кому же пришло в голову елозить по паласу мокрой щеткой! Только грязь
развели, неумехи!
   Потом Ирка скосила на меня хитрые глаза и заявила:
   - Дарья Ивановна, запретите своим покрытия портить... Ежели не знают, как
убираться, то и не надо.
   Пришлось избегать тряпки и веника, как  чумы.  На  кухню  я  и  вовсе  не
совалась.  Там  царствует  Катерина,  женщина  суровая,  резкая   на   язык.
Во-первых, скорей всего она меня выгонит, а во-вторых, просто жаль домашних.
Они так радовались, когда появилась Катя и  я  перестала  делать  яичницы  и
омлеты. Господь не одарил меня кулинарным  талантом,  я  совершенно  теряюсь
среди кастрюль. Честно сказать, явных способностей к чему-либо у меня вообще
не наблюдается, я не рисую картины, не пишу романы,  а  пою  так,  что  наши
многочисленные  животные  кидаются  наутек.  Впрочем,  один   дар   все   же
присутствует  -  редкое,  невероятное  умение  попадать   в   самые   разные
неприятности. Можете быть уверены: если с  подоконника  летит  кастрюлька  с
супом, она оденется именно на мою голову. Сколько раз судьба втягивала  меня
в отвратительные приключения! Вот и сейчас, кажется, в очередной раз влипла,
потому что ноги сами несут в сторону Дома творчества.
   Железные ворота оказались открыты, никакого секьюрити  что-то  не  видно.
Писатели не боялись нападений. То ли красть у бедняг нечего, то  ли  думают,
что всенародная известность убережет их от грабителей.
   Длинная  дорожка,  окаймленная  с  двух  сторон  начинающими   подтаивать
сугробами, вывела прямо  к  двухэтажному  зданию  с  белыми  колоннами.  Дом
походил  на  барскую  усадьбу  девятнадцатого  века,  построенную  в   стиле
классицизма - центральная часть и  два  одинаковых  крыла.  Но  на  фронтоне
виднелись выполненная из гипса  открытая  книга  и  выбитые  цифры  -  1955.
Входные двери поражали великолепием - огромные, дубовые, с  тяжелыми,  почти
метровыми бронзовыми ручками.
   Я еле-еле открыла створку и втиснулась в огромный холл. Тишина. Справа  -
гардероб, слева - огромный буфет, забитый посудой, и стойка портье.  Впереди
несколько диванов,  мягких  кресел,  напольные  часы,  полы  устланы  слегка
потрепанными красными дорожками.  Так  и  хочется  поставить  в  конце  этой
красоты трибуну с графином.  Чуть  поодаль  поднималась  вверх  лестница  из
белого мрамора с широченными перилами.
   В  гробовой  тишине  раздались  странные  хрипящие  звуки,  потом  словно
зазвякали старые сковородки  и  послышался  кашель.  Невольно  вздрогнув,  я
обернулась и облегченно вздохнула - старинные  часы,  идеально  воспроизводя
бронхиальный спазм, пытались пробить обеденное время. За спиной  послышалось
вежливое пофыркивание, я  вновь  обернулась.  Из  коридора  неспешным  шагом
выплывала большая лохматая собака. Крупная голова с висячими ушами и  густая
черная шерсть наводили на мысль  о  родственниках,  принадлежащих  к  породе
черных  терьеров.  Тонкие  длинные  ноги  намекали  о  присутствии  в   роду
доберманов. На всякий случай я заискивающе зачастила:
   - Хорошая собачка, умная собачка...
   - Она не умеет кусаться, - донеслось  откуда-то  с  потолка,  и  я  опять
подскочила от  неожиданности.  Звуки  возникали  в  этом  санатории  как  из
небытия.
   По  мраморной  лестнице  спускалась  женщина.  Красивый  деловой  костюм,
аккуратная, волосок к волоску, прическа,  скромный  макияж  и  запах  слегка
старомодных, но все равно приятных "Клима".
