у с высокой прической.
	-- Я немного провожу ее, Эвви. Чтобы убедиться, что она благополучно
доберется туда.
	-- Тогда я тоже пойду вместе с вами, ладно? -- сказала Эвви и обняла
Дорис за плечи.-- Ну, что произошло, милая? Кто-то пытался ограбить вас?
	-- Нет,-- сказала Дорис.-- Это... я... я... улица... там был одноглазый
кот... улица... разверзлась... я видела это существо... его называют Тот-Кто-
Ждет... Лонни... я должна разыскать Лонни...
	Она понимала, что говорит бессвязно, но, казалось, она не в состоянии
объяснить что-либо понятнее. Во всяком случае, она сказала Веттеру и Фарнхе-
му, что ее речь не была такой бессвязной, потому что, когда Эвви спросила, в
чем дело, и Дорис ответила ей, и мужчина и женщина отпрянули, будто у нее
была бубонная чума.
	Мужчина тогда сказал что-то, и Дорис показалось, что это были слова:
"Снова это".
	Женщина показала дорогу рукой.
	-- Полицейский участок вон там. На фасаде висят круглые фонари. Вы
увидите.-- И оба они торопливо зашагали прочь... но теперь они оглядывались
назад.
	Дорис сделала к ним несколько шагов.
	-- Не подходите! -- взвизгнула Эвви... и уколола Дорис злобным взгля-
дом, одновременно прижавшись от страха к мужчине, который обнял ее рукой.-
- Не подходите, если вы были в Жертвенном Городище Крауч-энд!
	С этими словами они оба исчезли в ночи.


	Полисмен Фарнхем стоял, слегка опираясь на косяк двери между общей
комнатой и главным архивом, где, конечно же, держали главную картотеку, о
которой говорил Веттер. Фарнхем приготовил себе чашку свежего чая и курил
последнюю сигарету из своей пачки -- эта женщина тоже стрельнула несколько
штук, она тоже курила только импортные сигареты, "Тсюзые".
	Женщина вернулась в гостиницу в сопровождении сиделки, которую
вызвал Веттер -- сиделка должна оставаться с ней на ночь, а утром решить, не
нужно ли отправить ее в больницу. Фарнхем подумал, что это трудно будет сде-
лать из-за детей, а поскольку женщина была американской гражданкой (она
упорно продолжала заявлять об этом), это будет еще сложнее. Что же она соби-
рается рассказать детишкам, когда они проснуться утром? Что огромные чудо-
вища из города (Жертвенного Городища) Крауч-энд съели их отца?
	Фарнхем поморщился и поставил чашку. Это было не его дело, ничуть.
К добру, к худу ли, но миссис Дорис Фриман оказалась между государством и
американским посольством в большой игре правительств. Это было совсем не
его дело, он всего лишь констебль, который хотел бы вовсе забыть об этой ис-
тории. И он намеревался дать Веттеру написать этот отчет. Это было его дети-
ще. Веттер мог позволить себе поставить свою подпись под таким букетом безу-
мия; он -- старый человек. Отработанный материал. Он все равно останется
констеблем с дежурством в ночную смену, когда получит свои наградные золо-
тые часы, пенсию и муниципальную квартиру. У Фарнхема же, напротив, была
цель вскоре стать сержантом, и это означало, что ему нужно быть вниматель-
ным к каждому пустяку.
	Кстати, о Веттере, куда он запропастился? Он все еще дышил свежим
воздухом?
	Фарнхем прошел через общую комнату и вышел на улицу. Он стоял
между двумя круглыми фонарями и смотрел на Тоттенхем-роуд. Веттера не бы-
ло видно. Шел четвертый час ночи, улицу, как саван, окутывала густая ровная
тишина. Как звучит эта строчка из Вордсворта? "Огромное сердце лежит не-
движимо", что-то в этом роде. Он сошел по ступенькам и остановился на троту-
аре. Почувствовал, как тонкой струйкой в него вливается тревога. Глупо, ко-
нечно. Он рассердился на себя, рассердился за то, что история этой сумасшед-
шей повлияла на него даже хотя бы в такой малости. Наверное, он недаром по-
баивался такого жесткого полицейского, как Сид Реймонд.
	Фарнхем медленно прошелся до угла, думая, что должен встретить Вет-
тера с его ночной прогулки. Но он не пошел дальше угла: если оставить поли-
цейский участок пустым даже на несколько минут и если это обнаружиться, бу-
дет полно неприятностей. Он подошел к углу и огляделся вокруг, Смешно, но
казалось, что все уличные дуговые фонари исчезли. Без них вся улица выгляде-
ла по-другому. Писать ли об этом в отчете, подумал он. И где же Веттер?
