скулы. Черные волосы, зачесанные назад, позволяли видеть высокий  выпуклый
лоб. Тонкий нос хищно нависал над губами. Впрочем, форму рта не видно, усы и
аккуратно подстриженная темная борода закрывают  "жевательную  часть"  лица.
Большие  черные  глаза,  будто  раскаленные   гвозди,   возились   в   массу
собравшихся.
   - Мое вам благословение,  дети  любимые,  -  неожиданно  ласковым  теплым
голосом возвестил вошедший.
   - Спаси тебя господь, Отец и Учитель, - хором отозвалась толпа.
   Мне почему-то стало жарко, в ногах забегали мурашки. Нина  накрыла  рукой
мою ладонь и еле слышно шепнула:
   - Чувствуешь, благодать начинается?
   Я испуганно стала шевелить пальцами ног. Так, на лицо его  не  смотрю,  а
про себя стану шептать спряжение глаголов, да не французских,  которые  знаю
назубок, а не правильных немецких. Так, lee, la, gelee...
   Мужчина тем временем  взмахнул  рукой,  и  на  столе  заискрился  круглый
хрустальный шар-многогранник. В почти полной темноте  яркий,  ослепительный,
мерно мигающий свет притягивал внимание, и я против воли уставилась на шарик
во все глаза. Очевидно, толпа  сделала  то  же  самое,  потому  что  в  зале
воцарилась полная, звенящая тишина.
   - Вознесем наши молитвы господу, - нараспев, на одной ноте начал  "святой
отец", и скажем их на едином правильном языке -  умо,  нору  сан,  кому  лен
орон...
   - Орон, - так же мерно, в такт отозвались присутствующие,  -  орон,  моли
голу нан...
   - А-а-а-а! - то ли запели, то ли завопили женские голоса. - А-а-а-а!
   В воздухе поплыл сладковатый незнакомый запах. Стало еще  более  душно  и
жарко. По моей спине потек пот, в голове бились молоточки, яркий свет слепил
глаза.
   - О-о-о, - забасили мужчины.
   Я вытащила из кармана припасенную английскую булавку и  принялась  колоть
себе ногу. Только бы не потерять сознание. Боль слегка  отрезвила,  и  краем
глаза я теперь смогла наблюдать за происходящим.
   В зале творилось невообразимое.  Большинство  сектантов  повскакивали  со
стульев и посрывали с себя кофты и рубахи. Следом настал черед брюк у мужчин
и юбок у женщин. Голые  люди  раскачивались  из  стороны  в  сторону,  тряся
головами. Глаза у всех напоминали пуговицы - круглые и тупые.  Дети  выли  в
углу, стоя на коленях. Несколько человек навзничь лежали на полу, равномерно
дергая руками и ногами, кое-кто рвал волосы.
   Чтобы особо не привлекать к себе внимания, я тоже сползла на пол. В  этот
же  момент  в  центр  помещения  выскочила  пожилая  обнаженная  женщина   и
завихлялась из стороны в сторону с воплем.
   - Накатил, пришел дух божий, идите и возьмите!
   Сразу несколько таких же голых мужчин кинулись к  ней.  Другие  принялись
хватать соседок.
   В полном ужасе я забилась под лавку и наблюдала за оргией. Мужчин в  зале
оказалось меньше, чем баб, и тетки, не получившие пары, выли, словно сирены.
Похоже, что сектантами овладело полное  безумие.  В  воздухе  висел  крепкий
запах пота. Поняв, что никто не собирается  меня  насиловать,  я  высунулась
наружу. "Святого отца" в  комнате  не  было.  Пол  был  покрыт  шевелящимися
сектантами, кое-кто  пристроился  на  лавках,  дети  катались  возле  двери,
выдирая из головы пряди. От спертого  воздуха  и  непонятного  тошнотворного
сладкого "аромата" начала сильно кружиться голова.  Стены  избы  сдвинулись,
пол наклонился. Укладываясь под стулом, я успела  подумать:  "Посплю  часок,
устала очень".
   Где-то далеко-далеко послышался паровозный гудок. Мои  веки  открылись  и
взор уткнулся в потолок. Так, я явно не дома. Из центра белого,  без  всякой
лепнины квадрата свисала не  прозрачно-голубоватая  венецианская  люстра,  а
голая электрическая лампочка. Яркий, ничем не прикрытый свет резал глаза,  и
я чихнула.
   - Проснулась, милая? - раздался приветливый голос.
   Голова повернулась, и я увидела у  стола  Катю,  раскладывающую  какие-то
коренья.
   - Что со мной случилось? - пробормотала я, пытаясь сесть.