   - Что же вы к завтраку опоздали! - любезно улыбаясь, укорила она меня.  -
Хотите комнату на втором этаже?
   - Нет, нет, - поторопилась я разубедить служащую, - у меня не путевка...
   - Тогда простите,  -  слегка  посуровела  дама,  -  на  нашей  территории
разрешается гулять только членам Литературного фонда, их близким и друзьям.
   - Видите ли, я живу рядом в коттеджном поселке...
   Услыхав про Ложкино, дама вновь расцвела и стала еще более любезной,  чем
вначале.
   - Бар работает с пяти.
   - Нет, нет, - снова возразила я, - дело в том, что я стояла  в  магазине,
бросила перчатки и сумку на столик, а когда взяла их, оказалось, что не мои.
Продавщица говорит, другая покупательница спутала и прихватила вместо  своих
И  как  будто  ваша  постоялица.  Такая   черноволосая,   черноглазая,   лет
тридцати...
   - Наверное, Нина Вагановна Сундукян, - сообщила дежурная. - Она  комнатку
в даче занимает.
   - Где? - не поняла я.
   - Завернете за корпус и по дорожке до забора,  -  пояснила  дама,  -  там
домик увидите, деревянный. Странно, конечно...
   - Что?
   - У  нас  там  зимой,  как  правило,  не  живут.  Да  и  летом  с  трудом
соглашаются, только когда в основном корпусе народу полно.  В  даче  удобств
нету,  туалет  в  коридоре...  Когда  Сундукян  приехала,  я  ей  предложила
поселиться здесь на втором этаже. Чудесная комната, с балконом и альковом...
А она: "Нет, хочу туда, где людей поменьше". Я ей объясняю - зима, не сезон,
в корпусе от силы десять человек живет. Нет, уперлась, и все - хочу  жить  в
изоляции. Мне-то что, бегай в душ по  морозу,  ежели  капризничаешь.  Только
другие писатели такой хай поднимают, когда их в эту сараюшку селишь,  а  эта
сама напросилась.
   - Часто она приезжает?
   - В первый раз, - сказала администратор, - и, надеюсь, в последний.
   - Отчего так?
   Скучающая дежурная вытащила  пачку  сигарет.  Она  откровенно  радовалась
возможности посплетничать с посторонним человеком.
   - Люди к нам прибывают воспитанные, в основном пожилые. Молодым скучно, -
откровенничала дама, - ни бассейна, ни дискотеки, ни концертов. Да и кормят,
честно говоря,  не  ахти,  невкусно.  Только  члены  Союза  писателей  и  их
родственники едут сюда за полцены, скидкой пользуются. Вот и сплавляют к нам
дедушек да  бабушек.  А  что  им  тут  делать?  Только  одно  название,  Дом
творчества.  Тут  давно  никто  не   творит.   Гуляют,   болтают.   Основное
развлечение: завтрак, обед и ужин. Тогда уж все  в  сборе,  напомаженные,  в
ожерельях. По часу за столами просиживают, все воспоминаниями делятся. Да  и
понятно,  иначе  от  скуки  помрешь.  А  Нина  Вагановна  всегда   приходила
последней.  К  завтраку  и  обеду  вообще  не  показывалась,  ужин  поспешно
проглотит - и в дачку. Целыми днями взаперти сидела. Я ее один  раз  вежливо
так спросила: "Не скучно вам одной? Могу переселить в  корпус".  А  она  как
рявкнет: "Что вы ко мне лезете? Деньги за отдых заплатила  и  хочу  провести
время спокойно, отвяжитесь!"
   На редкость неприятная особа. Так что не удивляйтесь, если вам перчаточки
в лицо швырнет.
   Дача  и  впрямь  стояла  особняком.   Низенькое   деревянное   здание   с
облупившейся краской. Внутри  опять  красные  дорожки  и  несколько  дверей,
выходящих в коридор. Все, кроме самой последней, заперты.