	Он решил, что пройдет еще немного и посмотрит, что там. Но не очень
далеко. Не стоит оставлять участок без присмотра, это был бы надежный и
простой способ обеспечить себе такой же конец карьеры, как у Веттера, стари-
ка в ночной смене в тихой части города, главным образом занятого мальчиш-
ками, которые собираются по углам после полуночи... и ненормальными амери-
канками.
	Он пройдет совсем немного.
	Недалеко.
	Веттер вернулся меньше чем через пять минут после того, как ушел Фар-
нхем. Фарнхем пошел в противоположном направлении, и если бы Веттер при-
шел бы минутой раньше, он бы увидел, как молодой констебль мгновение по-
стоял на углу, а потом исчез.
	-- Фарнхем? -- позвал он.
	Ответом было только жужжание часов на стене.
	-- Фарнхем? -- снова позвал он и ладонью отер себе рот.


	Лонни Фримана так и не нашли. В конце концов, его поседевшая у вис-
ков жена вместе с детьми улетела назад в Америку. Они улетели на "Конкорде".
Месяц спустя она пыталась покончить с собой. Пробыла месяц в санатории.
Когда вышла оттуда, ей стало значительно лучше.
	О констебле Фарнхеме ничего не было слышно. Он оставил жену и двух-
летних девочек-близнецов. Его жена написала несколько сердитых писем члену
парламента от своего округа, утверждая, что что-то произошло, что-то скрыва-
ют, что ее Боба привлекли к какому-то опасному заданию или чему-то подо-
бному, как и того парня по имени Хэккет из "Би-Би-Си". Постепенно член пар-
ламента перестал отвечать на ее письма, и примерно в то же время, когда со-
всем уже седая Дорис Фриман выписывалась из санатория, Шейла Фарнхем пе-
реехала обратно в Сассекс, где жили ее родители. В конце концов, она вышла
замуж за человека, у которого была более спокойная работа, чем у лондонского
полицейского -- Фрэнк Хоббс работал на сборочном заводе Форда. Ей было не-
обходимо получить развод с Бобом, прежде всего, на том основании, что он ее
бросил, но с этим затруднений не было.
	Веттер досрочно вышел в отставку примерно через четыре месяца после
того, как Дорис Фриман прихрамывая вошла в полицейский участок на Тот-
тенхем-роуд в Крауч-энд. Он и в самом деле получил квартиру в муниципаль-
ном доме в городке Фримли. Шесть месяцев спустя его нашли умершим от сер-
дечного приступа, в руке у него была банка "Харп Лагер".
	Жаркая ночь в конце лета, когда Дорис Фриман рассказывала свою ис-
торию, была 19 августа 1974 года. С тех пор прошло более трех с половиной
лет. А Лонни Дорис и Боб Шейлы теперь находятся вместе.
	Веттер знал, где именно.
	В соответствии с совершено демократичным и случайным ходом алфа-
витного порядка они находятся вместе в дальней картотеке, там, куда кладут
нераскрытые дела и истории, слишком дикие, чтобы ими можно было хоть
сколько-нибудь поверить.
	ФАРНХЕМ, РОБЕРТ -- написано на этикетке тоненькой папки. ФРИ-
МАН, ЛЕОНАРД -- написано на папке, которая лежит сразу за ней. В обеих
папках -- по одной странице плохо отпечатанных отчетов офицера-следователя.
В обоих случаях стоит подпись Веттера.
	А в Крауч-энд, ничем не примечательной тихой лондонской окраине,
все еще случаются странные истории. Время от времени.






                              КУКУРУЗНЫЕ ДЕТИ


     Берт нарочно включил радио погромче: назревала очередная ссора, и  он
надеялся таким образом ее избежать. Очень надеялся.
     Вики что-то сказала.
     - Что? - прокричал он.
     - Можно сделать тише? Ты хочешь,  чтобы  у  меня  лопнули  барабанные
перепонки?
     У него уже  готов  был  вырваться  достойный  ответ,  но  он  вовремя
прикусил язык. И сделал тише.
     Вики обмахивалась шейным платком, хотя в машине работал кондиционер.
     - Где мы хоть находимся?
     - В Небраске.
     Она смерила его холодным, словно бы ничего не выражающим взглядом.
     - Спасибо. Я знаю, что мы в Небраске. Нельзя ли поточнее?
     - У тебя на коленях дорожный атлас, можешь посмотреть. Ты ведь умеешь
читать?