   Тело не  хотело  подчиняться,  спина  кривилась,  ноги  и  руки  казались
сделанными из жвачки, во рту прочно  поселился  кислый  вкус.  Больше  всего
состояние походило на похмелье.
   Катя молча подошла к полке,  отодвинула  занавеску,  вытащила  бутылку  с
наклейкой "Столичная" и,  плеснув  немного  бесцветной  жидкости  в  стакан,
протянула мне емкость.
   - Пей.
   - Что вы, - принялась я отнекиваться, - совершенно не переношу алкоголь.
   - Это не водка, - спокойно пояснила Катя, - пей, лучше станет.
   Я покорно сглотнула настойки. Через пару секунд в голове посветлело, и  в
спине появился позвоночник.
   - Света тебе полную ложку небось напитка налила, - посетовала Катерина. -
Уж сколько ей Отец говорил: новеньким чуть-чуть давать, никак не упомнит.
   Я села и ощупала ноги - вроде на месте, а словно ампутированные.
   - Не боись, - улыбнулась Катя, - щас побежишь.
   В избе прохладно, и я почувствовала легкий, отрезвляющий  озноб.  Хорошо,
что Света протянула мне пустую ложку. Но я ее облизала,  и  даже  нескольких
капель  "угощения"  хватило,  чтобы  слететь  с  катушек.  Представляю,  что
произошло бы со мной после полной дозы!
   - Где Нина?
   - У Отца на благословении, - охотно пояснила Катя, - а  я  тебя  стерегу,
чтоб не испугалась, когда  в  себя  придешь.  Вот  встанешь,  и  на  ужин  в
трапезную пойдем.
   Я пошевелила теплеющими ногами и поинтересовалась:
   - Что вы делаете на моленьях? Катерина не поразилась вопросу.
   - Молимся. Поем псалмы, испытываем благодать, некоторым видения бывают.
   - Сколько же длится служба? Катя вздохнула.
   - Как когда - . может, два, может, три часа.
   - Тяжело.
   - Совсем нет, время незаметно бежит, прям не видишь как. А после  молитвы
так легко, душа счастьем переполнена, петь хочется. Погоди, тоже  испытаешь,
хотя вот я, например, с первого раза благодати удостоилась.
   - Вы молитесь каждый день?
   - Конечно, а раз в неделю все собираемся, и устраивается большое радение,
как сегодня, настоящий праздник.
   - Кто это все?
   Катерина опять улыбнулась.
   - В деревне живут только  самые  счастливые,  просветленные,  ушедшие  из
мира. У нас в той жизни ничего не осталось, все здесь. Но есть и несчастные,
которые вынуждены обитать в городе, вот  они  к  благодатным  только  раз  в
неделю присоединяются. Жаль их безумно, да у каждого свой крест.
   - Можно, если захочу, в деревне поселиться?
   - Учитель решает, кому какая судьба. Он наш Отец, мы его дети, - с  жаром
произнесла Катя, - все счастье от него. Ну сама рассуди.  Вот  я,  например.
Всю жизнь  за  парализованной  матерью  ухаживала  да  в  булочной  батонами
торговала. А как мамонька померла, так чуть в петлю не полезла.  Квартира  у
нас большая, целых три  комнаты,  вот  хожу  по  ним  одна  и  вою:  "Добрый
боженька, забери меня, одинокую, никому не нужную!"
   - А семья?
   Катя помотала головой:
   - Все недосуг по танцулькам носиться было, мама болела, а после ее смерти
стара стала, тридцать восемь  стукнуло.  Так  что  я,  милая,  девственница,
мужика никогда не пробовала. Зато господь счастье послал, в Семье живу,  тут
и помру.
   - А квартира? - глупо спросила я.
   - Нам имущество не положено, - сообщила Катя и обвела  рукой  комнату,  -
все общее: одежда, посуда. Да к чему  вещи?  Нагими  приходим  в  этот  мир,
нагими и уходим. Коли лучше тебе, пошли поужинаем.
   Я послушно поплелась за ней на другой конец деревни. В  трапезной  та  же
картина: большая комната с длинным столом, на лавках  вплотную  сидят  люди.
Полная женщина подала мне миску и кружку. Пристроившись на углу, я заглянула
в посуду. Примерно три  столовые  ложки  разваренного  гороха  без  масла  и
какая-то темноватая жидкость, резко пахнущая лекарством. Нет, лучше остаться
голодной, чем пробовать "угощение",  скорей  всего  в  него  тоже  подливают
какой-нибудь наркотик.
   Недавно бесновавшиеся голыми сектанты благоговейно вкушали яства.  Ну  не
может быть, чтобы никто из них не помнил об оргии!