   Номер удивлял убожеством.  Старая  кровать  с  поцарапанными  деревянными
спинками,  кресло,  обивка  которого  знавала  лучшие  времена,   солдатская
тумбочка и узенький, почти совершенно лысый  коврик.  У  окошка  пристроился
двухтумбовый письменный стол.  Когда-то  полированную  столешницу  покрывали
круглые белые пятна. Очевидно, постояльцы ставили на стол  горячие  чашки  с
чаем. Паркет явно требовал циклевки, и занавески больше  всего  походили  на
старые тряпки...  В  моем  представлении  литераторы  должны  жить  уютно  и
комфортабельно. Крохотный холодильник  "Морозко"  и  допотопный  черно-белый
"Рубин" довершали картину.
   Я подошла к узенькой дверке стенного шкафа и заглянула внутрь  -  ничего,
только вешалки. На аккуратно застеленной кровати не лежит ночная рубашка, на
тумбочке  нет  книг  или  лекарств  и  вообще  никаких  предметов.  Лишь  на
подоконнике  сиротливо  валяется  пластмассовая  расческа.   Между   зубьями
застряло несколько  длинных  волнистых  черных  волосков.  Похоже,  погибшая
женщина и впрямь Сундукян. Только где же ее багаж?

Глава 3

   Администраторша, очевидно,  из  окна  увидела,  как  я  бреду  назад,  и,
приоткрыв дверь, крикнула:
   - Ох, простите, ввела вас в заблуждение.
   Я подошла поближе.
   - Вот Софья Емельяновна, вчера дежурила, - тарахтела дама, впуская меня в
холл, - говорит, Сундукян после завтрака уехала.
   - Точно, - подтвердила другая женщина, полноватая, закутанная в клетчатый
платок, - взяла и так внезапно заявила: "Вот ключи, уезжаю".  Я  и  в  книге
отметила.
   - Ну очень странно, - всплеснула руками администраторша, -  заплатила  за
целый месяц...
   - Не поймешь этих писателей, - фыркнула Софья Емельяновна, - семь  пятниц
на неделе - села в машину - и привет!
   - Как в машину? - изумилась я.
   - А чего тут особенного, - сказала Софья Емельяновна, -  за  ней  мужчина
приехал утром, муж, наверное. Сумочку дорожную в багажник сунул. Она, видно,
заболела.
   - Почему вы так думаете?
   - Бледная была, как смерть, точно заболела. Супруг ее так  аккуратненько,
под локоток, в салон усаживает, а она  руку  как  вырвет:  "Не  тронь  меня,
Николай!" Да с такой злостью сказала. Муж такой внимательный, улыбчивый,  он
даже саквояж придурочный выронил.
   - Саквояж придурочный?
   - А то нет, - засмеялась Софья Емельяновна, - взрослая женщина, а прибыла
с ярко-красной сумкой. Повсюду "Диснейленд"  написано  и  морды  этих  утят,
собачат и гномиков. Кто же подобное покупает? Одно слово, писательница!
   - Дайте ее адрес и телефон.
   - У нас нет, - ответила администраторша, - обратитесь в Литфонд на  улице
Усиевича, там узнаете.
   Спрятав в карман бумажку с адресом Литфонда, я пошла домой.
   Уже открыв ворота, поняла, что  происходит  что-то  неладное.  Во  дворе,
возле входной двери, примостился грузовик. Несколько рабочих вытаскивали  из
него мебель. Я  похолодела  и  на  негнущихся  ногах  протиснулась  в  холл.
Оставалась робкая надежда на то, что  Ольга  временно  свихнулась  и  решила
купить еще  парочку  диванов,  кресел  и  стульев.  Но  в  прихожей  надежда
испарилась как дым, потому что я узнала антикварный буфет красного дерева  и
вспомнила, кому он принадлежит.