     -  Ах,  как  остроумно.  Вот,  оказывается,  почему  мы  свернули   с
автострады. Чтобы  на  протяжении  трехсот  миль  разглядывать  кукурузные
початки. И наслаждаться остроумием Берта Робсона.
     Он стиснул руль так, что побелели костяшки пальцев. Еще чуть-чуть,  и
он бы съездил по физиономии бывшей королеве студенческого бала. Мы спасаем
наш брак, подумал он про себя, как спасали свиньи вьетконговские деревни.
     - Вики, я проехал по шоссе пятнадцать тысяч миль. От самого  Бостона,
- он тщательно подбирал слова. - Ты отказалась вести машину. Хорошо, я сел
за руль. Тогда...
     - Я не отказывалась! - запальчиво произнесла Вики. - Я  не  виновата,
что у меня начинается мигрень, стоит мне только...
     - Тогда, - продолжал он с той же размеренностью, - я спросил тебя: "А
по менее оживленным дорогам ты могла бы вести машину?"  Ты  мне  ответила:
"Нет проблем". Твои слова: "Нет проблем". Тогда...
     - Знаешь, я иногда спрашиваю:  как  меня  угораздило  выйти  за  тебя
замуж?
     - Ты задала мне вопрос из двух коротких слов.
     Она смерила его взглядом, кусая губы. Затем  взяла  в  руки  дорожный
атлас и принялась яростно листать страницы.
     Дернул же меня черт свернуть с шоссе, подумал Берт, мрачнея.  Вот  уж
некстати. До этой минуты они оба вели себя весьма пристойно,  ни  разу  не
поцапались. Ему уже начинало казаться, что из этой их поездки на побережье
выйдет толк: поездка была затеяна как бы с целью  увидеть  семью  Викиного
брата, а на самом деле чтобы попытаться  склеить  осколки  их  собственной
семьи.
     Стоило ему, однако, свернуть с шоссе, как между  ними  снова  выросла
стена отчуждения. Глухая, непробиваемая стена.
     - Ты повернул после Гимбурга, так?
     - Так.
     - Теперь до Гатлина ни одного населенного пункта, - объявила  она.  -
Двадцать  миль  -  ничего,  кроме  асфальта.  Может,  хотя  бы  в  Гатлине
перекусим? Или ты все так замечательно спланировал, что у нас, как  вчера,
до двух часовне будет во рту маковой росинки?
     Он оторвал взгляд от дороги, чтобы посмотреть ей в глаза.
     - Ну вот что, Вики, с меня хватит. Давай повернем назад. Ты, кажется,
хотела переговорить со своим адвокатом. По-моему, самое время это...
     - Берт, осторожно!.. - глаза ее вдруг  расширились  от  испуга,  хотя
секунду назад она сидела с каменным лицом, глядя прямо перед собой.
     Он перевел взгляд на  дорогу  и  только  успел  увидеть,  как  что-то
исчезло  под  бампером  его  "Т-берда".  Он  резко  сбросил   скорость   с
тошнотворным чувством, что проехался по... тут  его  бросило  на  руль,  и
машина, оставляя  следы  протекторов  на  асфальте,  остановилась  посреди
дороги.
     - Собака? Ну скажи мне, что это была собака.
     - Парень. - Вики была белая, как крестьянский сыр. - Молодой  парень.
Он вышел из зарослей кукурузы, и ты его... поздравляю.
     Она распахнула дверцу, и ее стошнило.
     Берт сидел прямо, продолжая сжимать руль. Он  не  чувствовал  ничего,
кроме тяжелого дурманящего запаха навоза.
     Он не сразу заметил, что Вики исчезла. В зеркальце заднего обзора  он
увидел ее склонившейся в неловкой позе над тем,  что  из  машины  казалось
кучей тряпья.
     Я убил человека. Так это квалифицируется. Оторвал взгляд от дороги, и
вот результат.
     Он выключил зажигание и вылез из машины. По высокой,  в  человеческий
рост кукурузе пробегал ветер  -  точно  чьи-то  огромные  легкие  выдыхали
воздух. Вики плакала, склонившись над телом.
     Он успел пройти несколько метров, когда слева,  среди  зеленой  массы
кукурузных стеблей и листьев, мелькнул ярко-алый мазок, как будто из ведра
выплеснулась краска.