   Но лица присутствующих были благостными, женщины целомудренно прятались в
длинных юбках и глухих  кофтах,  мужчины  тихо  переговаривались,  детей  не
видно.
   Во главе стола восседал Николай. Я оказалась на другом конце и аккуратно,
исподтишка принялась изучать "святого отца". Красивое, открытое, благородное
лицо. Высокий, одухотворенный лоб, огромные сияющие глаза.  Узкая  ладонь  с
длинными тонкими пальцами изящно держала деревянную ложку. Ничего  злобного,
коварного или порочного в Учителе не заметно.
   Сектанты начали потихоньку покидать  столовую.  Уходя,  они  подходили  к
мошеннику и преклоняли колени. Николай возлагал им на голову бледную руку  и
ласково, даже нежно, называя каждого по имени, говорил:
   - Благословляю на сон, сестра Елена. Или:
   - Отдыхай от трудов, брат Владимир.
   По правую руку от мошенника сидела Нина. Увидав меня, она что-то  шепнула
мужчине. Тот поднял на меня глубокие, угольно-черные глаза  и  проникновенно
сказал:
   - Дарья, подойди.
   Вопреки своей воле я заулыбалась и приблизилась к Николаю. Он  взял  меня
за руку и пропел:
   - Хочу познакомиться с тобой, дочь моя.
   Стоя прямо перед ним, я поняла, что испытывает кролик,  оказавшись  возле
пасти удава. Из руки негодяя исходило ровное тепло,  плавно  перетекающее  в
мое тело.
   Не отпуская меня,  Николай  повел  в  соседнее  полутемное  помещение  и,
подтолкнув, резко велел:
   - Садись.
   Я покорно плюхнулась и неожиданно оказалась  в  глубоком  мягком  кресле.
Уютные подушки обволакивали тело, нос  унюхал  странный  сладковатый  запах.
Бесконечное спокойствие овладело мной. Сначала руки, а потом следом все тело
стало наполняться ощущением приятного  тепла.  Давно  не  испытывала  такого
блаженства, все  бегу  куда-то,  суечусь,  дергаюсь,  а  как  хорошо  просто
отдохнуть, поспать, успокоиться...
   - Как тебя зовут? - донесся громовой голос.
   Перед глазами моментально возник директор школы, где прошло мое  детство,
грозный, строгий, но справедливый  Семен  Петрович.  Разом  превратившись  в
маленькую, испуганную первоклашку, я пролепетала:
   - Даша Васильева.
   - Где живешь?
   - Поселок Ложкино, собственный дом.
   - Кто еще с тобой проживает.
   Только-только язык собрался перечислять многочисленных  домашних,  как  в
груди ощутилось жжение, словно чья-то неведомая рука приложила  чуть  пониже
ключицы раскаленный уголь.  Наваждение  спало,  включился  разум.  Бог  мой,
пытается меня загипнотизировать!
   Чувствуя,  как  пылающий  стержень  поворачивается  у  самого  сердца,  я
ответила:
   - Одна-одинешенька в хоромах...
   Допрос длился долго. Николая интересовало все, в особенности материальное
положение. Он досконально выспрашивал о  счете  в  банке,  драгоценностях  и
сберкнижках. Несколько  раз  я  снова  проваливалась  в  теплое  болото,  но
моментально в левую грудь вонзалась тлеющая сигарета и ум начинал работать.
   Наконец "сеанс" завершился. Николай, добродушно улыбаясь, велел:
   - Вставай, Даша, но, когда окажешься у  двери,  забудешь  все,  останется
лишь ощущение радости, счастья. Запомни его и знай, без меня  никогда  более
не испытаешь ничего подобного.
   Неведомая сила подтолкнула  меня  к  выходу.  Еле-еле  переставляя  ноги,
добралась до порога, толкнула двери и моментально получила удар тока, кто-то
подвел к ручке электричество.
   Отдернув руку, я замерла в недоумении. Боль разливалась по телу.
   - Что же ты, ступай, милая, - напутствовал "Учитель".
   Я вывалилась в общий зал и столкнулась с Ниной.
   - Как себя чувствуешь? - заботливо поинтересовалась Сундукян. - О  чем  с
Отцом говорила?
   Я  посмотрела  на  ее  безмятежное,  спокойное  лицо,  ласковые  глаза  и
вдохновенно соврала:
   - Не поверишь, ничего не помню, кроме огромной радости, прямо счастья!
   - Вот видишь, - обрадовалась Нина, - на тебя спустилась благодать. Теперь
так всегда будет при встрече с Отцом.