   У каждой медали есть  оборотная  сторона.  Если  вы  вдруг  разбогатеете,
можете быть уверены, все ваши родственники моментально вспомнят  о  семейных
узах. Самые далекие  знакомые  станут  наезжать  в  гости,  а  то  и  начнут
присылать детей, бабушек, бывших жен с незатейливой  просьбой  о  деньгах...
Люди живут у нас месяцами, и домашних искренне радует, когда  они  на  самом
деле оказываются совершенно посторонними.  Потому  что  в  противном  случае
гости не стесняясь садятся  на  шею,  требуя  любви  и  внимания,  мотивируя
претензии одним: кровным или почти кровным родством.
   Наверное, всем хорошо  известна  ситуация,  когда  на  пороге  неожиданно
возникают тетушка из Кемерова с парой сопливых детишек или  дядюшка-сибиряк,
приехавший погостить месячишко-другой у московских племянничков...
   В чемоданах у всех нехитрые сувениры, коробочки с малосъедобными местными
псевдошоколадными конфетами и бутылки с загадочными названиями -  "Алтайская
горькая" или "Пермский бальзам".
   Но ко мне сегодня, к сожалению, явились не милые  провинциалы,  а  шестая
жена моего третьего мужа Макса Полянского - Алиса. Непонятно только,  отчего
она притащила с собой мебель. Впрочем, подробности сейчас узнаю, потому  что
Алиска с распростертыми объятиями летит мне навстречу.
   - Дашка, - завопила она, хлопая нагуталиненными ресницами, -  Дашка,  сто
лет не видались!
   Алиса не слишком удачливая балерина. Если вы хоть раз  в  жизни  смотрели
"Лебединое озеро", то должны вспомнить сцены,  где  вокруг  большого  круга,
затянутого фольгой, представляющего собой пруд, танцует безумное  количество
лебедей.  "Птички"  располагаются  рядами.  Самый  последний  -  седьмой.  И
балеринки, танцующие там, никому не видны. Профессионалы называют эту партию
"двадцатый лебедь у воды". Вот ее-то и танцевала Алиса. Причем не в  Большом
театре, а в коллективе "Новый русский классический". На  мой  взгляд,  более
дурацкого названия и не придумать.
   -  Примешь  ненадолго?  -  проворковала  Алиска,  потряхивая  ярко-рыжими
волосами.
   В ту же минуту ее голос изменился, и она резко закричала:
   - Ну куда прешь, мать твою. Не видишь, что ли, полировку царапаешь, баран
долбаный!
   Не ожидавшие подобных выражений от аристократического вида дамы, грузчики
чуть не уронили комодик-буль.
   -  Давай,  давай,  -  командовала  Алиска,  размахивая  тощими  жилистыми
ручками, - нечего на ходу ворон считать, раздолбай!
   Я тяжело вздохнула, глядя, как ее тоненькая, стройная, затянутая в черные
бриджи фигурка мечется между шкафоподобными парнями.
   Моего третьего супруга Макса Полянского неудержимо тянет к  женщинам.  Он
абсолютно неуправляемый, самозабвенный  бабник,  что  и  послужило  причиной
нашего развода. Особую страсть Макс питает к  худеньким  дамам,  чьи  волосы
имеют рыжий оттенок, вернее все оттенки от  нежно-морковного  до  невероятно
оранжевого. Я попала в их ряды случайно. Однажды, разглядывая в зеркале свои
светло-русые пряди, решила, что они слишком блеклые. Качественных красок для
волос тогда не знали, поэтому,  недолго  думая,  я  купила  хну  и  от  души
намазала голову.