     Он остановился и стал вглядываться. Вглядываться и рассуждать (сейчас
все средства были хороши, только бы отвлечься от груды тряпья, которая при
ближайшем  рассмотрении  окажется  кое-чем  пострашнее),  что  сезон   для
кукурузы выдался на редкость удачным. Стебли росли один к одному,  початки
уже наливались спелостью. Человек,  нырнувший  в  полумрак  зарослей,  мог
проплутать по этим однообразно-правильным, уходящим в никуда  рядам  целый
божий день, прежде чем выбраться наружу. В одном месте  идеальный  порядок
был нарушен: несколько сломанных стеблей  упало,  а  за  ними...  что  там
чернеет, хотел бы он знать?
     - Берт! - срывающимся голосом закричала Вики.  -  Может  ты  все-таки
подойдешь, посмотришь? Чтобы потом за покером рассказывать своим  друзьям,
кого ты так ловко сшиб в Небраске?! Может, ты...  -  остальное  утонуло  в
потоке рыданий. Викина четкая тень казалась лужицей, в которой она стояла.
Выл полдень.
     Он нырнул в заросли. То, что он принял издали  за  краску,  оказалось
кровью. С сонным низким гудением садились на растения мухи, снимая  пробу,
и улетали - оповестить других, не иначе. Обнаружилась свежая  кровь  и  на
кукурузных листьях. Не могли же брызги, в самом деле, отлететь так далеко?
Он нагнулся и поднял с земли предмет, еще с дороги обративший на себя  его
внимание.
     Кто-то недавно здесь продирался: земля  примята,  стебли  сломаны.  И
всюду кровь. Он зябко повел плечами и выбрался на дорогу.
     У Вики началась истерика - с  рыданиями,  смехом,  нечленораздельными
выкриками в  его  адрес.  Кто  бы  мог  подумать,  что  все  кончится  так
мелодраматично? Он уже давно привык к мысли, что его жена - не та, за кого
он ее принимал. Он ее ненавидел. Он подошел и ударил ее по лицу наотмашь.
     Она сразу смолкла и закрыла рукой красный оттиск его ладони.
     - Сидеть тебе, Берт, за решеткой, - сказала она с пафосом.
     - Не думаю, - с этими словами он  поставил  к  ее  ногам  чемоданчик,
который нашел в зарослях.
     - Чей?..
     - Не знаю. Его, наверное, - он  показал  на  тело,  лежавшее  в  пыли
ничком. Парень лет семнадцати.
     Чемоданчик  старого  образца,  кожаный,  сильно   потертый,   обмотан
бельевой  веревкой,  концы  завязаны  морским  узлом.  Вики  хотела   было
развязать его, но при виде крови отшатнулась.
     Берт нагнулся и бережно перевернул тело.
     - Не хочу этого видеть, - пробормотала  Вики  и  тут  же  встретилась
взглядом с незрячими глазами убитого. Но не глаза заставили ее вскрикнуть,
и даже не лицо, выпачканное в грязи и искаженное гримасой ужаса:  у  парня
было перерезано горло.
     Берт вовремя успел подхватить ее.
     - Только без обмороков, сказал он  успокаивающим  тоном.  -  Ты  меня
слышишь, Вики? Пожалуйста, без обмороков.
     Он повторил это несколько раз. Е конце концов она  овладела  собой  и
прижалась к нему всем телом. Со стороны могло показаться, что двое танцуют
на залитой солнцем дороге, а под ногами у них валяется убитый.
     - Вики?
     - Да? - отозвалась она, уткнувшись ему в рубашку.
     - Сходи в машину за ключами.  Захвати  с  заднего  сиденья  одеяло  и
ружье.
     - Ружье? Зачем?
     - Мальчику перерезали  горло.  Тот,  кто  это  сделал,  может  сейчас
наблюдать за нами.
     Она рывком подняла голову и расширенными  от  испуга  глазами  обвела
ряды кукурузы, уходившие волнами до самого горизонта.
     - Скорее всего человек этот уже скрылся, но береженого  Бог  бережет.
Иди же.
     Она направилась, пошатываясь, к машине - и тень за ней, как талисман.
Когда голова ее исчезла в салоне "Т-берда", он присел  на  корточки  возле
трупа. Никаких особых  примет.  Жертва  дорожной  катастрофы,  да,  но  не
"Т-берд" перерезала ему горло.  Сделано  грубо,  неумело  убийца  явно  не
советовался с сержантом-фронтовиком о более "культурных" способах расправы
со своей жертвой, но исход тем  не  менее  оказался  летальным.  Последние
тридцать футов парень либо прошел сам, либо его, смертельно раненного  или
уже мертвого, протащили волоком. Чтобы напоследок по  нему  проехался  он,
Берт Робсон. Если в момент наезда мальчишка еще дышал, жить  ему  в  любом
случае оставалось считанные секунды.