   Пока мы, ежась от холода, шли в избу,  Нина  не  переставая  пела  осанну
Николаю.
   В уже знакомом помещении  было  почти  темно.  Слышалось  мерное  дыхание
крепко спящих людей. Нинель подтолкнула меня к  свободным  нарам  и  шепотом
велела:
   - Ложись.
   Я залезла на доски и начала раздеваться. Сундукян пошла к выходу.
   - Эй, ты куда? - шепотом окликнула я ее.
   - В другой избе сплю, тут места нет, - так же  шепотом  пояснила  Нина  и
испарилась.
   Стянув с себя одежду, я обнаружила в стене пару гвоздей и повесила на них
брюки, кофту и куртку. Под тоненькой тряпкой, призванной служить  простыней,
не было никакого матраса. Вместо подушки  предлагалась  наволочка,  судя  по
всему,  набитая  прошлогодней  соломой,  одеяло  заменял   кусок   жесткого,
негнущегося брезента.
   Полежав пару минут, я затряслась от холода и поспешно  оделась.  Спать  в
такой обстановке невозможно, но окружающие как будто не замечают  неудобств.
Лунный свет, падая в окошко, освещал сектантов, забывшихся в  разных  позах.
Кое-кто из женщин даже скинул с себя "одеяло".
   Допотопные ходики на  стене  размеренно  постукивали  маятником,  стрелки
спокойно отсчитывали минуты. Около половины третьего дверь в избу  тихо-тихо
приотворилась. На пороге  возникла  темная  фигура.  Постояв  у  входа,  она
подошла ко мне и прошептала:
   - Иди во двор.
   Я соскользнула с нар.
   На улице зверский холод. С огромного бескрайнего неба глядела полная луна
в окаймлении ярких, прямо театральных звезд.
   Фигура повернулась, и я увидела лицо  Светы.  Девушка  поднесла  палец  к
губам и поманила меня. В  полной  тишине  мы  обогнули  избу,  добрались  до
одиноко стоящего у самого забора дома.
   - Входи, - провожатая дернула створку.
   Внутри очень тепло. Света щелкнула выключателем,  и  я  невольно  ахнула.
Небольшая уютная комната радовала глаз удобной обстановкой. Мягкий  диван  и
два  кресла,  покрытые  красивыми  накидками,  отличного   качества   ковер,
телевизор и музыкальный центр.  На  круглом  обеденном  столе  электрочайник
"Тефаль" и железная банка "Нескафе".
   - Будешь? - спросила Света. Я не  пью  растворимых  напитков,  но  сейчас
согласна на все, лишь бы согреться.
   - Кто же живет в такой роскоши? - вырвалось у меня.
   Девушка грустно усмехнулась.
   - Богородица.
   - Кто?
   - Я, - пояснила Света, - а там сам Отец. Она встала и  толкнула  дверь  в
соседнюю комнату. Я невольно попятилась.
   - Не бойся, - заметила мой  страх  девушка,  -  Николай  уехал,  вернется
только послезавтра.
   Мои  глаза  обшарили  открывшееся  помещение.  Славный  уголок!  Огромная
кровать,     заваленная      подушками      в      шелковых      наволочках,
пятидесятидвухсантиметровый экран "Сони"  повернут  к  изголовью.  Роскошные
шкафы, и повсюду  изумительно  мягкие  шкуры  медведя,  барана  и  какого-то
неизвестного мне пятнистого зверя. На тумбочке у постели в хрустальном штофе
маслянистая  темно-коричневая  жидкость.  Скорей  всего   коньяк   отличного
качества.
   Света прикрыла дверь и стала готовить  кофе.  Из  холодильника  появились
копченая курица, сыр, масло. Я моментально впилась зубами в ароматное  белое
мясо, есть хотелось невероятно.
   - За ужином дрянь не пила? - поинтересовалась Света.
   Я помотала головой.
   - Молодец, - одобрила девушка, - там наркоты под завязку.
   - А напиток веры?
   - Тоже галлюциноген, - сообщила собеседница, - а какой, не знаю,  он  его
сам варит, мне ингредиенты не показывает.
   - Послушай, - удивилась я, - почему ты решила мне глаза открыть?
   - Потому что бежать отсюда хочу, а одной не  справиться,  сил  не  хватит
тридцать километров до станции по бездорожью переть. А у тебя машина.
   - Откуда ты знаешь? Светлана усмехнулась:
   - Нинка с Николаем весь день обсуждали, что лучше - оставить  тебя  сразу
тут или отпустить обратно. Сошлись на том, что следует в деревне придержать,
вдруг денежки из рук уплывут. Так что, кабы не мое предупреждение, лежала бы
ты сейчас в избе одурманенная. Утром вновь "чаек" поднесут, но  концентрация
послабей. От вечернего моментально  в  сон  тянет,  а  дневной  только  воли
лишает, ходят, как автоматы.