   Эффект превзошел ожидания. Когда через час липкая зеленая масса оказалась
смыта, взору явилось нечто, больше всего напоминавшее шкуру осенней  лисы  -
невообразимо красное и невероятно блестящее. И надо же было в тот  день  мне
столкнуться с Максом! Впрочем, льщу себя  надеждой,  что  выпадаю  из  числа
супружниц Полянского еще и по складу характера. У приветливого,  улыбчивого,
интеллигентного Максика жены все как на подбор - невероятные стервы.  Но  я,
надеюсь, все же не похожа на таких. Потому что именно  ко  мне  бросился  за
помощью бывший муж, оказавшись по ложному обвинению в Бутырской тюрьме.
   Полянский просто не способен прожить с одной женщиной больше двух лет,  и
его расставания с женами проходят  по  одинаковому  сценарию:  бывшей  мадам
приобретают квартиру, дают хорошие откупные и выпроваживают  на  все  четыре
стороны. Здесь я тоже стала исключением. Ушла сама по  себе,  в  собственные
"хоромы", с  небольшим  чемоданчиком.  Кеша,  правда,  пошел  на  воровство.
Ребенок утащил из дома Макса огромного, почти пудового кота  Себастьяна.  Мы
не могли оставить полюбившееся животное. За  время  нашей  совместной  жизни
кот-кастрат стал для меня более родным и любимым, чем муж.
   Алиска же полностью соответствует представлениям Макса об идеальной жене:
огненно-рыжая, тощая, капризная и невероятно жадная. Но умная, расположенная
к друзьям, очень активная. Если ее близкая  подруга  оказалась  в  больнице,
Алиска, нагруженная сумками с продуктами, ворвется  в  квартиру.  Приготовит
обед, постирает белье, выведет гулять собаку, утешит ребенка... На нее можно
положиться  в  трудное  время.  Правда,  не  следует  при  этом  удивляться,
обнаружив после своего возвращения любимого мужа в кровати Алиски.
   Но со мной у нее всегда были отличные отношения, делить нам нечего.
   - Что случилось? - поинтересовалась я.
   Прикрикнув последний раз на грузчиков, Алиса резко  повернулась  ко  мне.
Как все балетные, она стремительна в движениях.
   - Ничего не знаешь?
   - Нет.
   - Макс - негодяй и мерзавец! Так, понятно.  Сколько  они  прожили?  Почти
год. Значит, Полянский снова проводит "смену караула".
   - Представляешь, - кричала Алиса, - этот мудак  недоделанный  решил  меня
выпереть! Меня!!! Приходит позавчера и сообщает: "Извини, Лисонька, я был  с
тобой счастлив, но давай разойдемся по-хорошему".
   - А ты что? - спросила я, заранее зная ответ.
   - Пожалуйста, - пожала костлявыми плечиками Алиса, - он мне самой надоел,
только обидно очень, что не я первая заговорила о разводе.
   - Да какая разница!
   - Очень даже большая, - не  согласилась  Алиса,  -  так  бы  он  оказался
брошенным мужем, а теперь получилось, я - кинутая жена. Отвратительная роль!
И, главное, каков мерзавец!
   - А в чем дело-то?
   - Квартирку  мне  уже  купил!  В  Красногорске!  Двухкомнатную!  Даже  не
предупредил.
   - А что тут плохого?
   - Никогда в жизни! - с чувством произнесла Алиса. - Не поеду в провинцию,
да еще в двухкомнатную халупу!
   - Красногорск просто отдаленный район Москвы.
   - Вот именно, - шипела  Алиска,  -  отдаленный...  Я  ему  сообщила  свои
условия:  изволь  обеспечить  жилплощадью  в   Крылатском,   и   не   меньше
трехкомнатной!
   - Зачем тебе столько одной?
   - С чего ты решила, что одной? Есть один человек... Он сумеет  обеспечить
мне нужный уровень жизни...
   - Зачем тогда Макса на квартиру раскручиваешь?
   Алиса в негодовании затрясла антикварными  серьгами.  По  самым  скромным
подсчетам, в каждом ухе висело по машине.