     Он почувствовал чью-то руку на плече и вскочил как от удара током.
     Это была Вики - в левой руке  армейское  суконное  одеяло,  в  правой
зачехленный дробовик. Она старательно отводила взгляд. Он расстелил одеяло
прямо на дороге и перенес на него труп. У Вики вырвался тихий стон.
     - Вики? - он встревоженно поднял голову. - Ты как, в норме?
     - В норме, - с трудом выдавила она из себя.
     Завернув тело в  одеяло,  он  кое-как  поднял  его  за  края,  втайне
проклиная эту тяжелую страшную ношу. Тело попыталось  выскользнуть  сбоку,
пришлось усилить хватку. Следом за Вики он медленно направился к машине.
     - Открой багажник, сказал он задыхаясь.
     Багажник был забит  чемоданами,  подарками  и  еще  всякой  всячиной,
необходимой в дороге. Вики перенесла что можно на заднее сиденье, и  Берт,
опустив тело, захлопнул крышку. Только теперь он вздохнул с облегчением.
     Вики стояла возле дверцы со стороны водителя, не зная, что  делать  с
дробовиком.
     - Положи его обратно и садись.
     Он глянул на часы - прошло  всего  пятнадцать  минут,  а  казалось  -
вечность.
     - А чемодан? - спросила она.
     Он подбежал трусцой к  месту,  где  старенький  чемоданчик  стоял  на
разделительной полосе - как нарисованный. Он взялся за обтрепанную ручку и
на миг застыл, кожей почувствовал на себе чей-то взгляд.  Ему  приходилось
читать о чем-то таком в развлекательных романах, и всегда  он  скептически
относился  к  подобного  рода  описаниям.  Может,  напрасно?   Ему   вдруг
показалось, что в зарослях  прячутся  люди,  много  людей,  и  они  сейчас
прикидывают, успеет ли  эта  женщина  расчехлить  ружье  и  открыть  огонь
раньше, чем они схватят его, Берта, - схватят, утащат  в  темные  заросли,
перережут горло...
     С колотящимся сердцем он побежал к машине,  выдернул  ключ  из  замка
багажника, быстро забрался на переднее сиденье.
     Вики плакала. Берт выжал сцепление, и через минуту злополучное  место
скрылось из виду.
     - Какой, ты сказала, ближайший населенный пункт? - спросил он.
     - Сейчас, - она склонилась над атласом. - Гатлин. Мы будем там  минут
через десять.
     - Большой? Полицейский участок там, интересно, будет?
     - Небольшой. Просто точка на карте.
     - Хотя бы констебль.
     Какое-то время они ехали молча. Слева мелькнула силосная башня. А так
- сплошная кукуруза. Хоть бы один фермерский грузовичок.
     - Послушай, нам кто-нибудь  попался  навстречу,  после  того  как  мы
свернули с автострады?
     Вики подумала.
     - Одна легковушка и трактор. На развязке, помнишь?
     - Нет, а позже? Когда мы выехали на семнадцатое шоссе?
     - Никто.
     Полчаса назад он бы воспринял это как резкую отповедь,  но  в  данном
случае это  была  всего  лишь  констатация  факта.  Вики  смотрела  сквозь
полуопущенное  окно  на  однообразно   уплывающую   прерывистую   дорожную
разметку.
     - Вики? Ты не откроешь этот чемодан?
     - Ты думаешь...
     - Не знаю. Все может быть.
     Пока Вики возилась с узлами (губы поджаты, лицо отрешенное - такой он
запомнил свою мать, когда она  по  воскресеньям  потрошила  цыпленка),  он
включил приемничек.
     Волна поп-музыки, которую они слушали раньше, почти совсем ушла. Берт
покрутил ручку. Фермерские сводки.  Бак  Оуэнс  и  Тэмми  Уайнетт.  Голоса
сливались  в  почти  не  различимый  фон.  Вдруг  из  динамиков  вырвалось
одно-единственное слово, да так  громко  и  отчетливо,  словно  говоривший
сидел в самом приемнике.
     - ИСКУПЛЕНИЕ! - взывал чей-то голос.
     Берт удивленно хмыкнул. Вики подскочила.
     - ТОЛЬКО КРОВЬ АГНЦА СПАСЕТ НАС! - гремел голос.
     Берт поспешно заглушил звук. Станция, видимо, совсем рядом, настолько
близко, что... да вот же  она:  из  зарослей  торчала  радиобашня  красная
насекомообразная тренога.
     - Искупление - вот путь к спасению, братья и  сестры,  -  голос  стал
более доверительным. В отдалении хором  прозвучало  "аминь".  -