   - Нина была тут вчера? - изумилась я.
   - Она у Николая правая рука, - пояснила Света, -  наперсница  и  подруга,
только никак не пойму, что их связывает? Иногда по ночам слышу:  шепчутся  в
соседней комнате. Да и ночует она тут, там еще три спальни есть, гостиная  и
кабинет. В молениях не участвует. Только все на пол попадают и  человеческий
облик потеряют, - за дверь шмыгает.
   - А ты как сюда попала?
   - По дури, - тяжело вздохнула Света, -  молодая  была,  глупая,  родители
давно погибли, бабушка меня воспитывала.
   - Как же прозрела?
   Светлана грустно поправила волосы.
   - Повезло просто. "Путники" в основном  люди  лет  сорока,  средний,  так
сказать, возраст, молодых практически нет, разве что Феофан у дверей да Лена
Ожегова. Только она совсем ненормальная,  да  и  уродка,  такая  Николаю  не
нужна.
   - Расскажи по порядку!
   Света поглядела на большие часы:
   - Время еще есть, эти до семи продрыхнут. Ладно, слушай.

Глава 27

   Несколько лет Света была работягой, трудилась на Отца в городе,  отдавала
зарплату, потом оказалась в деревне. Но примерно через год  Отец  и  Учитель
внезапно вызвал ее к себе  в  дом.  Такой  чести  никто  из  сектантов,  как
правило, не удостаивался. Здесь Николай, обняв  девушку  за  плечи,  сообщил
ошеломляющую новость: господь избрал ее, Свету, из тысяч и тысяч женщин  для
особой миссии. Она должна родить Николаю  сына,  наследника  и  продолжателя
рода.  Плохо  соображающая,  одурманенная  девушка,  естественно,   радостно
согласилась.
   Первым делом Николай прекратил давать ей всевозможные препараты,  отменил
ледяные обливания, велел хорошо питаться, долго спать и ничего не делать  по
дому. В  хоромах  убиралась  сумасшедшая  Зинаида,  распевавшая  без  устали
божественные  песнопения.  Целых  полгода  Николай  даже  не  приближался  к
девушке. "Процесс создания инфанта" начался три месяца назад.
   Николай не учел одного обстоятельства. Искренне верящая в "дело путников"
Светлана,  лишенная  всех   лекарственных   и   гипнотических   воздействий,
неожиданно прозрела и с ужасом поняла кошмар своего положения.
   Света была умна, она  понимала:  стоит  только  Николаю  догадаться,  что
происходит у нее в душе, расправа последует незамедлительно. Поэтому девушка
усиленно играла роль фанатички, но в душе билась лишь одна мысль  -  бежать.
Но как?
   И вот теперь Светлана рассчитывает, что я  вывезу  ее  в  Москву.  Момент
подходящий - Николай с Ниной укатили, а у меня под боком  машина.  Но  я  не
спешила помогать девушке.
   - Интересное дело, почему это вдруг Николай выбрал тебя да  еще  посвятил
во все тайны? Светлана посмотрела мне в лицо.
   - Из-за молодости,  думаю.  Остальным  бабам  уже  не  родить,  старые  и
больные, тут даже после оргий никто не беременеет.  Представляешь,  даже  не
подозревают, чем занимаются, уверены, что молятся! А то, что  в  тайны  меня
посвятил... Так разве теперь куда отсюда деться? Даже  за  забор  не  выйти,
охранник не пустит.
   - Как же бежать-то замыслила? Света засмеялась:
   - Николай хитрый, да я тоже не промах. Он, знаешь, что  делает?  Говорит:
"Удаляюсь в келью на неделю, буду голодать и молиться". Ха, я  первое  время
верила. На самом деле - спустится в подвал, запрется, потом через семь  дней
выходит. Пока его нет, Андрей верховодит, жуткий тип. Потом догадалась - ход
там  есть   тайный   наружу.   Ключик   подобрала   и   в   его   отсутствие
поинтересовалась.  Точно,  есть.   Так   что,   хочешь   жить,   бежим,   да
поторапливайся. Впрочем, нас не хватятся до его возвращения.
   - Куда же ты пойдешь?
   - Бабушка у меня есть, живет в Нагорье,  никто  про  нее  не  знает,  она
спрячет. Я разинула от удивления рот.
   - Так ты Светлана Балабанова, внучка Марьи Сергеевны? Как же так? Людмила
говорила,  будто  теб