   - По-твоему, я должна уйти голой и босой? Столько времени  мучиться  -  и
ничего? Ну уж нет!  И  квартиру  купит,  и  денег  отвалит!  Иначе  пойду  в
налоговую инспекцию и расскажу про скрытые доходы. Мало не покажется.
   Бедный Макс! Каждый раз, отправляясь в загс, он наивно полагает, что  это
в последний раз, и выбалтывает очередной супруге секреты доходного бизнеса!
   - Вот, - продолжала Алиса, - поживу пока у  тебя,  а  мебель  прихватила,
чтобы новой мадам слишком уютно не показалось. У тебя ведь две  комнаты  для
гостей? Так я сама в одной устроюсь, а в другой пусть мебель пока постоит.
   Ну уж нет!
   - Может, лучше в сарай занести... возле гаража?
   - В сарай? - взвилась Алиса. - Ты  с  дуба  упала?  В  сарай  антиквариат
восемнадцатого века! Нет уж, пусть тогда твои дрова вынесут, а мои бесценные
вещи разместят как положено.
   Немного попрепиравшись, пришли к компромиссу.  Комната  для  гостей,  где
поселится Алиса, будет обставлена ее  мебелью.  То,  что  не  поместится,  и
прежнюю обстановку снесут в сарай.
   - Шевелись, ребята, - командным голосом распорядилась балерина, - ходите,
словно у вас жопы свинцовые.
   - Алисонька, - робко попросила я, - ты не могла бы не ругаться?
   Подруга уставилась на меня в упор огромными зелеными русалочьими глазами.
   - Я? Ругаюсь? Офонарела совсем. Да я никогда не произношу  бранных  слов!
Вот, стоит только  оказаться  на  правах  временной  приживалки,  как  сразу
начинаются попреки и издевательства!
   И,  ухватив  цепкими  пальцами,  унизанными   бриллиантовыми   перстнями,
огромную клетку, укрытую платком, она, горестно вздыхая, пошла по коридору.
   - Кто у тебя там? - безнадежно спросила я.
   - Фредди, - пояснила Алиса, - обезьянка, Макс подарил на Новый год.
   Я так и села. Ну только обезьян нам тут не хватало.

Глава 4

   В Международный  Литфонд  я  подъехала  около  полудня.  Конечно,  вполне
вероятно, что дама  по  фамилии  Сундукян  не  имеет  никакого  отношения  к
погибшей, но у  меня  просто  не  существовало  других  версий  и  следовало
проверить эту.
   Женщина, ведавшая путевками,  крайне  внимательно  отнеслась  к  просьбе.
Скорей всего ее тронула рассказанная история. Мы летели вместе с Сундукян из
Парижа  и  случайно  обменялись  похожими  дорожными   сумками...   Большая,
аппетитная коробочка шоколадных  конфет  уютно  легла  на  письменный  стол.
Сотрудница  Литфонда  споро  порылась  в  картотеке  и,  любезно   улыбаясь,
сообщила:
   - Улица Черняховского, дом 4. Здесь,  в  двух  шагах,  наши  писательские
кооперативы.
   Приободрившись,  я  порулила  за   угол.   Двери   подъездов   щетинились
домофонами. Но сколько ни жала я на кнопки, из квартиры, принадлежавшей Нине
Вагановне, не доносилось ни звука. В задумчивости я закурила,  облокотившись
на "Вольво". Внезапно на улицу вышла худенькая женщина,  держащая  на  руках
щенка мопса.
   - Не закрывайте, - попросила я.
   - Вы к кому? - настороженно поинтересовалась  дама,  спуская  собачку  на
тротуар.
   - Сундукян тут живет?
   -  Ниночка?  -  переспросила  владелица  мопса.  Давно  квартиру   сдала,
бедняжка.
   - Почему бедняжка? - поинтересовалась я.
   - Вы ей кто? - вопросом на