  что несколько минут горы  вдали  двои-
лись и троились перед глазами.  "Был бы у меня пистолет!  - думал  я.-
Если бы только был пистолет! Я бы покончил с его гнусной,  жалкой жиз-
нью, если бы у меня тогда был пистолет!" Много миль спустя ко мне вер-
нулась способность рассуждать трезво.  Если бы у меня был пистолет,  я
мог бы быть уверен лишь в одном - что меня убьют.  Если бы у меня  был
пистолет, я мог бы вытащить его,  когда меня позвал водитель с домкра-
том, и выйти, и начать палить в безлюдной пустыне.  Может быть,  в ко-
го-нибудь я бы и попал.  Потом меня застрелили бы и кое-как зарыли,  а
Делан по-прежнему сопровождал бы красивых  женщин  и  разъезжал  между
Лас-Вегасом и Лос-Анджелесом в своем серебристом "кадиллаке", пока ко-
йоты раскапывали бы мои останки и дрались из-за моих костей под холод-
ной луной. И Элизабет осталась бы неотмщенной - вовсе. Те,  кто сопро-
вождал его, умели убивать. Я умел учить третьеклассников. Это не кино,
напомнил я себе,   выезжая  на  трассу  под  оранжевым  знаком  "КОНЕЦ
РЕМОНТНЫХ РАБОТ.  ШТАТ НЕВАДА БЛАГОДАРИТ ВАС!".  И если я когда-нибудь
спутаю реальность с киношкой, если позволю себе мечтать о том, что лы-
сеющий близорукий учитель младших классов  способен  стать  гангстером
Грязным Гарри, то никакой мести не бывать.  Но возможна ли месть вооб-
ще? Когда-нибудь?  Моя идея сделать ложный объезд была столь же роман-
тической и несерьезной,  как и желание выскочить из старого "бьюика" и
поливать их троих пулями - это мне-то,  который из винтовки стрелял  в
последний раз в шестнадцать лет,  а пистолета и вовсе в руках не  дер-
жал. Тут бы потребовалась целая банда сообщников - даже из вспомнивше-
гося мне фильма это было очевидно при всей его романтичности.  Там  их
было восемь или девять человек в двух группах,    которые  связывались
между собой по рации. Один даже кружил над дорогой в маленьком самоле-
тике для подстраховки: следовало удостовериться, что бронированная ма-
шина,  приближаясь к нужному участку,  окажется в относительном одино-
честве. Сюжет, конечно,  придумал какой-то пузатый сценарист,  сидя на
краю своего плавательного бассейна со стаканом ананасового сока в  од-
ной руке и машинкой Эдгара Уоллеса для сочинения фабул в другой. И да-
же этому парню понадобилась чуть ли не армия,   чтобы  воплотить  свою
идею в жизнь.  А я был один.  Ничего не выйдет.  Это просто обманчивая
мысль вроде тех, что уже посещали меня за эти годы - например, что мне
удастся как-то запустить отравляющий  газ  в  кондиционер  Делана  или
взорвать его виллу в Лос-Анджелесе, а то,  достав грозное смертоносное
оружие, допустим гранатомет,  разнести в клочья его чертов серебристый
"кадиллак" на шоссе ј71. Лучше не связываться.  Но мысль не отпускала.
"Отсечь его,- продолжал шептать внутренний голос как бы от имени  Эли-
забет.- Отсечь его,  как опытная овчарка отделяет от стада ту  овечку,
на которую укажет хозяин.  Заманить его в пустыню и убить.   Убить  их
всех". Не выйдет. Если даже не признавать ничего больше,  то уж навер-
няка следует согласиться с тем,   что  человек,    проживший  столько,
сколько Долан, должен обладать отточенным инстинктом выживания - отто-
ченным до уровня мании.  Он и его люди разгадают обман с  объездом  за
минуту.  "А в этот день они обманулись,- возразил внутренний голос  за
Элизабет.- Даже и не колебались. Пошли,  как ягненок на заклание".  Но
я-то знал - да, каким-то образом знал!  - что люди вроде Долана,  ско-
рее даже волки,  а не люди,  вырабатывают в себе какое-то шестое  чув-
ство,  когда появляется угроза.  Я могу  украсть  настоящие  указатели
объезда у дорожников и расставить их в нужных местах,  могу даже доба-
вить светящиеся оранжевые конусы и пару дымовых сигнализаторов.  Я все
это сделаю,  а Долан все равно учует пот с моих пальцев.  Учует сквозь
пуленепробиваемые стекла. Он закроет глаза, и имя Элизабет выплывет из
змеиного клубка в его мозгу.  Голос,  говоривший  от  имени  Элизабет,
умолк, и я решил, что на сегодня он сдался. И тут,  когда на горизонте
показался Лас-Вегас - плывущий голубой туман на дальнем краю пустыни,-
он снова заговорил. "Значит, не надо пробовать ложный объезд,- прошеп-
тал он.- Замани его в настоящий".Я резко вывернул  "бьюик"  и  надавил
обеими ногами на тормозную педаль. Расширенными от удивления глазами я
уставился на свое отражение в боковом зеркале.  Внутренний голос  рас-
смеялся. Это был злой, странный смех,  но спустя некоторое время я за-
хохотал вместе с ним. Коллеги подшучивали надо мной, когда я вступил в
группу здоровья на Девятой улице.  Один все хотел дознаться,  нс насы-
пал ли мне кто-то песок в глаза. Я хохотал вместе с ними.  Такие,  как
я, не вызывают подозрений, пока смеются вместе со всеми. А почему бы и
не повеселиться? Жена моя уже семь лет как умерла, так ведь? Теперь от
нее осталась только кучка пыли и волос да несколько  костей  в  гробу!
Так отчего бы и не посмеяться?  Когда  такие,    как  я,    прекращают
смеяться, люди замечают,  что что-то не так.  Я смеялся вместе с ними,
хотя мышцы у меня болели всю осень я зиму.  Я делал это,  несмотря  на
то,  что испытывал постоянный голод - ни перекусить днем,  ни  опусто-
шить холодильник поздно ночью, ни пива, ни рюмочки перед обедом.  Зато
много красного мяса и овощи, овощи, овощи.  К Рождеству я купил трена-
жер. Нет, не совсем так. Элизабет купила мне к Рождеству тренажер. До-
лана я теперь видел реже: не на шутку увлекся,  избавляясь от  живота,
накачивая руки, грудь и ноги. Но бывали времена, когда казалось, что я
не осилю этого,  не смогу по-настоящему набрать физическую форму,   не
проживу без лишнего кусочка пирога и без сливок в кофе.  Тогда я  ста-
вил машину поблизости от его любимых ресторанов  или  клубов  и  ждал,
когда он появится из серого "кадиллака" с надменной блондинкой или ве-
селой шатенкой об руку - или с обеими сразу. Вот он, тот, кто убил мою
Элизабет,  вот он шествует в строгом костюме от Бижана,  а его золотой
"ролекс" мерцает в огнях ночного клуба. Усталый и обессиленный, я при-
ходил к Долану,  как жаждущий путник к оазису в пустыне.  Я пил отрав-
ленную воду и приходил в себя.  В феврале я начал ежедневно бегать,  и
коллеги смеялись над тем,  как моя лысина облазит и краснеет,  а потом
снова облазит и снова краснеет,  как бы я ни мазал ее защитным кремом.
Я хохотал вмести с ними,  как будто не я дважды чуть не падал в  обмо-
рок и не мои ноги сводили в конце пробежек невыносимые судороги.  Ког-
да настало лето,  я пошел наниматься на работу в  дорожное  управление
ш